Свой путь

В совершенном бессилии, я сел спиной к леднику на мокрый крупный валун, лежащий в воде, на удалении двух шагов от ледяного «козырька». Лишь мои каблуки, упираясь в мелкие камни, омывались водой. Я смотрел на утекающую из-под меня речку, и с ней утекала всякая надежда на выживание. «Без костра – конец, скоро замёрзнешь здесь…»– говорил мне мой умник. А ветер с дождём, усиленно хлеща мой капюшон, стремились, видимо, добить… Пуховка промокла насквозь и, на минуту остановившись, я стал безнадёжно мёрзнуть. Сил идти дальше, до невидимого отсюда леса, не было. И, понурив голову, я впервые в жизни признался себе: «ну всё, пропал, мне конец…»

Но вид «живой» и прозрачной воды, весело журчащей подо мной и убегающей, в направлении моего пути, стал еле заметно возвращать к жизни. С минуту глядя на её спокойное и жизнеутверждающее течение, я резко опомнился и сказал себе: «С ума сошёл! Что себе позволяешь?!! Движение – есть жизнь! Ну-ка, вперёд!!!»… В ту же секунду я направил свет фонарика на ближайший ко мне и более пологий правый берег, перенеся фокус света вдаль. Изо всех сил силясь что-либо разглядеть, я сконцентрировался на том месте, где свет фонаря уже растворялся во мраке ночи. На правом берегу что-то чернело огромным пятном на ровном фоне серой пелены ночного дождя. Предположив, что это островок кедрового леса, я встал и устремился в сторону пятна, выйдя из воды на берег, с трудом удерживая равновесие с помощью телескопических палок на «живых» камнях ледниковой морены. Но палки меня «подводили», заклинивая между камней. Цепляясь, будто «якорем», они периодически и по очереди дёргали назад и в сторону, забирая последние силы и только способствуя падению. В очередной раз, еле удержавшись на ногах, я перестал на них опираться. Медленно и осторожно, но уверенно и стремительно я двигался берегом в выбранном направлении. К моему удивлению, этого, единственного за весь день, минутного привала, хватило для восстановления сил не менее, чем на час движения. И вот она, награда! В приближении к тому тёмному пятну, мне удалось-таки, наконец, разглядеть плотную группу низкорослых разлапистых кедров, по знакомым очертаниям их крон. Они росли на скальном яру, который возвышался над берегом, на несколько метров, каменной стеной. Моя интуиция не подвела, вот что значит «взять себя в руки» и «вытянуть за волосы из болота» апатии, подняв над ситуацией.

«Ура, я дошёл до своей цели!» И, забыв про усталость, в радостном настроении забравшись на скальный яр, я укрылся от дождя под кроной ближайшего кедра. Скинув на мягкую хвойную подстилку, пропускающую на всю свою глубину дождевую воду и, при этом, не намокая, рюкзак, сразу пошёл обходом на поиск дров, используя свет фонарика. Но увы, не нашёл в ближайшей округе ни веточки на земле. Место было вычищено, видимо, туристами, до состояния городского парка. Конечно, это было очень красиво, но в данном случае – печально, для меня. На деревьях остались лишь живые, зелёные ветви, не пригодные для костра, жалко их, да и невозможно было бы разжечь. Пришлось смириться с тем, что костра у меня сегодня не будет. В пылу поиска я едва обратил внимание на то, что ветер и дождь заметно стихли, до конца не прекратившись. И, приняв это, как само собой разумеющееся, вернулся к рюкзаку, чтобы переодеться в сухое и готовить спальное место на мягкой хвойной подстилке.

На этом небольшом, круглом каменном возвышении, как внутри крепости, был уютный оазис из красивых вековых кедров, росших так же, по кругу. А природное углубление в середине представляло хвойную перину. Вся жизнь оазиса замыкалась за защитной стенкой магматической породы лавового выхода, разрушающейся уже миллионы лет. Лучшего места для ночёвки я даже не ожидал. Ни минуты не раздумывая, и, несмотря на моросящий дождь, я достал из рюкзака оба куска полиэтилена. Накрывшись вместе с мешком одним из них, я стал переодеваться в сухую одежду: в толстую тельняшку подводника, толстый шерстяной свитер, шерстяные спортивные штаны. А когда, переодевшись, выглянул из под кроны кедра, то, к своему удивлению обнаружил, что дождь и ветер прекратились окончательно.

Чудеса! Как только я «брал себя в руки», переключая душевное состояние на оптимизм, так стихия затихала. Это произошло и на перевале, и здесь. Видимо, небо меня испытывало на прочность, на зрелость мужа. Значит, я эти испытания прошёл, коль скоро нахожусь в душевном состоянии удовлетворения всем происходящим. Оставив рюкзак и мокрые вещи накрытыми полиэтиленом под кедром, я выбрал удобное место, между кедрами, для сна. С деревьев капала дождевая вода, и пришлось стелить под открытым небом. Раскинул на хвое коврик, бросил на него спальник, сверху всё укрыл большим куском полиэтилена, закрепив его камнями по кругу, чтобы возможный порыв ветра не сорвал. Плёнка ещё и задерживает под собой тепло тела холодной ночью. Ходил я при этом по хвойному ковру, уже разутым, в сырых шерстяных носках, как посуху, собираясь ночью так и сушить их на ногах. А вибрамы засунул под коврик в хвою, чтобы не мокли и не задубели за ночь. Если бы завтра мне предстояло идти на ледник, то, как опытный горник, я бы забрал их с собой в спальник, чтобы сушить и греть на животе. Ноги в походах – это главное, и обувь – соответственно. Но в данном состоянии переохлаждения для меня это было бы перебором. К тому же такая экстремальная сушка уже не была настолько важна, потому что на «зелёнке» и в сырой обуви можно легко преодолеть такой дискомфорт.

Перед заползанием в постель я засунул в рот горсть сухарей с карамелькой и одну штучку кураги из лично сэкономленного за поход запаса и стал их сосать, на большее сил уже не было. Радуясь затишью стихий, я, в полной ночной тишине, залез в спальник с головой, в надежде согреться. Но не успел прожевать свой ужин (он же и обед), разом поместившиеся в рот, как почувствовал, что с наветренной стороны продувает холодом тонкий спальник. Высунув голову наружу, я с помощью фонарика обнаружил отсутствие камня, прижимавшего мой «тент» у левого плеча. Лёгкий ветерок, даже незаметный снаружи, откинул угол полога. Осмотрев всё вокруг, я не нашёл этот камень, он исчез! Это кто же его унёс?! Кто шутит со мной?! Мне стало не по себе от неизвестности. Я внимательно осмотрелся: вокруг стояла гробовая тишина, и ни души… С мистическим страхом мне пришлось вылезти совсем, чтобы найти ему замену. А поскольку я уже использовал все, имеющиеся внутри «моего» оазиса, камешки, то мне пришлось выйти за каменный барьер «крепостной» стенки, чтобы найти подходящий. Размышляя о немыслимости происходящего, я закрепил свой полог новым камнем и снова, уже с благоговейным страхом, залез с головой в спальник и свернулся калачиком с намерением – согреться наконец. С неразрешимой задачкой в голове, едва пригревшись, я за минуту уснул.

Проснулся, когда солнышко «пробило» своим тёплым лучиком моё одеяло и его жёлтое свечение подчеркнуло хаотичную структуру тонкого синтепона. Сказочно обрадовавшись улучшению погоды и тому, что удалось согреться и проспать всю ночь, не меняя позу от усталости, я просто выскочил наружу. Но тут же радость моя приутихла: оказалось, что солнечный лучик лишь на минуту пробился сквозь плотную завесу туч и облаков. Всё предвещало продолжение непогоды. А кружок солнышка, еле различимый сквозь облачную пелену, был уже высоко. Значит я долго, не меньше четырнадцати часов, проспал после вчерашнего марафона. И, не смотря ни на что, я громко крикнул всей округе: «Доброе утро!» – приветствуя это новое для меня ущелье вместе со всеми его жителями. Однако, очень хотелось кушать, и я, уже при свете дня, широким охватом обошёл окрестность в поиске дров, снова ничего не найдя. При этом обходе я с восхищением оценил красоту верховий распадка. Ничего похожего я в жизни, казалось, не встречал. И вроде бы ничего нового: «…тот же лес и та же вода…» – как у В.С. Высоцкого. Но такая гармония поросших приземистым кедром и кедровым стлаником склонов, в своей верхней части возвышающихся острыми зубьями скал, режущих полотно туч, не может оставить равнодушным. А с каждым шагом вниз по ущелью усиливающееся течение реки Кони-Айры, «раздвигающее» прибрежные камни, делает окружающую картину невероятно живой.

Вот уже больше суток я не ел, к тому же, преодолев, без отдыха, невероятное расстояние, только по высоте поднявшись на полтора километра, и на столько же – спустившись. И, ни минуты не размышляя, решил идти дальше вниз, пока на глаза не попадётся хворост. Сворачивая спальные вещи, я поднял с хвои коврик и обнаружил под ним пропавший ночью камень. Видимо, первый раз залезая в свой спальный «домик», я ненароком приподнял полог, и камешек закатился под каремат, при прогибании подо мной хвойной «перины», «утонув» в хвое. Вот тебе и мистика, всё оказалось банально просто. Был повод ещё раз посмеяться над собой. Хорошо отдохнувшие ноги резво понесли меня к вожделенному завтраку.

Долго идти не пришлось, и, в течении часа, я нашёл и костровище на берегу реки, и достаточно хвороста на расстоянии «вытянутой руки». Теперь довольный всем, я, не спеша, развёл огонь и с удовольствием позавтракал. Удовлетворение было полным, все трудности казались пройденными. Перевалов до цивилизации не было. Дальше – три дня по лесистому длинному ущелью. Так я видел лишь на карте местности. Но как только, не засиживаясь, двинулся дальше в путь, так сразу зарядил мелкий дождь, и однородно серое небо уже не обнадёживало его окончанием. Меня же это не сильно огорчило, после вчерашних испытаний, а только бодрило и стимулировало к ускорению. И даже не мешало любоваться здешними картинами природы. А ещё как было чем любоваться! Всё вокруг было гармоничным. Казалось, что я попал в сказочный мир с бабой Ягой, лешим и другими обитателями мира Нави, прикрывающимися видимым миром Яви. С первого взгляда я влюбился в Кучерлинское ущелье. По сравнению с Ак-Кемом оно мне показалось совсем иным… Описать всё впечатления невозможно, не хватает слов, одни эпитеты. Вот что значит жизнь без людей. Тропы здесь совсем нет, значит, местные жители сюда не попадают. От этого и блаженствует местная природа.

Крутые склоны распадка, заросшие непролазным лесом, то сужают, то расширяют пространство. Густые заросли кедрового стланика вперемешку с маральником и кустами жимолости прижимают путника к реке, по берегу которой – лишь россыпи крупного камня. Идти пришлось по ним. Дождь сделал камни очень скользкими. Лишайник, украсив курумник зеленовато-бурым рисунком, намокая от осадков, обретает свойства жидкого теста. В этом случае нет разницы в темпе ходьбы или бега – одинаково скользко. И поначалу, привычно используя свои лыжные телескопические палки для страховки, я несколько раз чуть не упал на острые камни. При опоре на них, в движении, палки соскальзывали с камней и заклинивали между ними, при этом невольно выполняя роль якоря, рывком отбрасывали меня вбок и назад. И я, даже на будущее, отказался брать их в походы, как лишний инвентарь и груз. Специально остановившись после очередного риска падения, я пристегнул палки к рюкзаку. И ещё понял, что опора на эти костыли мешает здоровой балансировке при любом шаге или беге, особенно необходимой в горах.

Вынужденный путь, вдоль среза воды, позволил мне рассматривать все окрестности довольно хорошо, для общего представления. А опытный взгляд быстро дорисовывал то, что не попадало в поле зрения, потому что в природе всё закономерно. Впервые я так долго был один среди нетронутой дикой первозданной природы и непривычно ещё (на вторые сутки) слился с ней воедино. Это было новое для меня состояние души, новое мировосприятие. Чувствуя на себе постоянный, неотрывный, но мирный и даже любящий взгляд, я невольно глазами приветствовал каждую новую, открывшуюся мне картину, при быстром движении. По скользким и «живым» камням я прыгал в привычном полубеге, едва касаясь острых граней. Этот «бег силы» был гораздо безопасней осторожной ходьбы в любых условиях. Все чувства были бодрящими и радостными, а движение – возбуждающим. Я понял, что такое возможно лишь в одиночном походе, когда всё внимание приковано к окружающей природе и стихиям. Кроме только опытных и поэтому редких туристов сюда никто не заходит. Для заготовителей даров тайги и даже для охотников эти места бассейна реки Кучерлы недоступны. Крутые склоны и непролазный бурелом ни лошадям, ни простым людям не дают прохода. Поэтому никакой род деятельности здесь невозможен. А туристы, в своём подавляющем большинстве, доходят только до озера в нижней его части, по конной тропе из цивилизации, так же как и местные жители.

В этот день я, ещё с позавчерашнего дня, запланировал переход до верхней части Кучерлинского озера, и снова без единого привала. В одной тельняшке, я уже совсем игнорировал мелкий дождик и, не снижая максимального темпа, с одинаковой скоростью проходил разные по сложности участки. Глаза успевали и «ловить» надёжную точку для мгновенной опоры ноги, и «фотографировать сердцем» всё подряд в этих сказочных местах. Бег силы прибавлял телу энергии, а душе – радость «полёта». Ветви и кусты леса, проросшего сквозь бесконечные каменные россыпи, часто стегали все части тела, видимо, пытаясь меня остановить. Августовские паучки всюду натянули свои крепёжные нити, и я невольно их рвал на ходу, моментально громко извиняясь перед каждым существом.

Через несколько часов курумник закончился, и я увидел, наконец, тропу на грунте, годами набитую туристами. Одновременно, как по мановению чьей-то властной руки, прекратился дождик, до сих пор испытывающий меня тем, что делал скользкими камни, и просветлело небо. А вскоре до моего слуха долетел усиливающийся шум воды. И через несколько минут тропа круто оборвалась вниз, параллельно рухнувшему потоку всё той же реки Кони-Айры, вдоль русла которой я и спускался с самого ледника. Широкий и полноводный водопад со скального уступа. с высоты в пару десятков метров, разбивался о камни и обдавал путника облаком водяной пыли, образуя радугу и сверкая «живыми» бриллиантами в едва пробивающихся слабых лучиках солнца. Стало идти совсем легко, по извилистой тропе уже не крутого склона, обходившей большие валуны и камни поменьше, ныряющей меж многовековых кедров. Главное было не наступить на сплошь пересекающие тропу толстые и мокрые корни деревьев, грозящие опрокинуть человека своей скользкой поверхностью. С быстротой киноплёнки справа, слева и впереди менялись удивительной красоты пейзажи. Ничего похожего я, на самом деле, ещё не встречал. И в голове не останавливались мечты о том, как радостно будет привести сюда желающих…

В какой-то момент я снова услышал впереди приближающийся и усиливающийся шум воды. А через минуты мне открылся справа, смежный основному, распадок бассейна реки Мюшту-Айры. Эта река пересекала мой путь, и уже левее (через добрую сотню метров) впадала в Кони-Айры, образуя из двух потоков реку Кучерлу. Мелкое русло Мюшту-Айры, разделившее тропу, растеклось на порогах больших камней на полсотни метров брода. Чистейшая, как жидкое стекло, вода омывала камни, в мокром виде выглядевшие самоцветами в отсветах еле пробивающегося солнышка. Перепрыгивая по ним, я быстро преодолел эту водную преграду и, не останавливаясь, пошёл широкими шагами дальше. Сориентировавшись по положению кружочка проглядывавшего временами солнышка, я определил, что шла уже вторая половина дня. Слегка подмокшая тельняшка быстро сохла на разгорячённом теле или я уже не чувствовал влаги из-за её шерстяных волокон.

После легко преодолённого брода слегка выпрямившаяся тропа предоставила мне счастливую возможность разогнаться до максимальной скорости широкого шага. При этом я, без сожаления, проскочил очень удобную стоянку с костровищем под разлапистыми кедрами, игнорируя удобство на обеденный привал. А через минуты боковым зрением уловил дым от костра и палатку на берегу Кучерлы, в пятидесяти метрах слева от тропы, с фигуркой человека, сидящего спиной. По инерции я проскочил мимо метров на сто, вскользь размышляя, что не стоит тратить драгоценное, в моей ситуации, время. Но через мгновение вдруг передумал и остановился. Поняв, что успел соскучиться по общению с людьми, я решил воспользоваться безусловным радушием туристов, при встрече в таких условиях, и заодно попить желанного чаю. Чтобы отдохнуть от рюкзака, я оставил его тут же у тропы, выбрав сухое место для него под ближайшим кедром. Если случится, что кто-то здесь пройдёт, то не то что не тронет, а последует моему примеру. Зверь же далеко чувствует и сторонится человека, потому и близко не появится, тем более днём. Разминая освобождённую спину, я подошёл к костру и увидел девушку-туристку, одиноко грустившую у огня.

– Здравствуйте, сударыня! Позволите присесть? – начал я весело и игриво.

– Здравствуйте, присаживайтесь! – сдержанно ответила она и после паузы предложила: – Хотите чаю?

– Очень хочу! – с жаждой и подчёркнутой радостью воскликнул я, удобно усаживаясь у костра на вежливом расстоянии от дивы.

Она налила мне горячий напиток в эмалированную кружку из дымящегося большого котелка, который стоял у самого огня, и протянула мне, вместе с карамелькой и печеньем.

– Это мне сейчас в самый раз, спасибо большое! – с улыбкой удовольствия и благодарности принял я, слегка поклонившись головой.

– Издалека идёте? – после уважительной паузы подчёркнуто сдержанно поинтересовалась она.

– Да, позавчера спустился с Белухи по Катунскому леднику. Я Андрей. А Вас как позволите величать?

– Очень приятно. Я Марина. Вы один ходили на Белуху? – всё так же сдержанно и без доли эмоций продолжала дива.

Она держалась осторожно и очень скромно, в лицо мне не смотрела. Одета была в серую, распашную и бесформенную походную ветровую одежду, скрывающую фигуру. Остроносое и худенькое личико русоволосого европейского типа выдавало молодой возраст (сильно меньше тридцати). Я охотно, но коротко, обрисовал Марине наш маршрут, исключив, конечно, любое упоминание об отношениях в группе.

– А где ваша группа, отстала?

– Я их оставил у истока Катуни. Там группа, вместе с руководителем, днёвку сделали, чтобы отдохнуть после ледников. А я свою собственную задачу выполнил и, пообещав своим домашним вернуться к первому числу, спешу домой. А ваша группа где? – в свою очередь поинтересовался я.

По четырёхместной палатке и количеству посуды у костра мне было понятно, что их команда состоит из четырёх или более человек.

– Они пошли разведать брод и тропу на озеро Дарашколь. Скоро уже должны вернуться, – пояснила Марина, указав рукой направление, откуда она ожидает появления своих.

– Интересное место, мне когда-нибудь тоже надо туда сходить. Вы только туда планируете или ещё куда-то? И что за группа у вас?

– Пока собираемся только на Дарашколь. Нас пятеро и все девушки.

– Ух ты, как здорово! А откуда вы приехали? – дипломатически восторжился я, на самом деле не приветствуя чисто женских команд для выхода в походы. Сразу вспоминаются пару случаев из истории таких экспедиций, когда по неизвестным причинам погибли обе женских группы. При чём, по аналогии с трагедией группы Дятлова, только без таких жутких увечий.

– Мы из Барнаула. Я осталась дежурной, вот – готовлю обед, – и она указала на котелок, висевший над огнём. – Скоро будет готов. Присоединитесь к нам? Оставайтесь, отдохните! – совершенно искренне предложила Марина, постепенно, видимо, осваиваясь в компании со мной.

– Так вы почти местные! А за приглашение благодарю, но неудобно стеснять вас, я то без палатки. И продуктов у меня – протянуть бы на пару дней, даже поделиться с вами нечем… Объедать вас не хочу,– уверенно, но стеснённо отказался я.

– Да что Вы, у нас хороший запас продуктов, подкрепим Вас. Я представляю, что на таком маршруте Вы исчерпали, конечно, свои припасы. Ночуйте с нами, я вижу, что Вам отдых необходим. Вы же устали на таких больших переходах. А завтра, со свежими силами, быстрее дойдёте. Скоро девчонки придут и будем обедать, – стала она, на удивление, прямо уговаривать меня, чуть смелее поворачивая вполоборота ко мне голову.

– Спасибо большое, Марина, я очень тронут вашим провидческим вниманием и теплотой ко мне! Но я вынужден отказаться. Моё намерение сильнее всех мирских благ. Я бы с удовольствием и с вашей группой познакомился, очень люблю общаться. Но не могу отказаться от своего решения – дойти к ночи до Кучерлинского озера сегодня же. Вы же прошли этот участок? А я здесь ещё не ходил. Так можете мне подсказать: успею ли я исполнить своё желание за остаток дня? Как ещё далеко?

– С вашим темпом ходьбы Вы точно успеете сегодня. Это мы, гружёные, сюда с озера два дня поднимались. Но Вы хоть на обед останьтесь… – продолжила она с теплотой, но уже, с грустью, понимая бесполезность уговоров.

Ух ты, какая она внимательная и наблюдательная! Сидела к тропе спиной, но разглядела даже темп моего движения сквозь лес. Видимо я так громко топал, что даже заросли не поглотили звука моих шагов.

– Спасибо ещё раз, Марина! Очень теплы и приятны Ваши предложения! Но даже на обед не останусь. Чувствую, что иначе не успею выполнить свой твёрдый план. Желаю вам успешно исполнить свои желания и получить удовольствие от похода! – стал прощаться с ней я, уже поднявшись на ноги и разворачиваясь к тропинке.

– И Вам исполнить все свои сроки! Прощайте! – пожелала она с интонацией разочарования, не повернув ко мне и головы.

Решительно и без оглядки я поспешил к своему рюкзаку и, подхватив его на ходу, легко закинул на плечи, хорошо отдохнув на этом, неожиданном, привале. Ещё пару минут я пребывал под впечатлением от встречи. И мне подумалось, что по интонации девушки ей явно недоставало мужского присутствия в их «амазонской» команде многодневного похода. Конечно, было бы неплохо хорошо покушать и отдохнуть в женском обществе. Но у меня даже не возникло ни малого на то соблазна. Ни в душе, ни в теле ничего не шевельнулось в пользу этих благ. А решимость, во что бы то ни стало, дойти сегодня до озера, оставалась непреложной.

Я помнил, что, согласно карте, именно в этом месте, где стояли девчонки, и есть брод через Кучерлу, выводящий на тропу к озеру Дарашколь, загадочному и излюбленному горными туристами. Теперь, после разговора с Мариной, уже очень хотелось сходить когда-нибудь туда. Да…, когда-нибудь и с кем-нибудь… Мутные серо-белые воды реки Кучерлы здесь растекались на сотни метров в ширину, согласно расширяющемуся распадку, образуя десятки больших вытянутых островов. Острова эти плотно заросли молодым непроходимым лесом, выдерживающим, видимо, ежегодные затопления яростными потоками весеннего паводка. При моём, быстром, продвижении ежеминутно менялись чудные пейзажи, обрамлённые стволами и кронами кедров. И все были достойны пера художника. Крутой противоположный склон левого берега зеленел яркими красками тайги и альпийских лугов, тянувшихся у среза воды. Вот уже яркой и прерывистой серебряной ленточкой засверкал на этом склоне каскадный водопад речки Йолдо-Айры, вытекающей из озера Дарашколь. Мне, с тропы правого берега, едва удалось разглядеть эту блестящую ниточку, дорисовав в уме остальное.

А вскоре, после очень крутого выноса курумника, который я, с удовольствием, быстро преодолел, мне начал открываться вид на впадение Кучерлы в озеро. Река стекала из разлива, через горло резко сузившихся берегов, по порогам крупных валунов, вязким ленивым потоком голубой воды. А выпуклая (с моего ракурса обзора) и зеркальная, светло-бирюзовая гладь озера, в сочетании с широкой полосой альпийского луга ярко-салатного цвета на противоположном берегу, даже заставили остановиться на минуту от переполнившего меня чувства восхищения. Геометрически идеальный, ровный срез воды и такая же линия раздела между лугом и глухим кедровым лесом, что покрыл весь тот склон доверху, составили изюминку этой картины. Согласно изгибу распадка, в длину, озеро просматривалось лишь на несколько сот метров с любой точки обзора, имея общую длину около пяти километров. Ширина же увеличивалась в сторону истечения воды из водоёма и в среднем имела около двухсот метров.

Вот я и выполнил, снова, свой жёсткий план, чем стал несказанно доволен. Осталось дойти до самого берега озера и найти место для ночного отдыха. Здесь, на его берегах, стоит непривычная, после шума рек, сопровождающего меня в предыдущие дни, полная тишина. У меня, от этого контраста, моментально включилось впечатление, что вся природа, при моём появлении здесь, замерла в ожидании неизвестного. Это иллюзорное представление смешило и развлекало меня, в условиях снова сгущающихся, надо мною, туч, в сочетании с неумолимым приближением ночи.

У самого среза воды было видно, как отстаивается известковая взвесь, заметно опускаясь глубже, а тонкий верхний слой у самой поверхности становится прозрачным. Ещё четверть часа я прошёл вдоль берега водоёма в поиске площадки для сна среди глухой тайги и, подгоняемый начавшимися сумерками, остановился на первой же малюсенькой прогалине с маленьким костровищем. Место было не очень удобным, но я не стал рисковать и тратить время на поиски более удобного, при приближении ночи. Не разглядев толком полянку, я сразу приступил к разведению огня. На моё счастье, среди чахлых кустов ивняка, жимолости, малины и смородины, растущих по краям полянки, я нашёл несколько брёвен и хворост, как на позавчерашней ночёвке под Белухой. Может статься, что это те же люди и здесь побеспокоились о других или о себе, на будущее… А пока мой рис варился, я стал искать удобное место для сна. Оказалось, что под высокой травой – сплошные большие камни, затянутые, уже с годами, корнями и грунтом. И лечь здесь не было возможности. На полузатопленном мыску, прячущемся за высокими кустами, я обнаружил каркас, вероятно, для походной бани, из связанных шатром больших ивовых стволов. Перенеся его ближе к костру, я накрыл каркас большим куском полиэтилена, обустроив себе навес для сидячей ночёвки. Перед навесом же снова обустроил камин их брёвен. Пока ужинал, наступила ночь, и я ещё раз порадовался, что успел устроиться в светлое время. Вместо чая заварил себе листья смородины и малины, которые превосходили по вкусу и аромату равнинные кусты. Ягод на кустах, конечно, не было, посетители места съели их до меня. А снова начавший моросить дождик стал подгонять меня под навес. И, замочив для завтрака в миске рис, я поторопился перенести огонь в камин. Соорудив, из оставшихся брёвен, сиденье и закрепив вертикально рюкзак для спинки с помощью камней, я с трудом поместился под своим навесом. И, укрывшись спальником-одеялом, я, как английский лорд, замер у камина, довольный и тем, что правильно рассчитал время переходов на эти два дня одиночного похода, и тем, что снова удачно устроился на ночлег.