Свой путь

Отсюда, с перевала ТКТ, Катунский ледник видится вертикально падающим на два километра по высоте, разделённый надвое нисходящей скальной грядой, похожей на гребень ирокеза. Возвышаясь на десятки метров над ледопадом, этот «ирокез» своими острыми зубьями будто взывает к небу, сдавливаемый льдами. Отсюда здорово спускаться на параплане, а пешком – дух захватывает! Но «не так страшен чёрт, как его малюют».

Снежный наст держал, когда мы начали двигаться по-кошачьи. Но при резком увеличении крутизны мне пришлось с усилием пробивать наст, проваливаясь по колено в снег, чтобы не съехать в убийственный спуск. Я шёл серпантином, пробивая остальным наиболее безопасную тропу. Вскоре полоса наста закончилась, оставшись выше, и мы прокладывали тропу по рыхлому снегу ещё около часа. Несмотря на глубину покрова, круто идти вниз было легко, снег гармонично тормозил, не давая разогнаться до опасной скорости. Я бы, вообще, согласно старому навыку, стал спускаться прыжками по-прямой, на два-три метра каждый – так быстрее. Но в «связке» это не возможно, к тому же я ответственно прокладывал удобную колею для коллектива.

Когда закончился снежный покров, перед нами разверзлись гигантские горизонтальные трещины от скалы, что справа, до скалы, что слева. Весь ледник, по вертикали, пугающе раскрыл свою гармонь разломов, сверху донизу. Но в этой части склон его уже не был сильно крут. Страшные, издалека, трещины образовали сказочный лабиринт со стенами более трёх метров высотой. Чтобы не путаться с верёвкой, мы освободились из «связки» и пошли в свободной друг от друга манере. Было видно, что склон постепенно становится всё более пологим и групповая страховка уже не потребуется, поэтому я свернул в буфту верёвку и пристегнул её к рюкзаку в готовности, при случае, применить. Опять все члены группы «потерялись» в закоулках ледового лабиринта. Но Мила решила не отставать от меня, и мы стали обмениваться впечатлением от красот ледовых стен лабиринта, поминутно восторгаясь меняющимися картинами. Это было весело, легко, и так естественно, что я не преминул удивляться контрасту с предыдущими днями отсутствия человеческих отношений.

Широкие трещины образовали, чудесным образом, коридор, как будто для удобного прохода таким, как мы. Я получал удовольствие, выбирая интуитивно повороты в поперечных трещинах, для постепенного спуска серпантином. Следовавшей по моему следу, на припорошенном снегу, группе не требовалось уже внимания для ориентирования. Солнце уже взошло из-за горной гряды, и гладкие стены бутылочного льда светились изумрудами в преломляющихся утренних лучах, украшая наш путь. Мы снова попали в «царство Снежной королевы». Лишь редкий, но звонкий треск рвущегося при движении льда остерегал нас от задержки в этой сказке. Голова уже кружилась от частых поворотов в лабиринте, которому, казалось, не будет конца. Вертикальным ледопад виделся только с перевала, впрочем, как позже оказалось, и снизу, с «зелёнки», тоже. С понижением уклона мы стали с ускорением пробиваться по трещинам напролом, внутренним «компасом» определяя направление.

Всё тело, особенно ноги, радовалось спуску в тёплую атмосферу казахстанского лета. И на душе стало как-то легко, будто бы все трудности остались позади. Покинув ледопад с лабиринтом, мы вышли на почти горизонтальную ледяную реку шириной в сотни метров, всю изорванную широкими поперечными трещинами, преграждавшими нам путь. Они «резали» лёд от края и до края – от одной скальной стены до другой. Ледник горбился, как вдоль своего движения вниз, так и поперёк. И каждый член команды выбирал удобный для себя путь, обходя трещины, либо перепрыгивая очередную, таким образом, теряя из виду остальных. Сложностей не предвиделось и все снова «потерялись» в неровностях ландшафта. Шаг стал вынужденно неровным, как всегда на таких участках и движение к языку ледника выматывало нас не один час. Часто приходилось останавливаться и высматривать приемлемый проход.

Мила предпочла идти со мной до самой «зелёнки» и мы с ней почти беспрерывно обсуждали лишь то, как лучше преодолеть иное препятствие. Обсуждение этого не требовалось, по сути, мы просто так себя отвлекали от усталости, а заодно – развлекали. Я чувствовал, что ей комфортно идти со мной, в отрыве от группы. Только иногда нам виделось, как за изгибами ледника мелькала голова то одного, то другого участника.

На ходу я вспомнил рассказ Стаса о том, что наиболее простой по категории сложности путь на вершину Белухи лежит как раз по этому леднику. И если я в будущем поведу на гору или просто к подножию Катю, либо кого ещё, то сделаю это именно с этого ущелья, красота которого меня сразу покорила.

Спустились мы с языка ледника к левому склону ущелья, когда солнышко уже стало клониться к вечеру. И, уже по крупному курумнику моренного выноса, вышли на берег маленького круглого озерца. Вода в нём отливала изумрудом, преломляя лучики солнца, и была прозрачной до глубокого дна, где, как через лупу, кратно увеличенные в размере, покоились гигантские, круглые валуны. А слева, над водоёмом, нависала вертикальная скала в добрую сотню метров, за которой лишь зелёной травкой успокаивал глаз крутой склон гривы, отделяющей российскую территорию от казахстанской.

Оказалось, что к этому месту мы с Милой вышли последними. На огромных, обкатанных ледником когда-то, округлых валунах, окружающих озерцо у самого среза воды, сидели на единственном за день привале Люда, Люба, Владимир и Николай. Видно было, как все устали, сидели понуро и горбясь спинами. А мне, не смотря на усталость, было радостно, всё же гладко прошло – чего грустить? Игорь, видимо, первым проскочил этот водоём, устремившись к травке.

Крупные камни, размерами и формами схожие с лежащими медведями, красиво окаймляли пруд идеальной формы, согласно закону о золотом сечении. Шёл десятый день похода. А у нас за всё это время не было возможности не то, чтобы помыться, а даже просто раздеться. И так потянуло меня искупаться, что едва я освободил спину от рюкзака, так сразу громко и весело заявил присутствующим:

– Кого будет смущать мой голый вид, тех прошу отвернуться. Я хочу максимально освежиться! Сил нет, как хочется!

И стал быстро раздеваться. Владимир при моём заявлении взвалил на спину свой рюкзак и пошёл прочь в сторону «зелёнки». Не желая мочить (чтобы потом мучиться сушить) ни одного элемента одежды, я разделся догола и нырнул рыбкой в колюче холодную воду. А когда с удовольствием вынырнул на поверхность, то увидел, что Николай последовал за Владимиром с явно недовольным видом, на ходу накидывая на плечи рюкзак. Девушки же начали раздеваться, следуя моему примеру.

– Я не буду на вас смотреть, девчонки, будьте свободнее, – воскликнул я из воды, демонстративно глядя в сторону от них.

Вылезая из воды, спиной к девчатам, я стал быстро одеваться. Моё тело благодарно отозвалось бодростью. Покидая спешно берег водоёма, чтобы не смущать женщин, я слышал позади всплески воды – женская часть команды купалась. А я без оглядки последовал в сторону зеленеющих уже недалеко полян, перемежающихся островками кустарника и редкими, стоящими по одному, низкорослыми молодыми кедрами. Шёл не спеша, желая дойти до обеденной стоянки вместе с женщинами и дольше не видеть Николая. Так я вскоре услышал шаги и разговор догоняющих девчат. И, уже вместе, мы вчетвером зашли на очень уютную полянку с костровищем.

Николай, присев на корточки над костровищем, уже собирал на нём «колодец» из хвороста для костра. Это было удивительно, потому что он впервые при мне занялся походным бытом. Не скрывая приподнятого настроения, я скинул с плеч рюкзак и, едва разогнув спину, не вполне осознанно, направился к Николаю. Но зачем? Ведь и так понятно, что будем здесь обедать. Все мы одинаково устали от недельного пребывания на ледниках, но никто не выказывал состояния облегчения, к моему сдержанному удивлению. Никто не успел ещё ни присесть, ни заняться сбором дров для костра, что надо было делать в первую очередь, потому что со вчерашнего дня ещё не ели.

Видимо, подсознательно стремясь разрядить напряжение между нами, я подошёл вплотную к Николаю сбоку и дружелюбно спросил:

– Что, Николай, на обед встали или ночевать здесь будем?

Он, не поднимая на меня головы и сидя на корточках у костровища, буркнул:

– Пошёл на х…

– Не понял!!!… Ты почему это меня послал?! – повысил я голос, вспыхнув всем нервом. Кулаки мои рефлекторно сжались, а правая рука начала движение к размаху…

В ту же секунду я опомнился, что негоже ударить руководителя при его группе, роняя его авторитет. Да это вообще не по мне. Как сказал Владимир Высоцкий в своих стихах: «…бить человека по лицу я с детства не могу…». Это прямо про меня. А здесь, можно сказать, в экстремальных условиях, меня уже второй раз подмывало к этому…

– Плохо себя ведёшь… – совсем вполголоса пробормотал он, заметно струсив от моей реакции.

Спиной я чувствовал внимание всей группы. Они, конечно, всё видят и слышат. У меня ни доли смущения, а от ребят исходит лишь любопытство, я чувствовал.

От досады неисполненной сатисфакции, я бросил напоследок Николаю:

– Пень ты обоссанный!…

– Тогда, тем более… – облегчённо выдохнул он, видя моё отступление.

Я развернулся к группе и шагнул к ним. Ребята стояли в оцепенении и изумлении от инцидента. Но в их глазах не было претензий ко мне, а лишь открытый интерес. Игоря среди них не было. Мне подумалось, что он, видимо, опасаясь своего участия в случившемся, или немого наблюдения, просто сбежал дальше вниз по ущелью, предчувствуя, что обеда здесь уже не будет. Не медля ни секунды и не обращая внимания на остальных, я подошёл к Любе:

– Выдай мне, пожалуйста, Люба, мою долю продуктов и я пойду дальше один.

При этом я заметил боковым зрением, что Николай, подхватив свой рюкзак, с ускорением ринулся в направлении дальнейшего движения по маршруту, быстро скрывшись за ближайшими кустами. Он так и не успел разжечь костёр.

Девчата, к моему искреннему удивлению, с изумлением от произошедшего и даже с уважением, смотрели мне прямо в глаза, подступив втроём ко мне вплотную. А я, с улыбкой удовольствия от быстротечно разрешившейся ситуации и с благодарностью отвечая им взглядом, молча, уже прощался с ними.

Владимир, тем временем, за их спинами, смущённо и не спеша, взвалил смиренно свой куль на спину и обречённо побрёл вслед за парнями, не думая и прощаться со мной. Люба, в ответ на мою просьбу и видя решимость, деловито и вслух посчитала:

– Идти тебе один день до перевала и через него, три дня спускаться до Тюнгура по Кучерле. Получается продуктов тебе надо на четыре дня. Через какой перевал пойдёшь?

– Через Восточно-Капчальский. Пожалуй, за четыре дня дойду, – уверенно согласился я.

Она быстро выдала мне паёк, состоящий из: трёх горстей риса, немного топлёного сливочного масла в жестяной банке из-под растворимого кофе, хороший кусок сала, горсть карамели и немного сухарей.

– Всё, что могу, не взыщи, продуктов впритык, сам понимаешь. Остальные неделимы, потому, что расфасованы…, – оправдываясь, подытожила она.

В спортивных, да и в любых длинных походах, наедаться не приходится, продуктов много не унесёшь. Все дни впроголодь, но для пополнения сил хватает.

– Я не в претензии, Люба, всё понимаю, – закончил я с этим вопросом.

– Спальник в городе отдашь Люде, а верёвку занесёшь мне. Сам понимаешь, хоть она теперь тебе не нужна, но придётся тебе, по распределению веса, нести до конца. Так что удачно тебе вернуться домой и до встречи в городе. А за клюквой мы с тобой ещё сходим осенью, – со смущением от присутствия товарищей добавила Люба.

Был виден её порыв обнять меня, но она остановила себя, стесняясь девчат, после инцидента.

– И вам удачно завершить поход! – попрощался я со всеми.

Люда неожиданно, в упор глядя мне в глаза, огорошила:

– Андрей, если бы ты не был женат, я бы осталась здесь с тобой… Счастливо тебе и до встречи в городе.

– Удачи! – с теплотой в голосе и во взгляде добавила Мила, поднимая с земли свой рюкзак.

Вообще-то, я хотел уйти вперёд, не мешая их обеду. Но они последовали за руководителем, как тот – за Игорем. Ну, вот и состоялось то, что я предвидел ещё на ледниках. И, расставшись с группой, я почувствовал небывалую свободу, облегчение и удовлетворение всем произошедшим. Мне теперь очень сильно захотелось одиночного похода! Это будет новый для меня опыт.

Глава вторая. В свободном «полёте»

Не успел я перевести дыхание, как девчата исчезли за высокими кустами, словно растворившись в воздухе. Наступила непривычно полная тишина. События дня были столь быстротечны, что моему восприятию потребовались минуты для переключения на иной темп и стиль бытия. Оставшись в одиночестве и имея, наконец, возможность полностью слиться с окружающей средой, включая все чувства, я стал не спеша осматривать окрест. Место было чудное. В сравнении с северными (холодными и сырыми) склонами Горного Алтая, откуда мы пришли, здесь был сухой и жаркий (средне-азиатский) климат. На северных склонах уже началась осень, а тут продолжалось лето. Но, к сожалению, задерживаться даже на день мне было невозможно. И не главное, что продуктов был скудный запас, это меня не очень подгоняло. Главное состояло в надвигающейся непогоде, о чём говорило то, что Белуха, на которую я впервые за день оглянулся, уже укрылась даже не белыми, а серыми, несущими обильные осадки, тучами. А впереди меня «ждал» ледниковый перевал, через который лучше было перейти до выпадения там свежего слоя снега. Да и отсутствие у меня палатки ещё больше торопило в той же связи с надвигающимися в районе дождями. Ко всему прибавить моё обещание домашним вернуться первого сентября. Надо быть осторожнее с обещаниями!…

Завернувшаяся «в печали» толстым одеялом Белуха сильно угнетала мою радость душевного освобождения от надоевшей компании. Вот это да! Едва мы успели спуститься, как благоволившая безмятежностью погода пригрозила нам, будто не угодным в этих пенатах. Как тут не поверить, что и неорганическая порода, и всё вокруг – живое. Но открытый небосвод ещё оставался чистым, по-летнему светило и грело солнышко.

После недельного созерцания белоснежной пустыни, через специальные солнцезащитные очки, окружающая теперь зелень крутых склонов успокаивала глаза и радовала своей теплотой, ароматами трав, листьев, кедровой хвои. На противоположном склоне, разрезая травяной ковёр и «оправу» из скал, серебрилась стометровая ниточка водопада Рассыпной. И кто его так назвал?… Он вовсе не рассыпался, при такой погоде. Позади – устрашающе грозно сползал с Белухи рваный ледник, с которого мы только что спустились. Из его языка, раскрывшего гигантскую «пасть», в распахнувшуюся долину, широким потоком, вырывались на свободу тёмные воды Катуни. И дальше река разливалась на сотни метров, омывая в своём мелководье камни порогов, тянущихся грядами вдоль русла. Многочисленные острова, делившие здесь реку на рукава, густо заросли кустарником, высокой травой и мхом на валунах, образовавших эти кусочки суши.

Весь склон правого берега Катуни в этом ущелье исключительно травяной, потому как обращён на юг. Под прямыми лучами солнца ни деревья, ни кусты выжить не могут. А на «моём» склоне левого берега (на северной стороне) и кустарник островками, и одинокие молодые кедры, потому собрать дров для костра мне не составило труда. Быстро разведя костёр, я сварил себе рис, обильно сдобрив его маслом. Сжавшемуся от чрезмерных нагрузок в экстремальных условиях желудку много не требовалось. Вместо котелка мне оставили алюминиевую миску, которую я обвил проволокой для подвески над костром. Помыв её после каши, в ней же и чай себе заварил из окружающего разнотравья. Ингредиентов на другие напитки мне не досталось. Надо было из дома всё-таки, дополнительно, взять хоть немного продуктов, на всякий случай.

Готовясь к ночлегу заранее, я обнаружил, за ближайшими кустами, с десяток двухметровых брёвен средней толщины. Видимо, пастухи, охотники или альпинисты заготовили их здесь на просушку, чтобы на будущее был запас топлива для костра. Место тут, видно, что удобное и обжитое. Есть старые следы от палаток, уже заросшие поднявшейся травкой, большое костровище. Может статься, что сюда и казахи заходят из смежного ущелья. Граница тогда была символической, пограничников не видно. Несколько брёвен я сложил в три ряда с промежутком в центре для камина, чтобы к ночи перенести туда огонь из костра. А вдоль брёвен с камином постелил каремат и спальник. На случай дождя у меня были два больших куска полиэтилена. Склоны здесь настолько прогреваются за день, что ночи тёплые, несмотря на близость ледников, в десятки квадратных километров, со всех сторон Белухи.

Как только меня оставили одного, я тотчас разулся и с удовольствием блаженствовал, ходя босиком по тёплой земле и мягкой травке. Освободившись от взаимодействия с хмурой группой и, с облегчением, вздохнув полной грудью, я стал мысленно, а то и вслух, разговаривать с представителями местной флоры и фауны. И мураши, и паучки, и птички не были мной обделены. Я был счастлив полностью слиться с окружающей природой, углубляться в суть явлений, слушать шелест трав и листьев, журчание реки и, сдавленный её потоком, приглушённый стук камней, гонимых по дну.

Такое погружённое общение со всей природой невозможно для меня, в компании даже с одним человеком, потому что моя натура концентрируется на нём, на его восприятии, на его запросах и нуждах, печалях и радостях. И даже не важно, кто со мною в контакте. В любом случае, при очевидной необходимости, конечно, я стараюсь чем-либо помочь этому человеку. Чаще словом и примером, понятными ему, глядя на окружающий мир его глазами.

Вернувшись к насущному, я достал подробную карту местности, на которой обозначены все перевалы в округе, чтобы уточнить свой дальнейший путь. Наметил места ночёвок, уже в Кучерлинском ущелье, и участки переходов, просчитав и примерное время их преодоления. Завтра предстоит самый ответственный день, поэтому запланировал самый ранний подъем. За полдня нужно успеть пройти до первого ледника, это самый лёгкий, но и длинный участок. Затем: по леднику, через перевал и вниз по другому леднику, сползающему в Кучерлу, и дойти до дров. Компромиссов этому плану у меня нет, потому что никак нельзя застать непогоду на ледниках. А уж на «зелёнке» в Кучерле ни дождь, ни снег не страшен, идти не опасно.

Не только близость непогоды, скудность пайка и отсутствие палатки, но и интуиция подгоняла меня в направлении дома. Хотя я и не чувствовал тревоги за своих домашних, по сравнению с прошлым годом, но что-то мне подсказывало: «быстрее, чтобы успеть…» А что успеть? – не ясно, как в тумане…

ИНТУИЦИЯ. Она присуща всем людям, как и другим органическим существам, во всяком случае. Но абсолютное большинство людей, предпочитая логические соображения ума, игнорируют её, не слушают, а значит и не слышат. А те, кто слышит, но не доверяет ей – не пользуются подсказкой глубин истины. Интуитивное знание обычно еле пробивается в сознание человека, чаще всего в виде предупреждения об опасности, но без конкретизации картины предстоящего будущего. А чтобы научиться слышать хоть долю предупреждения, требуется не только доверять своей интуиции, но и ввести внимание к ней в повседневную привычку. Однако, чтобы её просто услышать, требуется состояние душевного равновесия («…спокойствие, только спокойствие…»). Обычно человек, хотя бы изредка доверяющий своей интуиции, «услышав» её тонкий «голосок», пытается с помощью логики её расшифровать, интерпретировать. Это часто тупиковый путь. Все рассуждения уводят от правильного решения, особенно в критической ситуации. Лучше действовать спонтанно, не задумываясь, как это ни странно. Такое действие идёт напрямую от интуиции и, значит, в правильном направлении. Поэтому все решения лучше принимать в соответствии с первой мыслью, которая приходит в голову после постановки вопроса. История практики наиболее успешных в жизни людей подтверждает это. Ведь что такое интуиция на самом деле? Это связь со своим высшим «Я», с тем, что выше ума, что можно назвать, условно, разумом. Современный человек в своей суете и потоке информации со всех сторон утерял эту связь, но она силится тонкой «волной» пробиться до сознания. А высшее «Я» у каждого человека знает всё, что ему на самом деле нужно, что предстоит, и никогда не ошибается. Так человек создан «по образу и подобию».

Так, размышляя о пройденных последних днях и других, прошлых, походах, я окончательно решил не ходить с незнакомыми людьми на равных, а тем более, в подчинении чьей-то воли. Другое дело – быть самому руководителем. Подготовка и опыт, для маршрутов средней сложности, уже достаточны. А на сложные больше и самого не тянет, теперь другие приоритеты. Мой природный альтруизм уже мечтал привести сюда и своих близких, да и кого-угодно, кто доверится мне, сможет и захочет. Хочется делиться не рассказами, а всем набором персонального восприятия, получая от этого взаимное удовольствие.

Только что покинувших меня спутников я ничуть не судил, наоборот – хорошо понимал субъективное осознание каждого в отдельности. И даже знал о том, кто и как переживает теперь свои впечатления от произошедшего, от похода вообще. Это не так трудно, когда отбрасываешь любую предвзятость и суждение, когда принимаешь людей такими, какие они есть. Ведь каждый воспринимает и понимает в меру своих личных представлений, знаний, убеждений и опыта.

Мне теперь было легко и даже светло на душе. Всё сложилось так, как, видимо, должно было случиться. И даже хорошо, что ушли они, оставив меня отдохнуть в этом уютном месте.

Закат был умиротворяющим, в прямых линиях, вдоль горизонта, всевозможных оттенков оранжевого и жёлтого цвета, разделённых в середине тёмно-зелёной горбатой гривой «дракона», вынудившей Катунь повернуть в Казахстан. Цвета гаснущего неба предвещали ненастье.

Я перенёс огонь костра в камин, в окно между брёвнами. Он горел всю ночь, грея мне бок, а я, периодически, едва просыпаясь, менял положение тела для равномерности подогрева. А когда чувствовал уменьшение тепла от камина, то сдвигал брёвна подгоревшими торцами друг к другу, и горение становилось веселее. Было радостно и свободно, наконец, поспать под открытым небом, радовавшим стройной картиной ярких звёзд, которые здесь уже не «щипали» зрение, как там, откуда мы спустились. На Белуху я старался не смотреть, потому что вид клубящихся на её склонах серо-чёрных туч портил настроение, грозя дождём. Луна уже взошла, но ещё не выглянула из-за гряды, поднимающейся от моей стоянки. А в волнах Катуни, что струились в нескольких метрах от меня, вспыхивали серебристыми искорками проблески лунной дорожки. Казалось, что кто-то невидимый скачет беззвучно по воде, высекая искры. После спуска из области разряженного воздуха было настолько легко дышать, что я даже не замечал своего дыхания, будто его вообще не было. И лишь наслаждался усилившимися к ночи, от влажности, ароматами зелени и непередаваемым запахом только что вытаявшей из ледника массы воды. После тесноты и духоты ночёвок в палатке, отдых здесь для меня был равносилен пребыванию в раю, место было поистине райским.

Под глухие «шаги» камней по дну, шелест течения и отдалённый шум рвущегося на свободу, из жерла ледника, потока, я спал сном младенца. А едва небо начало светлеть, я поднялся хорошо отдохнувшим. Замоченному, с вечера, рису стоило закипеть, и он был готов, рассыпчатый и вкусный. Меньше часа мне хватило на завтрак и сбор. Рюкзак стал легче, ведь у меня забрали остаток бензина и примус.

Покидать это сказочное место не хотелось, но «делать нечего». Белуха ещё сильнее куталась в своё дождевое одеяло, как будто грозя мне. И я, как марафонец, не планируя в этот день даже привалов, бодро вышел на тропу. В атмосфере утренней прохлады, с удовольствием вдыхая влажный воздух, насыщенный благовониями трав и листьев, я сразу набрал крейсерскую скорость. Солнышко лишь коснулось первым лучиком зелёного «дракона» на горизонте и я радовался, что опередил его этим утром. Идти было многократно легче без зависимости от кого-либо, своим аллюром и без оглядки, тем более на Белуху. И вот что странно: свободный от иных мыслей, чем внимание к неизведанному впереди пути, я поймал себя на том, что меня более не интересуют вершины как таковые. Кажется, угас во мне альпинистский энтузиазм совсем, лишь только альтруизм – сводить кого-нибудь на гору – может ещё простимулировать меня к восхождению. Ай да Белуха, не пустила меня, неведомым образом. Приду ли ещё сюда, хоть раз? Кто может знать?

Ноги уже настолько свыклись с каждодневной многочасовой нагрузкой, что я их ощущал, словно коня под собой. Тропа сначала вела тем же (левым) берегом, очень комфортно, среди сочных трав и высоких кустов. Но, по истечении часа, она упёрлась в реку и едва просматривалась на противоположном берегу Катуни. Стало сразу понятно, что здесь единственный брод, а дальше по течению будет глубже. Дополнительным признаком брода являлась наибольшая ширина русла в этом месте и сплошные пороги, обозначившие мелководье. И хорошо утоптанная тропа на этом и том берегах показывала, что именно здесь, верхом на лошадях, переправляются все местные. Вода была полупрозрачной, в удалении от ледника, постепенно осаждая по пути известковую взвесь Белухи, но её температура была ещё неизменной. К моему вящему неудовольствию, брод пересекал русло ещё и по диагонали (видимо так располагалась мель) и был длинною не меньше двухсот метров. Ориентиром служило начало тропы на другом берегу.