В руинах иллюзий танцует пустота

Не было ни очага, ни места для сна, ни каких-либо инструментов или предметов быта. Здание казалось предназначенным не для жизни, а для чего-то совершенно иного. Может быть, это огромный склеп, где похоронены тела гигантов? Или хранилище магических артефактов, доступ к которым охраняют невидимые силы?

Хедера чувствовала, что это место пропитано какой-то странной энергией. Она не была злой, но и не была доброй. Она была скорее безразличной, как будто здание наблюдало за ним, не проявляя никаких эмоций. Эта энергия вызывала у нее странное чувство тревоги и благоговения, словно она стояла перед чем-то древним и непостижимым.

Она не понимал, для чего было построено это здание. Может быть, для каких-то ритуалов, которые совершались здесь в далеком прошлом? Или для сбора энергии, которая затем использовалась для каких-то неведомых целей? Она не знал, но чувствовал, что это место хранит какую-то тайну, которую ему предстоит разгадать.

В любом случае других вариантов для ночлега не оставалось и Хедера в мгновение заснула.

Солнечные лучи, просачиваясь сквозь листву магического леса, играли на ее волосах, словно сотканных из света. Она была здесь чужой – слишком чистой, слишком светлой для этого места, где сплетались тени и шепот древних духов. Но сегодня она искала не защиты, а ответа. И нашла его там, где меньше всего ожидала.

Среди корявых корней старого древа, в ложбинке, словно самой природой, предназначенной для этого, она увидела ее – янтарную каплю смолы, еще не совсем застывшую. Внутри, словно в хрустальном гробу, покоился маленький паучок, пойманный в вечность.

Сердце ее дрогнуло. Этот лес полон красоты, но и полон ловушек. Этот паучок – тоже жертва. Но жертва, заключенная в красоту, в вечное сияние янтаря.

Она осторожно коснулась смолы кончиками пальцев. Она была мягкой, податливой, словно воск. В этот момент она почувствовала странный импульс, желание изменить ее, придать ей новую форму.

Она огляделась. Никого. Только она, смола и лес, наблюдающий за ней тысячами безмолвных глаз.

«Что же мне с тобой делать?» – прошептала она, обращаясь к смоле.

В ее голове пронеслись воспоминания: о мире, где она росла, о мире, где все было предопределено, где каждый шаг был расписан, где не было места для спонтанности, для собственного выбора. Она всегда была лишь марионеткой, послушно выполняющей чужую волю. Но теперь… теперь она была свободна.

И эта смола – это шанс запечатлеть эту свободу, сделать ее зримой, осязаемой.

Она сорвала травинку и начала осторожно поддевать смолу, отделяя ее от дерева. Она была липкой, непослушной, но она терпеливо продолжала свое дело. Наконец, смола оказалась в ее руках.

Она начала скатывать ее в шарик, разминая теплыми пальцами, придавая ей округлую форму. Внутри, словно живой, мерцал пойманный паучок.

«Ты станешь моим талисманом,» – прошептала она. «Ты будешь напоминать мне о том, что даже в самой красивой ловушке можно найти силу.»

Она оторвала нитку от своего платья, нитку из тончайшего шелка, сотканного из лунного света. Осторожно, словно боясь нарушить хрупкое равновесие, она проткнула шарик из смолы, создавая отверстие для кулона.

Затем, она надела кулон на шею.

Теплая смола коснулась ее кожи. Она почувствовала легкий укол, словно паучок пытался выбраться на свободу.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Хедера подумала: "Я выбрала этот путь. Я выбрала этот талисман. Я выбрала эту свободу."

Она больше не была той светлой, чистой девушкой, какой была раньше. Теперь на ее шее висел кулон из смолы, с пойманным паучком внутри. Кулон, напоминающий ей о том, что даже в самом светлом мире есть место для тьмы, что даже в самой красивой свободе есть место для ловушки.

И она была готова принять это. Она была готова идти своим путем, каким бы трудным он ни был. Она была готова стать тем, кем должна была стать.

Она открыла глаза и посмотрела на лес. Теперь он не казался ей таким чужим. Она увидела в нем отражение себя – сложную, противоречивую, но полную жизни.

Она улыбнулась и пошла дальше, вглубь леса, навстречу своей судьбе. Кулон из смолы покачивался на ее груди, напоминая о принятом решении. Она выбрала свой путь. И этот путь изменит все.

Хедера уже свыклась со своей жизнью отшельницы. Вспоминая о домике на дереве, она начала планировать как украсить это мертвое место, как вдруг в один день дверь распахнулась с грохотом, впуская холодный воздух и троих мужчин, одетых в черную кожу. Их лица были жестокими, их глаза – пустыми.

– Что ж, посмотрите, кого мы нашли, – сказал один из них, оглядывая жилище.

– Святая дева в отшельничестве. Что ты здесь делаешь, котенок?

Хедера молчала, глядя на них с ужасом.

– Здесь нет ничего интересного, – злобно сказал другой воин. – Вообще ничего. Она, наверное, сумасшедшая.

– Сумасшедшая или нет, она – изгнанница, – ответил первый воин, подходя к ней ближе. – И я тебя не видел… Должно быть ты из сказочной страны с единорогами и радугой? Не понимаю, что такого нужно сделать, чтобы даже такие отбросы, как Олеандрийцы тебя выкинули. – Он грубо рассмеялся.

В мгновение он сделал пару шагов назад, взгляд его стал хищным. Вокруг Хедеры начал разгораться огненный круг и подниматься выше.

– Я ничего вам не сделала, – прошептала она, слезы капали, как роса.

– Ты отброс, – прорычал воин. – И поверь мне, девочка, если бы ты предала Витис я бы не был так нежен. Ты просто сгоришь в пламени. – Сказал он так буднично, как будто заваривает чай.

В этот момент третий воин, который до сих пор стоял в стороне, вдруг заговорил.

– Подожди, – сказал он, положа руку на плечо своего товарища.

– Что такое? Хочешь разделить с ней ложе перед тем, как мы ее убьем?

– Нет. Но я думаю, что мы должны отвести ее к Статуре.

– Что? – воскликнул он. – Ты шутишь? Зачем нам тащить ее через весь лес? Убьем ее здесь и забудем об этом.

– Я думаю, Статуре будет интересно на нее посмотреть, – ответил тот, его взгляд скользнул по девушке. – Она такая чистая, такая светлая. Думаю, нашей королеве понравится ломать такую куклу.

Он повернулся к младшему воину, который с восторгом смотрел на происходящее.

– Это будет отличный урок для тебя, Цикута, – сказал старший. – Ты только начинаешь свой путь в качестве пыточника. Тебе нужно научиться, как правильно ломать людей. И кто лучше Статуры сможет тебя этому научить? Мы отведем ее к правительнице, и ты увидишь, как это делается.

Цикута засиял от восторга. – Это… это великолепно! Я всегда хотел увидеть, как Статура работает.

Мужчина загадочно улыбнулся, но ничего не сказал. Он знал, что это правда. Статура любила лично заниматься такими делами.

Старший подошел к девушке и схватил ее за руку.

– Ну что ж, красавица, собирайся. Тебя ждет встреча с правительницей нашего мира, уверен ты будешь в восторге.

Он грубо потащил ее к выходу из дома. Хедера не сопротивлялась. Хедера знала, что бороться бесполезно.

Они вывели ее из домика и повели в лес. Она шла между ними, ее лицо оставалось спокойным, но в сердце поселился ледяной ужас. Она не знала, что такое Витис и кто такая Статура. И это было намного страшнее смерти.

Она сделала свой выбор. Она выбрала свободу. Но теперь ей предстояло заплатить за него страшную цену. И цена эта – ее душа.

В этот день казнь прошла скучно. Номер 153 вытянул короткий жребий и уже спустя минуту душа покинула его тело на виселице. Расстроенная толпа уже думала расходиться, но внезапно новую жертву втащили прямо на сцену словно мешок с зерном, бросив к ногам Статуры с глухим стуком, от которого у той передернуло плечи в раздражении.

– Аккуратнее, идиоты! Это материал! – прошипела она, презрительно оглядывая дюжину охотников позади.

Девушка, совсем еще юная лежала скомканной кучей на холодном, пропитанном кровью полу. Белоснежные прямые волосы, в отличие от черных всегда растрепанных волос Статуры, спутались в грязные пряди, прилипшие к щекам, испачканным кровью и слезами. Одежда – когда-то, вероятно, элегантное платье – была разорвана и запачкана, обнажая бледные ключицы, покрытые синяками и ссадинами.

Статура медленно, словно кошка, подкрадывающаяся к добыче, обошла лежащую девушку. Ее черные глаза горели нездоровым, хищным огнем, в них отражался не только мрак комнаты, но и безграничная бездна собственной души. Она наклонилась, втягивая воздух, словно пытаясь уловить запах страха, исходящий от жертвы.

– Какая прелесть, – промурлыкала Статура, кончиком сапога отворачивая лицо девушки, чтобы лучше рассмотреть ее черты. – Какая красота пропадает! Просто жаль… почти.

На лице Статуры мелькнула садистская улыбка, обнажая острые, словно бритвы, зубы.

Девушка слабо застонала и попыталась приподняться, но боль пронзила ее тело, не давая сделать это. Она с трудом открыла глаза, полные ужаса, и уставилась на склонившуюся над ней Статуру.

– О, проснулась, красавица! – Статура поднесла руку к лицу девушки и провела длинными, заостренными ногтями по ее щеке, оставляя тонкие, кровоточащие полоски.

– Давай посмотрим, что ты за птичка, и что с тобой делать. – В ее голосе звенела неприкрытая угроза, обещание неминуемой боли и унижения, от которых стыла кровь в жилах.

Статура уже собиралась убить девчонку, но вдруг замерла, ее взгляд, до этого сфокусированный на лице девушки, скользнул ниже, к шее. Между разорванными краями платья виднелся небольшой кулончик – темный, почти черный, на тонкой нитке. Что-то в нем привлекло внимание Статуры, словно фальшивая нота в идеально сыгранной мелодии.

– Что это? – резко спросила она, ее голос внезапно стал холодным и отрывистым. Девушка вздрогнула от неожиданности, ее тело, и без того дрожавшее, забилось в мелкой, неконтролируемой дрожи. Она лишь беспомощно моргала, словно испуганный кролик, застигнутый в свете фар. Голос застрял у нее в горле, парализованный страхом.

Статура нахмурилась, ее глаза сузились. – Я спросила, что это, идиотина? Или ты оглохла от страха? Говори, пока я не передумала и не вырвала твой язык!

Лицо девушки исказилось от ужаса. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь невнятный хрип.

Наконец, осознание прорвалось сквозь пелену страха. Статура говорила о кулоне. О маленьком, ничем не примечательном кусочке смолы, который она нашла в лесу.

Превозмогая дрожь, девушка с трудом прошептала: – Смола… и паук. – Ее голос был тихим и слабым, словно дыхание увядающего цветка.

– Смола? – Статура презрительно фыркнула. – И что же в этом такого особенного? Зачем ты таскаешь с собой эту безвкусицу?

– Я… нашла его в лесу, – прошептала девушка, чувствуя, как новые слезы катятся по щекам. – Он… просто… красивый. – В ее голосе прозвучала слабая нотка гордости, словно этот маленький кулон был единственным, что она приобрела за свою жить и что она считала только своим. – Паучок… словно навечно застыл во времени.

Слова девушки, ее дрожащий голос и признание, что эта безделушка значит для нее так много, словно по какой-то жуткой прихоти судьбы задели Статуру за что-то внутри. Не за сочувствие, конечно, нет. Статура не знала этого чувства. Скорее, это было… удивление. Смешанное с чем-то, напоминавшим любопытство и злобное предвкушение.

В этой девчонке что-то было… что-то интересное. Нечто, что отличало ее от бесчисленных других жертв, которых Статура отправляла на тот свет. Хрупкая красота, несломленная воля, отчаянная привязанность к этой глупой вещице… в этом была какая-то болезненная, извращенная привлекательность. Возможность сломать ее, раздавить, как хрупкую бабочку, была опьяняющей.

Статура окинула девушку долгим, оценивающим взглядом. – Нет, – внезапно произнесла она, поворачиваясь к изумленным охотникам. – Ее не убивать.

В зале повисла тишина, нарушаемая лишь слабым всхлипыванием девушки.

– Но, повелительница, – начал Цикута, явно сбитый с толку. – Мы нашли ее в лесу, она может быть из изгнанников…

Статура одарила его ледяным взглядом, от которого у того мурашки побежали по коже. – Как ты посмел возразить мне? – В Стратуре разгорелось пламя ненависти, и своей испепеляющей силой она направила огонь на неугодного. Он вспыхнул, как сухая трава, под одобряющие визги толпы.

– Но что с ней делать? – невозмутимо спросил другой, раздраженно прикрывая уши от крика, сжигаемого заживо Цикуты.

Статура усмехнулась. – О, я придумаю, что с ней делать. Она будет… моей игрушкой. Я буду с ней играть. – В ее голосе прозвучала такая угроза, что Хедеру пробрало до костей.

Статура снова наклонилась к девочке, в ее глазах плясали злые огоньки. – Ты ведь рада, да, милашка? Ты избежала смерти… пока что. Но поверь мне, то, что тебя ждет, будет намного, намного интереснее.

И с этими словами Статура схватила девушку за волосы и грубо потащила ее прочь из амфитеатра, оставляя изумленных охотников позади. Впереди ее ждали темные и извращенные игры, и Статура с нетерпением предвкушала их начало.

Пропажа принцессы

Рассвет еще не коснулся золотом шпилей Олеандра, когда правитель Саликс ворвался в покои Лауруса. Деревянные стены, украшенные живыми цветами, содрогались от его гнева. Принца нигде не было, только раскрытое окно и утренний бриз, колыхавший шелковые занавеси. Саликс обернулся, в глазах его плескалась ярость, и увидел принца, стоящего на балконе.

– Где она?! – прохрипел Саликс, чувствуя, как внутри нарастает пустота, словно вторящая той, что ждет каждого за порогом. – Где моя дочь, Лаурус?!

Лаурус медленно обернулся, лицо – маска безучастности. В глазах – ничего, кроме отражения пустоты, столь же неизбежной, как смерть.

– Хедера не с вами, правитель? – спросил он, словно говорил о надоевшем ритуале.

– Не издевайся, Лаурус! – взвыл Саликс, чувствуя, как рассудок ускользает в Ничто. – Она исчезла! После брачной ночи ее нет нигде! Ты был последним, кто ее видел!

– Мы провели ночь, как полагается. Выполнили свой долг перед Олеандром, перед тем, кто еще надеется найти смысл в этом гниющем мире. Она была… спокойна. Приняла неизбежность. Утром я проснулся один – ответил принц, словно зачитывал приговор. – Куда она могла исчезнуть… в мире, где исчезает все?

Саликс тяжело дышал, пытаясь справиться с паникой. Он оглядел комнату, словно надеясь найти следы борьбы, похищения, хоть что-нибудь, что могло бы объяснить произошедшее.

– Что ты с ней сделал?! – сорвался он, не желая верить, что даже Лаурус пал жертвой отчаяния. – Куда ты ее дел?!

– Мой король, я понимаю ваше горе, – спокойно ответил принц, подходя ближе. – Но, уверяю вас, я сам лишь зритель. Как и все мы.

– Тогда кто?! Кто мог ее забрать?! – Саликс схватился за голову, словно стремясь вырвать из нее тщетные надежды. – Кто посмел нарушить мнимый покой Олеандра?!

Принц подошел к зияющему окну и посмотрел на обугленную долину, где весна давно забыта.

– Возможно, она просто… устала, – сказал он, отстраненно. – Устала играть роль в этом театре абсурда.

– Устала? Хедера?! В Олеандре?! – Саликс содрогнулся. – Не говори глупостей! В Олеандре нет места отчаянию! Здесь все счастливы жить иллюзиями!

– Мой король, даже в самом усердно охраняемом склепе можно найти трещину. Не стоит исключать, что и Хедера увидела пустоту. Сейчас нам нужно не горевать, а действовать, – сказал принц, и в голосе его не было ни капли сочувствия, лишь холодный расчет.

Саликс тяжело опустился на кресло, полностью сделанное из свежих цветов, чувствуя, как силы покидают его.

– Что… что нам делать? – прошептал он.

– Прежде всего, мы должны сохранить это в тайне, – ответил принц, его глаза блеснули холодным расчетом. "Если новость о пропаже принцессы разнесется по Олеандру, это может вызвать панику, подорвать веру людей в стабильность и благополучие. Мы не можем этого допустить."

Саликс поднял на него испуганный взгляд.

– Но как мы можем скрыть такое?! Скоро начнется праздник! Ее будут искать!

– Мы найдем способ, – уверенно сказал принц. – У меня есть план. Мы найдем девушку, похожую на Хедеру. Обучим ее манерам, поведению и истории вашей страны. Она будет играть роль принцессы до тех пор, пока настоящая Хедера не вернется.

– Что?! Ты предлагаешь подмену?! – Саликс вскочил с кресла, словно его ужалили. – Это безумие! Это хаос! Нельзя так поступить с жителями Олеандра!

– Мой король, подумайте о последствиях, – спокойно ответил принц. – Если правда выйдет наружу, все, во что вы верили, все, что вы создавали годами, рухнет в одночасье. Сказочный мир, о котором вы так печетесь, исчезнет в хаосе и беспорядке. Вы этого хотите?

Саликс замолчал, пораженный холодной логикой принца. Он представил себе Олеандр без Хедеры, без веры в идеалы, без магии, поддерживающей его благополучие. Ужас сковал его сердце.

– Но… это… это действительно правильно, – пробормотал он, Саликс, король Олеандра. – Мы не можем дать людям правду. Они заслуживают только… иллюзию.

Лаурус, принц, смерил его ледяным взглядом. – Подумайте об Олеандре, правитель. Подумайте о нашем будущем. Хедера бы хотела, чтобы ее долина процветала, не так ли? А процветание в отсутствии богов держится на страхе и контроле или как в нашем случае на иллюзии.

Саликс рухнул на стул, сломленный. Слова Лауруса били в самое сердце, подтверждая страшную правду: в мире, где смерть – это лишь пустота, вера в справедливость и загробное возмездие мертва вместе с телами. И чтобы править, нужно эту веру имитировать, а не порождать. Раскрытие правды о пропаже Хедеры – признание бессилия перед лицом ничто, перед которым все равны. Это развяжет хаос.

– Что… что ты собираешься делать? – спросил он, в голосе лишь эхо былой власти.

– Мы организуем поиски Хедеры, разумеется, – ответил принц, в его глазах горел расчетливый блеск. "Но параллельно начнем искать подходящую… замену. В Олеандре достаточно красивых лиц, способных говорить то, что нужно. Подберем подходящую девушку, научим ее улыбаться, как Хедера. Все должно выглядеть правдоподобно. Нам нельзя лишить людей хоть чего-то, в этой кромешной тьме.

Саликс закрыл лицо руками. Предательство не в обмане – в осознании его необходимости. Он, король, отказался от правды о дочери, чтобы спасти иллюзию порядка. Он предал память о Хедере, чтобы жать плоды страха на обугленной земле после богов.

– Делай, что должен, – прошептал он, голос сорвался. – Только… найди подходящую девочку. Чтобы народ верил во что-то… кроме пустоты.

Принц кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. Он вышел из комнаты, оставив Саликса в одиночестве, в окружении вечной идеальной красоты Олеандра. Солнце, наконец, выглянуло из-за горизонта, но его свет не приносил тепла и надежды, лишь холодное осознание того, что сказочный Олеандр рухнул в одночасье, превратившись в тюрьму для всех, кто в нем жил. И ключи от этой тюрьмы теперь находились в руках человека, которого Саликс все больше боялся.

Среди изумрудных лугов, где вечная весна распускала свои бутоны, извивался хоровод. Лица, когда-то озаренные беззаботной радостью, теперь хранили в себе нечто чуждое, зловещее. Их голоса, сплетаясь в единый хор, казались фальшивыми, натянутыми, словно кукольные нити, дергающие их тела в танце.

"Зеленый лист, вечный рассвет,

Сердце весны, правды нет…"

Они пели, кружась на самой густой траве долины. Солнце, неизменно висевшее в зените, словно застыло во времени, не даря ни тепла, ни света, лишь отбрасывая длинные, искаженные тени.

Внезапно, как по невидимому сигналу, из хоровода отделились двое – юноша с венком из полевых цветов и девушка с распущенными волосами, усыпанными лепестками. Они вышли в центр круга, их голоса, прежде сливавшиеся с общим хором, теперь зазвучали отдельно, гипнотизируя своим монотонным повторением.

"Трава поет, трава зовет,

В сердце ничто, пустота ждет…"

Их глаза, еще недавно полные жизни, постепенно тускнели, словно гаснущие звезды. Взгляд становился пустым, отрешенным, словно заглядывающим в бездну. Лица теряли индивидуальность, превращаясь в бледные маски.

Песня зацикливалась, въедаясь в сознание, лишая воли и разума.

"Трава поет, трава зовет,

В сердце ничто, пустота ждет…"

Коварный шепот разносился над лугом, исходя не от поющих, а от самой земли, от проклятой травы, обвивающей корни древнего камня. Эта трава, казалось, жила своей собственной, зловещей жизнью, пульсируя под кожей земли, высасывая души тех, кто осмеливался ей поклоняться.

"Трава поет, трава зовет,

В сердце ничто, пустота ждет…"

Постепенно, голоса юноши и девушки слились с хором, утратив свою индивидуальность. Их тела, словно марионетки, продолжали двигаться в ритм танца.

После ритуала ничто не изменилось внешне. Луг по-прежнему сиял изумрудной зеленью, цветы благоухали своим вечным ароматом, солнце неподвижно висело в небе. В глазах танцующих больше не было искры разума, лишь покорность и пустота. Они стали послушными марионетками в руках невидимого кукловода, готовыми выполнить любой приказ. Их души, похищенные проклятой травой, оставили после себя лишь пустую оболочку, легко внушаемую и управляемую. И вечная весна в сказочной стране превратилась в вечную тьму в их сердцах.

Принц Лаурус отправился на поиски двойника Хедеры. Другого выбора нет. Если сообщить народу о пропаже Хедеры будут волнения. Да и совсем не ясно куда пропала Хедера.

Мотивы похищения принцессы могли быть разные. Изгнанники могут хотеть вернуться или свергнуть власть. И это нужно выяснить. После безуспешных поисков двойника внутри Олеандра принц принял решение искать самозванку за пределами долины. В заколдованном лесу.

В сердце леса, там, где мертвая листва устилала землю толстым, могильным ковром, он наткнулся на него. Колодец. Небрежно сложенный из черного камня, поросшего мхом, он угрюмо возвышался среди вековых деревьев, словно зев разверзшейся земли. В Лаурусе, несмотря на его усталость, кольнуло странное, почти болезненное любопытство.

Колодец был старым. Очень старым. Камень под его пальцами был холодным и влажным, словно кожа мертвеца. Вокруг, ни единого следа чьего-либо присутствия: ни сорняков, ни сломанных веток, ничего, что говорило бы о том, что кто-то приходил сюда за водой. Сам лес, казалось, обходил это место стороной.

Лаурус опустился на колени и заглянул внутрь. Там не было ничего. Только чернота, пожирающая свет, бесконечная, бездонная. Он попытался увидеть хоть что-то, хотя бы отражение неба, но тьма внутри колодца была абсолютной, словно черная дыра, готовая поглотить все вокруг.

Он сорвал длинную, засохшую ветку, валявшуюся рядом, и бросил ее в колодец. Секунда, другая, третья – и тишина. Ни звука удара. Лишь нарастающая, гнетущая тишина, словно колодец поглотил звук вместе с веткой.

Его горло пересохло. Он жаждал. Но жаждал не только воды. Жаждал узнать, что таится в этой бездонной пропасти, что за секреты она хранит. Он достал из сумки веревку, служившую ему для спуска в горные ущелья, привязал к ней камень и опустил ее в колодец. Метр, два, пять, десять… Веревка разматывалась, а дна все не было.

Лес молчал, затаив дыхание. Даже ветер, казалось, боялся нарушить эту жуткую тишину. Лишь сердце Лауруса билось все быстрее и быстрее, отгоняя остатки здравомыслия.

Когда вся веревка была размотана, и камень так и не коснулся дна, кронпринца охватил леденящий ужас. Не страх перед неведомым, а страх перед бесконечностью, перед пустотой, которая поглощает все. Он попытался поднять веревку, но почувствовал, что что-то тянет ее вниз, словно невидимая рука.

Силой воли он заставил себя отпустить веревку. Она медленно, плавно ушла в бездну, и когда последний конец исчез во тьме, в лесу раздался тихий, почти неслышный стон. Стон земли, содрогающейся от прикосновения к чему-то древнему и зловещему.

Лаурус отшатнулся от колодца, словно от чумного. Он чувствовал, как взгляд этого бездонного глаза преследует его, как тьма внутри колодца тянется к его душе. Он знал, что в этом месте нет спасения, что этот колодец – не просто источник воды, а портал в нечто ужасное, в нечто, что должно оставаться запечатанным.

Он повернулся и бросился бежать, не оглядываясь прочь от бездонного колодца, прочь от зловещей тишины, предвещающей скорую катастрофу не только для его королевства, но и для всего мира. И он знал, что никогда больше не захочет напиться из этого источника тьмы.

Лаурус, охваченный мрачными предчувствиями, углубился в чащу заколдованного леса, где вековые деревья, казалось, шептали предостережения на древнем наречии. Он искал уединения, но лес, словно предчувствуя беду, встретил его настороженной тишиной.