Сказки леди Шоу

Миссис Коллак требовала рассказывать ей каждый сон; знала точно – когда Хелен пытается ей соврать: наказание становилось ещё суровее: лишение ужина или порка; на завтрак давали только хлеб или просили кухарку приготовить рисовую кашу – которую девочка ненавидела.

Отъезд в пансион стал для Хелен неожиданным благом: она смогла забыть чулан и сумасшедший дом – хотя это было нелегко сначала. К учителям девочка относилась предвзято из-за миссис Коллак: та обиделась отказом от своих услуг и перед отъездом запугала Хелен.

До сих пор она не знала: пожалел ли отец о решении отправить дочь в пансион или просто устал от постоянных суеверий гувернантки? А теперь при виде сияния она вспомнила свои кошмары – и больше не могла игнорировать последние сны.

Страхи всколыхнулись внутри неё: если бы возвращалась домой – рассказала бы всё отцу… Но она ехала к дяде; он мог отреагировать совсем иначе… Поэтому решила ничего не говорить о случившемся той ночью: ведь никто больше этого не узнает.

И наконец-то смогла заснуть.

Когда солнце уже поднялось, девушек разбудил громкий стук в дверь – хозяйка гостиницы будила постояльцев. Хелен так боялась проспать отправление дилижанса, что попросила об этом. Времени на завтрак оставалось очень мало; они собрались быстро, спустились вместе с Пруденс в суматохе и съели немного хлеба с чаем перед поездкой. Ночные происшествия забылись и стали ненастоящими, как и страхи о сумасшедшем доме и детские воспоминания о мертвецах.

В какое-то мгновение Хелен осталась рядом с книгой, в которую хозяин гостиницы записывал прибывших. Ее овладело сильное желание заглянуть в учетную книгу, чтобы прочесть имя загадочного попутчика. Она уже потянулась к страницам, когда её толкнули.

– Не стойте тут столбом, дорогая, – еще раз толкнул мистер Маклафлин, пододвигая свой чемодан к стойке. Девушка отошла. – Если вы не ждете хозяина, то идите в дилижанс, мы вот-вот уедем.

Поняв, что мистер Маклафлин не собирается уходить и подсмотреть ей не удастся, пришлось уйти. Она села на свое место и вздохнула. Помимо нее в дилижансе теперь сидели еще трое: пожилая леди и двое молодых людей. Путешественника нигде не было. Через пару минут к ним присоединился и мистер Маклафлин. Он сел с хрипотцой и развернул газету, чтобы дочитать ее. Холли села на колени к Пруденс, чтобы всем стало немного свободнее. Дилижанс качнулся и тронулся.

Хелен не решилась спросить, где джентльмен; тем более такой вопрос казался бы ей весьма странным. Пруденс поймала ее взгляд и наверняка поняла, о чем думала Хелен, но также промолчала. Так и не узнав его имени и рассматривая свои перчатки, Хелен думала: сможет ли она увидеть его еще раз.

Молодые люди смеялись и говорили громко и весело; Пруденс разговорилась с пожилой леди, когда та начала поучать Холли. Хелен молча сидела, глядя то на свои перчатки, то на кончики туфель, выглядывающие из-под черного платья. Кто-то жаловался на духоту; леди то и дело ерзала на сидении. Краем уха она слышала, как молодые люди – служившие вместе – обсуждали ее, решив, что она квакерша. Винить их за это Хелен не могла: ее вид и скромное поведение намекали именно на это.

По обыкновению она не собиралась разубеждать кого-то в выводах о себе. Когда настала пора покинуть дилижанс – начался дождь; молодые люди со стоном закрыли окошко, возобновляя разговоры о духоте и предлагая оставить окно открытым – пусть даже их зальет дождем.

К удивлению Хелен вместе с ней покинули дилижанс Пруденс и Холли. Кучер помог девушкам выгрузить вещи. Небо затянуло пару часов назад; сильный ветер путал юбки и мешал идти. Слуга дяди должен был встретить Хелен за городом – помочь ей только там; вокруг ходили только рабочие вокзала по форменным курткам и двое грузчиков под навесом – они курили.

Дождь шел все сильнее; Хелен пришлось набросить капюшон на голову. Чемодан был очень громоздким для быстрого переноса, но ей нужно было сделать это как-то: повесив сумку на плечо одной рукой, она подхватила чемодан и зашагала по вязкой грязи – опасаясь упасть и испачкать платье или плащ. В какой-то момент Пруденс взяла чемодан у нее за спиной.

– Давайте я помогу вам, мисс Шоу. Нам по пути, – улыбнулась Пруденс, – и я вам помогу.

Хелен вздохнула с облегчением: помощь пришла неожиданно – когда она уже думала идти одна до конца пути.

– Значит, вы знаете дорогу?

– Да; нам нужно купить билеты и сесть на поезд. Не волнуйтесь, – она снова улыбнулась, – я вам помогу, – но как-то вымученно и заискивающе.

Со вчерашнего дня поведение Пруденс резко изменилось; может быть, подумала Хелен, – это всё из-за усталости: они ехали слишком долго; ночь выдалась неспокойной. Но так или иначе – помощь была нужна: отказываться от нее девушка не собиралась.

Пруденс уверенно вела Хелен вперед: чемодан заметно тянул руку девушки вниз; она шла наклонившись в другую сторону.

Билеты куплены быстро; девушки отправились на перрон – поезд уже стоял там неподалеку от платформы. Они не опаздывали; однако Хелен все равно нервничала: как обычно при отсутствии учительницы.

– Пруденс, – задумчиво спросила Хелен, – а откуда вы знаете дорогу?

– Вы говорили, что едете в Либсон-парк, – чуть робея объяснила Пруденс, – а поместье находится неподалеку от того места, – где я получила работу, – чуть нахмурила брови, – поэтому я знаю дорогу.

Объяснение было простым: Пруденс знала место назначения – да и всех соседей по близости; земли находились достаточно близко друг к другу.

Плащ Хелен весь промок; внутри вагона было негде его повесить сушиться. Она положила его рядом на сидение.

– Вы абсолютно правы: я еду к своему дяде. – Она умолчала. – Я живу в его поместье с кузинами.

Она чувствовала себя глупо; однако утешалась мыслью: подруга рассказала ей всё необходимое о месте назначения.

Они ехали чуть больше часа до станции; у Хелен начался голод: чай с хлебом оказались малоутолимыми; она совсем забыла о еде в дороге из-за спешки при сборе вещей у хозяйки гостиницы.

Вагон постепенно заполнялся людьми; к моменту отправления он был лишь наполовину полон – дождь продолжался; из-за стука колес почти ничего не слышно было внутри вагона – только стекла оставляли потеки воды.

Окна кое-где протекали; Хелен отодвинулась от них – чтобы вода не намочила платье при каплях стекла. Она недовольно вздохнула: живот сводило от голода.

– Вы впервые путешествуете одна, мисс Шоу?

– Обычно меня провожает моя горничная, – призналась Хелен нехотя.

Пруденс без улыбки кивнула; нервно теребя рукав своей куртки или платья. Она хотела сказать что-то еще… но передумала.

Доставая письмо с инструкциями из сумки, – Хелен еще раз перечитала его, – сверилась со своим билетом: убедиться ли в правильности маршрута? Кажется… да! Она доверяла Пруденс тому же: что та посадит ее в нужный поезд.

Билет убрала обратно. – Слуга должен был встретить ее на перроне и отвезти к поместью. – Ее дядя счел её достаточно самостоятельной для поездки одна, – но при этом он волновался за репутацию. – Что скажут люди? Если узнают… что она ехала одна?… К счастью, – рядом была Пруденс, – которая ночевала вместе с ней… а сейчас они были вместе в вагоне. – Эти мысли немного успокоили Хелен. – И вместе с ними пришло понимание того, почему дядю не волновали слухи или сплетни: никто из его окружения не знал её достаточно хорошо чтобы осудить за путешествие, о котором они могли ничего не знать.

– Пруденс, а вам когда-нибудь снились странные или страшные сны? – Хелен сама не знала, почему спросила. Пруденс неопределенно пожала плечами.

– Ну, сны вообще странные. В них всё такое… ненастоящее, спутанное, – Хелен смотрела на Пруденс так робко, что невольно женщина начала говорить. Её раньше не спрашивали о таком, а поделиться захотелось. Тем более что было чем. – Но один сон я помню: он приснился мне несколько лет назад. Я как будто смотрела сверху. Везде был разрушенный старинный город. Его будто бы что-то раскололо пополам. И у пропасти – белые беседки. Вокруг них статуи, колонны из стекла – переливались на солнце. А внизу… там было что-то. Как гусеница, только ноги длинные, паучьи. – Пруденс немного помолчала. – Ерунда какая-то, ей богу. Что только не приснится под утро, – она смущенно рассмеялась. – Как бред, который появляется на рассвете между сном и явью.

Когда поезд подъехал к станции, дождь уже закончился. Пруденс сняла чемодан с верхней багажной полки и помогла спустить его на перрон.

– Ну вот и всё, мисс Шоу, вас уже ждут, а мы с Холли поедем дальше, – Пруденс прощалась с Хелен и надеялась, что она заплатит ей за помощь. Когда Хелен открыла кошелек, чтобы отблагодарить её, она – как и предполагала Хелен – не стала возражать. Нескольких шиллингов было достаточно; они быстро исчезли в складках юбки Пруденс и упали в её ладонь.

– Спасибо за помощь и компанию, Пруденс, – Хелен улыбнулась на прощание и отошла в сторону. Поезд не спеша двинулся дальше от вокзала. Хелен сошла с перрона, не оглядываясь назад. Она уже заметила невысокого темноволосого мужчину, стоявшего чуть в стороне. Он держал в руках кепку и подошел при виде того, что Хелен на него смотрела.

– Мисс Хелен Шоу?

– Да, это я, – наконец-то её встретили. – Хорошо, что вы здесь; мне не придется спрашивать, как добраться до поместья.

Мужчина виновато кивнул леди; на его широком лице мелькнула тень замешательства. Он представился, надевая кепку:

– Я Бартоломью Симс. Мистер Шоу поручил мне встретить вас.

– Да-да… жаль, что вы встречаете меня здесь, а не с дилижанса. Мой чемодан слишком тяжелый! Надеюсь, поместье близко; я проголодалась, – она отдала ему свою сумку и указала на чемодан. – Давайте отправимся как можно скорее.

Бартоломью кивнул и поспешно взял багаж; уверенно спустился по короткой лестнице и вышел на дорогу. Сразу за перроном уже ждала повозка с лошадью. Хелен стало как-то не по себе: дядя мог бы отправить за ней кэб – у него наверняка был такой транспорт, – а не посылать повозку. Бартоломью сел на козлы; рядом с ним осталась Хелен и проигнорировала предложение сесть назад – она не хотела ехать спиной вперед как деревенская девчонка.

– Не беспокойтесь, мисс Шоу, – успокоил её Бартоломью, – мы приедем минут за двадцать! Поместье совсем рядом. – Повозка ехала неспешно по грязи: дорога превратилась под дождем в грязевую кашу; Хелен думала: стоит порадоваться тому факту, что она не идет пешком, – но не могла избавиться от чувства раздражения и голода. Люси, – её горничная, – позаботилась бы о своей леди или хотя бы о Пруденс; чтобы отвлечься от мыслей о голоде и усталости, Хелен заговорила:

– Вы знаете, поблизости есть какое-нибудь поместье, принадлежащее мистеру Каннингсу?

– Да, мисс, – ответил мужчина, – но я бы не сказал, что оно поблизости: он живет восточнее Либсон-парка; там есть выход к морю и обрыв.

– А соседи есть?

– К северу поместье сэра Фрая – Уэстхолл. До владений обоих можно добраться за пару часов.

Глава 3 Поместье

Не прошло и получаса, как они подъехали к особняку дяди – Бартоломью не обманул. Бурые крыши поместья ярко выделялись в листве деревьев, высаженных вокруг. В самом верхнем окне Хелен увидела чей-то силуэт; разглядеть, кому он принадлежал – мужчине или женщине, – она не успела: он слишком быстро скрылся.

Её вдруг охватила паника, перекрывая все остальные чувства. Как её примут здесь, понравятся ли ей кузины, а дядя? В дороге ей некогда было подумать о том, что ждало её в новом доме! И если она будет ему в тягость, то что ей делать? Он мог выдать её замуж за какого-нибудь несносного старика или, того хуже, ей пришлось бы работать гувернанткой… А если он узнает о снах, то вовсе мог бы отправить её в сумасшедший дом. С лёгкой дрожью в похолодевших пальцах Хелен поправила плащ на плечах.

Повозка въехала во двор поместья со стороны двора. Хелен сразу же спустилась, не дожидаясь помощи от Бартоломью, когда из кухонной двери, из-за которой доносились приятные запахи, вышли две девушки. Следом за ними шла полная женщина лет сорока, а может, и больше. Хелен не обратила внимания на её лицо – прислуга её интересовала мало в тот момент.

– Она приехала, Рут! – Девушка в бордовом платье была всего на полголовы ниже Хелен, имела чудесные светлые волосы, подвязанные тёмной лентой. Она обратилась к кузине, а значит, могла быть только Элизабет. Её голубые глаза светились радостью знакомства, которое Хелен в этот момент совсем не разделяла. Элизабет широко улыбалась.

– Здравствуй, Хелен, мы соболезнуем твоей потере, но надеемся, что тебе будет хорошо с нами. Я – Рут, это Элизабет. А это наша экономка миссис Гибсон. Она работает у нас уже десять лет, – голос у Рут был приятный: если бы бархат мог говорить, он говорил бы именно её голосом. Волосы, такие же светлые, как у сестры, были убраны назад и заколоты шпильками. Она вела себя гораздо сдержаннее, и в ней чувствовалась уверенность. Лицо у неё было чуть заострённое к подбородку и с низким лбом.

Хелен кивнула, принимая соболезнования.

– Спасибо. Я тоже надеюсь на это. У меня было время справиться со своим горем, надеюсь, что мне придётся пролить слёзы только на кладбище.

Хелен почувствовала очередной укол в сердце. Дядя похоронил отца без неё, даже не сообщил, когда были похороны, не послал за ней. Франсин в своём письме ничего по этому поводу не писала. Хелен чувствовала себя изгоем и не представляла, что могло быть хуже.

– Мы поможем тебе, – Элизабет положила ладонь на руку Хелен, участливо глядя в глаза. – Отец занят на шахте с тех пор, как там нашли золото помимо угля, так что поручил нам заняться тобой.

– Наверное, ты очень устала с дороги. Мы покажем тебе твою комнату, а потом весь дом и сад, когда ты захочешь.

Хелен и не заметила, как её вещи взял Бартоломью и уже понёс наверх, в указанную миссис Гибсон комнату. Элизабет взяла Хелен под руку, а Рут передала сумку, с которой та не расставалась всю дорогу, горничной, и все трое пошли наверх.

В сравнении с домом в Бристоле дядино поместье удивляло своими просторами. Там, в аптеке, пространство казалось меньше из-за тёмной обивки в передней части дома, здесь же, наоборот, в большом пространстве тёмный цвет обитых шёлком стен по старой моде не стеснял. Жилая часть бристольского дома оформлялась светлее и уютнее: они придерживались светлых тонов и нежных цветов обивки стен и мебели. Здесь же везде была отделка из красного дерева, тёмно-зелёная и бордовая обивка стен, высокие потолки с витыми люстрами и светильниками на стенах. Ковровый настил на лестнице заглушал шаги.

В тишине они поднялись на второй этаж, Хелен рассматривала картины на стенах: портреты живущих тут Рут и Элизабет Шоу, а также их отца – её дяди Тайрона Шоу с красивой женщиной – его женой, Анной Шоу. Франсин ничего не писала о миссис Шоу, как и дядя. А заботу о Хелен поручили дочерям – неужели их мать тоже умерла? Хелен решила немного погодить с расспросами о семье. Сначала она хотела узнать, где будет жить. Отведя взгляд от лица на портрете, она шагнула за кузинами, выделяющимися яркими пятнами посреди этого мрака, дальше по коридору.

– Твоя комната рядом с нашими, – щебетала Элизабет. На её лице ясно отпечаталось волнение и нетерпение от того, что ей хотелось показать кузине комнату.

– Мы очень хотим, чтобы тебе у нас понравилось, поэтому открыли одну из запертых нежилых комнат на нашем этаже и обставили её мебелью с чердака. Там был такой красивый комод и трюмо!.. Если бы я знала о них раньше, то забрала бы себе, – она захихикала, прикрывая рот ладошкой.

Внутри Хелен всё ещё тяжелела обида, и она то и дело глушила в себе порывы слёз. Видя, как кузины тепло принимали её и тщательно готовились, она с трудом глотала слёзы и старалась верить, что ей рады. Несмотря на то, что Хелен потеряла отца, оставила подруг в пансионе и ей придётся жить в дядином доме до тех пор, пока не выйдет замуж, кузины показывали Хелен, что она не одинока. Они были способны на такое великодушие, на которое сама Хелен не могла решиться. И раз дядя поручил заботу о ней дочерям, не дав им никаких строгих распоряжений на её счёт, то, возможно, она совсем не тяготила его своим присутствием? Да и наследство Хелен, которым теперь управлял дядя Тайрон, могло сгладить острые углы.

Хелен задумалась, что тот не станет продавать аптеку и дом, в котором она росла. Может, вечером она спросит его о намерениях… или нет, слишком быстро. Лучше заговорить об этом на следующий день. Он мог бы нанять управляющего, чтобы оно приносило ему доход, а не висело мёртвым грузом. Хелен на миг представила, как управляла своим наследством сама: это был бы настоящий ад! У неё не было ни одного навыка, который бы помог ей продолжить дело отца, да и как нанять достойного человека, который бы знал своё дело? Каким должен был быть человек, способный управлять аптекой и домом? Но определённо это будет мужчина! Женщина не справилась бы с таким большим объёмом работы, тем более управлением аптекой. Несмотря на то, что Хелен знала немало женщин, помогающих мужьям в аптеке, она не считала, что женщина могла чем-то управлять.

Задуматься надолго о делах ей не дала Элизабет – она открыла дверь её комнаты. Хелен ожидала увидеть старую и обшарпанную мебель, но ошиблась.

Её комната оказалась торцевой, круглой, пол покрывал тёмно-зелёный ковер в тон обивки стен, мебель из красного дерева – не старая, а старинная, блестящая, потому что её натерли воском совсем недавно, чемодан у подножия кровати. Кровать с четырьмя столбиками завешивалась зелёным балдахином с золотыми кистями. Хелен прошла внутрь, осматривая комнату внимательнее: роскошное трюмо стояло наискосок от кровати, чуть поодаль – шкаф и комод, где она могла бы хранить свои платья и другие вещи. В противоположной стороне, правее кровати, стоял большой камин, такой, что она могла спрятаться в нём и способный протопить комнату даже в лютый мороз. Левее шкафа Хелен обнаружила ещё одну дверь. Даже не взглянув на своих кузин, она толкнула её. Там оказалась собственная ванная комната! В центре стояла большая медная ванна со сливом, её труба уходила в пол, от глаз не укрывалось, что слив провели не так давно, простой туалет, который, всё же, нужно было выносить как ночной горшок. И всё же, здесь были слуги, а в пансионе девушки сами убирали за собой. Множество полочек в настенном шкафу были заняты полотенцами, а банный халат висел на вешалке. В такой просторной комнате наверняка было бы холодно мыться, особенно зимой, но Хелен, рассматривающей всю ту роскошь, стало чуточку легче. Она гнала все мысли о том, что её кузины могли сделать ей что-то неприятное, а дядя сердился, что она станет для него обузой.

– Рут, Элизабет, – Хелен вышла из ванной комнаты, прижимая руки к груди и чуть не расплакалась. – Это чудесная комната! Я так благодарна вам…

Кузины обнялись, а Элизабет поцеловала Хелен в щёку и чуть не расплакалась.

– Лиз всегда такая сентиментальная, – оправдывая сестру, сказала Рут.

Переживающие, каждая о своём, девушки обнялись, и с их лиц сошло напряжение, у Рут и Хелен разгладились морщинки между бровей, а Элизабет стала ещё веселее.

– Мы очень рады, что тебе нравится, мы так старались! Хелен, ты голодна? Я велю накрыть в малой столовой, ужин будет ещё нескоро, мы обедали незадолго до твоего приезда, но, думаю, миссис Гибсон накормит нас бутербродами с джемом и горячим чаем. Наша экономка очень строга на этот счёт, но, мне кажется, что тебе достанется вполне сытный обед, ведь ты только приехала. Сколько тебе нужно времени, чтобы привести себя в порядок?

– Полчаса, – ответила Хелен, снимая наконец свой плащ и бросая его на спинку стула у трюмо. – Умираю с голоду. Мне всю дорогу не удавалось как следует поесть. Я только переоденусь и умоюсь.

– Мы будем ждать тебя внизу. Хелен, экономка твоего отца Франсин Бэнкс прислала большую часть твоих вещей, а одежду мы положили в шкаф. Надеюсь, ты не в обиде. Остальные вещи мы не стали разбирать.

– О, Рут, что ты! Теперь мне не нужно беспокоиться о своём гардеробе. Вы так добры ко мне.

Пояснив, где находится малая столовая, кузины покинули комнату, а Хелен сразу же распахнула гардероб. И правда, тут были все её платья! Она мельком осмотрела их и поняла, что они в отличном состоянии, все выстираны и выглажены, нигде ничего не порвано и не испачкано. Ловя себя на подозрениях о том, что кузины могли сделать ей что-то плохое, она не чувствовала уколов совести. Они вовсе не обязаны были проявлять столько доброты и тепла. По крайней мере она сама так и поступила бы, ещё не зная, что за человек будет жить с ней в доме. Но они вели себя иначе, и доказательством тому была уютная и большая спальня. Она была даже больше, чем та, в которой Хелен жила в своём доме в Бристоле, не говоря уже о неудобствах кровати в пансионе.

«Почему вы так осторожны, чего вы опасаетесь, вам угрожают?» – слова Путешественника некстати вспомнились, и его красивое лицо всплыло в памяти Хелен. Она подавила желание открыть альбом и сделать несколько набросков хотя бы карандашом. Был ли он прав, думая, что она чувствовала угрозу? Ответа у Хелен не находилось даже для себя.

Раздевшись до белья, она зашла в ванную комнату, присев на бортик ванной, провела ладонью по её краю, представляя, как будет плескаться этим вечером. Бортик ванной холодил её бедро сквозь тонкую ткань панталон; всё тело ныло от желания окунуться в горячую воду и смыть всю дорожную пыль, напряжение, тревоги. Но, увы, она сказала, что спустится через полчаса, и нужно было следовать своим обещаниям, тем более что голод подгонял. Хелен тщательно умылась, почистила зубы, расчесала волосы, вытрясая из них всю пыль.

Мыла и других туалетных принадлежностей в ванной оказалось совсем мало – наверняка они достали их из кладовой для неё на первое время. Хелен решила исправить это недоразумение, когда они поедут в Лондон. Новый город манил девушку – она поступила в пансион в одиннадцать лет и возвращалась в Бристоль только на лето. Тогда у неё не было времени много гулять, и большую часть времени она проводила в парке и театрах с Франсин и отцом, лишь изредка навещая подруг или приглашая их в гости. Эдвард рано вывел её в свет, примерно на год раньше, чем полагалось, но никто не придал этому значения. Она всю жизнь жила в Бристоле, а о Лондоне только читала в журналах. Но о своём незнании города Хелен не переживала: кузины наверняка захотят составить ей компанию и показать то, что она не видела.

Выбрав из своего гардероба тёмное синее платье, она прижала его к груди, примеряя. Она носила его с полупрозрачным шифоновым черничным шарфом. Повинуясь внезапному порыву, она вплела концы полупрозрачного тонкого шарфа в волосы, а середину закрепила на макушке. Синее платье с рыжими волосами и черничным шарфом смотрелись очень красиво, а главное – гармонично с домом, и она немного разбавила тёмный ансамбль жемчужной брошкой. Хелен потянула шнурок, вызывая служанку. Ни на миг она не задумалась, что на том конце не может быть колокольчика, но через несколько минут в её комнату вошла горничная, чтобы помочь ей одеться. И теперь на Хелен из зеркала смотрела не зажиточная квакерша, путешествовавшая в одиночестве, а леди, которой она и была. Удовлетворившись своим видом, Хелен спустилась в малую столовую.

– Хелен, какая ты красивая, – Рут встретила кузину у дверей в малую столовую, осматривая её с ног до головы.

– Я рада, что ты поддерживаешь решение отца отказаться от траура.

По лицу Хелен пробежала тень удивления. Рут заметила это и оглянулась на Элизабет, но та ответила ей беспомощным выражением лица.

– Я не надела траур, потому что у меня ещё нет платья, а то чёрное – моя форма из пансиона. Ещё полгода она не смогла бы надеть что-то светлое, а синий цвет был ей простителен. Чёрное ученическое платье Хелен не годилось для траура, ей требовалось платье иного рода, а такого она ещё не заказала. Этот вопрос Хелен намеревалась решить в Лондоне, в первую же свою поездку. Она слышала, что бедняки не покупали в траур новую одежду, а красили старую. От одной мысли, что ей придётся перекрасить одно из своих чудесных светлых платьев в чёрный, Хелен передернуло. Это не укрылось от Рут, она смутилась, отводя глаза.

– Прости, Хелен, мы не знали. Но так или иначе, мы не хотим обидеть тебя или память о нашем дяде. Наш отец против чёрного цвета и считает, что мы не должны отказывать себе в обществе в этом сезоне из-за траура. Я не предупредила тебя сразу, думала, он написал в письме…

– Нет, дядя Тайрон ничего об этом не писал. Но раз он велел вам… – Хелен сдержала недовольство и не стала сильно оскорбляться, хотя и ощущала гнев. А заметив накрытый стол, решила, что нечаянно нанесённая обида не стоит того, чтобы разворачиваться и уходить, лишая себя еды. Дядя не стал отказываться от веселья, так и она не станет морить себя голодом. – Давайте отвлечёмся от грустного.

Хелен не могла устоять перед поджаренным до золотистой корочки хлебом с апельсиновым джемом и холодной птицей. Прислуга разливала по чашкам горячий чай. Девушки, ещё чувствуя смущение и досаду, сели за стол и сразу же потянулись к тостам. Из-за собственной неосмотрительности Хелен не могла толком поесть уже второй день, сейчас ела с большим аппетитом, и обида на родню за отказ от траура ей не помешала. Ели девушки молча: Хелен была обижена, чтобы что-то говорить, а потом птица оказалась слишком вкусной, а тосты с джемом – невероятно хрустящими и сладкими. Напившись чая, они лениво разговорились. Хелен почувствовала себя почти как дома: после еды они с отцом и Франсин часто оставались за столом, ведя непринуждённые беседы, а после вкусного и сытного обеда дурные чувства притупились. Когда служанка уносила пустые тарелки, Элизабет предложила Хелен прогуляться по дому, а затем выйти в сад.