Сибирский кокон

В тот миг, когда отряд вышел из тени, старший военный отреагировал с молниеносной, отточенной годами службы реакцией. В его руке, словно из воздуха, возник старый, но ухоженный пистолет Макарова. Ствол твердо уперся в грудь Ивана.

– Стоять! Ни с места! – голос был хриплым от долгого молчания, но в нем звучала сталь. – Кто вы?

– Свои, – коротко ответил Иван, медленно поднимая пустую ладонь. Сердце колотилось где-то в горле. – Мы из города.

– «Своих» здесь больше нет, – отрезал военный, его глаза холодно оценивали пришедших. – Только твари и те, кто им служит.

В этот напряженный момент Аня сделала шаг вперед, вставая рядом с Иваном. Ее амулет, словно почувствовав угрозу, вспыхнул особенно ярко. В тот же миг все кристаллы в пещере ответили ему ровным, мощным гулом, и синее сияние стало почти осязаемым. Взгляд военного метнулся от Ивана к ней, задержался на амулете, и в его суровых глазах промелькнуло удивление, смешанное с узнаванием. Он медленно, почти нехотя, опустил пистолет.

– Полковник Морозов, – представился он, не отводя от них взгляда. – А это капитан Волков. Похоже, слухи о выживших в городе – не просто слухи.

Иван и его ребята тоже назвали свои имена. Но Орлан и Бизон не спешили расслабляться. Они обменялись быстрыми, настороженными взглядами. Военные. Для «Теней», как и для «Волков», это слово всегда означало беду. Люди в форме приносили в тайгу только смерть и разрушение.

– Откуда нам знать, что вы не одни из них? – тихо, но твердо спросил Орлан, его рука по-прежнему лежала на тетиве. – Тех, кто накрыл нас этим проклятым куполом.

Морозов устало усмехнулся. Он понимал их недоверие. Он бы и сам себе не поверил.

– Потому что они сбили наш вертолет, сынок, – он кивнул на свою перевязанную ногу. – И потому что мы, так же, как и вы, сидим в этой ледяной заднице и ждем конца. Разница лишь в том, что мы знаем, как этот конец будет выглядеть. И, возможно, как его отсрочить.

– Аня, – обратился он к девушке, – твой амулет… он сделан из того же материала, что и кристаллы в этой пещере. Это наследие тех, кого Империя пришла уничтожить. Мы на одной стороне не потому, что мы друзья. А потому, что у нас общий враг, который собирается убить нас всех без разбора.

Аня внимательно посмотрела в глаза полковнику. В них не было лжи – только бездонная усталость и мрачная решимость. Она медленно кивнула Орлану. Тот, помедлив еще секунду, плавно снял руку с тетивы. Хрупкое, вынужденное доверие было установлено. По крайней мере, на время.

Атмосфера немного разрядилась, но воздух оставался тяжелым от взаимного недоверия и чудовищной усталости, висевшей над всеми. Они сели у костра. Начался скупой, отрывистый обмен информацией. Иван рассказал всё: о лесопилке, ставшей их крепостью, о союзе с «Тенями», о битвах, о потерях, о предательстве Серого и его новой, нечеловеческой силе.

Морозов слушал рассказ Ивана, и ледяная корка профессионального недоверия в его душе медленно трескалась. Он смотрел на этих детей и видел не шпану, не бандитов, которых он презирал всю свою жизнь в том, старом, рухнувшем мире. В их глазах была сталь, выкованная в боях, о которых его новобранцы не имели и представления. Они выследили его. Они прошли через аномальную тайгу и выжили там, где, скорее всего, погибла его поисковая группа.

А девушка… эта ее шаманская побрякушка на шее вступала в живой, осмысленный резонанс с технологиями, которым были десятки, а может, и сотни тысяч лет. Морозов был солдатом, а не мистиком. Но он был и прагматиком до мозга костей.

Его мир рухнул. Его армия, его страна, вся его система координат – всё это исчезло, погребенное под оранжевым куполом. Связи не было. Помощи ждать было неоткуда. А эти подростки были здесь. Реальные. Закаленные. И, как бы дико это ни звучало, они были его единственным, последним шансом. Он посмотрел на своего раненого капитана-технаря, на остатки их припасов, а затем снова на решительные, уставшие лица перед собой. Выбора не было.

– Ваша борьба, ваши банды, ваша лесопилка… – наконец произнес он, и его слова упали в тишину пещеры, как тяжелые камни. – Всё это скоро не будет иметь никакого значения.

Он поднял на них тяжелый, измученный взгляд.

– Мы перехватили сообщение. От тех, кого вы зовете "синими духами"… И от тех, кто пришел за ними. От Империи. Их эксперимент здесь, на Земле, вышел из-под контроля. И теперь они собираются замести следы. Они прислали корабль. Его кодовое название… «Очиститель».

Это слово, произнесенное в синем сиянии древней пещеры, прозвучало как смертный приговор. Иван почувствовал, как внутри все похолодело. Аня ощутила, как по спине пробежал ледяной ужас, не имеющий ничего общего с холодом камня – это был первобытный страх, который ее предки называли «дыханием конца времен».

– Что… что это значит? «Очиститель»? – выдавил из себя Бизон, его грубый голос дрогнул.

– Это значит полное, тотальное выжигание, – подключился к разговору Волков. Он наконец оторвался от своих приборов и снял очки, протирая стекла тряпкой. Без них его глаза казались растерянными и очень молодыми. – Стерилизация всей зоны Кокона с орбиты. Превращение Колымажска и сотен километров тайги вокруг в безжизненный, остекленевший кратер. И у нас почти не осталось времени.

Когда Волков произнес слово «Очиститель», а затем ледяным голосом пояснил его значение, Иван почувствовал, как земля уходит из-под ног. Вся их маленькая, отчаянная война – драки за еду, оборона лесопилки, кровь и потери – все это вдруг показалось детской игрой в песочнице, над которой уже занесен гигантский, безразличный сапог. Он мельком посмотрел на Аню и увидел в ее глазах не просто страх, а отражение чего-то древнего, вселенского, о чем, должно быть, шептали шаманы ее рода у доисторических костров, глядя на падающие звезды. Это был ужас иного масштаба, и он делал их всех бесконечно малыми.

Шок, парализовавший их на несколько секунд, сменился лихорадочной, отчаянной жаждой действия. Бессмысленно было что-то скрывать. Волков, понимая это, развернул перед ними старую военную карту, на которую поверх были нанесены схемы и пометки.

– Но есть шанс, – быстро заговорил он, его палец забегал по карте. – Призрачный, почти нулевой, но он есть. «Очиститель» не может начать процедуру, пока Кокон активен. Это как… нельзя стерилизовать рану, пока она закрыта броней. Кокон нужно обрушить. И мы знаем, как.

Его палец остановился на четырех точках, образующих грубый квадрат вокруг Колымажска.

– Четыре генератора поля. Они расположены по периметру и питают всю эту дрянь. Они – его сердце. Империя украла и извратила технологии повстанцев, чтобы создать их. Мы должны уничтожить их. Все четыре.

Аня наклонилась над картой, и ее лицо изменилось. Узнавание и гнев смешались на нем.

– Я знаю эти места, – ее голос стал твердым, как сталь. – Старая ЛЭП, которую мы зовем «Игла». Водокачка у Черной реки. Заброшенная школа… И… – она на мгновение замолчала, – наше старое стойбище. Духи всегда говорили, что это «места силы», где энергия земли выходит на поверхность. Они осквернили наши святыни.

В этот момент в сияющей пещере произошло то, чего не могли предвидеть ни военные, ни подростки. Научные данные капитана Волкова идеально легли на древние, мистические знания Ани. Холодная логика технологии встретилась с живой силой земли. Стало ясно: чтобы победить, им понадобятся не только ЭМИ-заряды и автоматы, но и шаманские ритуалы, способные провести их через аномальные поля, защищающие генераторы.

В глубине сибирской тайги, в холодной, сияющей синим светом пещере, в самом сердце ледяного ада, родился новый союз. Больше не было банд и военных, городских и таежных, старших и младших. Остались только выжившие, стоящие на краю бездны.

Морозов, в котором проснулся командир, взял дело в свои руки.

– Итак, – его голос снова обрел властные нотки, но теперь в нем не было угрозы, только деловая хватка. – Какими силами мы располагаем? Сколько бойцов, способных держать оружие? Какое вооружение?

Иван, отбросив мальчишескую браваду и подростковый анархизм, четко, почти по-уставному, доложил о численности, ресурсах и боевом духе их лагеря на лесопилке. Волков предоставил точные технические расчеты и предполагаемые уязвимости каждого из генераторов. Аня рассказала о «Тенях», их знании местности и силе обрядов, которые могли бы скрыть их отряды или ослабить защиту врага.

Впервые за все эти долгие, кошмарные недели у них появился не просто страх, а план. Безумный, отчаянный, почти самоубийственный, но четкий план действий.

Полковник, капитан, бывший лидер уличной банды, молодая шаманка, могучий вышибала и молчаливый охотник склонились над старой картой. Их лица, освещенные неземным, синим сиянием древних кристаллов, были полны не отчаяния, а мрачной, холодной решимости. Война за Колымажск закончилась. Началась война за право жить.

Глава 59: Пещера Древних и План Спасения

Угроза «Очистителя» повисла в холодном воздухе пещеры, как дамоклов меч. Слово, произнесенное Волковым, выжгло из них остатки надежды, оставив лишь пепел отчаяния. Но именно на этой выжженной почве и должны были прорасти семена нового, безумного плана.

Они собрались у костра, ставшего центром их маленькой, обреченной вселенной. Волков, подключив свой портативный компьютер к инопланетному пульту, вывел на небольшой экран то, что ему удалось извлечь из систем пещеры. Это была не карта, а скорее нервная система монстра: переплетение светящихся линий, пульсирующие узлы, диаграммы энергопотребления. Это была схема Кокона.

– Вот они, – Волков указал на четыре самых ярких узла. – Четыре генератора. Это их технические сигнатуры, линии питания… но есть проблема.

Морозов, склонившись над плечом капитана, пытался наложить эти абстрактные данные на реальную карту местности. Он мыслил категориями высот, секторов обстрела и путей подхода, но эта неземная схема ускользала от его понимания.

В это же время Аня не смотрела на экран. Она медленно обходила грот, легко касаясь ладонью холодных, светящихся стен. Для нее это были не схемы, а письмена древних. Она видела не потоки энергии, а «реки силы», не генераторы, а «черные язвы», гноящиеся на теле ее родной тайги. Иван и его ребята молча наблюдали за этими двумя параллельными исследованиями. Они чувствовали себя мостом между двумя мирами – миром холодной науки, которую олицетворяли военные, и миром живых духов, который принадлежал Ане.

– Вот, смотрите, – Волков с досадой ткнул пальцем в экран. Вокруг схемы каждого генератора зияла размытая область, заполненная хаотичными помехами, словно белый шум на старом телевизоре. – Я вижу их ядра, вижу линии питания. Но я не вижу их ближнюю защиту. Схемы неполные. Словно что-то активно глушит сканирование. Это не просто броня, это какое-то поле, работающее на принципах, которые я не могу расшифровать. Оно создает… слепую зону.

Морозов мрачно кивнул.

– Это значит, что мы пойдем вслепую, – его голос прозвучал как приговор. – Прямой штурм, не зная, с чем столкнешься, – это не бой, а самоубийство. Нас просто перебьют на подходах. У них будет любое преимущество, о котором мы даже не подозреваем. Нам не хватает ключевых разведданных.

Наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь треском костра и мелодичным гулом кристаллов. Их технологический подход, их единственная надежда, зашла в тупик. Они знали, что нужно уничтожить, но не имели ни малейшего понятия, как к этому подобраться.

Пока мужчины вглядывались в экран, пытаясь разгадать нерешаемую загадку, Аня застыла у дальней стены грота. Ее пальцы скользили по едва заметным, почти стершимся со временем петроглифам, которые другие приняли бы за обычные трещины в камне. Она закрыла глаза, прижалась лбом к холодной, вибрирующей поверхности и начала тихо, почти беззвучно напевать. Это была не песня, а скорее ритмичное дыхание, попытка настроиться на волну этого места, услышать шепот камней, эхо тех, кто был здесь до них.

– Они не только из металла и энергии, – вдруг произнесла она, не открывая глаз. Ее голос звучал глухо и отстраненно, словно доносился издалека. – Их защита… она живая. Она соткана из боли и страха тех, кого они поглотили. Она питается нашей яростью. Чем сильнее мы атакуем в лоб, тем прочнее она становится.

Ее пальцы нащупали контур, который другие даже не заметили бы.

– Но здесь… есть еще один знак. Другой. Я не видела его раньше среди записей бабушки. Это не просто спираль. Она… другая.

Она открыла глаза, в которых отражался синий свет кристаллов. Взяв из костра остывший уголек, она на ближайшем плоском камне быстро, уверенными, отточенными движениями начертила новый символ. Это была знакомая спираль повстанцев, но в ее центр был вписан новый элемент – плавная, гармоничная линия, похожая на стилизованную волну.

Волков, оторвавшись от своего компьютера, бросил взгляд на рисунок Ани. На мгновение он замер, а затем его глаза за треснувшими линзами очков расширились от внезапной, невероятной догадки.

– Дай сюда! – почти крикнул он, подхватывая камень и поднося его к камере своего прибора. Он быстро отсканировал рисунок и в несколько кликов наложил его на изображение на экране – прямо на ту область «белого шума», что окружала схему генератора.

Символ идеально лег в «слепую зону», как ключ в замок. На мгновение изображение на экране задрожало, и хаотичный белый шум распался, как утренний туман, открывая скрытую под ним схему – сложную, многоуровневую сеть пси-эмиттеров и энергетических узлов.

– Я понял… – прошептал Волков, его голос дрожал от потрясения. – Боже мой, я понял! Представьте, что генератор охраняет не просто солдат с автоматом, а сторожевой пес, который реагирует на любой шум, на любую агрессию. Чем громче мы кричим, тем яростнее он лает. Это и есть их пси-защита. Мы пытались проломить дверь, а нужно было просто… усыпить стражника.

Он указал на рисунок Ани.

– Эта ваша «песня», ваш ритуал… Это не оружие. Это колыбельная. Колыбельная на языке, который понимает этот «пес». Этот символ – не схема взрывчатки, это ноты для этой колыбельной! Он позволяет создать резонансную частоту, которая не атакует поле, а гармонизирует его, вводит в состояние покоя. Создает короткое окно, когда стражник засыпает, и мы можем спокойно пройти мимо и сделать свое дело!

В этот момент, в синем сиянии древней пещеры, родился их единственный шанс. План спасения, основанный не на одной силе, а на синтезе двух, казалось бы, несовместимых миров.

Шаг 1: Аня или Искра, используя новый символ, проводят ритуал, чтобы временно нейтрализовать пси-защиту генератора.

Шаг 2: В это короткое окно уязвимости ударная группа Ивана и Морозова, используя специально подготовленное оружие, наносит точный удар по физическому ядру.

Это была дерзость. Это было безумие. Но это был их единственный путь.

Теперь у них был конкретный, выполнимый план. Морозов снова взял в руки карту. Его палец решительно опустился на одну из четырех точек.

– Начинаем с «Иглы», – сказал он твердо, и в его голосе снова зазвенел металл командира. – Генератор на старой ЛЭП. Он самый открытый, самый доступный. Там мы проверим нашу теорию. Если она сработает – у нас есть шанс. Если нет – дальнейшие попытки бессмысленны.

Роли распределились сами собой, естественно и неоспоримо. Морозов – главный стратег, планирующий операцию. Волков – мозг, ответственный за техническую подготовку и расчеты. Аня – ключ к уязвимости врага, их мистический «взломщик», без которого вся операция теряла смысл. Иван – командир штурмовой группы, тот, кто поведет людей в самое пекло. Бизон, Орлан и остальные – его верные воины, его сила и его глаза.

Они больше не были разрозненными выжившими, напуганными и потерянными. Они стали единым механизмом, сложным, но идеально настроенным на одну-единственную цель.

Они начали молча собирать свои скудные пожитки для обратного пути в Колымажск. Их лица были по-прежнему мрачны, но теперь в глазах горел не только отблеск костра, но и холодный, яростный огонь осмысленной, дерзкой надежды. Они покидали пещеру древних, чтобы принести войну врагу на его же условиях.

Глава 60: Возвращение в Колымажск: Весть о Конце Света

Обратная дорога была пыткой иного рода. Физическая усталость, впившаяся в мышцы за время изнурительного похода, отошла на второй план. Ее место заняла тяжесть знания. Каждый шаг, каждый хруст мерзлого снега под ногами отзывался в голове гулким, неотвратимым тиканьем невидимых часов. Они больше не были исследователями, идущими в неизвестность. Теперь они были вестниками апокалипсиса, и каждый их шаг приближал момент, когда им придется обрушить эту весть на тех, кто ждал их с надеждой.

Волков периодически останавливался, сверяясь со своим прибором, который он теперь держал как святыню.

– Он меняет позицию, – бросил он на ходу Морозову, не глядя на него. – Корабль на орбите. Проводит калибровку орудий. Это съедает время. Наше время.

Иван шел рядом с Аней, их плечи почти соприкасались. Они молчали, но это молчание было громче любых слов. Во взглядах, которыми они изредка обменивались, плескался один и тот же немой, мучительный вопрос: как? Как сказать об этом остальным? Как заставить людей, измученных голодом и ежедневной борьбой за выживание, поверить в новую, еще более чудовищную угрозу? И где им всем найти силы для последней, почти безнадежной битвы, когда кажется, что все силы уже исчерпаны?

Лесопилка встретила их напряженной тишиной и десятками тревожных глаз. Когда отряд вышел из-за деревьев, по лагерю прокатился вздох облегчения. Они вернулись. Живые. Но радость тут же сменилась настороженностью. Двое незнакомцев в военной форме, идущие вместе с их лидерами, вызывали подозрения.

Николай, Дмитрий и Искра первыми подбежали к ним.

– Живы! Слава богу! – выдохнул Николай, хлопая Ивана по плечу, но его взгляд тут же впился в Морозова. – А это кто еще такие?

Первые минуты разговора прошли в сбивчивом, но полном надежды русле. Иван и Аня рассказали о пещере, о выживших военных, о том, что они теперь союзники. При этих словах в глазах людей, окруживших их плотным кольцом, вспыхнули робкие огоньки. Военные! Может, у них есть связь? Может, помощь уже в пути? Дмитрий и Искра с жадностью слушали рассказ Волкова о пещере и технологиях повстанцев, который полностью подтверждал их собственные догадки о резонансе и «колыбельной для стражника». Казалось, впервые за долгое время появился реальный, ощутимый повод для оптимизма.

Но затем Морозов сделал шаг вперед. Он обвел толпу тяжелым, пронзительным взглядом, и его лицо было таким, что все разговоры и улыбки разом смолкли. Все поняли – хорошие новости закончились.

Они собрались в главном цеху лесопилки, самом большом помещении, способном вместить всех выживших. Десятки измученных, грязных, худых лиц были обращены к Морозову, стоявшему на импровизированной трибуне из ящиков. Он не стал ходить вокруг да около. Он говорил коротко, по-военному четко, отсекая каждое слово, как сапер отрезает провода.

Он рассказал об «Очистителе».

Когда он произнес это слово, а Волков, стоявший рядом, ледяным, бесстрастным голосом ученого пояснил, что оно означает – полное выжигание биосферы, стерилизация, превращение их мира в гладкую, безжизненную стеклянную пустыню, – по толпе прошла волна, как от брошенного в воду камня. Сначала – недоверчивый, испуганный шепот. Затем – возмущенные, истеричные крики. А потом – тихий, безутешный плач.

Надежда, только что так ярко вспыхнувшая в их сердцах, была вырвана с корнем. Ее место занял первобытный, животный ужас.

– Врете! Вы все врете! – закричал какой-то мужчина с безумными глазами, вскочив со своего места. – Хотите нас запугать, чтобы забрать последнее! Чтобы мы на вас работали!

Начался хаос. Люди срывались с мест, кто-то бросился к выходу, словно можно было убежать от смерти, летящей с неба.

Марфа, продавщица из «Рассвета», всегда казавшаяся такой циничной и невозмутимой, вцепилась в руку Валеры, ее лицо исказилось от ужаса. – Это конец… – прошептала она, глядя в никуда. – Конец света… Он пришел…

Санька, младший брат Ани, который до этого храбрился и с интересом разглядывал военных, вдруг съежился и тихо заплакал, уткнувшись в бок своей сестры. Его детская вера в технику и силу столкнулась с реальностью вселенского масштаба и рассыпалась в прах.

Кто-то забился в угол, раскачиваясь и бормоча что-то бессвязное. Хрупкий порядок, который Иван и Аня с таким трудом поддерживали все это время, рушился на их глазах, как карточный домик.

В самый разгар этой всеобщей истерики, когда казалось, что паника вот-вот поглотит их всех, Иван одним прыжком вскочил на ту же трибуну из ящиков.

– МОЛЧАТЬ! – его голос, усиленный яростью и отчаянием, прогрохотал под сводами цеха, перекрывая шум и плач.

Все, как по команде, замерли. Десятки пар глаз, полных ужаса и безумия, уставились на него.

– Да, это конец! – выкрикнул он, обводя толпу горящим взглядом. – Конец той жизни, что была раньше! Конец надеждам, что кто-то придет и спасет нас! Мы одни! И мы всегда были одни! Но это не значит, что мы должны сдохнуть, как крысы в клетке, поджав хвосты! – его голос сорвался, но он продолжал кричать. – Мы выжили под этим проклятым куполом! Мы дрались с тварями, которых не должно существовать! Мы хоронили своих друзей! И что теперь?! Сдадимся, потому что стало еще страшнее?! Мы посмотрим смерти в глаза, как смотрели до этого!

Его слова были грубыми, злыми, лишенными всякой ласки. Он не пытался их успокоить или утешить. Он бил наотмашь, апеллируя к той же злости, упрямству и воле к жизни, которые помогли им всем дожить до этого страшного дня. И это подействовало. Паника начала уступать место чему-то другому – глухому, скрежещущему гневу.

Когда Иван, задыхаясь, замолчал, вперед шагнула Аня. Она не кричала. Она говорила тихо, но ее голос, чистый и сильный, странным образом разносился по огромному цеху, достигая каждого.

– Моя бабушка говорила, – начала она, и в ее голосе не было страха, только вековая мудрость ее рода, – что самый темный час – всегда перед рассветом. Духи тайги не посылают испытаний, которые нельзя вынести. Да, с неба летит смерть. Но здесь, на земле, – она медленно обвела рукой собравшихся, заглядывая в глаза и старикам, и детям, и бывшим врагам, – здесь все еще есть жизнь. Есть мы.

Она сделала паузу, давая словам впитаться в оглушенное сознание людей.

– У нас есть план. У нас есть шанс. Маленький, почти невидимый, как искра от костра в безлунную ночь. Но он есть. И пока эта искра горит, мы будем бороться.

Она замолчала и, закрыв глаза, начала тихо напевать. Это была древняя эвенкийская песня, которую пели охотники, уходя в лютую стужу на верную гибель. Песня не о победе. Песня о стойкости. О том, как одно маленькое, упрямое дерево может выстоять в самую страшную бурю, вцепившись корнями в родную, мерзлую землю.

Ее голос, лишенный страха и отчаяния, лился под сводами цеха, и паника, как вода в песок, уходила. На ее место приходило тяжелое, свинцовое осознание. Истерика сменилась мрачной решимостью. Люди смотрели на Ивана, на Аню, на Морозова. В их глазах больше не было безумия. Только один, безмолвный, но ясный вопрос, повисший в холодном, пахнущем металлом и опилками воздухе.

«Что делать?»

Мобилизация последнего рубежа человечества началась.

Глава 61: Совет Обреченных: Выбор Цели

Буря паники улеглась, оставив после себя штиль отчаяния. В огромном, промозглом цеху лесопилки воцарилась тяжелая, гнетущая тишина, которая была страшнее и мучительнее недавних криков. Люди сидели небольшими, застывшими группами, прижавшись друг к другу, и их взгляды были пусты. Страх никуда не делся. Он просто ушел внутрь, превратившись в свинцовое оцепенение, в молчаливое ожидание конца.

Но в центре этого моря безнадеги, за большим столом, наспех сколоченным из досок, собрался островок сопротивления. Импровизированный «военный совет», от решений которого теперь зависело все. Иван, Аня, Морозов, Волков, Николай, Дмитрий, Искра. Рядом с ними, как молчаливые тени, стояли Бизон и Орлан. Они были мозгом и мышцами этого отчаянного организма. На столе, освещенная тусклым светом единственной лампы, лежала развернутая карта Колымажска, на которой красным углем были грубо обведены четыре цели. Время поджимало. Им нужно было действовать, несмотря на то что за их спинами сидели десятки людей, уже похоронивших себя.

Волков начал доклад. Он больше не был тем растерянным капитаном, которого они встретили в пещере. Теперь это был собранный, с лихорадочным блеском в глазах ученый, на плечи которого легла немыслимая ответственность. Подключив свой ноутбук к ревущему генератору Николая, он вывел на экран схемы, которые тут же приковали всеобщее внимание.