Сказки леди Шоу

– Хелен? – Хелен задумалась так сильно, что пропустила, о чём говорили кузины. Рут коснулась её руки, привлекая внимание. – Мы, наверное, утомили тебя своими рассказами.

– Что ты, нет, я просто задумалась, – Хелен не хотела делиться воспоминаниями о миссис Коллак и своих снах. Сейчас это было совсем неуместно, да и пугало её. Она совсем не знала своих кузин, чтобы говорить с ними о таких личных вещах, как её загадочные сны, не принёсшие ей ничего, кроме горя в детстве и нынешних страхов.

– А говоришь, не утомили? – Рут поднялась с пола и расправила юбки. – Элизабет, пойдем, дадим Хелен немного тишины и возможность разобрать вещи. Мы будем ужинать через пару часов.

– Спасибо, что показали мне дом, он такой большой и роскошный, – Хелен нежно улыбнулась, закрывая за кузинами дверь. Едва она закрыла её, как улыбка сошла с лица, и она прижалась лбом к двери. Надо было составить письмо Франсин и отправить уже завтра. Она просила, как можно скорее, сообщить о том, как устроилась Хелен на новом месте. И что бы она написала ей? Кузины приняли хорошо, но по мнению Хелен, обе были недостаточно интересными, а младшая Элизабет – вовсе невыносимо глупа! А дядино занятие настолько впечатлило её, что Хелен даже не представляла себе, как можно было отказаться от поисков – чего стоила одна библиотека. И как загадочно и красиво смотрелись бы девушки среди всех этих книг и карт. Дядя вложил в библиотеку много труда, ожиданий и денег, чтобы так легко бросить, как того желали его дочери. Разве он мог легко и просто отказаться от такого приключения? Воображение рисовало Хелен несметные сокровища, сундуки на морском дне и шкатулки, полные золота и серебра, чеканных дублонов, изысканных украшений, соперничавших с королевскими.

Хелен понимала дядю Тайрона и хотела присоединиться к его поискам. Но могла ли она попросить дядю об этом? Вряд ли сейчас он позволил бы ей стать частью его круга. У них была мужская компания, путешественники, люди знающие и умные, давно ищущие свои сокровища и знающие так много, что Хелен и не снилось. А она не знала и десятой доли того, что знали они, и тем более не знала своего дядю. Как он мог допустить её до сокровенного? Ей всего семнадцать лет, она ничего не знала, кроме того, чему учили в пансионе. Вышивание, шитьё и каллиграфия вряд ли когда-нибудь пригодятся ей в поисках сокровищ.

Кусая губы, Хелен прошла по своей комнате, осматривая обивку стен. Ей нужен был какой-то план, чтобы заручиться дядиной поддержкой и одобрением: находясь в положении сироты, она опасалась, что дядя может ущемить её в чём-либо или вовсе избавиться, быстро выдав замуж. А после замужества она полностью бы зависела от супруга и попрощалась бы со свободой, о которой говорили другие девушки. А значит, единственное, что ей оставалось – присоединиться к поискам сокровищ. Не хватало совета Франсин, её взгляда со стороны. Что бы сказала старая экономка о поисках? Сама Хелен не видела в этом ничего ужасного, в отличие от Рут, Элизабет и Анны – их матери. Такой участи, как у Анны, Хелен себе не пожелала бы, тем более – быть отосланной в другую страну, быть вдали от дочерей и не знать, когда ей будет позволено вернуться. И хватало ли денег у Анны на жизнь? Хелен беспокоилась: если он урезал приданое своей старшей дочери, то что мог сделать с самой Хелен? Он пока не испытывал стеснений в средствах, но с мужчинами всегда так: они скрывали разорение до последнего, и сколько жен застрелившихся господ, не сумевших разобраться с долгами, приходили за лауданумом! Должники-самоубийцы бросали семьи, жен и детей, не думая, как те будут жить без них. А у неё было наследство, которым распоряжался дядя и которое он мог забрать.

Минуту Хелен стояла в нерешительности, глядя на свои платья в чемодане, а потом начала медленно доставать одно за другим. Не спеша разложила на полках в шкафу одежду, положила расчески и украшения на трюмо, вытащила привезённые с собой краски и карандаши, положив их в ящичек нового мольберта. Слуги уже успели принести его с чердака, и его поставили у окна. Она была рада тому, что Франсин рассказала об увлечении рисованием кузинам. Болтая о всяких пустяках, они упомянули об этом по дороге в сад. Теперь Хелен могла продолжать рисовать так, как ей было удобно и как она привыкла. Какое это было счастье – иметь всё, что было нужно, и не лишиться ничего!

Все вещи, которыми она пользовалась дома и которые понадобились бы ей здесь, заняли свои места на полочках и в шкафу. Она рассчитывала на любовные романы и сплетни с кузинами, но выходило так, что заняться в поместье дяди она сможет только поисками сокровищ. С одной стороны, это предприятие было невероятно увлекательным и романтичным, а с другой – она не задумывалась, что ей предстояло много читать. Но и помимо дядиных поисков сокровищ ей было чем заняться: Рут, узнав, что Хелен играла на фортепиано, просила сыграть с ней в четыре руки, а Элизабет согласилась петь. К тому же у неё был новый мольберт, и Хелен могла продолжить рисовать. Она не пустится очертя голову в этот омут, не покажет виду, что напугана и торопится, но изучит всё, что только сможет, прежде чем как-то… Хелен пока не знала как, но чувствовала, что сможет подгадать момент, даст дяде понять, что она может помочь ему. Решив так, девушка отдернула тяжёлую портьеру и посмотрела на сад. Погода навевала мысли о безрассудстве и легкомысленной прогулке во время грозы. За потоками дождя сад и лабиринт терялись, зелень смешалась, растворилась в сильном дожде. Хелен видела только размытую границу неба и живой изгороди: чёрное с зелёным. От окна несло холодом и влагой, и почему-то она снова вспомнила Путешественника, и все тревоги показались ей эфемерными. Интересно, она ещё встретит его?

Хелен отчаянно сильно захотелось нарисовать портрет Путешественника, а может, даже картину с его участием, где он переживал непогоду. Она представила его верхом на гнедом коне, в своём дорожном плаще и широкополой шляпе, рассматривающего что-то сквозь дождь вдали. Его лицо и детали одежды терялись в темноте и дожде, можно было разглядеть только чернеющий силуэт на фоне сверкнувшей молнии и несколько деталей: золотые волосы, краешек носа и голубые глаза. И непременно золотая цепочка от тех часов, прятавшаяся в кармашке жилета. Пожалуй, её умения хватило бы, чтобы нарисовать эту картину. Сцена захватила Хелен: она позабыла обо всём и сразу же достала бумагу и принялась за работу.

К ужину Хелен спустилась в том же платье, в котором гуляла с сестрами. Кузины присоединились почти сразу и, не дожидаясь отца, приступили к трапезе, объясняя тем, что дядя Тайрон приезжал всегда к середине ужина. Хелен немного помедлила, но присоединилась к ним. За два дня пути она так сильно проголодалась, что вряд ли смогла бы дождаться дядю.

Ближе к середине трапезы, стуча тростью, в малую столовую вошёл дядя Тайрон.

– Доброго вечера! – Он оглядел сидящих за столом девушек и поочерёдно обнял подошедших к нему дочерей. Хелен тоже поднялась из-за стола, дядя обнял её, сочувственно взглянув в лицо. Он оставался таким же, каким она его помнила: высоким и худощавым, с тёмными, как у её отца – Эдварда, волосами. Тайрон, в отличие от Эдварда, брился начисто, но его верхнюю губу украшали густые усы. Когда он улыбался, то показывал белые зубы, и морщинки вокруг его глаз собирались, образовывая лучики. Всё в нём дышало добротой и заботой, в которой Хелен перестала сомневаться. Но вместе с тем в нём ощущалась какая-то одержимость, что-то неугомонное, будто бы в любой момент он мог вскочить на ноги и убежать прочь. В правой руке он держал трость с серебряным набалдашником, на которую опирался при ходьбе. Хелен не знала, почему он вдруг охромел, ведь когда он приезжал в тот единственный раз, что она помнила, он был совершенно здоров.

– Хелен, прости, что не смог отправить кого-нибудь забрать тебя. В доме сейчас нужны слуги, – он сделал паузу, глядя племяннице в глаза. Хелен промолчала, не укоряя его за выпавшее на её долю приключение, ни за то, что он отказался от траура по своему брату. Некстати она вспомнила странное ночное происшествие в гостинице, но опять промолчала, а дядя продолжил: – Мне очень жаль, что Эдвард умер. Мы будем рады тебе и надеемся, что ты также будешь счастлива в нашем доме. Тем более что Рут скоро выйдет замуж и уедет, а мы с Элизабет останемся одни.

– Спасибо, дядя. Не стоит беспокоиться, я понимаю, насколько важна ваша работа, и никогда бы не обиделась на вас. Наше горе общее, и я думаю, мы сможем пережить его вместе, – вежливо ответила Хелен и сжала его руку, печально улыбнувшись. Горе об умершем отце ещё трогало сердце Хелен, но не так сильно, как раньше. Возможно, что отказ от траура поможет ей справиться с утратой быстрее, чем если бы она каждый день смотрела на своё чёрное платье.

– Ты удобно расположилась? – Тайрон сел за стол вместе с ними, и Хелен оказалась по левую руку от него. Дядя не спешил переходить к важному, по мнению Хелен, разговору. Без улыбки девушка кивнула.

– Да. Комната чудесна, спасибо. Только, дядя, я бы хотела узнать, почему вы отказались от траура. Я знаю, вы не общались с отцом долгое время… Обида послужила тому причиной?

Тайрон, разостлавший на коленях салфетку, чуть нахмурился, откидываясь назад, пока прислуга подавала ему еду. На мгновение он отвёл глаза от Хелен, но затем снова посмотрел на племянницу. Она неотрывно глядела на него в ожидании ответа, слушала стук своего сердца, не зная, как он отреагирует на вопрос. Она так поторопилась со своим вопросом, задала его беспардонно и прямо, будто бы раньше её никто и никогда не учил вежливости и беседе. Едва не отведя глаза в смущении, Хелен заставила себя дождаться ответа дяди.

– Тебе не стоит об этом думать, Хелен. Как бы то ни было, все обиды уже прошли, а траур… жизнь коротка, чтобы тратить её на скорбь. Конечно, я любил своего брата и не желал ему смерти, однако он принял решение не общаться со своей семьёй и уехал. Когда я пытался поговорить с ним двенадцать лет назад, он не пожелал этого.

Дядя Тайрон развёл руками, улыбаясь, только в глазах улыбки не было. Сгладив все углы и неловкости, которые создала племянница, он ответил вежливо и не дал ей ничего, что она могла бы обдумать и снова поднять эту тему. Он не сердился. Хелен решила продолжить расспросы, но постаралась смягчить первое неловкое впечатление.

– Простите, дядя, эти мысли не уходят у меня из головы. Я так скучаю по отцу, всё время думаю о нём. И сегодня я узнала так много нового о нашей семье! Он никогда не говорил мне, что в Либсон-парке жил его дед, и что у вас такое большое поместье. Несмотря на то, что вы кровные братья, вы никогда не общались раньше, я не помню этого. Почему же он уехал и не пожелал встречаться даже на Рождество?

– Это дела давно минувших дней, Хелен. Всё уже забыто, и тебе больше не стоит об этом думать, – Тайрон вновь отмахнулся от неё, приступая к трапезе. – Мы рады тебе, и это главное!

Хелен ничего не оставалось, кроме как выдавить из себя улыбку и больше не поднимать интересующие её темы. Дядя же не стал проявлять гнев или другие эмоции, но ясно дал понять, что больше не намерен говорить о прошлом. Она повиновалась, хотя хотела поговорить откровеннее, больше! Хелен понимала, что перечить сейчас, навязывая разговор и настаивая на ответах на свои вопросы, было бы глупо: она совсем не знала нрав дяди, его настроение и причины, по которым он молчал. Хелен едва глянула на лакея, подававшего ужин хозяину, решив, что нужно было поблагодарить дядю, не быть совсем невежливой.

– Дядя Тайрон, спасибо, что быстро организовали похороны. Франсин… миссис Бэнкс написала мне, что вы похоронили его в склепе…

– Да, – с тенью недовольства ответил Тайрон. Хелен показалось, что он уже начал уставать от словоохотливости своей племянницы. – Похороны прошли спокойно. Я отвезу тебя на кладбище в ближайшее время. Мы не могли ждать, поэтому похоронили Эдварда без тебя. Ты ведь знаешь, насколько опасен тиф.

– Да, дядя, я знаю. Вы правильно поступили, если бы кто-то заразился и заболел, это было бы ужасно, – ничего не выражая, кроме любезности, отозвалась Хелен, думая о том, что могла бы уехать из пансиона на день или два. По всей видимости, дядя не простил своему брату старых обид, но и говорить о них не желал, окончательно закрыв тему обещанием проводить её на кладбище. Хелен позволила себе надежду, что там он ответит на её вопросы, просто сейчас он не желал говорить в присутствии дочерей. Это она могла бы понять.

Некоторое время все молчали, занятые ужином. Только в конце дядя снова заговорил. Теперь, когда он был сыт, его голос звучал куда ласковее, чем прежде.

– Рут уже пожаловалась тебе на моё пристрастие, верно?

– Она говорила и показала мне библиотеку. Я нашла ваш интерес чрезвычайно увлекательным. Мне бы хотелось больше узнать об этих таинственных городах и сокровищах, которые они скрывают, – честно призналась Хелен, откладывая вилку. Она не видела никакого смысла скрывать эти намерения, но и не собиралась просить сразу присоединиться к его друзьям.

– Неужели, дорогая моя? – явно польщённый, дядя Тайрон подался вперёд, сцепляя руки перед собой.

Хелен, замечая благожелательный настрой дяди, поспешила заверить его в правдивости своих слов.

– Ваша библиотека завораживает, я бы осталась в ней жить, – почти искренне сказала девушка. Ожидавшая, что дядя скажет что-то вроде «такие поиски не для молодых девушек», она приятно удивилась. – Может, вы порекомендуете мне что-нибудь прочитать?

Дядя рассмеялся в усы, поглаживая их указательным пальцем.

– Конечно-конечно, раз у тебя такой интерес. А ты не откажешь мне в любезности отправить одну посылку для моего друга, когда вы с Рут и Элизабет поедете в город? И мне нужно будет забрать ещё одну книгу – владелец книжного магазина достал её для меня, но я уже полторы недели не могу выбраться в город за ней, а мои дочери, чертовки, не желают помочь мне! – он с возмущением хлопнул ладонью по столу, взглянув на дочерей. Элизабет опустила глаза, а Рут, наоборот, ничем не выразила своего неудовольствия. Опасаясь скандала, Хелен тут же вмешалась и переключила внимание на себя.

– Конечно же, дядя, я с удовольствием помогу вам. Всё равно я бы хотела посетить Лондон, никогда не была там. У меня будет много дел в городе, я хочу съездить туда послезавтра, а Рут и Элизабет, надеюсь, составят мне компанию.

– К сожалению, Хелен, я не смогу сопровождать тебя в поездке. Тебе придётся ехать в город с Элизабет. Я собираюсь проверить бухгалтерские книги вместе с миссис Гибсон. Она обещала научить меня вести домашнюю бухгалтерию, – сказала Рут.

Хелен на мгновение растерялась: Рут действительно хотела заняться таким скучным делом или искала повод не ехать с ней, услышав про интерес к дядиному занятию? Если виной стало её согласие помочь дяде Тайрону, то она рисковала оказаться между двух огней. Однако отступать от задуманного Хелен не собиралась. Чем было плохо это увлечение?

– Как жаль, тогда в другой раз? Я думаю, мы с Элизабет хорошо проведём время и пройдёмся по магазинам.

– И заглянем в театр, взять репертуар. Нам обязательно нужно сходить в театр! Мы же так давно никуда не выходили. Все уже, наверное, забыли, что мы есть. В город нас пригласили всего шесть раз!

Элизабет выглядела обиженной, но поддерживала Хелен. Рут, наоборот, молчала, доедая ужин.

– Элизабет, сезон уже перевалил за середину, все сейчас в городе, мало кто шлет приглашения в деревню, – покачал головой дядя. – Ничего страшного, сейчас только начало мая, уверен, что открытки придут в середине месяца, да и вы сами могли бы устроить бал или салон.

– Чаепитие! – сразу же предложила Хелен. – Я думаю, что многие уже устали от городской суеты и постоянных приемов и захотят побыть на свежем воздухе и отдохнуть от шума большого города. В конце июня и в начале июля будет самый пик, дамы могут появляться в роскошных платьях в Гайд-парке, вряд ли мы найдём день, когда бы смогли устроить бал, и все, кого бы мы хотели пригласить, смогут навестить нас. Начало июня подходит лучше всего. Пусть гостей будет мало, но мы не останемся в стороне?

Хелен вопросительно взглянула на кузин и дядю, побоявшись, что он отругает её, ведь она не прожила в Либсон-парке ни дня, а уже предложила позвать гостей. Однако дядя Тайрон отнесся к её инициативе благосклонно и кивнул. Улыбка не сходила с его лица, и Хелен даже показалось, что он был доволен.

– Конец мая тоже подходит! – сказала Элизабет, но Рут покачала головой.

– В начале лета все хотят блеснуть нарядами и не уедут, им всем нужно к портнихам. Если приглашать гостей, то на несколько дней. Никто не захочет приезжать к нам на чаепитие и тратить половину дня на дорогу. А если гости приедут, сможем организовать танцы, чаепитие, игры…

Элизабет сердито бросила салфетку на стол, однако спорить больше не стала. Рут продолжала рассуждать вслух, увлечённая предстоящим мероприятием.

Кузины учились дома, редко бывали в городе, а после отъезда их матери приглашения на рауты приходили намного реже. А Элизабет была представлена и вовсе в прошлом году; для неё, как и для Хелен, каждый сезон после выхода в свет имел большое значение.

Дядя Тайрон же с интересом смотрел на разговор трёх девушек, чему-то улыбаясь.

– На почте сможем купить несколько открыток для приглашений.

– Рут, как ты считаешь, в моде сейчас покупные или рукодельные открытки? Мы могли бы сделать их сами, вместо того чтобы покупать, – предложила Хелен.

– Вам лучше купить несколько открыток, на всякий случай. А потом посмотрим, что нам пришлют. Я же не смогу с вами поехать, – снова напомнила Рут.

– Ты такая зануда, Рут. Джозеф наймёт тебе экономку, – фыркнула Элизабет, когда старшая вновь заговорила о ведении домашнего хозяйства.

– Мне нужно учиться делать это самой. А тебе пора перестать вести себя как ребёнок, – Рут отложила вилку, с возмущением и раздражением глядя на сестру. Хелен поспешила перебить их, чтобы разговор не перерос в ссору.

– Мы можем взять ваш экипаж, дядя? Боюсь, повозка не лучшее средство для долгой поездки в город. Мне хватило этой тряски ещё по пути с вокзала.

При упоминании о присланной за ней на вокзал повозке дядя никак на него не отреагировал, что немного обескуражило Хелен. Она думала, он скажет что-то или объяснится, но вышло так, что он мог не знать о повозке.

– Экипаж? Да, конечно. Он не понадобится мне в ближайшие дни, я не собираюсь никуда ехать, а до шахт, если потребуется, я доберусь верхом. У нас очень сильно разбиты дороги, а дождь, скорее всего, продлится несколько дней. Я прошу вас не брать экипаж, пока дороги не просохнут. Не хочу, чтобы он застрял в грязи.

Заверив дядю, что не отправятся в Лондон, пока дождь не кончится, девушки в молчании закончили ужин, иногда тихо переговариваясь. Рут всё это время молчала и ушла из-за стола первой, пожелав всем доброй ночи. Через пару минут ушла и Элизабет. Хелен же, напротив, задерживалась как могла, то и дело ловя взгляд хмурившегося дяди. Она посчитала, что он хотел ей что-то сказать, но глядел то на неё, то будто бы сквозь неё. Из интереса она выждала столько, сколько могла, и когда оставаться в столовой стало уже неприлично долго, собралась уходить, опуская руки на свою салфетку.

– Хелен, в детстве тебя посещали странные сны. Ты помнишь их? – она замерла, так и не успев выйти из-за стола. Дядя заговорил о том, чего Хелен так боялась, и сделал это так внезапно. Сердце в груди забилось отчаянно сильно, и только корсет берег её от участившегося дыхания. Она не спеша свернула и положила салфетку на стол, с тенью удивления и недоумения посмотрела на дядю, скрывая своё волнение.

– Какие сны? – Хелен не верилось, что её отец рассказывал своему брату о снах дочери, хоть они и представляли тогда проблему. Только какую проблему – Хелен не помнила. Миссис Коллак только пугала её сумасшедшим домом и наказывала за любые провинности, будь то обычная детская шалость. Из-за суеверной и злобной гувернантки Хелен очень сильно боялась сумасшедшего дома и того, что дядя Тайрон мог отправить её туда, если бы узнал, что сны вернулись. И ещё это жуткое происшествие в гостинице с привидением. Если бы сияние видела не только она! В этот момент Хелен не думала о младшей сестре Пруденс, ведь она была маленьким ребёнком, и её словам никто не поверил бы. Разве что Путешественник – он так серьёзно отнёсся к ней. Но дядя Тайрон вовсе не он.

– Сны, о которых так беспокоился твой отец, – дядя Тайрон почесал бородку и пригладил её пальцами. – Я знаю о них, Эдвард был очень обеспокоен ими и не раз советовался со мной. Если они тебе ещё снятся… Ты можешь рассказать мне о них.

Тайрон хотел добавить что-то ещё, но быстро передумал, переведя взгляд с графина с водой на Хелен в ожидании её откровений. Его немигающий взгляд, при котором он будто бы смотрел на неё, но, как казалось Хелен, её не видел или видел вместо неё что-то или кого-то другого, пугал девушку.

– Я помню только беспокойство гувернанток, напуганных моим бурным воображением и тем, что ходили слухи о похоронном бюро напротив, – Хелен развела руками, извиняясь. – Я так не любила своих воспитательниц, что придумывала разные страшные истории.

– Придумывала, – эхом повторил дядя, поглаживая бородку. В голосе и взгляде мелькнул и пропал гнев. – Что ж, жаль, жаль. Твои сны… Рассказы о них были весьма убедительны и красочны. Ты точно ничего не помнишь? Может, хоть что-то, или тебе снилось недавно какое-нибудь красочное место? В любой детской придумке есть основа, может, тебе правда что-то снилось, а ты приукрасила?

– Нет, ничего такого. Я уже давно не запоминаю своих снов, дядя. – Ладони Хелен стали влажными и холодными, хотелось растереть их, чтобы согреть. Отец рассказывал. Господи, зачем? Хелен отвела глаза, боясь показать свой сильный испуг. Почему дядя спрашивал об этих снах? – Я любила книжки о феях, вот и всё. А когда гувернантки сильно мне досаждали, я пугала их страшными историями.

Несколько мгновений он изучающе смотрел на племянницу, словно собираясь сказать что-то ещё, а потом улыбнулся одними губами.

– Ясно. Доброй ночи, Хелен.

Она поспешила вернуться в свою комнату; кто-то из слуг уже разжёг камин и прогрел постель железными грелками. Но первым делом Хелен зашла в ванную комнату, спрашивая горничную, готова ли ванна. Та как раз добавляла в воду соли, а на полу стояли два пустых ведра. Дядя напугал Хелен своими вопросами, сердце до сих пор стучало в груди, а пальцы чуть дрожали. Горничная помогла девушке раздеться и сказала, что сейчас принесёт ещё пару ведер воды. Не став ничего говорить ей, Хелен с удовольствием погрузилась в воду, закрывая глаза. Пугающие мысли роились в голове, и Хелен старалась избавиться от них как можно скорее.

Дождь всё ещё лил за окном, а она позволяла горничной отмывать себя от тяжёлого дня и трудной дороги. Горничная помогла Хелен высушить волосы у камина – вдвоём они управились быстрее. Хелен легла в тёплую постель и задернула балдахин, оказываясь в полной темноте: даже шум дождя стал тише. Теперь она могла спокойно обдумать окончание ужина. Её отец рассказал своему нелюбимому брату об её снах, но зачем? Какой был в этом смысл? Гувернантка пугала её сумасшедшим домом, а семейный доктор говорил, что это всего лишь богатое воображение. Сейчас Хелен уже и сама не знала, что это было: воображение или какое-то видение? Она помнила только, что отец боялся её снов и искал способ от них избавиться, советовался с врачами. А теперь дядя спрашивал о снах – чего же ей удалось избежать и от чего её излечил пансион? Она должна была поговорить с Франсин, узнать у неё подробности, расспросить о том, что делал отец. Она должна была знать хоть что-то, тем более о том давнем приезде дяди Тайрона. Шанс узнать был – оставалось только написать письмо и надеяться, что Франсин ответит на него в скором времени и назначит дату. К ночи Хелен так устала, что не начала письма. Решив отложить это наутро, Хелен задумалась о своих кузинах.

После насыщенного дня вместе с ними Хелен многое узнала о семье. Рут совсем не одобряла увлечения отца и считала все поиски сокровищ глупой затеей, с невероятной силой духа отстаивая своё мнение, не скрывая его и не опасаясь гнева отца. Если бы она уже была замужем и жила в собственном доме, Хелен могла бы понять её настроения гораздо лучше, но Рут так зависела от своего отца! И всё же Хелен не могла не восхищаться стойкостью её характера.

Элизабет, её кузина, младше самой Хелен всего на пару месяцев, была очарована таинственным сэром Штефаном, рыцарем-бакалавром – что значило, что сэр Штефан был человеком искусства. Это её не удивляло: по-видимому, он знал так много о разных странах и культуре и наверняка хорошо изучил историю. Рут упомянула о мореплавателях прошлых веков, значит, он и вправду мог быть историком и тем, кто увлёк дядю Тайрона приключениями и тайнами.

Хелен влекли истории о сокровищах, скрывавшихся в Сагенее или Норумбеге; поразила карта на библиотечном полу. Она искренне хотела знать больше, прочитать и узнать всё, что нашёл дядя, тем более что подобный интерес мог уберечь её от незавидной судьбы сироты или гувернантки. Но могла ли она позволить себе это? Рут ещё днём ясно дала понять, что не одобряет интерес к таким инфантильным увлечениям – а именно такими она считала поиски сокровищ. Могло ли это стать преградой дружбе между кузинами? Хелен совсем не хотелось враждовать ни с ней, ни с Элизабет. Младшая кузина казалась девушке куда более мягкой и податливой, чем старшая, натурой романтичной, но очень глупой. Рут же, наоборот, была прагматична и смотрела на мир куда более зрелым взглядом, чем Элизабет. Но она была помолвлена, не за горами было её замужество, а значит, Рут скоро должна была уехать из поместья. И они останутся вдвоём с Элизабет, которой хотелось больше танцевать и веселиться, и лучше – в компании сэра Штефана. Хелен хотела того же, за исключением неизвестного ей рыцаря, и должна была позаботиться о себе, а значит, она забудет об обиде на дядю за отказ от траура и убедит его в своём искреннем интересе к сокровищам и в том, что она может помочь ему найти их. Теперь, когда она окончательно убедилась в своём плане и верности принимаемых решений, Хелен смогла заснуть.