Земляки

– Он что, каждый день приезжает на обед?

– Водителю на маршрутке это нетрудно, – ответила она и присела на прежнее место. – Есть сложности с ребёнком: в школу идёт охотно, но приходит без настроения и не любит рассказывать.

– Характер показывает. Сколько ему?

– Скоро исполнится семь. Слушай, Лиана может заглянуть сюда?

– Нет, и время рабочее. Наверняка знаю, что её не будет, волноваться не о чем.

– Плохо знаешь нас, достаточно захотеть повидаться. Делать это сюрпризом, должно быть, ещё интереснее.

– Не придёт, и точка!

В его ответе присутствовала нервозность. Поначалу ей не верилось, что посмеет коснуться весьма щекотливой темы, и была довольна его общительностью. Ничего предосудительного не видела в том, что это она сама пришла к нему и закрылась.

– Женщинам нравится показывать себя покорными, а в отдельных случаях для них грани могут не существовать. Всё бы ничего, если не задеть других. Наши мужья – давние друзья, а семьями как таковое не вышло. Мы нередко оказываемся за одним столом, но чувствую себя обделённой в их среде. Я её знаю, и не удивлена, что с тобой проводит время.

– Аккуратнее со своими фантазиями, я не в ответе перед тобой. – Гадаев прикурил сигарету и пустил дым в сторону открытой форточки.

– Не дымил бы так! Что за привычка у людей?! – Она стала махать ладонью перед своим носом.

– Ты задала тут такое, что без сигареты никак, – сказав, он за дверью быстро совершил несколько затяжек и вернулся к столу. – Поехали дальше, ямки обходи, дорога и без того не ровная.

– Это будет непросто, моё отношение к ней состоит из одних эмоций. Сил нет больше терпеть её выходок! Как можно так? Пришло время поставить точку.

– Посмеешь разрушить чужую жизнь? К тому же пострадают ещё люди. – Он принялся вообразить, какие неприятности ожидают и его самого.

– Сама прошлась по головам и сердцам без оглядки. Ты не окажешься под ударом, не допущу этого. Я рассчитываю на дружеские с тобой отношения.

Становилось очевидным, что она настроена перевернуть всё верх дном, не заботясь о последствиях. Их Гадаев представлял себе в мрачных тонах, вплоть до того, что у кого-либо из задействованных лиц не выдержат нервы и произойдёт непоправимое. Задачей оставалось то, как не допустить осложнений и как объяснить некоторые правила жизни, но осознавал, что в крайних случаях их можно остановить, лишь перейдя границы морали.

– Дружба по интересам обречена на провал, – сказал он, – велика вероятность, что выйдет боком. Тушить огонь чужими руками нельзя. Сегодня тебе есть чем ей досадить, завтра она что-то найдёт против тебя. Это издалека кажется, что всё легко и просто.

– Противиться порыву сердца будет означать удар по нему. Всё случится играючи, и сомнений нет.

– Влезать в чужую жизнь тебе не шарики лопать. До цели не дотянуться без правильно выбранной дорожки, а она может быть проложена, как угодно. Я не советую тебе ради сомнительных затей подвергать риску своё честное имя, разочаруешься. Ничего бесследно не проходит.

– Желанный исход скомпенсирует. Погоди, я не поняла, причём моё имя?

– Образно говоря, держащий в руке кинжал, первым и запачкается. Замужней женщине необязательно всё произносить вслух, законы природы одни и те же.

– Что ты несёшь?! Ты, ты!.. – Мамалиева вскочила с места и покинула комнату.

Гадаева и рассмешила, и удивила быстрота её реакции. Сложно было понять, как такая пугливая женщина собирается вершить дела, и как вообще условиться с ней о чём-либо. Спокойно не сиделось, он допил терпкий напиток и убрал посуду на подоконник. Не успел потянуться за сигаретой, как заполнившая его день эмоциями женщина ворвалась обратно.

– Ты позволяешь себе совершенно немыслимое! – заявила она в надлежащем тоне. – Разве можно говорить о таком? Даже думать не смей!..

– Я тебе ничего не предлагаю, сперва дослушала бы.

– Тут и нечего!.. Реакция на некоторые вещи тоже однозначна.

– Ты не вполне контролируешь свою речь, и я не успел договорить. Согласись, никто не хочет быть в плену собственных глупостей, но это единственный путь, что по идее может принести результат. Оставим разговор, он мне неприятен.

– То-то и оно!

– Самой нет желания работать?

Она надуто присела, и через несколько мгновений осознала, что повела себя неподобающе, и даже выставила себя, как посмешище. Перейти на другую тему не хотелось бы, но задача была немного осложнена. Для перехода понадобилось время, и сказала:

– Я учительница начальных классов и поработать успела. Потом вышла замуж и приехала сюда. Здесь в школу не пойдёшь, и нужды нет.

– Честь и хвала! Наверняка успела не одному десятку детей привить любовь к прекрасному, светлому.

– Важнее научиться самой жить. Даже незначительная поблажка в чём-то оставляет след, а что говорить о таких эпизодах? Неправильно будет взять и отрезать, не выслушав. – Мамалиева не желала отвлекаться.

– Ты всё о том же! – Гадаев отвёл взгляд, будто бы отгораживался таким образом. – Твои суждения доставляют мне огорчение, обходи их и живи дальше, будто ничего не видела, не слышала. Достойнее дорогу тебе не найти. Если жалости к ней нет, то продолжай общаться, как ни в чём не бывало, и получишь массу удовольствия. И продлится это на годы.

Женщина сжала пальцы левой руки правой кистью, и сказала:

– Такого рода игры недопустимы. Я обязана наказать её. С твоей помощью, без неё!..

– Поступай, как считаешь нужным. Помешать я, увы, не в силах. Выходит, поделившись со мной, сама себе осложнила задачу.

– Потом бы возникал, почему за спиной?.. Справлюсь, и напролом не пойду, я умею действовать тонко, если ты не пойдёшь против меня.

– Я не хочу оказаться на улице, а вероятность того, что начнётся заварушка, велика, – сказал он. – Продолжить? Так что не обессудь!

– Не обрубай концы, выход можно найти из любых ситуаций. Всего-то лишь нужен порядок действий.

Судя по намерениям ступить на преисполненный трудностями путь Гадаев нашёл её не очень разбирающейся в людском общежитии. Сравнения делал, разумеется, исходя из своего жизненного опыта. Он активно искал пути, как остановить её, и сказал:

– Ввязываться не хочу, а без страховки не стану. Я не знаю, что ещё ею может послужить.

– Это не обсуждается. Я из числа тех, кто будет принадлежать одному мужчине. Ещё у меня ребёнок, куча других причин, и вообще.

– Прежде всего, ты женщина, готовая взвалить на себя нечто несусветное.

– Мутны-таки твои мысли, – сказала Мамалиева.

– Нисколько! Я хочу, чтобы ты опомнилась. Игры с огнём чреваты ожогами, прочими неприятностями. Известный факт, что, оторвавшись от большинства, некоторые ведут себя по-другому, зорче видят моменты. Не забывай, что твой целыми днями зрит в дороге, и он бы не одобрил.

– Почему сразу крайние меры? Мы подпалим слегка, чтобы стало уроком. Я стол накрою, хотя мужа нежелательно посвящать.

– За такое дело ни в коем случае нельзя рассчитывать на благодарность. Как я понял, она относится к тебе хорошо. Добром не закончится, а вероятнее всего будет взрыв.

– Я не согласна! Она совершила проступок, которому нет прощения. Указать ей место – это дело чести, и не говори, что оступиться может каждый.

– Мне сдаётся, что, став свидетелем чужой тайны, ты выдумала, как воспользоваться ею. Вопрос твой не так остро стоит. Хорошенько взвесь, времени полно.

– Нет ни дня!.. Я не прощу себе, если упущу. – Женщина напрягла обе руки, и тут же расслабила их. – Да, тема ещё долго останется актуальна, но я не железная.

Ее поведение походило на притворство, направленное на обуздание его самого. Поле для маневра сужалось, преград – тоже, и настало время отбросить лишнее.

– Я тебя понял, пожалуй, всё в твоих руках. Ты мать, порядочная женщина, и полученная профессия обязывает оставаться такою же. Условия мои выглядят абсолютно неприемлемыми, но тем не менее. Решение за тобой.

– Это абсурд! Ты не посмеешь бить меня тем же, с чем сама борюсь. Что станет, если закрывать глаза и на очевидные вещи?

– Дело обстоит несколько иначе. Ты хочешь из-за угла забросить бомбу и наслаждаться эффектом. Меня так изворотливо ещё не пытались использовать.

– Ты не те формулировки применяешь, мне просто нужна твоя помощь. Это я обнаружила тему, мне и знать, как поступить.

– Пожалуйста!.. Мы ходим по кругу, и становится смешно, – сказал Гадаев и вышел.

Он с сигаретой в руке открыл дверь на балкон. Конечно же, был ошеломлён происходящим. Про себя надеялся, что не вполне отдававшая отчёт своим действиям женщина одумается и к его возвращению проблема отойдёт назад, однако та не спешила уходить.

Во второй половине дня он спустился во двор дома – необходимо было предупредить Лиану о грозившей ей опасности. На остановочном пункте общественного транспорта всмотрелся в дорогу и присел на лавочку. Время её возвращения домой ему не было известно, так же, как и на чём. Был разочарован результатом затеянной им авантюры и знать не мог, чем всё закончится.

Заметив внутри отъезжающего автобуса женщину, которую ожидал, он резко поднялся. Своё недоумение машинально выразил с помощью рук, и та вроде бы успела отреагировать. Очевидно, что зачем-то поехала дальше, и домой вернётся с остановки на противоположной стороне, или вообще пешком. В любом случае предстояло поджидать её во дворе. Задача осложнялась тем, что на виду у знакомых лиц она на контакт может не пойти. Спешить было некуда, и он обратно занял обогретое им место. Полпачки сигарет, что он определял для себя как дневную норму, было выкурено, он потянулся за очередной, угостил ещё появившегося неизвестно откуда молодого парня. Оглянуться не успел, как тот так же внезапно исчез. Всё равно он вглядывался в останавливающиеся перед ним транспортные средства, и, к своему большому удивлению, дождался: из маломерного автобуса вышла Лиана в ярко-синей куртке и в брюках молочного цвета со стрелкой. Тёмно-русые до плеч волосы сверху были обхвачены ободком, овал её лица с расстояния казался небольшим. Находящаяся в руках сумка тоже была светлой. Тема для начала разговора была готова, но, увидев его, она повернула голову назад, откуда появился и Кариб Дагларов. Среднего телосложения, с широким лбом, выделявшимися скулами и начесанными назад волосами молодой человек тоже заметил его. Из кармана коричневого пиджака торчала ручка, красная рубашка была застёгнута до последней пуговицы, чёрные брюки со стрелками заканчивались блестящими туфлями того же цвета. Он перевёл находившуюся в правой руке папку-портфель в другую, поздоровался с ним и сказал:

– Эта остановка ассоциируется у меня с ожиданием подруги, потом и жены. Бесконечная тема для художника. Ты не находишь?

– Не все люди романтичны, и так везёт не каждому, – ответил тот, избегая встреч глаз с Лианой, не посмел и удостоить её вниманием. – Ребёнку бы лучше выпала судьба. Одних раздражает печать в паспорте без указания номера комнаты, ребятишки шутят, что видят себя в числе людей без определённого места жительства.

– Что есть, то есть, но наш вопрос находится в стадии решения. В семье царит любовь и взаимопонимание, до конца года решим, на чём остановиться.

Жена не оценила проявленные им знаки внимания при постороннем человеке. О том, как неделей раньше оказывались с ним наедине, старалась не вспоминать, но симпатии к нему испытывала. Она помахала кистью руки и сказала:

– Алло, я тоже здесь. Или забыл, как меня зовут?

– Привет Лиана, как дела? Правила этикета мне не чужды, но извини, не сразу сообразил.

– Мужчинам это не позволительно. Всякого рода оговорки не украшают их. От непризнания до забытия недолго идти.

– Как ты могла подумать? Твоё окружение есть твоё богатство. Ты так прекрасно выглядишь, что просто растерялся.

– Спасибо, но ты немного перегнул.

Муж её не чувствовал себя обойдённым: и жене доверял в полной мере, и сам собирался увидеться с ним. Но счёл, что тем достаточно короткое приветствие, и вновь включился в разговор.

– Я ехал и думал о тебе, нам есть что обсудить. Вечером будешь дома?

– Должен. Что важное?

– Я бригаду собираю. Как у тебя с этим? На работу ещё не устроился?

– Пока сижу дома. Что надо делать? – спросил Гадаев, не допускавший и мысли иметь с ним дела.

Дагларов, разумеется, думал иначе. При предыдущей встрече он рассказывал, что занимается бизнесом в строительной сфере, после пришло понимание, что в новом знакомом есть что-то притягательное, и что он мог бы стать ему правой рукой. При заключении последнего договора и его держал в уме. Показывая на свою папку, ответил:

– Плитку тротуарную будем укладывать. Объём большой, есть возможность подзаработать. Специалист один есть, и ты быстро научишься. Дальше много будет такого.

Другой нашёл предложение подходящим для себя, но складывающиеся обстоятельства и думать не давали об этом. Если бы вчера состоялся разговор, то дал бы согласие, не раздумывая.

– Новое для меня дело. Но ты это… на меня не рассчитывай. Я не люблю работать на людях, не уверен, что справлюсь.

– В помещениях всегда пыльно, поэтому многие предпочитают на открытом воздухе. Время благоприятное: ни жарко, ни холодно. Зимой найдём работу в тепле.

– Благодарю за предложение, но это не моё, – сказал Гадаев и заметил недоумённый взгляд Лианы, а больше – почувствовал его.

Кариб ещё раз пожал ему руку.

– Приятно иметь дело с конкретными людьми, а встречал многих. Одни могут быть тебе полезны до первой зарплаты. Вначале всех устраивает оговариваемая сумма, потом одни решают, что я достойно не оцениваю их труд.

– Обычное дело в любой среде. Я поищу место в большом коллективе в производственной сфере, как в старые времена, чтобы над душой не стояли.

– Разница в оплате будет существенной. Тебе виднее. Надумаешь, свяжись.

От отдалявшихся супругов до слуха Гадаева дошли голосом женщины несколько фраз о напыщенности и о гулявшем в кармане ветре.

В ближайшие дни о работе и речи не могло идти, он переживал, что оказался в щекотливом положении, и изменить что-либо было нельзя. Постояв недолго, повернул к дому. В зоне видимости входной двери представлял себе, как вновь сталкивается с Мамалиевой, которой за минуту до этого встретились и Дагларовы. Чем могло бы закончиться это, он не предполагал и, резче чем обычно, дёрнул за ручку. На вахте дежурившая пожилая полная женщина объясняла девушке с небольшой сумочкой, что не знает человека с таким именем и не обязана запоминать всех, а та пыталась описывать его.

– Меня потеряла? – Гадаев узнал голос Ирины. – Я издалека почувствовал, что ко мне пришли. Можно уже тише.

Первой отреагировала женщина в возрасте.

– Мы же в прошлую мою смену говорили, и тебя Сашей вроде зовут?!

– Всё нормально, продолжайте так же звать.

Ирина была в знакомой ему голубой спортивной форме, а из-под верхней части виднелась красная блузка с блёстками.

– Я примерно помню, где ты живёшь, но пройти не разрешили. То есть мы ещё недоговорили. Информации о жильцах нет, и порядки тут особые.

– Не мы их устанавливаем, – сказал он и обратился к сидевшей за столом женщине с просьбой пропустить девушку.

Ирина опередила их:

– Я на минуточку, подниматься и необязательно. Мы расстались непонятно как, и я хотела попросить прощения за произошедшее. Крайне неудобно вышло, переживала и на другой день. А папа особых эмоций не выразил, будто был не при делах.

– Ему не было дела до остальных. Твой приход дорогого стоит и извиняться не за что. Расскажи, что там случилось, как отец? Разобрались?

– Да, всё хорошо. Мужчинам присуще иногда посоперничать, как в детстве, но без свидетелей.

Стоявшие в суженном проходе они прижались к стене и пропустили выходившую из дома группу людей. Гадаев не понял, почему жильцы терпят вызванное сужением прохода неудобство, которое явно отжило своё. В аналогичном доме по соседству и в те годы обходились без подобного препятствия.

– Ещё хвост за собой притащила. Как-то неудобно, мы можем выйти и посидеть на лавочке, – сказал он, но подумал о сложностях сегодняшнего дня, что в таком случае он мог оказаться в поле зрения знакомых женщин.

Ситуация сама выправилась – Ирина показала на стоявшую в углу пластиковую ёмкость, проговаривая:

– Я с ведром. Не знаю, как ты отнесёшься, там всего понемногу из дачи.

– Девушка, можете проходить, чтобы запомнить для следующего раза, – сказала нёсшая дежурство женщина.

Гадаев взял ведро с овощами и направился к лифту с последовавшей за ним Ириной. Она преодолела девять ступенек, оглянулась назад и выразила своеобразность расположения подъёмного механизма. В ожидании лифта он почувствовал запах её парфюма, а войдя, сказал:

– Должно быть, тебе в диковинку то, как у одних устроен быт. От неимения лучшего здесь и этому рады.

– Тянет на твёрдую четвёрку. Бывала в домах под снос, во временных постройках. У знакомых дом новый, но сами недоумевают, как можно было утвердить столь некомфортный проект.

– По дороге к заводу стояли два полуразрушенных дома, в одном из них ещё жили люди, в том числе старый-старый дедок. Говорили, что он-де и не соглашался на снос строения. Недавно проходил мимо и на ум пришло, что унёс с собой.

– У вас удобный квартал, дом относительно новой постройки. Лифт меньше нашего ободран, и стены не исписаны. Квартира, конечно же, несравнимо лучше, но слышала истории, как одинокие люди перестают дышать, и соседи не сразу хватаются. Здесь такого в принципе не может быть.

Выйдя из лифта, Гадаев вначале подал девушке руку, и ею же подчеркнул надобность преодоления ещё ряда ступенек. На этаже он указывал на помещения общего пользования.

– Ничего не меняется. Днём редко кого встретишь на этаже, будто бы все на смене.

– Сложно привыкнуть? – спросила она.

– Мой ответ будет неоднозначным: и отдыхаю ото всего, и неустроенность гонит меня туда-сюда.

Открыв дверь комнаты, Гадаев впустил вперёд девушку. Он положил ведро на пол в углу и предложил присесть.

– Чай, кофе?.. – спросил он, показывая на банки на подоконнике.

– В следующий раз. Самой надо было предусмотреть.

– Без согласованности ты могла и не застать меня. Буду надеяться, что ещё состоится. С папой всё в порядке? Твой ответ больше походил на жест вежливости.

– Ты прав, сама себе тоже не поверила, – сказала девушка. – На ровном месте нажил себе неприятности: распустил руки, получил сдачу, к тому же оказавшийся на его пути мужик был не причём. К нашему приезду всё было кончено, теперь не знает, как соседям показаться.

– С кем не бывает! Помирятся, мать постарается. Напомни мне вашу фамилию.

– Терликовы мы. Включая маму.

– Точно! – Гадаев похлопал себе по колену. – Несколько лет назад обнаружилось, что забыл. Этого не должно было произойти, самому неудобно становилось. Я много раз пытался вспомнить, перебирал кучу вариантов, но почему-то на «тре».

– Начинающихся с этой комбинации слов на языке значительно больше, потому и спотыкался. А так она у нас простенькая.

– Теперь и я понял. Как твой братишка? Игорёк, кажется, зовут.

– За решётку попал, – грустно ответила девушка. – С друзьями защекотали нервы старику одному до смерти. Сами же вызвали скорую, но не помогло, по шесть лет дали. Мама простить не может, в суд не приходила и живёт одна на даче.

– Жёстко она с ним, – сказал Гадаев, мысли, у которого были с оступившимся молодым человеком.

То, что сидевший рядом мужчина сам много лет был изолирован от общества, не то, что не волновало девушку. В свете проблем с братом он воспринимался ею другом семьи. Голос его вспомнила, а с чертами лица было сложно. В телефон, который находился в её сумке, поступил звуковой сигнал, она проверила его и положила обратно.

– Её можно понять. Игорь в детстве был болезненным мальчиком. В общей сложности мама провела с ним в больницах не один год. А он так с ней, со всеми нами!

– Я сожалею, лучше бы не попадал. Но и там большинство не теряет человеческие качества. Сама чем занимаешься?

– Ничем. После института устроилась к одному частнику, но цех через год закрыли. Потом нашла хорошее место в мясокомбинате, и вскоре поняла, что такое не прижиться в коллективе. Это не означает, что буду сидеть дома. К зиме подыщу чего-нибудь.

– Не говори, что ты до сих пор одна. Красавиц таких надо ещё поискать.

– Спасибо, но я обыкновенная. У меня был друг, вместе росли, за одной партой сидели. Пришло время, забрали в армию и там подорвал себе здоровье. Толком и не объяснял, что произошло, долго болел, и в том году похоронили. Я смогла найти двоих сослуживцев и выяснить, что он упал с высоты какого-то резервуара и потерял сознание. Поясницу тоже повредил. Я сделала вывод, что не захотел оставаться немощным, и сам ускорил свой уход. В его комнате на стене висит снимок трех друзей детства, двое сидят на полу и смотрят в противоположные стороны, а этот – прямо, но никого из них уже нет в живых. Один разбился на мотоцикле, другой угорел в гараже.

– Сожалею. Неужто и такими бывают совпадения?

– Это ещё не всё, в день похорон сердце матери одного из них не выдержало.

– Поражён, слов нет. Оставь телефон, пригодится, – сказал он и положил перед ней тетрадь и листок бумаги. – Отец работает?

– Два года как устроился на новый завод за городом. Они собирают устройства для обработки полей. Может, и тебе найдётся там чем заняться?! Приходи в гости, будем рады. – Ирина встала и написала домашний номер. – Мне пора, освободи ведро.

– Как я отпущу тебя с ведром в руке? Завтра вечером я сам привезу.

– Мне как раз можно с ним, и я не в выходном платье. Тебя будем ждать в следующее воскресенье к обеду – в ближайшие выходные отец уезжает. Он сейчас дома, бюллетень взял, но никого видеть не желает.

Она вытащила из своей сумки синего цвета большой пакет с двумя ручками, и Гадаев помог надеть его на пластиковый сосуд. Ирина напомнила ему девушек из его родных краёв, где быстро разделяли труд на женский и мужской.

Он заподозрил, что на лице Алексея Павловича сохранился след от разбирательства, поэтому и не спешит увидеться с ним. Загруженный насущными проблемами, которые сдавались ему не такими острыми, как час назад, он взялся готовить себе салат.

Ночь выдалась неспокойной, ожидание прихода Мамалиевой было отражено в каждом его движении. Гадаев не видел альтернативу, как ещё было отговорить её от планов мести, но продолжал считать, что поступил низко, что не проявил должной тактичности.

Вошедшая Дарина была в чёрной куртке, тёмной длинной юбке и в туфлях. В руке находился полупрозрачный небольшой пакет с контейнером внутри. Он столкнулся с ней взглядом и удивился: перед ним стояла словно незнакомая женщина в трауре, и отсутствие на лице косметики подчеркивало унылость её настроения. Нечто похожее происходило и с самим после смерти отца: ощущал себя оторванным, окутанным пеленой скорби среди ребят. Непросто было начать разговор по теме, драматизировать молчанием тоже не мог и виновато сказал:

– Перешли черту!.. В собственном исполнении повторили пример того, что поспешность ни к чему хорошему не приводит. Окунулись в такую муть, что не отмыться.

– Моё отношение к произошедшему не так однозначно, но попрошу и намёком не касаться его, – ответила Мамалиева и присела.

Два пальца правой руки женщины были забинтованы и обработаны зелёнкой. Гадаев подумал, что по пути домой она осознала, что натворила и обрушила свой гнев об стену в коридоре. Он инстинктивно сжал кулак, затем поднял полупрозрачную крышку белоснежной посуды квадратной формы. В ней находились картофельное пюре и жареная печень. Он положил себе в рот кубик тёмно-коричневого цвета и сказал:

– Вкусно, но ты больше не ходи сюда с посудой. Всё по той же самой причине.

– Не очень поняла?!

– В некотором роде мы стали неприятелями, и есть из твоих рук неправильно, как и часто видеться. Другое дело, если обойдётся без последствий. Вчера я ел с удовольствием, а сегодня чувство такое, что встанет поперек горла.

– В корне не согласна, что нам следует избегать друг друга, и с едой ты не привередничай. Я безо всяких условностей бы накормила тебя. Мне часто хочется поделиться обедом, но происходит это, считай, впервые. Кого здесь попросишь отведать?

Радушие женщины плохо сочеталось с её обличием, Гадаев поднял на неё глаза, а она свои отвела. Он продолжал считать, что поступил по-предательски и со своей изобретательностью заслуживает порицания. Понять было нетрудно, что произошедшее отпустит его тогда, когда она предпримет шаги, которые ему не понравятся. О чём вести диалог было ясно, но начать затруднялся.

– За ребёнком собралась?

– Время ещё есть, – сказала она. – Пережить можно и не такое, главное по итогу не почувствовать себя оплёванной.

– Выходит, что ты прямо всё поставила на эту авантюру. Понять не могу, что именно стоит за этим. Сомневаюсь, что цель оправдает средства.