Ванильная смерть

– Гриш?..

– А, да, разобрал, да. – Громова вырвали из внутренней симфонии, он скомкано пробормотал ответ, проморгался от наваждения. – Отделаться теперь от мелодии не могу, – хмыкнул он и обвел жестом свою растерянную физиономию, – хотя, я не против – это что-то ни на что непохожее. – Глаза Гриши уперлись в гипсокартоновый потолок, но мысль полетела дальше. – Будто у Бетховена с Хансом Циммером родился ребенок, которого в лобик поцеловал сам бог. – Задумчиво пробубнил Громов, с усилием возвращаясь в реальность. – Композитор – гений. – Подытожил Гриша.

Лиза встретилась с ним взглядом, тепло улыбнулась сквозь пар над тарелкой том-яма. Громов в очередной раз увидел в ее глазах понимание, щекотавшее душу. Отсутствие осуждения за яркое восприятие реальности. Искусства.

– Я пыталась выпытать у Эммы его контакт, но она ответила в своем стиле, – Лукьянова недовольно вздохнула, откинулась на диване.

Громов с иронией улыбнулся, выдав догадку:

– «Нет»?

– А ты хорошо ее знаешь, – Вероника засмеялась.

Гриша поджал губы, чтобы не фыркнуть слишком громко.

– У меня есть подозрение, что это не трудно.

Вероника перекинулась с Гришей понимающими взглядами.

Здесь от Лизы он этого не ждал.

Громов уважал сторону защитников – Лизы и Андрея. Они правильно делали, что пытались отстоять честь подруги и сестры. Гриша сделал бы для них тоже самое. Он уважал эту позицию, но не разделял. И вопрос был в том, стоит ли считать другом человека, вынуждающего своими поступками защищать свою честь.

– Может ты ее спросишь, Андрей? – Вероника обратилась к парню, палочкой поддела рулетик с уткой, Андреев удивленно проводил эту ловкость рук взглядом.

– Нет, не думаю. – Пораженный тем, как Лукьянова управляется с китайскими палочками, заторможено произнес он, опомнился. – Если Эмма тебе отказала, на то есть причина, вряд ли она просто ерничает.

Вероника пустила непроизвольный, изумленный смешок.

– А вот ты, похоже, ее совсем не знаешь. – Гриша подавил улыбку. В точку. – Но ладно, не мне судить. – Отмахнулась она. – Громов, может ты?

Гриша моргнул.

– Что – я?

Он упустил момент, когда начался разговор на другую тему? Почему прозвучало его имя?

– Спросишь Эмму контакт композитора? – Лукьянова вскинула брови, мол, не тормози. – Можно было бы его найти в соцсетях.

Гриша нахмурился. Обернулся к Веронике, театрально потрогал ее лоб тыльной стороной ладони.

– С тобой все в порядке? Жара нет? – выразительно обеспокоенным тоном проворковал он.

Лукьянова засмеялась, отбросила от себя руку парня под смешок Андреева.

– Брось, Гриш, – закатила она глаза и вздохнула над тугодумностью парня, – она явно к тебе неровно дышит. – Пояснила Вероника. Гриша округлил глаза, Лукьянова цокнула. – Вечное «Привет, Григорий Григорьевич Громов». – Кривляясь, передразнила она Эмму. – Может с тобой она будет сговорчивее? – Ткнула она в сторону Гриши палочками. – Тебе же самому хочется узнать об этом американце больше, – пожала брюнетка плечами, повторив трюк с утиным рулетиком.

Гриша кашлянул, прочистил горло от удивления.

– Я бы с радостью, но знаешь, сколько не смотрю на часы, понимаю, что сейчас не время просить об одолжении у Эммы Купер. – Растянул он губы в саркастичной улыбке. Сербнул лапшой. – Будто она так просто согласится. – Цокнул Громов недовольно. – Не будем не замечать слона в комнате и поймем, что она ответит, раз ты спросила всех о просьбе, кроме ее родной сестры. – Многозначительно посмотрел он на Веронику.

Осекся, поняв, что Лизе могут быть неприятны его слова.

– Ну, тут думаю… – Вероника неуверенно покосилась на подругу. Была согласна с Громовым, но все же прищурила виновато один глаз. – Лиз?..

Младшая Купер подняла взгляд от тарелки с супом.

– Гриша прав. – Просто ответила она. Громов удивился, но был рад рациональному образу мыслей младшей Купер. Она не смотрели сквозь розовые очки ни на мир, ни на сестру. – С Эммой нельзя выиграть лишь подослав другого гонца, она не такая. – Уверенно проговорила Лиза. Казалась в этот момент старше на десять лет. И по сути, была единственной, кто действительно знал, о чем говорит. Позитив Андреева Гриша любил, но подозревал, что из-за этого друг часто не замечает очевидного. – Ее «нет» значит «нет», кто бы не спрашивал. – Лиза закусила изнутри щеку, посмотрела на Веронику. Мазнула взглядом по Грише. – Да и последнее время у нас отношения хрупкие, я не хочу лишний раз в спорную тему лезть. – Пожала Лиза плечиками, набрала в ложку супа, задумалась. Громов подумал, что «хрупкие» – слабо сказано, если даже безобидный вопрос в отношениях родных сестер может стать спорным. – Да и на сколько я знаю, она с тем Джорджем больше не общается. – Проговорила она. – Может, поссорились, может, еще что, может, он занят. – Лиза улыбнулась Лукьяновой, подбадривая. – С другой стороны, так даже интереснее. Создается тайна…

Голос ее утих со звоном колокольчика над входной дверью. В ресторанчик под руку с Барсом зашел предмет их разговора.

Эмма в коротком белом платье патетично откинула длинный конский хвост за спину, глаза ее блестели. Уверенным шагом пара подошла к их столу, Эмма плюхнулась на диван рядом с сестрой. Арсений учтиво взял отдельный стул.

– Обо мне разговариваете? – Эмму вовсе не волновало, кажется, на какой ноте она рассталась со всеми: рубильник переключился, теперь она лучилась теплом. – Лиз, двинься. – Недовольно сморщилась Эмма, без приглашения развалилась напротив Лукьяновой с Гришей. Подняла глаза. – Привет, Григорий Григорьевич Громов.

Гриша ощутил ее взгляд всем своим существом, прежде чем поднял на Эмму глаза. Ему казалось, восприятие должно играть роль. Громов искренне думал, что после произошедшего в следующий раз, когда он увидит Эмму, она покажется ему некрасивой. Или не такой красивой. От того, что казанные ею смыслы пропитали ее образ насквозь и начали гнить.

Но посмотрев сейчас на платиновую принцессу, несмотря на послевкусие ситуации, он не мог не признать: она по прежнему пленяла своей улыбкой. Не его, конечно. Но кого-то вроде Барса. Он мог понять, почему тот Эмму терпел.

Однако сказанного не воротишь и образ Эммы для Громова за сегодня навсегда претерпел изменения: она перестала быть навязчивой девочкой на периферии, теперь она вызывала в нем раздражение. От того, что, кажется, даже отдавала себе отчет в том, как мерзко поступала. Понимала, что приносит людям боль. И не останавливалась.

Усталость Громова от ее трепа превратилось в целенаправленное отвращение.

Повисла пауза: даже те, кто был рад появлению Эммы, этого не ожидали. Она вела себя как ни в чем не бывало, в своей обычной манере навязывалась и не видела причин обходить компанию стороной. Ее тупой уверенности можно было позавидовать.

Первой, как повелось, отмерла Вероника. С вызовом вскинула брови.

– С чего ты решила, что о тебе?

Гриша подумал, что общение с Лукьяновой лишним не будет: то, как она сегодня держалась, восхищало. Ровная осанка, гордый подбородок, огонь в глазах. Ему самому стоило бы поучиться такой открытой конфронтации.

Эмма заливисто рассмеялась на весь ресторан.

– У половины на лицах написано отвращение, у другой восхищение. – Она небрежно показала пальцем на ребят. – О ком же еще.

Вероника перекинулась с Гришей многозначительным взглядом. Непринужденный тон Эммы не влезал ни в какие рамки. Стало трудно дышать.

– О композиторе, который написал музыку к спектаклю. – Оборвала минуту самолюбования Эммы Лукьянова. – О твоем друге. – Добавила жестче она.

Безобидная, но твердо сказанная фраза вырвалась целью выбить платиновую принцессу из образа, но Эмма не поддалась.

– Ску-ка. – Эмма театрально потянулась, зевнула. Арсений, чья рука по-хозяйски лежала на ее голом бедре, усмехнулся. – И он мне больше не друг. Поговорим лучше о тебе, Вероника. – Эмма подалась вперед, с горящим интересом посмотрела на Лукьянову. – Мне понравилось, как ты сегодня держалась.

Громов с Лукьяновой поперхнулись одновременно. Зеленые и карие глаза уставились на Эмму. Возмущение поднялось по трахее и застряло в зубах, словно шпинат. Гриша метнул на Арсения взгляд: тот наслаждался ситуацией. Развалился на стуле, как царь зверей, и лениво поглаживал коленку своей платиновой принцессы.

На ум шла только нецензурщина. Но Лукьянова спохватилась с сарказмом быстрее него.

– Боже, я прошла тест? – Вероника с преувеличенной театральной радостью всплеснула руками. – Надо же, несите шампанское! – Последние слова утонули в язвительном тоне, она выстрелила в Эмму взглядом, но промахнулась.

Купер лишь улыбнулась шире.

– Не буквально, но да. – Будто подтверждая прогноз погоды за окном, уверенно кивнула она. – У нас в классе всегда была сложная атмосфера, – вздохнула Эмма, – мало кто из новеньких задерживался. Не знаю, почему, но так повелось. – Она пожала плечами, задорно толкнула сестру в плечо, Лиза несмело улыбнулась. – Старички держатся вместе, новеньких… – Эмма постучала пальчиком по подбородку, – проверяют.

– Травят, – перебила ее Вероника.

– Испытывают. – Дипломатично исказила факты Эмма. – Мы все через это прошли, даже Арс, когда пришел. – Купер старшая переплела показательно свои с Барсом пальцы. – Но он выдержал и буллером стал сам.

– Чего? Я главный пушистый котенок! – Возмутился Арсений, тут же расплылся в довольной улыбке, чмокнул Эмму в губы.

– Брось, – Эмма выгнулась кошкой, неуместно оголяя ключицы, подмигнула Андрееву, – Андрюша давно взял эту позицию, ты опоздал.

Громов с неудовольствием отменил, что друг снова поплыл. Улыбка подчинения растянула губы Андреева, он неловко засмеялся, но под взглядом Гриши смутился и закашлялся. Будто видел Эмму только в такие моменты: когда она ласкала его эго словами, очаровательно улыбалась и была душой компании.

Не замечал, как Эмма бестактно вторглась в их компанию, зажала боком сестру, на которую взглянула лишь раз. Не говоря уже о том, что творила с Лукьяновой парой часов ранее в спортивном зале. Андрей не хотел видеть, как его сокомандник Барс это одобрял.

– Ладно-ладно. – Арсений поднял руки в сдающемся жесте, сделал шутливый реверанс в сторону Андрея.

Только Гриша с Вероникой не поддались на сиюсекундное обаяние пары. Лукьянова требовательно нахмурилась.

– Тебя тоже травили? – Задала она Андрееву вопрос в лоб.

Гриша восхищался этим качеством. Когда вопросы Лукьянова задавала не ему.

– В младших классах да. – Спокойно пожал плечами тот. – Ну, не травили – так, пара драк, бойкотов, типичные детские игры в повелителя мух. – Отмахнулся он, Гриша поперхнулся воздухом.

– Типичные детские игры? – Возмущение пекло на кончике языка.

Травлю здесь считали нормой? Даже Андрей? Или некоторые так и не выбрались из позиции жертвы, поэтому как по-другому, не знают?

Громов не понаслышке знал об этом. «Типичные игры в повелителя мух» настигли его в младшей школе, как только они с сестрой переехали в Мурманск. Было не смешно. Он не смеялся, когда отдавал деньги за обед, не смеялся, когда вылавливал свои рассказы из унитаза и уж точно не веселился, когда по совету Влады вкладывал в кулак зажигалку для большей силы удара.

Драться ему так и не пришлось, разобралась с ситуацией в итоге сестра, но сама готовность к драке, преследующая тебя несколько месяцев, зажигалка в кулаке – символ тревоги и страха боли – вовсе не казались ему забавными.

– Мух? Иу. – Эмма с оттяжкой скривилась, надула губки, обернулась к Барсу. – О чем он?

Громов запрокинул голову к потолку. Жесть.

– Потом объясню, детка. – Примирительно погладил Арсений по голой ноге Эмму, улыбнулся, ничуть не смутившись.

– В общем, Вероника, – Эмма, тут же забыв о разговоре, перевела тему с энтузиазмом, – не принимай на свой счет. – Доброжелательно хмыкнула она. – Конечно, думаю, ты и так этого не делала, у тебя прям титановый стержень, я посмотрю. – в глазах Эммы загорелась искорка, но тут же потухла. – Не держи зла и приходи на осеннюю ярмарку. – Купер поднялась с места, оттопырив зад. – Андреев, Лизок, приведите этих двоих. – Она указала на Веронику с Гришей, словно на кукол. Раздражение новой волной облизало трахею. – Познакомитесь с Вальдорфской культурой, сделаете браслетики дружбы, – Эмма взяла под руку Барса. – Сваляете из шерсти по игрушке. Будет весело.

Повисла очередная, черт возьми, за день пауза. Вероника подняла взгляд исподлобья на Гришу. Умоляющий. Она не собиралась сдаваться или играть в обиженку. Вероника собиралась идти только вперед. Но ей, самостоятельной московской диве, нужна была поддержка. именно от него.

– Мы же пойдем? – она в ожидании посмотрела на Громова.

Он понимал: отказать сейчас – ввязаться в очередной спор. И бог знает, что всплывет на этот раз из его личной жизни.

– Соглашайся, Григорий Григорьевич Громов. – Эмма наклонила голову арсению на плечо, облизнулась в сторону Гриши с прежним маниакальным интересом. – Даже снобам там будет интересно.

Громов медлил с ответом. Хотелось упереться рогом, разораться и начать вокруг все крушить, но… тогда он даст Эмме ровно то, чего она хочет. Внимания.

Нужно это просто пережить. Скоро ей надоест. Гриша решил последовать примеру Вероники. Идти только вперед.

– Всенепременно. – Небрежно бросил он.

Встретился взглядами с Лукьяновой, который говорил: «Мы там обязаны будем хорошо провести время, иначе они выиграют», Вероника еле заметно кивнула и ответила за всех:

– Мы будем.

Эмма просияла. Гриша упорно смотрел в свою тарелку с лапшой.

– Супер! Тогда до встречи, – Эмма с энтузиазмом хлопнула в ладоши, на прощание прошлась невесомо пальчиками Грише по плечу. – До встречи, Григорий Григорьевич Громов, – протянула Эмма еле слышно и под руку с Барсом пошла на выход.

Громов тяжело вздохнул. Не ответил и не обернулся. Лишь услышал удаляющийся разговор.

– Не слишком много внимания новенькому уделяешь? – Барс хмыкнул весело, но с ноткой предупреждения.

Эмма нахмурилась.

– Столько же, сколько и ты – новенькой, – огрызнулась она, но затем повеселела. – Шучу. Я стебусь над ним, – проворковала Эмма и опустила ладонь Арсения со своей талии на бедро игриво.

– Я надеюсь.

Громов застонал, когда колокольчик над дверью звякнул, извещая компанию о том, что можно выдохнуть. Одним своим присутствием Эмма перемалывала его энергополе в кашу, но взглянув на друзей Гриша понял, что не один такой – она из всех высосала психические силы.

Он принялся наконец основательно за лапшу. Раз на ярмарке будет Эмма, это будет настоящая ярмарка тщеславия.

Глава 11. Последняя гастроль

Громов пошел в актовый зал на пятом этаже перед началом спектакля в компании сдружившегося квартета. Ярмарка подходила к концу, ее традиционно завершала постановка средних классов.

Несмотря на то, что Гриша уже в новой системе прижился за пару месяцев, в бурной реке ярмарки он неожиданно почувствовал себя неуютно. Чужим. Не хотел признавать, но Эмма была права: здесь было потрясающе.

Каждый класс оборудовался под отдельную мастерскую: девятый делал кафе, где школьники с энтузиазмом играли роль официантов, седьмой проводил мастер-класс по валянию шерстяных игрушек, в помещении первого была зона отдыха с балдахинами, коврами и поющими чашами.

В классе труда можно было отбить из меди колокольчик; вылепить и обжечь в печи чашку. В классе химии на светящихся изнутри досках рисовали песком. В кабинете изо можно было вырезать линогравюру, а в кабинете физики показывали опыты с камерой обскура. Гриша знал об этом нехитром опыте, но увидеть своими глазами изображение перевернутой улицы, транслировавшееся через отверстие на черном полотне, которым было затянуто окно, было невообразимо. И в какой еще школе такое делают?!

Между уроками слушать лекции, заглядывать в классы было совсем не тем. Окунуться в бурлящую, экзотичную жизнь, оказалось даже боязно. Учитывая, что для всех вокруг это было нормой.

Громов к стыду для себя самого весь день ходил за друзьями хвостиком. Андрей с Лизой, учившиеся здесь с первых классов, чувствовали себя уверенно, Веронике же это чувство было дано на заводских настройках: Лукьянова не тушевалась, с любопытством задавала вопросы и только Гриша в их компании несколько часов ходил с круглыми глазами и молчал.

Расслабился лишь к середине дня, когда в кафе к нему подошли семиклассники и завели разговор о книге, которую он советовал в один из дней как приглашенный старшеклассник лектор. Громов окунулся в диалог, пил какао, переговаривался с друзьями и в какой-то момент ощутил, что тоска ушла. Насовсем.

Он был не просто в гуще жизни, он был ее частью. От того даже заприметив святую троицу на трибунах хора в актовом зале, не напрягся. Лишь перекинулся с Лукьяновой многозначительными взглядами. Та понимающе хмыкнула.

Вероника чувствовала себя на ярмарке не уместно в своем платье от Диор, но старательно примеряла на себя образ дружелюбной новенькой, как норковое манто. Вдруг придется по фигуре.

Лукьянова оглядывалась и думала, что организаторам мероприятия нужно отдать должное – сделать из простого актового зала помещение, окутанное магической осенней атмосферой, с горящими звездами, складками тюли и скульптурами из глины по углам, не легко. Сквозняком дружелюбной провинциальности, дующим в ноги, все же отдавало на ее вкус, но Вероника пообещала себе отвыкнуть от московского шика, где обучение в месяц стоило под двести кусков. Тут правда было душевно. Вопрос только, можно ли полнокровно это почувствовать без души.

Святая троица в компании нескольких человек их заметила, Алиса помахала Лукьяновой. Андреев улыбнулся друзьям и ушел за каштановым пуншем перед спектаклем, Лизу позвала одноклассница. Они с Громовым остались вдвоем.

Гриша посмотрел на Веронику с немым укором, когда та шагнула к трибунам, но она также без слов попросила пойти с ней. Уйти – значит поджать хвост. Это было не в ее правилах. Громов вздохнул. И последовал тенью за подругой.

На трибунах громко смеялась Эмма, потягивая из бумажного стаканчика явно не сладкий пунш. Колени Арсения были ее троном.

Купер старшая, в отличие от сестры, на школьную ярмарку нарядилась нескромно: короткое платье неизменно белого цвета, неуместные шпильки каблуков и пошлая улыбка кричали то ли в экстазе, то ли в глубокой тоске: посмотрите на меня! Я не вписываюсь!

Гриша оценочно оглядел платиновую принцесу. Мелькнула мысль, что Эмма в своем прозрачном образе выглядела развратнее, чем могла бы Вероника полностью без одежды. Мысль застопорилась, прошлась по подруге. Громов представил обнаженную Веронику. Смуглая блестящая кожа, прямая осанка и взгляд, заставляющий смотреть четко в глаза. Перед обнаженной Лукьяновой, вероятно, хотелось только приклонить колени, но никак не желать.

Громов зажмурился. Было не время давать волю писательской фантазии. Нужно было приготовиться.

– Привет, Григорий Григорьевич Громов.

К этому.

В животе скрутился тошнотворный узел. Эта игра уже не просто начала надоедать, она ему осточертела. Гриша только сухо кивнул.

Руки Арсения заявили права на тело Эммы, спустились на голые бедра под юбкой, но принцессе это не пришлось по душе – она хлопнула Барса по ладоням презрительно и, – что и требовалось доказать, – тут же потеряла к Громову интерес.

– Вероника, а ты уже осмотрелась? – Эмма улыбнулась дружелюбно, фривольным жестом попросила подойти ближе. – Мы как раз о тебе говорили, – Эмма сквозь ягодный морс на губах рушила шаблоны анонимности сплетен.

Алиса закатила глаза, показательно отодвинулась на лавке от подруги.

– В самом деле? – Вероника сделала смелый шаг вперед, но Гриша увидел, как она внутренне съежилась под хищными взглядами компании – успел ее изучить.

Эмма строила из себя само дружелюбие, Алиса скривилась в предынсультной улыбке, Арсений не поменял выражения лица, лишь заинтересованно наклонил голову. Никто здесь не имел ввиду то, что говорил. Единственный раз на откровение Вероника вызвала святую троицу на отборе.

За то, что она сделала после, Громов проникся к Лукьяновой новой симпатией. Ее приняли. Даже отправили пафосное письмо на электронную почту с поздравлениями. В подписях: куратор физической культуры и капитан Алиса Барс.

Лукьянова ответила вежливым, царственным отказом. Разорвала шаблон.

Поэтому Алиса теперь молчала: не успела накопить яд для нового выпада. Но почему Эмма вела себя, будто они с Вероникой провели выходные за борьбой подушками и поеданием сладостей, – или что там делают девчонки, – Громов не знал.

Ладно, Гриша кривил душой: на примере Влады и пары ее редких подруг он подозревал, что скорее всего девчонки наедине друг с другом обсуждают политику, закусывают водку солеными огурцами, мешают все это с суши и раскладами таро, наводят порчу на понос и засыпают под Леонида Каневского. Ну, плюс-минус.

Однако ни первого, ни второго Эмма с Вероникой не делала. Значит, это было очередной игрой. Оставался вопрос: кто или что было призом?

– Мы хотели пригласить тебя на нашу вечеринку после ярмарки. – Эмма всплеснула руками, разбрызгав на окружающих ненужный, неожиданный энтузиазм. Гриша подумал, глядя на это резкое поведение, что девочка тронулась умом под гнетом своих нездоровых отношений. – Всех вас, – Эмма многозначительно посмотрела на Гришу, улыбнулась. – Ты с нами?

Громова, видимо, не спрашивали. Здесь балом правили женщины. Вероника ответила за обоих.

– Как вредная привычка.

О дружбе и речи быть не могло, Гриша невооруженным глазом видел скалящийся настрой местного прайда. Видела и Лукьянова. Но они были выше этого. Их в силу разных жизненных обстоятельств сверстники не пугали. Они оба: и Гриша и Вероника – переглянувшись, пообещали себе: прятаться целый год по углам не будут. Но без пряток их вытолкнут на ринг. Поэтому Вероника сама с улыбкой оттолкнулась от канатов.

Эмма заливисто, чуть пьяно, рассмеялась.

– Отлично, в шесть вызываем наш кортеж такси, ждите у входа, – она покачнулась, ухватилась за шею молчаливого Арсения, затараторила. – Вы по ярмарке еще пройдитесь, там на гончарном круге можно поработать, камеру какого-то Кура посмотреть…

Сбежать обоим от трепа Эммы помог Барс, заткнувший девушку неприличным поцелуем.

– Эта Лукьянова крепкий орешек. – Арсений вынес вердикт, когда новенькие отошли от трибун. Оторвался с затяжкой от хмельных губ Эммы. – Крепкий, сексуальный орешек, о такую и клыки обломать не грех. – Барс довольно прищурился, Эмма улыбнулась ему в губы, глазами провожая Веронику с Громовым.

Арсений заметив это, недовольно, вскользь, тряхнул Эмму за плечи в резком, ревнивом жесте. Купер закатила глаза.

– Господи, Арс, эти твои двусмысленные фразы отвратительны, – Алиса встряхнула волосами, вместо Эммы возмущаясь бестактности брата. – Как и твоя маниакальная заинтересованность в Лукьяновой. – Она осуждающе посмотрела на обоих стразу.

Когда-нибудь Алиса поймет их отношения. Хотя, надеялась, что не сможет понять. Казалось, принц и принцесса их класса намерены были Лукьянову растерзать. Или трахнуть – с ними не угадаешь.

– Да ладно тебе, Лиса, – Арсений добродушно пихнул сестру в плечо.

– Она же твоя темненькая копия. – Лукаво подхватила подколку Эмма. – Только более жесткая и дорогая.

– Ну ты и сука! – Барс кинула итальянский оскорбительный жест в сторону подруги и направилась вон из зала.

Ее удивленными взглядами проводил в дверях квартет.

– Не уламывай, – отрезал Громов. – Я с этим шабашем свободное время проводить не хочу. – Сбросил он руку Андрея с плеча, который, услышав от Лукьяновой приглашение на вечеринку, тут же загорелся идеей затащить на нее Гришу.

– Ну они правда бывают классными! – заканючил Андреев, ища поддержки у подруг. Зал наполняли люди, спектакль должен был скоро начаться. – Знаю, у вас не задалось, но Эмма же говорила, что они со всеми новенькими так. Последний шанс! Ради меня!

Андрей карикатурно сложил брови домиком и взглянул на друга глазами кота из Шрека. Гриша покосился на Лукьянову, затем на Лизу. Обе виновато, задорно улыбались.

– Пожалуйста, – Лиза тронула его за руку.

У него не было лучших друзей. Кроме Андреева. Теперь, возможно, к ним прибавилось еще двое, и несмотря на их вредные привычки лезть в проблемные компании к проблемным людям, их, Гриша знал, нужно было ценить.

Плечи его сникли, Громов сдался. Друзья радостно захлопали в ладоши, словно дети, Гриша устало хмыкнул, но согласился.

– Последний шанс.

Глава 12. Клининг на Титанике

Громов угрюмо сидел на диване, приняв максимально закрытую позу из всех возможных. Скрещенные руки уже начинали затекать, но расслабиться он себе позволить не мог.

Раньше его не звали на вечеринки. В младшей и средней школе дружба в компаниях не складывалась, а затем он неожиданно это перерос. Перед ним маячила деятельная Влада, дополнительные занятия отнимали все свободное время, а затем он открыл для себя книги. И пропал.