В руинах иллюзий танцует пустота

Внезапно, без малейшего предупреждения, небо разверзлось. Крупные, тяжелые капли обрушились на листву, пробиваясь сквозь плотный полог леса. Лаурус поднял лицо, чтобы ощутить прохладу дождя, но вместо этого почувствовал что-то странное.

Дождь был красным.

Не багровым, не розовым, а насыщенным, жутким алым цветом свежей крови. Капли, падающие на лицо, казались густыми и липкими. В ужасе Лаурус отшатнулся, инстинктивно вытирая лицо рукавом.

Но дождь продолжал лить, все сильнее и сильнее. Алый цвет окрашивал листву, кору деревьев, землю под ногами, превращая лес в жуткую картину кровавой бойни. Запах железа и разложения заполнил воздух, вызывая тошноту.

Захваченный паникой, Лаурус подставил ладонь под падающие капли. Жидкость была густой, маслянистой, совсем не похожей на воду. Он смотрел на нее, дрожа от отвращения и ужаса, но не мог отвести взгляд.

В безумном порыве он поднес ладонь ко рту.

Вкус был ужасен. Металлический, соленый, тошнотворно сладкий, он обжег язык и вызвал рвотный рефлекс. Это была кровь. Настоящая, человеческая кровь.

Тотчас небо разверзлось с новой силой. То, что начиналось как мелкий дождь, превратилось в настоящий ливень, кровавый водопад, обрушивающийся на лес. Красные струи хлестали по лицу, забивались в рот и нос, лишая возможности дышать.

Земля под ногами превратилась в вязкое, хлюпающее месиво. Кровавые потоки неслись по лесу, увлекая за собой листья, ветки и мелких животных, превращая все вокруг в жуткий хаос.

Лаурус упал на колени, задыхаясь и кашляя кровью. Он чувствовал, как холод проникает в его кости, словно сама смерть набросила на него свой ледяной саван. Он понимал, что это не просто природное явление, это – проклятие, знак неминуемой катастрофы, обрушившейся на мир.

Кровавый ливень усиливался с каждой секундой, словно сама земля истекала кровью, оплакивая приближающийся конец. В отчаянии Лаурус закрыл лицо руками, понимая, что ему некуда бежать, что этот кровавый ад будет преследовать его до самой смерти. Он проклял тот день, когда решил искать двойника в этом проклятом лесу, проклял свою королевскую принадлежность к Олеандру, которая сделала его свидетелем этой ужасной трагедии. И в предсмертной агонии он услышал шепот леса, теперь уже не предостерегающий, а торжествующий. Лес ликовал, предвкушая гибель всего живого, потопленного в море крови.

Внезапно Лаурус услышал голос. Женский голос доносился из глубины леса. Женщина звала на помощь и Лаурус с трудом волоча ноги сквозь кровавое месиво пошел на зов.

Лаурус, оглушенный кровавым ливнем и терзаемый зловещими предчувствиями, продирался сквозь колючие заросли заколдованного леса. Каждый шаг отдавался гулким эхом в его голове, смешиваясь с неумолчным шумом падающей крови. Лес, пропитанный ужасом, казалось, сопротивлялся его продвижению, цепляясь за одежду корявыми ветвями и подбрасывая под ноги скользкие корни.

– Помоги… Лаурус…

Имя, произнесенное этим голосом, пронзило его сердце, словно яркий луч света пронзает тьму. Это невозможно. Как бы она оказалась здесь. Но этот голос…

Словно одержимый, Лаурус бросился в сторону зова. Кровавый ливень больше не казался таким устрашающим, запах железа и разложения приглушился, уступая место надежде, робкой, но такой сильной.

И вот, сквозь пелену дождя, он увидел ее.

Под огромным, искореженным деревом, чьи корни напоминали сплетение стражей, лежала она. Принцесса Хедера.

Все зловещее, все ужасное, что окружало его, вмиг рассеялось, словно кошмар, уступивший место утреннему свету. Кровавый дождь перестал казаться угрожающим, а лес перестал шептать зловещие предостережения. В этот момент существовали только они двое.

Хедера лежала на земле, словно спящая красавица. На ней было тоже платье, испачканное кровью и грязью, не умаляло ее красоты. Ее волосы, когда-то белоснежные, теперь слиплись в пряди, но все еще сияли в лучах пробивающегося сквозь листву солнца. Ее лицо было бледным, но на нем играла легкая, умиротворенная улыбка.

Лаурус бросился к ней, но не от нежности – от необходимости. Убедиться, что надежды на контроль не рухнули окончательно. Он опустился на колени рядом с Хедерой, ощупывая ее лицо, как проверяют исправность механизма.

– Хедера! Это я, Лаурус! Цела ли ты? – прошептал он, его голос оставался ровным, без тени истинного волнения.

Ее глаза медленно открылись. В них не было ни страха, ни боли – лишь отрешенность, словно она уже заглянула за черту и вернулась пустой.

– Лаурус…– прошептала она, уголки губ дернулись в подобие улыбки, лишенной тепла. "Ты здесь."

Он обнял ее, но не прижал к сердцу – держал на расстоянии, словно боялся заразиться правдой о Пустоте. Она была жива. Она вернулась. И теперь ее нужно было заставить вновь играть роль, будто ничего не произошло.

– Что случилось? Где ты была все это время? – спросил он, голос срывался на фальшь. Нужно было знать, что она видела, чтобы определить, насколько сильно ее нужно переделать.

Хедера слабо улыбнулась. И в этой улыбке Лаурус увидел бездну.

– Я не помню. Это всего лишь сон мой или твой, – прошептала она. – Но сейчас главное, что ты здесь.

Лаурус смотрел на нее, оценивая ущерб. Заколдованный лес, с его секретами и ложью, больше не представлял угрозы. Ведь теперь в его руках снова был инструмент – Хедера, вернувшаяся из Ничто. А рядом с ним была та, которую нужно было заставить поверить в иллюзию – ради сохранения власти над Олеандром. Любовь тут была ни при чем.

Пусть идет кровавый дождь, пусть шепчут деревья зловещие предостережения. Теперь, когда Хедера была рядом, он был готов ко всему. Ведь любовь, как известно, способна победить даже самую темную тьму.

Лаурус взял Хедеру на руки и понес домой. Долгий путь обратно сквозь кровавую почву больше не пугали Лауруса.

Лаурус и Хедера измазанные густой кровью перешли черту Олеандра. Грязь и кровь тянулась за Лауросом до самого дворца.

Кровавые отпечатки перепачкали вечнозеленую густую траву.

Изгнанники

Солнце едва пробивалось сквозь густые кроны древних деревьев, отбрасывая причудливые тени на поросшую мхом землю. Здесь, вдали от ощетинившихся частоколами поселений и ржавых военных машин, два мальчика пытались игнорировать жестокость, пропитавшую их мир.

Ацер – худощавый, с острыми скулами и пронзительными серыми глазами, в которых читалась настороженность дикого зверька. Ему едва исполнилось десять, но его лицо уже носило отпечаток пережитых лишений. Его одежда – грубая холстина, сшитая на скорую руку – была измазана землей и древесным соком. Сейчас он сосредоточенно копался палкой в гнилом пне, извлекая наружу толстых, блестящих жуков.

Эфемерал, чуть старше, крепкий, с коренастой фигурой и коротко стриженными волосами, был словно высечен из камня. Его движения были скупы и точны, а взгляд – цепким и оценивающим. Он наблюдал за Ацером, подбрасывая в руке гладкий речной камень. В его голосе, когда он заговорил, звучала непривычная для его возраста серьезность.

– Не скучаешь по брату? – спросил Эфемерал, не отрывая взгляда от Ацера.

Ацер на мгновение замер, отложив палку. Его лицо оставалось бесстрастным, словно маска.

– Смерть неизбежна, – ответил он, снова принимаясь за жуков. Его голос был тихим, но твердым. – Это основа нашего общества. Слабые уходят, сильные остаются. Пустота ждет каждого. Кого-то раньше, кого-то позже.

Эфемерал продолжал молча смотреть на него, словно пытаясь разглядеть за маской безразличия настоящие чувства.

Ацер вздохнул, выпрямился и посмотрел Эфемералу прямо в глаза. – Конечно, я бы хотел с ним еще поиграть. Он учил меня метать камни. Но его время вышло. Он был недостаточно силен.

– Его убила сама правительница, – добавил Ацер, в его голосе прозвучало не горе, а скорее гордость. – За неповиновение. Это честь. Умереть от руки Статуры – значит, быть достойным ее внимания.

Эфемерал кивнул, как будто это объясняло все. В их мире смерть от руки правителя была не трагедией, а своеобразной наградой – подтверждением того, что ты представлял хоть какую-то угрозу, заслужил хоть толику внимания.

Ацер вернулся к своим жукам. Эфемерал замолчал, и они оба погрузились в свои мысли, каждый по-своему пытаясь осмыслить жестокость и несправедливость, царившие в их мире. Лишь шелест листьев и жужжание насекомых нарушали тишину леса, напоминая о том, что даже в этом свободном, но безжалостном уголке природы продолжалась борьба за выживание.

Продвигаясь дальше вглубь леса, они услышали тихий всхлип. Продравшись сквозь заросли папоротника, мальчики увидели девочку. Она сидела, обхватив колени руками, и безутешно плакала. Ее одежда отличалась от их грубой холстины – тонкая, некогда яркая ткань, теперь выцветшая и истрепанная. В ее волосах запутались листья и ветки.

Эфемерал, как всегда, первым нарушил тишину: – Эй, ты кто такая? Чего ревешь? Наверное, вышвырнули за ненадобностью, да? – Его голос звучал грубо и насмешливо.

Ацер, обычно молчаливый, присоединился к насмешкам. – Отброс! Наверное, слишком слаба для нашего мира. Иди плачь где-нибудь в другом месте.

Девочка подняла на них заплаканные глаза. В них не было страха, лишь усталость и какая-то обреченность.

– Меня изгнали, – тихо сказала она. – Но не потому, что я слабая.

Эфемерал усмехнулся. – А почему же еще? В нашем мире есть только два типа людей: сильные и мертвые. Если ты здесь, значит…

– Меня изгнали, потому что мой отец писал, – перебила его девочка.

Мальчики опешили. – Писал? – переспросил Ацер. – Что это еще за глупость? Я люблю читать все подряд.

– Тексты о жизни после смерти, – уточнила девочка. – Они противоречили заповедям моего мира. Он говорил, что их истины – это ложь, что они держат людей в рабстве.

Эфемерал фыркнул. – И где твой отец сейчас?

– Его изгнали вместе со мной. А мама… ее оставили, чтобы она продолжала рожать детей на благо Олеандра. Но когда я видела ее в последний раз ее глаза были как будто не живые. И ходила она как тень. – В голосе девочки прозвучала горечь.

Мальчики замолчали. В их мире можно было все. Можно было читать любые книжки. Но все же больше ценились сила, жестокость и безоговорочная преданность Статуре.

– У нас можно делать все! – выпалил Ацер, словно оправдываясь. – Можно смеяться так, как в последний раз, потому что завтра нас могут убить! Правительница говорит, это придает вкус жизни, делает сильнее!

– И что, вас это не пугает? – спросила девочка, глядя на них с жалостью.

Эфемерал нахмурился. – Страх? Страх – это для слабых. Мы не боимся смерти. Мы ее встречаем с улыбкой.

– Правительница говорит, что тот, кто не боится смерти, непобедим, – добавил Ацер.

Девочка покачала головой. – Вы живете в клетке, хоть и думаете, что свободны.

– Может, и так, – резко ответил Эфемерал. – Но мы не плачем в лесу, как ты.

– В этом лесу много изгнанников, – сказала девочка, поднимаясь на ноги. – И из вашего мира, и из моего. Тех, кто не смог жить по правилам. Тех, кто выбрал другой путь.

Она повернулась и пошла вглубь леса, приглашая их за собой.

– Куда ты идешь? – спросил Ацер, удивленный ее уверенностью.

– Я покажу вам, – ответила девочка, не оборачиваясь. – Я покажу вам деревню изгнанников. Вы увидите, что есть и другие способы жить.

В самом сердце леса, среди переплетенных корней и полусгнивших стволов, мерцал костер. Его слабый свет выхватывал из темноты лица троих детей, собравшихся вокруг. Старенькая бабушка, с лицом, испещренным морщинами словно карта прожитых лет, помешивала похлебку в закопченном котелке. Ее руки, скрюченные и узловатые, едва держали большую деревянную ложку.

Бабушка наполнила три деревянные миски густой, пахнущей травами и грибами похлебкой и протянула их детям. Ацер и Эфемерал с недоверием смотрели на еду. В их мире пища была либо добычей, отвоеванной в бою, либо пайком, выданным за службу Правительнице. Забота и щедрость были чуждыми понятиями. Девочка, чье имя они еще не узнали, приняла миску с благодарной улыбкой.

Эфемерал, всегда прямолинейный, нарушил тишину. – Почему вы здесь? Кто вас выгнал?

Бабушка оторвалась от котелка и посмотрела на него мудрыми, усталыми глазами. Ее взгляд был наполнен не грустью, а скорее пониманием и смирением.

– Я долго пыталась, – начала она тихим, скрипучим голосом. – Пыталась выносить и родить детей. Но ничего не выходило. Мое тело оказалось бесплодным.

Ацер нахмурился, не понимая. – И что?

– В моем мире, – пояснила бабушка, – женщины существуют только для одной цели: рожать детей. Если они не могут этого делать, они становятся бесполезными. Когда я стала слишком стара, когда стало ясно, что я больше не принесу пользы, меня выгнали. За ненадобностью.

Мальчики переглянулись. В их мире женщины тоже ценились за способность рожать воинов, но их еще можно было использовать для работы или в качестве жертв. Бесполезных просто убивали.

– Вас не убили? – спросил Ацер, удивленный и немного разочарованный.

Бабушка улыбнулась, ее лицо осветилось теплотой костра. – Нет, мальчик. Меня просто выгнали. Сказали, что лес – это лучшее место для бесполезных старух. Но лес – это не так уж и плохо. Здесь есть другие, такие же, как я. И здесь всегда найдется место для тех, кто нуждается в помощи.

Она снова принялась помешивать похлебку, а дети молча смотрели на свои миски. В их головах боролись две разные картины мира. С одной стороны – жестокий и безжалостный мир Витиса, где ценилась только сила и полезность. С другой – этот тихий, непритязательный уголок леса, где даже бесполезная старуха находила свое место и делилась последним с нуждающимися.

Девочка подтолкнула свою миску ближе к бабушке. – Съешьте сначала вы, – сказала она. – Нам еще достанется.

Бабушка покачала головой и снова наполнила миску девочки до краев. – Ешьте, дети. Вам нужно набраться сил. А вам мальчики еще предстоит долгий путь домой.

Ацер, взволнованный, запротестовал. – Вы не понимаете! Наш мир может и жесток, да, там есть убийства и пытки, и он воздвигнут на ненависти… Но правительница никогда не трогает старых людей и детей! Она защищает тех, кто не может защитить себя сам! – Ацер отчаянно пытался оправдать жестокость их мира, словно убеждая в этом не только других, но и себя самого.

Эфемерал, молча слушавший до этого, внезапно нарушил его поток слов. – Но как же твой брат, Ацер? Он был не совсем взрослый…– В его голосе прозвучало легкое недоумение. Ведь брат Ацера и правда не был взрослым, чтобы попадать под логику, которую озвучил Эфемерал.

Девочка, внимательно наблюдавшая за ними, обратилась к Ацеру: – Твоего брата убила правительница? За что?

В этот момент что-то сломалось внутри Ацера. Лицо его исказилось, губы задрожали. Он отвернулся, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Но было поздно. Слезы, горячие и горькие, брызнули из его глаз и потекли по щекам, падая на темную, влажную лесную почву.

– Я… Я такой же слабый, как ты! – выдохнул он сквозь слезы, глядя на девочку. – Это омерзительно! Лучше бы убили меня… А он… он всегда находил самых красивых жуков для моей коллекции… самых редких…Цикута…мой старший брат. Я больше никогда его не увижу…– Его голос сорвался, переходя в безутешный плач.

Бабушка, спокойно наблюдая за истерикой Ацера, мягко положила свою руку на его плечо. – Это не слабость, милый, – произнесла она тихо. – Ты любил своего брата и будешь любить. Это не слабость, а сила. Никто не достоин пустоты, никто не заслуживает такой участи.

Она взглянула на Эфемерала и девочку, а затем снова на Ацера. – У наших миров с этим проблемы, – продолжила она. – Мы не умеем разговаривать, мы не умеем слушать друг друга. И ты не виноват в том, что тебя научили бояться своих чувств, Ацер. Ты еще можешь научиться любить, сострадать и говорить.

Напоследок Ацер оставил девочке свой справочник по жукам.

Этот затертый справочник передавался из рук в руки. Особенно детям нравилось искать жуков и отмечать их угольком в книжке. И очень быстро книга дошла до девочки, живущей в Олеандре. Она сбегала из своего мира, чтобы посмотреть на дожди и грозы.

Король Саликс, высокий и статный, с серебряными волосами, убранными в строгий узел, подошел к девочке с книжкой в руках. В его глазах, обычно лучистых и полных тепла, сейчас читалась легкая тревога. Он аккуратно взял книгу из рук девочке и увидел незнакомые символы на обложке.

Виола, хрупкая и светловолосая, сидела за столом, увлеченно рисуя цветы. Увидев короля, она вскочила и поклонилась, ее щеки слегка порозовели.

– Здравствуй, Виола, – произнес король мягким, успокаивающим голосом. Он присел рядом на густую траву, стараясь не выглядеть угрожающе. – Что это у нас тут такое? – Он поднял книгу, показывая ее девочке.

Виола опустила глаза и тихо прошептала: – Это… книга про разных жуков.

– Я вижу, – кивнул король. – И где ты ее взяла? Ты знаешь, что такие книги у нас запрещены.

– Я нашла ее в лесу, я знаю, что нельзя туда ходить, но я хотела просто посмотреть, – ответила Виола, все еще не поднимая глаз. – Я нашла эту книгу в деревне, где живут другие люди.

Король вздохнул. Он знал, что дети еще не успели утратить любопытность.

– Виола, послушай меня внимательно, – сказал он, взяв ее руки в свои. – Я понимаю, что тебе было интересно читать это. Но эти книги запрещены не просто так. Это сделано для твоей же безопасности.

Виола подняла на него свои большие, невинные глаза.

– Почему, ваше Величество? – спросила она.

– Потому что в этой книге написано о жуках, находящихся за пределами нашего мира, – объяснил король. – В мире за пределами Олеандра нет ни чистоты, ни порядка, ни добра. Там царят зло, ненависть и страдания.

Он сделал паузу, чтобы убедиться, что девочка слушает его.

– Люди за пределами нашего мира– злые и порочные, Виола. Они завидуют нашей гармонии, нашей красоте, нашей чистоте. Они хотят разрушить наш мир, осквернить наши души, погубить нашу вечную весну.

Виола испуганно вздрогнула.

– Но… разве все люди такие? – спросила она.

Король вздохнул. – Не все, конечно. Но тьма распространяется очень быстро. И даже те, кто когда-то был добрым и светлым, могут поддаться ее влиянию. Эти книги могут отравить твой разум, Виола. Они могут заставить тебя усомниться в нашей правде, в нашей вере. Они могут сделать тебя уязвимой для зла.

Он крепче сжал ее руки.

– Я понимаю, что тебе любопытно, – продолжил король. – Но любопытство может быть опасным. Ты должна доверять мне, Виола. Я хочу защитить тебя, защитить всех вас. Я хочу сохранить нашу вечную весну в чистоте и безопасности.

Он нежно улыбнулся девочке.

– Поэтому я должен забрать эту книгу, – сказал он, показывая на справочник. – Но это не значит, что я не люблю тебя. Я очень забочусь о тебе, Виола. И я хочу, чтобы ты была счастлива и в безопасности.

Он отпустил ее руки и встал.

– Пойдем, – предложил король. – Я покажу тебе новый цветок, который распустился в нашем саду. Он такой красивый, ты никогда раньше такого не видела.

Виола колебалась, но потом кивнула и взяла короля за руку. Вместе встали о пошли в сторону королевского дворца. Король знал, что семя сомнения уже посеяно в сердце девочки. Но он надеялся, что его любовь и забота помогут ему сохранить ее верность и защитить ее от тьмы, которая таилась за пределами их сказочного мира.

Молодая девушка, Нимфея, стояла на возвышении, освещенная лучами весеннего солнца. Ее светлые волосы, украшенные венком из белых цветов, обрамляли лицо, исполненное чистоты и невинности. В ее больших, голубых глазах светилась непоколебимая вера. Перед ней, на лугу, усыпанном цветами, собрался народ. Они смотрели на Нимфею с надеждой и благоговением. В ее руках был свиток, с которого она начала читать свою проповедь, ее голос звучал звонко и уверенно.

– Дети Света! Братья и Сестры во Добродетели! Приветствую вас в этот день, когда сама Весна благословляет нас своим присутствием!

Сегодня я говорю о том, что дороже всего нашему сердцу – о Чистоте. Чистоте помыслов, чистоте деяний, чистоте нашей земли. Помните, что тьма всегда ищет лазейки, чтобы проникнуть в наши души, чтобы осквернить наш прекрасный мир. Она прячется в зависти, в злобе, в непослушании. Но мы не позволим ей этого! Мы будем бдительны! Мы будем хранить свою чистоту, словно драгоценный камень, ограждая его от всякой скверны!

Порядок – это основа нашего мира. Это порядок, который позволяет цветам распускаться в свое время, птицам петь свои песни, а солнцу дарить нам свой свет. Без порядка воцарится хаос, а в хаосе нет места ни жизни, ни процветанию. Помните, каждый из нас несет ответственность за поддержание порядка в своем доме, в своей общине, во всем нашем мире!

Свет Добродетели – это наша путеводная звезда. Это свет, который освещает наш путь во тьме, который указывает нам, как поступать правильно, как быть добрыми и милосердными друг к другу. Этот свет исходит от нашего сердца, от нашей веры, от нашей любви к ближнему. Да не угаснет этот свет в нас! Да осветит он весь мир!

Доброта – это сила, которая способна победить любое зло. Доброта в наших словах, в наших поступках, в нашей помощи тем, кто нуждается. Доброта – это то, что отличает нас от тех, кто погряз во тьме. Да будем мы всегда помнить об этом, и да будем мы всегда творить добро!

Но самое главное – Покорность. Покорность законам нашего мира, покорность воле Добродетели, покорность нашим правителям, которые ведут нас к Свету. Без покорности не будет ни порядка, ни защиты от зла. Помните, что наши правители заботятся о нас, они оберегают нас от тьмы, они направляют нас на путь истинный. Доверимся им, и будем следовать их указаниям!

Наш мир находится в постоянной опасности. Тьма не дремлет, она всегда ищет возможности проникнуть к нам, чтобы разрушить нашу гармонию, чтобы осквернить нашу чистоту, чтобы посеять хаос и зло. Но мы не должны бояться! Мы сильны в своей вере, сильны в своей добродетели, сильны в своей покорности! Мы будем стоять на страже нашего мира, защищая его от всякого зла!

Так давайте же будем жить в чистоте, порядке, свете и доброте! Будем покорны и сильны! Будем защищать наш мир от зла! И тогда Вечная Весна будет цвести в наших сердцах, а мир и процветание будут царить на нашей земле! Да будет так!

Нимфея закончила свою проповедь, и народ ответил ей громким возгласом одобрения. В их глазах отражался свет ее веры, и они готовы были следовать за ней куда угодно, во имя Чистоты, Порядка, Света, Доброты и защиты их мира от зла.

Возвращение Хедеры

В тронном зале повисла тишина, такая плотная, что казалось, ее можно порезать ножом. Король Саликс, осунувшийся и поседевший за последний месяц, сидел на своем троне, словно тень самого себя. И тут, дверь распахнулась, и в зал вошла… Она.

Лицо короля вспыхнуло болезненной надеждой. Принцесса Хедера. Живая. Целая. Его Хедера, пропавшая месяц назад, словно растворившаяся в тумане. Он вскочил с трона и бросился к ней.

– Хедера! Дочь моя! – его голос сорвался на хрип, полный отчаяния, а не радости. Он догнал ее, но не обнял с нежностью – вцепился, словно в последнюю соломинку, удерживающую его от вечной пустоты. Слезы катились по его щекам – соленые капли тщетной надежды. – Я… я чуть не сошел с ума, Хедера. От страха… перед тем, что ты могла увидеть…– Он не рыдал – давил в себе ужас, и слезы были лишь его проявлением. – Где ты была? Что с тобой сделали?

Хедера стояла неподвижно, словно марионетка, которой забыли натянуть нити. Ее глаза, когда-то полные жизни, теперь отражали лишь бездну, зияющую за пределами бытия. Когда Саликс отстранился, чтобы заглянуть в них, она произнесла заученную фразу:

– Слава Олеандру, отец.

– Конечно, Хедера. Слава… Олеандру, – повторил он механически, словно пытаясь убедить себя, что все еще имеет значение. – Где ты была? – спросил он, и в голосе его уже не было надежды, лишь обреченность.

Она не ответила, устремив пустой взгляд в никуда.

– Хедера, где ты была? – Саликс сжал ее плечи, пытаясь расшевелить. – Что ты увидела? Расскажи мне… Чтобы я знал, есть ли что-то кроме пустоты.

Но она молчала. Ее губы были плотно сжаты, а взгляд оставался отстраненным. Он видел, как ее пальцы нервно дергаются, и на мгновение ему показалось, что она хочет что-то сказать, но потом снова замирает, словно парализованная.