Табу. Чужая жена

На улице уже темно. Времени не знаю. Смотрю на панель Камрюшки, но ничего не вижу: ни скорости на спидометре, ни часов, ни оборотов на тахометре. Давлю на газ, пролетая по опустевшим дорогам. Останавливаюсь только на подъездной площадке. Вываливаюсь на прохладный воздух. Растираю ладонями плечи и руки. Холодно. И внутри тоже. Холодеет всё.

Смотрю вниз на пустынный пляж. Перед глазами развевающееся на ветру белое платье и шоколадные волосы, хлестающие меня по лицу. И запах этот наркотический. С некоторых пор я ненавижу лето. Жарко, душно и всё равно… холодно. Пялюсь на воду, отражение луны и звёзд, но как-то пусто внутри. Поджигаю спичку. Бросаю. Мост вспыхивает. Отпускаю. Разворачиваюсь и иду к машине. Достаю с переднего сидения бутылку виски, выдёргиваю зубами пробку и делаю большой, обжигающий горло глоток. Сажусь прямо на землю и подтягиваю ноги вверх. Опускаю предплечья на колени и смотрю, как полыхает прошлое, как агонизирует в пламени влюблённый идиот.

Прочь.

Хватит.

Пора это заканчивать.

Даже если она не была бы замужем, нельзя простить то, что я стоял там, на перроне, и ждал, что придёт. Не пришла.

Когда бутылка полностью пустеет, поднимаюсь на ноги и, шатаясь, неровной пьяной походкой иду в машину. Откидываю переднее сидение и закрываю глаза. Проваливаюсь в сон. Отпускаю.

Но она не отпускает. Опять снится. Разговоры, поцелуи, взгляды, слёзы, секс.

Впрочем, когда просыпаюсь, ничего из этого уже не трогает. Ощущаю себя унылым дерьмом с охеренным похмельем. Ноль пять крепкого на голодный желудок и пара бессонных ночей дают о себе знать головной болью и лёгкой тошнотой. Ехать за рулём в таком состоянии вообще не вариант, поэтому осторожно, всё ещё покачиваясь, спускаюсь на пляж. Скидываю на берегу все вещи и забегаю в залив. Вода в конце августа ледяная, но именно это мне сейчас и надо. Но, сука, аж яйца от холода звенят и пальцы немеют.

Отплываю подальше. Несколько раз ныряю и выбираюсь на гальку. Растираюсь футболкой. Натягиваю трусы и брюки. Заправляю за пояс мокрую футболку и карабкаюсь обратно на гору. Пару раз из-под подошв туфель вылетают камни, я поскальзываюсь. Хватаюсь за корни деревьев или торчащие из земли валуны.

Не лучшая идея лазить по горным тропинкам в офисной обуви, но мне надо было прийти себя.

В машине достаю из дорожной сумки банку энергетика и делаю залпом несколько глотков. Ночи холодные, напиток ледяной. Приятно охлаждает глотку и желудок. Ощущаю себя относительно нормальным человеком, который не бухал всю ночь и не загибался в лабиринтах собственной памяти. Выбиваю из пачки последнюю сигарету и глубоко затягиваюсь. Надо бы в магазин заехать и купить курева, а то за ночь полторы пачки прикончил.

Открываю окно, закидываю в рот мятную жвачку. Одной рукой удерживаю руль, а локоть второй ставлю на пластик на двери. Прикладываю костяшки пальцев к губам. За рёбрами что-то гудит и пульсирует. Не сразу нахожу причину, но потом понимаю. По встречке кровавый Хаммер. Взгляд самопроизвольно хватается за него, ища водителя. Там какой-то мужик. И только в боковом зеркале вижу автомобильный номер. Не тот. Выдыхаю. Блядь, если не возьму себя в руки, свихнусь ещё до встречи с китайцами, а она назначена только через два дня. Перенесли в последний момент. Не стал уже билеты менять.

Торможу на парковке супермаркета. Закидываю к корзину пару готовых сэндвичей, банку холодного кофе, пачку жвачек и несколько пачек «Парламента», банку кофе, чёртовы печеньки, которые никогда не ем, но всегда покупаю.

Еду и кофе приканчиваю по дороге в гостиницу. На ресепшне передо мной пара человек. Заселяюсь быстро. Номер из двух комнат приличный, чистый, в сине-голубых тонах. Бельё на кровати и полотенца свежие.

Бросаю сумку на пол, достаю чистую одежду и направляюсь в ванную. Душ принимаю горячий, сбивающий застоявшуюся от сна в неудобной позе боль в суставах и мышцах. Обматываю бёдра полотенцем, ставлю стирку и, захватив пачку и зажигалку, выхожу на балкон. Вид с семнадцатого этажа высотки просто потрясный. Добрая половина города как на ладони. Вдалеке синяя лента залива. Слегка прищуриваюсь, вглядываясь в очертания порта. От него уходит дорога левее, ведущая в частный элитный сектор. Нет, думаю я не о Царёвых. Был тут у меня друг, который отморозился от армейских товарищей похлеще меня.

Возвращаюсь в номер и беру мобильный. Пролистываю контакты. Номер Макея, как и всех остальных, остался в старом телефоне на прошлой симке. Делаю то, чего не собирался никогда и ни за что: восстанавливаю страницу в соцсети. Приходится повозиться. Готовлю себе растворимый кофе и падаю в плетёное кресло на балконе. Закуриваю, потягивая кофе. Нахожу страницу Макеева. На авке солидный, весь такой из себя. Держит на руках пацанёнка лет трёх-четырёх. На безымянном кольцо.

– Нихуя же себе. – бубню под нос, выпуская дым.

Женат. Судя по всему, у него сын уже. И это тот, что зарекался окольцовываться лет до тридцати? Охренеть можно.

Затяжка. Медлю около минуты, решаясь, стоит ли писать ему. В конце концов, с ним нас связывает куда больше, чем с остальными. Сложно будет не задавать терзающие вопросы тому, у кого наверняка есть на них ответы. Но я не стану. Всё, мосты обрушены. Кнопки выдраны с корнем. Сирена молчит. Набираю короткое сообщение и отправляю. Паха был в сети два дня назад, поэтому быстрого ответа не жду. Откладываю телефон и заваливаюсь спать.

Недосып последних нескольких месяцев берёт своё. Отрубаюсь почти сразу. В этот раз без снов. Работает моя схема. Просыпаюсь уже в сумерках. Перекатываюсь на спину и вытягиваюсь всем телом. Зеваю так, что рожа трещит. Растираю кулаками глаза, проясняя зрение. Умываюсь, чищу зубы, короткий, прохладный, бодрящий душ. Кофе и сигарета. На телефоне сообщение.

Павел Макеев: Пиши адрес. Буду в течении получаса.

Улыбка растягивает губы. Вот так просто. Я написал, что в городе, он тут же мчится. А ведь за пять лет между нами не было ни одного слова. Если бы он захотел меня найти, то сделал бы это без проблем. Все мои младшие из соцсетей не вылезают. Но он не хотел. Возможно, понял всё без слов. Слишком сложно тогда было поддерживать любые связи с прошлым.

Усмехаясь, быстро печатаю ответ.

А.Д.: Гостиница «Звезда залива». Встретимся в ресторане.

Павел Макеев: Пятнадцать минут и я буду.

Натягиваю серые джинсы и белое поло. Не хочу официоза и рубашек. Уже воротит от них. Пока одеваюсь, приходит ещё одно сообщение.

Павел Макеев: Андрюха, это точно ты? Без шуток? А то у меня времени позарез. Если это какой-то прикол, найду и разъебу.

Я ржу. От души так, громко, почти до икоты.

А.Д.: Макей, если времени позарез, то лучше не приезжай. У меня гандонов на всю ночь припасено. Пятнадцать минут меня не устраивает.

Отправляю. От хохота сворачиваюсь пополам. Не думал, что когда-то ещё напишу что-то подобное. Был уверен, что армейская дичь осталась в прошлом.

Застёгиваю на левом запястье часы. Распихиваю по карманам сигареты, портмоне, документы, телефон. Запираю номер и спускаюсь по ступенькам. В последнее время на физические упражнения не хватает часов в сутках, вот и выкручиваюсь в будничной жизни. Решаю не ждать в ресторане, поэтому выхожу сразу к парадному входу. Там как раз стоит чёрный Лексус с блатными номерами. С переднего пассажирского вылезает Паха. Костюм, Ролекс, очки, если не ошибаюсь, Прада, наполированные туфли. Приподняв бровь, хмыкаю, качая сам себе головой. Видимо, втянулся в отцовский бизнес и поднялся. Красавчик. Он поднимает глаза, видит меня, и с его лица сползает не только улыбка, но и все краски.

Пиздец, это ещё что такое? Не такой реакции я ждал.

Неожиданно резко распахивается задняя дверь, и оттуда выскакивает тот самый мальчишка, которого Макеев держал на руках на фотке.

– Папа! – бросается к нему на шею малой.

Он присаживается перед ним на корточки и обнимает. Подвисаю на этой картине. Подтачивает лёгкая зависть. Но она быстро сменяется шоком, когда появляется водитель. Случайно задевает меня взглядом и обходит машину, забирая ребёнка у Пахи. Он что-то говорит. В янтарных глазах отражается испуг и паника. Встречаемся взглядами. У меня внутри всё взрывается.

Ну, здравствуй, Кристина Царёва.

Или теперь ты Макеева?

Глава 5

Себя не обманешь

Секунды, что я стою на крыльце отеля, растягиваются на вечность, помноженную на бесконечность. Между нами семь ступеней, метров пять свободного пространства и чёрный Лексус премиум класса, но я вижу её так, словно расстояние не больше нескольких коротких сантиметров. Стянутые тугим аккуратным пучком на макушке шоколадные волосы, одинокую вьющуюся прядку вдоль левой стороны лица, распахнутые маковые губы, испуганные расширенные тигриные глаза.

Сердце пропускает удары. Сначала парочку, а потом ему можно ставить прогулы на кардиографе. Я сжираю её глазами. Изменилась сильно. Грудь стала больше. На ней классический серый костюм, но брюки плотно обтягивают округлившиеся за годы бёдра и зад. Тело потеряло подростковую угловатость, пусть она ей очень шла. Все движения стали лёгкими, женственными… сексуальными. Но самое главное изменение сверкает на безымянном пальце правой руки. Ну и ещё мальчишка, что тянется к ней и зовёт мамой.

В моей семье нет суеверных. Только Дианка верит в судьбу и всё такое. Теория вероятности в действии. Каков шанс, что девушка, с которой я хотел «до самой старости», вышла замуж за моего лучшего армейского друга, когда они относились друг к другу как брат с сестрой? Минимальная? Один на миллион? Смешно до усрачки, но, оказывается, и палка раз в год стреляет. Он сводил нас вместе. Поддерживал во всём. Давал советы, как лучше вести себя с Кристиной, чтобы избегать конфликтов. А теперь у них сын. Пиздец.

Нутро подкипает. Чувствую себя преданным самыми близкими людьми. И это болезненно. Адски.

Вот только показывать этого не собираюсь.

Неспешно, даже лениво, достаю из кармана пачку сигарет. Вытягиваю одну, вставляю в рот и прикуриваю. Расслабленной походкой двигаю в их направлении, нацепив на лицо искренне-презрительную усмешку. Другой не выходит. Наблюдаю, как Макей кладёт ладонь на поясницу Крис, притягивает к себе и что-то шепчет на ухо. Она быстро кивает, забирает мальчишку и сажает на заднее сидение. Мои ноги начинают ускоряться. Силой воли приказываю телу не торопиться и дать ей возможность трусливо смотаться. Что она, впрочем, и делает. Пулей огибает тачку и распахивает водительскую дверь. Садясь, цепляет меня взглядом. Всего секунду медлит. Смотрит. Кусает губы. А потом захлопывает дверь и срывает машину с места. Улыбаюсь шире, повернув голову. Вижу, что палит в зеркало заднего вида. На меня. Провожаю её недоброй улыбкой, пока Лексус не исчезает из виду. Заторможенно перевожу взгляд на подвисшего Макеева. Лыба стекает с моего лица.

В его взгляде вина. О чём это говорит? Верно. Есть причины её чувствовать. Когда предаёшь того, кого называешь братом, кто относится к тебе как к части семьи, а потом женишься на его девушке, которую он до одури любил, невозможно не ощутить вину. Только если ты социопат или последняя скотина. Макей, видать, предпоследняя.

Он, наконец, делает пару шагов мне навстречу. Сглотнув, протягивает руку.

Мне бы стоило её пожать. Тупо для того, чтобы показать, как мне похуй на всё. Что забыл Кристину. Что не смотрел похотливо на его жену. Что в прошлом всё. Но я не жму. Застываю на месте и впиваюсь в его глаза.

– Привет, друг. – голос дёргается на последнем слове, я его выплёвываю как оскорбление. – Смотрю, катаешься как сыр в масле. При параде. Жена красивая. Сын.

Интонации рвутся, идут с надрывом. В груди зарождается огненный шар, распирающий рёбра, сдавливающий гортань.

Паха опускает руку спустя секунд двадцать бесполезного ожидания. Свешивает голову вниз и зажмуривается. Когда решается взглянуть мне в глаза, зябко морщится.

– Андрюха, надо поговорить. Объясниться.

Объясниться? Мне не нужны объяснения. Мне нужна кровь.

Действую раньше, чем успеваю обдумать свои действия и их последствия.

Вырываю руку из кармана. Отводя назад, сжимаю кулак и впечатываю в лицо Макеева. Хрустят кости. Мои тоже. Удар получается со всей силы. Из его носа брызгает кровь, заливая белую рубашку. Друг, в больших жирных кавычках, прижимает ладонь к носу и запрокидывает голову назад.

– Ебанутый, блядь! – рявкает, собирая языком попадающую в рот кровь. Даже в этом положении умудряется смотреть на меня своими, сука, виноватыми глазами. – Сказал же: поговорим!

– Поговорили уже. – секу холодно, кивая на его распухший нос. – Мне полегчало. Спасибо.

– Дюха, не делай поспешных выводов. – гундосит бывший сослуживец, вытянув из кармана пачку влажных салфеток.

– Они очевидные.

Безучастно пожимаю плечами и разворачиваюсь. Быстрым шагом иду в неизвестном направлении, лишь бы подальше от причины своего бешенства. Интуитивно стараюсь держаться в стороне от освещённых аллей и дорог. Хочется скрыться в темноте, дабы ни один человек не видел меня таким. Дома всё это дерьмо перерос, а во Владивостоке время будто отмоталось на пять годиков назад. Столкновение это грёбанное с Кристиной всколыхнуло старых призраков. Они воют и мечутся в запертой темнице. Ещё немного и начнут просачиваться. А у меня нет больше замков, чтобы удержать их там. С вырванными с потрохами кнопками тоже беда какая-то. Короткое замыкание и перезагрузка системы. Все чувства, что отключал, работают, а кнопки-то выдраны.

Иду долго, периодически переходя на бег, но потом притормаживаю себя. Мне не от кого бежать. Сигареты тлеют одна за одной. Останавливаюсь только в каком-то замызганном закоулке. Здесь воняет мочой и отходами. Темно и сыро. Мерзко. Меня передёргивает. Выдыхаю медленно и так же вдыхаю вонь. Ничего не чувствую. Совсем. Пусто. Все сделали свой выбор. Я решил идти дальше. Жить ради семьи. Ради младшей сестрёнки.

Мне. Не. Больно.

Кристина меня бросила. Я уехал. Дальше уже не мои проблемы. Связали они себя браком, родили сына, живут, трахаются. Меня всё это не касается.

Сука, не стоило бить Макея! Не удержался. Сорвался.

Картина, как он обнимает её за талию, печёт глаза. Его губы возле её уха врезаются ревностью в сознание. Ревностью, на которую у меня нет ни единого права. Кристина Царёва… Прошу прощения, Макеева – чужая жена. Жена человека, которого я звал братом.

Я опять шагаю. Мысли метаются в голове. Сортирую их, отбрасывая лишние и неуместные.

Я тут по работе. Значит, буду работать. Ничего больше.

Телефон без остановки звонит. Мелодия из соцсети. Я даже не достаю его. Пока ещё не всех призраков удалось переловить. Но когда у меня это, в конце концов, получается, перевожу дыхание и вытягиваю их джинсов мобильный.

Вдох-выдох.

Я ничего не чувствую. Абсолютно. Не пустота уже даже. И не чёрная дыра. Беспросветная бездна.

Ну, увидел я Кристину. Ну, женаты они, ребёнка сделали. Мы расстались. Ревновать бывшую? Идиотизм. Бить за это друга? Жесть. Я добровольно решил ничего не слышать и не видеть. Не их вина, что меня теперь кроет. Не лезть же в чужую семью выяснять отношения.

Не нахожу достаточного уровня дзена, чтобы ответить на звонок, вот и читаю сообщения от Пахи.

Чувств нет? Мне похуй? Сто процентов.

Ложь!

Когда тело перемерзает, оно обманывает мозг, и тот решает, что телу жарко. Вместо того, чтобы попытаться согреться, люди раздеваются догола и замерзают насмерть.

Я пока ещё не догадываюсь, куда приведут меня обманы собственного организма. Закоченею или сгорю?

Павел Макеев: Дай мне шанс объяснить всё. Знаю, как это выглядит и что ты подумал, но всё не так, как кажется.

Мне бы стоило замёрзнуть. Написать что-то нейтральное. Извиниться за своё поведение. Но я предпочитаю пылать, отписывая ответ.

А.Д.: Что ты хочешь мне объяснить? Как случилось, что ты женился на девушке, на которой собирался жениться я? Я бы понял ещё, если бы спустя время вы сошлись, но у вас сын, Паш. Сколько ему? Года четыре? Сколько времени прошло с нашего с Крис разрыва, как ты воткнул мне нож в спину? Я любил её, Паша. Я жить без неё не хотел. Но столько лет прошло. Мне уже всё ровно. Не надо никаких объяснений. И в честь старой дружбы дам тебе совет. Никогда и ни перед кем не отчитывайся за свои чувства.

Набив сообщение, выплёскиваю половину души и все эмоции. Пожар потух, пора покрываться льдом и не думать о прошлом. Болезненные колебания за рёберной клеткой постепенно стихают.

Зажимаю в руке телефон и опускаю его вниз. Медленно забиваю лёгкие кислородом, а за ним и сигаретным дымом. Надолго задерживаю его там. До лёгкого головокружения и отрезвляющей тошноты.

Мне ведь и правда не нужны никакие объяснения. Толку от них? Ничего не изменится.

Короткая вибрация смартфона. Разблокирую телефон, но прочесть месседж не успеваю – Макей его тут же удаляет и пишет новый. Жду, пока закончит, делая затяжку за затяжкой. Вместо нескольких слов, что были в первом, второе содержательнее.

Павел Макеев: Давай поговорим лично. В сообщениях нормально не объяснишь. Ситуация вышла пиздец просто. Я собирался тебе рассказать, но не успел. Если решишься, подъезжай ко мне домой.

Следующим приходит адрес.

Ничего не ответив, убираю мобильный. Не хочу я ничего знать. Теперь уже точно отпускать надо. Шанса не было и быть не могло. Глупо, но в глубине души я надеялся на что-то, сам не знаю на что. Просто так бывает, когда вопреки доводам и здравому смыслу продолжаешь любить человека, как бы он с тобой не поступил. Такая вот у меня нездоровая мазохистская любовь. Пытался вытравить её, а вытравил себе душу.

Ноги снова ведут куда-то, а я не сопротивляюсь. Бесцельно брожу по аллеям, поглядывая на прохожих. Одни спешат домой с полными пакетами из супермаркетов, другие просто прогуливаются. Когда вижу семьи с детьми, отворачиваюсь. Мы с Кристиной говорили о ребёнке. Она тоже хотела, но не сразу, а через несколько лет. А с Пахой вон медлить не стали. Может, по залёту расписались?

Падаю на лавочку в темноте. Фонарь трещит, но не светится. Растираю ладонями лицо и закрываю глаза. Кажется, мне нравится над собой издеваться, потому что в следующую секунду я захожу в сеть и листаю фотографии на Пахиной странице. Их не так уж и много за последние годы. Чаще всего мелькают, где они с Крис вдвоём или с малым. Красивая они пара. И счастливая. Улыбаются, смеются. Пиздец. Листаю ниже, добираясь до свадьбы, и у меня нутро обрывается. Сердце проваливается.

Неделя после дембеля.

Мне сразу многое становится ясно. И почему Макей меня последние две недели избегал, и почему Кристина бросила. Не знаю, как и когда, но они оба меня предали самым подлым образом. Моя, тогда ещё невеста, трахалась с моим другом за моей спиной. Пиздец. Других слов у меня нет. И их не появляется, когда перехожу на её страницу и нахожу фотографии с выписки из роддома.

Май.

Проталкиваю вставший в горле ком горечи, но он никуда не уходит. С остервенением тру лицо. Прочёсываю пальцами обеих рук волосы и смыкаю их на затылке. Опускаю голову и стараюсь не сдохнуть здесь и сейчас. Либо ребёнок недоношенный, либо в Америку она улетала уже беременной. Лицемерие людей бьёт под дых. И это пиздецово не весело. Я вставал до подъёма, не спал ночами, чтобы поговорить с ней хоть немного, мы занимались сексом по телефону, я успокаивал её, говорил, что мы скоро встретимся, просил не плакать, а она… Она носила под сердцем чужого ребёнка всё это время. А я, как последний долбоёб, ждал её на том треклятом перроне!

– Блядь! – гаркаю, вскакивая на ноги.

Мне хочется крушить, ломать, делать больно себе и другим. Орать, вопить и убивать.

Как загнанный зверь, топчусь на месте. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Зажимаю в кулаках волосы и дёргаю в надежде, что боль притупится хоть немного. Но нет. Я в агонии. Оказывается, тогда и сотой части боли не испытал. Когда тебя убивает один человек, пережить можно. Когда двое таких близких втыкают ножи в спину… Не знаю. Мне кажется – нет. Чувство, что меня полили дерьмом, а я так и не смог отмыться. Я пропитался им.

Где мой кровавый панцирь, когда он так нужен? Сейчас ничего не спасает. Глаза начинает жечь. Я ведь так сильно любил её. От ненависти до любви один шаг. Но и обратно столько же. И я срываюсь в застилающую глаза ненависть.

Хотел объясниться, Макей? Тогда расскажешь, как в глаза называл меня братом, а за спиной пялил мою девушку.

Вызываю такси и называю адрес из сообщения. Вот теперь я готов поговорить.

Глава 6

Макей

Ничего не остаётся безнаказанным

В голове стоит сплошной гул, а перед глазами несколько слов от бывшего сослуживца и друга, с которым я, откровенно говоря, поступил пиздец как подло, женившись на его любимой девушке. Тогда у меня, как, впрочем, и у всех остальных причастных к этой истории, не было выбора. Но он был позже. Надо было рассказать ему правду ещё несколько лет назад, а не слушать Крис. А теперь Андрюха в городе и предлагает встретиться.

Не представляю, как буду смотреть ему в глаза после такой жестокой подлянки. Я знаю, что он не в курсе, что мы с Крестиком женаты. И о сыне тоже не знает. Если бы узнал, давно бы прилетел и разорвал меня на лоскуты.

Правда, прошло уже немало времени. Вряд ли у него остались какие-то чувства.

Сука, затянули мы с этой хернёй слишком. Не уверен, что теперь ему нужна правда. Но поговорить всё же стоит.

– Павел. – зовёт отец, но словно сквозь вату, откуда-то издалека. – Павел! – добавляет громче.

Тряхнув головой, перевожу на него взгляд. Двенадцать пар глаз смотрят на меня. Я уже и забыл, что сижу в конференц-зале, обсуждая новую систему обороны военно-промышленных предприятий. Собираю себя в кучу и вывожу на экран схемы. Отрабатываю, как и всегда, на соточку, с полной самоотдачей делу. Но когда зал пустеет, мысли и воспоминания возвращаются и атакуют. Остаюсь один в огромной комнате, уперев локти на стол и уткнувшись лбом в ладони.

Пять лет назад необходимость жениться застала меня врасплох. Мне было почти двадцать, впереди маячила долгожданная свобода, которую так бесцеремонно отобрали. Нет, я понимал, что это необходимость – Крестика надо спасать. Но меня убивала перспектива смотреть в глаза Андрею и врать. Изо дня в день видеть, как он страдает и угасает. Их любовь – это что-то с чем-то.

Когда он оставил духи на шконке, я понял, что он готов отказаться от неё. И это правильно было. Ради этого всё и затевалось. А я не хотел, чтобы всё так закончилось. Они должны были быть вместе, когда всё устаканится. Засунул ему этот флакон в рюкзак, когда прощались на перроне. Смотрел ему глаза и едва не признался во всём. Тогда стоял в здании вокзала и смотрел, как он до последнего ждёт Кристину. У меня у самого слёзы потекли. А потом выбежала Крис. Блядь, как она кричала и плакала. Отец её успокаивал, а я не мог найти в себе сил, чтобы поддержать. Как и не нашёл сил промолчать и сказал Дикому, что Крис его любит, просил не сдаваться. А через неделю целовал её, надев на палец кольцо. Вот такой вот пиздатый друг из меня вышел.

Смотрю на свой кусок золота, что уже пять лет ношу не снимая.

Как ему всё объяснить? Хер знает. Но я должен хотя бы попробовать. Даже если Кристина меня за это убьёт. И так затянули.

Выхожу на улицу, скидываю пиджак и забрасываю на заднее сидение. Скуриваю сигарету, не спеша давать ответ, но всё же решаюсь. Отвечаю в лёгкой манере, типа я не мразь, предавшая брата. Ага, как же. Смешно, да. Стоило бы сначала переговорить с женой, предупредить её, но уверен, что она будет против.

Жена…

Сейчас это слово легко слетает с языка. Жена и сын. И оба не мои. Семейный человек без семьи. Меня, в общем-то, такой расклад устраивает. Устраивал. До того момента, как на телефон пришло сообщение.

Так, ладно, всё по порядку. Сначала встречусь с Андрюхой, прощупаю почву, а от его ответов уже буду отталкиваться и выстраивать дальнейший план действий.

Погрузившись в мысли, едва не подпрыгиваю, когда в боковое окно стучатся. Переведя дыхание, выхожу из машины и жду, что скажет папа.

– Ты сегодня весь день летаешь где-то. – сухо констатирует он. А потом уже с беспокойством спрашивает: – Всё нормально, сын? Случилось что-то?

Провожу пятернёй по волосам и хриплю:

– Пока не знаю, пап. Самому бы понять.

Он выжидательно прищуривается, впиваясь цепким взглядом в мои глаза.

– Рассказывай.

– Нечего пока. – развожу руками. – Думаю о событиях пятилетней давности. Закрутили мы всё слишком. Надо было другой способ найти.

Отец смягчается и сдавливает в поддержке моё плечо. Но когда говорит, серьёзен до физического напряжения.

– Мы искали, Паш. Его не было. Мы все думали, как вывести Кристину и Андрея с его семьёй из-под удара. Вова подставился добровольно, показательно выдавая дочку за тебя. Или так, или за ублюдка того. Сам понимаешь, что он бы с ней сделал. И друг твой не смог бы её защитить. Даже наша семья с трудом выстояла. Только у нас было достаточно связей, чтобы защитить Кристину. С фамилией Макеева Савельские не рискнули её тронуть.