МераклИс

– Мне кажется, я начинаю лучше тебя понимать, но сформулировать вот так, как ты сейчас, не смогла бы.

– Ты интуитивно ценишь то же самое, поэтому нам с самого начала было легко понимать друг друга. Просто ты гораздо моложе и очень нетерпелива, но эти мелкие «недостатки» со временем пройдут.

Они оба рассмеялись. Регина попыталась расстегнуть колье, но застёжка не поддавалась, и Антонио пришлось прийти ей на помощь.

– Мы с тобой должны перемерить весь каталог, мне очень нравится, как ты умеешь носить драгоценности. Осталось решить, куда ты сможешь всё это надевать, нас ждёт много мероприятий, и на них любая роскошь будет уместна.

– В театр?

– И в «Ла Скала», и на любой благотворительный вечер… На дневные мероприятия – антикварные салоны, биеннале – подойдут более сдержанные, по моим меркам, украшения, но не вижу повода не надеть, например, то первое колье, к нему ещё есть кольцо и серьги, выбор у тебя будет большой.

– А это не опасно? Это же очень дорогие украшения.

– Все украшения застрахованы. На каждом мероприятии такого уровня есть служба безопасности. Чаще всего нас будет сопровождать Арто, а позже – другой гард, когда он появится. И потом, будущей синьоре Кастеллани по статусу положено не ограничивать себя в выборе.

– Антонио… Мне неловко…

– Девочка, рано или поздно мой развод завершится, ты же не думаешь, что я привёз бы тебя сюда, не имея самых серьёзных намерений?

– Я вообще об этом…

– Не думала? Совсем?

– Я думала, но… не так конкретно, я просто хотела быть с тобой…

– Вот поэтому думать должен был я. Зная, что моя девочка мне просто верит.

Регина, не говоря ни слова, прижалась к профессору, но через секунду любопытство опять взяло верх.

– Антонио, а это та самая галерея, в которой начинался семейный бизнес?

– Нет, ни в коем случае. Первую галерею в Палаццо Рагги на Виа дель Корсо открыл в 1814 году Фортунато Пио Кастеллани, потом были галереи во Флоренции, в Париже, Лондоне… Но, к сожалению, у нас непростая семейная история. Основатель ювелирного дома Кастеллани имел аж восемь сыновей, но продолжателями своего дела выбрал только двоих, Алессандро и Аугусто. Хотя на Кастеллани работали несколько очень талантливых ювелиров, каждый из которых сделал себе впоследствии имя, родственников братья не особо жаловали и в бизнес не допускали. Мой дед, который явно унаследовал способности к ювелирному делу, устроился к дядьям подмастерьем сначала во Флоренции под фамилией матери, не упоминая родства и никогда ни на что не претендуя. Остальные родственники и не знали, тоже практически не общались друг с другом. Деда скоро перевели в основную галерею, уже на Виа Поли, около фонтана Треви. Как раз тогда пошла мода на реплики античных украшений, дом процветал. Дед стал одним из ведущих ювелиров, женился и постепенно, по комнатке, начал выкупать вот это здание – здесь ютилась вся семья, включая родителей. Виа Маргутта ещё не была ничем знаменита, так что, живя очень скромно, за два поколения моя семья не только выкупила его полностью, но и всё тут перестроила. Отец пошёл по стопам деда и несколько лет работал уже у Аугусто и его сына Альфредо. Дальше – Первая мировая война, где сгинули и дед, и младший брат отца, а бабушка умерла от «испанки».

На удивление, прадед и прабабушка оказались куда более крепкими, оба поддерживали семью, а незамужняя тётя, выжившая во время эпидемии, вела хозяйство даже после женитьбы отца. Он избежал мобилизации, работал у Кастеллани до самой смерти Аугусто в 1914 году, но бизнес закрылся только через несколько лет, когда умер уже Альфредо, году примерно в 1930. Наследников у Альфредо не было, он ещё при жизни распорядился передать коллекции в несколько римских и флорентийских музеев. Душеприказчики только на похоронах и поняли, что в галерее, собственно, работал ещё один Кастеллани, и были очень обрадованы, что последнюю волю Альфредо отец оспаривать не собирался. После закрытия дома отец одни свои инструменты и забрал, благо музеи интересовались исключительно коллекциями.

Тогда же он и открыл свою маленькую антикварную лавочку здесь, вход в то время был с боковой улицы, дверь была на месте вон того окна. Украшениями заниматься времени не хватало, да и материалы были дорогие, поэтому основным бизнесом стал антиквариат. У лавочки и названия тогда не было, отец не хотел быть неправильно понятым – антикварный мир очень узок, как и ювелирный, – он спокойно продолжал работать на свою собственную репутацию. Потом – Вторая мировая, и после войны уже никто не удивился и никто ничего не оспаривал, когда отец с полным правом назвал галерею своей фамилией. Он стал всё больше заниматься антиквариатом и на былую славу ювелирного дома не покушался никоим образом.

– Но он ведь был ювелиром?

– Да, и превосходным! Я покажу тебе его работы. И меня учил, хотя мне терпения не хватало, слишком рано отец за меня взялся: вальцовка, эмаль и филигрань – это последнее, что может занимать голову итальянского мальчишки.

– Могу себе представить.

– Не уверен. Даю подсказку – тогда у власти был Муссолини.

– Господи, ну конечно, война!

– Да, я на неё не успел, хотя все мальчишки рвались в бой. Но мой случай был сложным. Я упорно не понимал, как можно воевать на стороне тех, кто уничтожает красоту, архитектуру, искусство, будь то Монте-Кассино, Париж, Санкт-Петербург, Прага или Краков. Поэтому отец от греха подальше усадил меня за верстак и начал учить ремеслу. Он был очень замкнутым, как часто бывает у талантливых людей, склонных к тонкой, точной, скрупулёзной работе. Скромным, очень добрым, обожал нас с мамой и очень гордился, что смог дать детям самое лучшее образование.

– Но тебе эти навыки пригодились?

– Лишними они точно не были. Я даже сделал для галереи несколько коллекций, ещё когда отец был жив, и он признал их неплохими. Но поскольку мне всегда больше нравилось иметь дело с людьми – с моими клиентами, а с того момента, как я начал преподавать – со студентами, я решил сосредоточиться именно на такой работе, и сейчас в галерее трудятся два очень искусных ювелира, а моих знаний в этой области вполне хватает, чтобы грамотно сформулировать для них задачу, даже если заказ кажется сумасшедшим капризом. Я знаю, что они справятся. И всё-таки твоё кольцо я собираюсь изготовить сам.

– Какое кольцо?

– На помолвку. Anello di fidanzamento[11]. Я узнал, что у вас нет традиции дарить кольцо, когда мужчина делает предложение, и это очень обидно.

– Действительно нет, все просто носят одинаковые гладкие обручальные кольца. Но мне ничего не нужно, Антонио, ты же знаешь. И на тебе я тоже не могу представить такое… скучное кольцо.

– Реджина миа, всё знаю. Обручального кольца я и правда никогда не носил, но тебя планирую баловать безбожно и надеюсь приучить к совершенно бесстыдной роскоши. А если ты, как и я, не любишь сюрпризы, у тебя есть прекрасная возможность помочь мне придумать кольцо, которое тебе самой захочется носить всегда.

– Ты тоже не любишь сюрпризы?

– Люблю их делать, а вот мне угодить, признаюсь, довольно сложно.

– Тогда согласна – придумаем одно маленькое колечко вместе, но у меня есть одно условие.

– Какое?

– Можно я нарисую эскиз для твоего кольца тоже? Ты можешь его не носить, но пусть оно будет.

– Конечно, моя девочка! Условие принято. Сейчас нам предстоит большой тур во Флоренцию и на Лондонский Антикварный салон. Я хочу, чтобы ты посмотрела лучшее, что сейчас существует на этом рынке, возможно, у тебя появятся новые идеи. После тура вернёмся домой и приступим. Договорились?

Глава 10. Температура повышается. Где остановиться в Лондоне, чтобы не испортить репутацию?

Ужин Регина сегодня пропустит. Так жалко уходить с террасы: уже зажгли фонари и здесь, и внизу, на дорожке, ведущей к бассейну. Цикады трещат нещадно, они всегда громче после заката. Впрочем, сегодня сквозь силуэты сосен она и не заметила, как солнце упало за гору, и в тёмном хвойном воздухе растворились заглушаемые цикадами разговоры за соседними столиками.

Еду, разумеется, принесут и на террасу, но эта суета будет её отвлекать, а отвлекаться не хотелось. Если бы не Антонис, она и не вспомнила бы про Арто, про кольца, про их первый итальянский и британский тур.

* * *

Сначала – Флоренция. В Риме было не до этого – она едва успела разобрать и заново собрать чемодан, и первым музеем, куда её повёл Антонио, была галерея Уффици, потом Академия, Палаццо Веккьо…

У Регины не выходили из головы разговоры с однокурсниками в библиотеке МГУ перед первой сессией, шёпот на лекциях обожаемого Глеба Иваныча Соколова: кому, ну кому и зачем надо учить к экзамену, на какой стене, в каком зале Лувра или галереи Уффици висит та или иная картина, и где там, в этой Флоренции, стоит оригинал статуи Давида Микеланджело, а где – копия? Мы всё равно никогда ничего этого не увидим, вот так и будем вечно сидеть в Итальянском дворике Пушкинского музея на круглой лавке и втихую жевать свой бутерброд с видом на Давида, который – что? Копия с копии?

А теперь она стоит в галерее Академии изящных искусств перед самым настоящим Давидом, и ей одной – немыслимое дело! – тихо рассказывает о Микеланджело её любимый профессор, её любимый – Антонио Кастеллани.

* * *

– Учёный с мировым именем проводит индивидуальный тур для своей лучшей студентки…

– Не смейтесь, Антонис, у меня те первые месяцы прошли как во сне. Этих туров были десятки, мы оба были в своей стихии: он учил, рассказывал, как на лекции, я – впитывала каждое слово. Сказала бы, что это как сбывшаяся мечта, но я даже не мечтала об этом, понимаете?

– Ещё как понимаю, у всех есть мечта, и у меня тоже. И есть что-то, о чём я даже мечтать боюсь.

– А ваши мечты когда-нибудь сбывались?

– Какие-то детские – конечно. На карусели чтоб взяли покататься под Рождество, велосипед, машинка радиоуправляемая. Мечтал в университет поступить, потом – во второй… Лицензию адвоката получить… Всё банально, да?

– Ну почему… На карусели я бы и сейчас…) А о чём теперь мечтаете?

– Теперь уже не о чём, а о ком.

– Простите, это, наверно, был слишком личный вопрос.

– Нет, наоборот, это напрямую касается вас.:)

– Антонис, прекрасно, мне тоже хотелось бы обсудить варианты сотрудничества с вашей компанией.

– Регина, я готов сотрудничать с вами в любом формате и объёме, но вы меня упорно не желаете слушать и виртуозно меняете тему, как только я предпринимаю очередную попытку за вами поухаживать. Но рано или поздно вам придётся меня услышать. Я мечтаю о том, что мы наконец встретимся. Я мечтаю лично сказать, как сильно вы мне нравитесь. А то, о чём я боюсь мечтать, я скажу вам чуть позже.

– Я останавливаю вас не потому, что не хочу обижать отказом, Антонис. И даже не потому, что не готова ни к отношениям, ни к сексу, ни к флирту. Мы – взрослые люди, и я предпочитаю называть вещи своими именами. Но вы же действительно ни разу меня не видели. Заочное общение может быть обманчивым, как и фотографии. Вдруг выяснится, что я гораздо старше, чем на аватарке, или что вы похожи на Антонио только в одном ракурсе, а на самом деле – совсем нет.

– Вы боитесь, что я другой?

– Я знаю, что вы другой, никаких иллюзий, но я боюсь, да… Боюсь, что магия рассеется, и мы уже не сможем разговаривать, как сейчас. А я уже привыкла к нашей ежедневной переписке. Кстати, надеюсь, что ваш бизнес не страдает, мы с вами на связи уже часа два с половиной, если не больше.

– Поэтому я и предлагаю встретиться. Магия не рассеется, я буду слушать вас по-прежнему, и мы сэкономим время, потому что не надо будет строчить длинные ответы.

– Поэтому будет лучше, если мы встретимся как потенциальные бизнес-партнёры.

– Регина…

– Я так хочу!

– Малиста, кири́я! Как прикажете, грозная богиня, любой каприз…:)

– Всё, Антонис, я вас больше не знаю и шуточки ваши тоже!

– Но вы с вашими рыжими волосами и классическими чертами лица правда напоминаете античную богиню. Немного из другого, более позднего Пантеона, раз уж вы наследница римлян, но мне, простому смертному, уже неважно, покоряюсь разгневанной богине.:)

– Так, всё! Кто вы, молодой человек? Я не разговариваю с незнакомцами! Спокойной ночи!

Регина закрывает ноутбук и делает знак официанту принести счёт. Сцена повторяется, но как за эти дни поменялось её настроение – она совсем не рассержена, наоборот, ей определённо нравится, что в ходе их необязательной переписки с Антонисом она может вот так прервать разговор, покапризничать, согласиться, отказаться, передумать… Завтра они продолжат с того же места.

За время болезни Антонио она стала уныло-серьёзной, почти разучилась улыбаться и не предполагала, что так сильно соскучилась по игре, которая составляла важнейшую часть её прошлой жизни и без которой дышать полной грудью не очень получалось.

Поднимаясь по лестнице, Регина удовлетворённо кивает своему отражению в старом зеркале – глаза горят, щёки розовые… Горный воздух определённо полезен для здоровья!

Утро началось именно так, как она и ожидала.

– Hello, Goddess…

– Hello, Stranger…[12]

Нет, ну а что ты хотела? Не удержался. Но ведь и ты не удержалась, и тебя это не расстраивает? Ты же не открыла файл с рукописью книги, ты же не стала проверять почту, ты же первым делом полезла в мессенджер? Регина никогда не боялась задавать себе неудобные вопросы, но сейчас один такой вопрос оказался посложнее остальных – признаёт ли она, что позволяет незнакомому мужчине флиртовать с ней только потому, что его фото напоминает кого-то другого, кого она просто не в силах отпустить? Сам он ей не интересен и не нужен, это же очевидно.

– Сегодня богиня сменит гнев на милость?:)

– Богиня подумает, если всякие незнакомые молодые люди не будут докучать ей глупыми вопросами…

– Я как раз хотел спросить, какой у вас в Лондоне любимый отель?:)

– Смотря для какой цели.:)

– Я понимаю, что есть большой разброс по ценам, и, возможно, для романтической поездки я бы предпочёл отель-бутик, поменьше и поуютнее, но если это просто бизнес-поездка?

– Это никогда не «просто» бизнес… Допустим, я люблю The Dorchester по сентиментальным соображениям – это первый отель, куда меня привёз Антонио, но если это Антикварный салон, и мне предстоят встречи с не очень молодыми клиентами, то я забронирую five-o-clock tea[13] в Ритце. Если клиенты британцы, но не из Лондона, они, скорее, остановятся в The Connaught, Clarige’s, The Goring: «старые деньги», аристократия, близкая к короне, – все будут там. В «Савое» – французы, отчасти бельгийцы. А вот в Brown’s – интересный микс: мне казалось, что и партнёры, и клиенты, и артистическая публика с более близким мне вкусом селилась именно там, но я могу и ошибаться.

– Разве богини ошибаются?:)

– Прекратите, неизвестный льстивый мужчина, а то не расскажу, где останавливаться нельзя ни в коем случае, если не хотите прослыть снобом или вообще испортить репутацию.

– Пощадите, божественная Регина Росси, неужели вы допустите, чтобы пострадала репутация вашего потенциального партнёра?:)

– Вот видите, взаимовыгодное сотрудничество – самая прочная основа для любых отношений!

– Вы неподражаемы!

– Я – реалистка.

– Вы всегда были реалисткой? Даже на вашем первом Антикварном салоне?

– Смешно. Конечно, нет. Я дрожала, как заячий хвостик, и выглядела, как я теперь понимаю, не очень дружелюбно. Впрочем, для Лондона это было в самый раз, этакая спесь на выход.

– Но вы же были не одна, а с профессором.

– Только это меня и спасало. Профессор всем меня представлял как свою незаменимую помощницу и нового партнёра галереи, со всеми знакомил – это было идеальное вхождение в среду, что там говорить.

– Да, обычно на это годы могут уйти.

– Я это осознавала. Но, как в любом профессиональном сообществе, есть и заклятые друзья, и очень жёсткие конкуренты, они не упустят случая ввернуть какую-нибудь изощрённую шпилечку. Вы бы видели выражение их лиц, когда они начинали расспрашивать, как поживают синьора Лючия и дети, по три раза подряд просили передать сердечные приветы супруге и пытались отследить нашу реакцию. Хорошо, Тони меня заранее предупредил, что такие выпады обязательно будут, иначе я бы растерялась.

– Да, кстати, а как вообще отреагировала семья профессора на ваше появление в его жизни? Ведь, помимо жены, у него были дети?

– О, все, за исключением Арто, приняли меня на удивление тепло, что было некоторым шоком. Причину я поняла гораздо позднее.

Глава 11. Совсем не Санта Лючия

Лючия Кастеллани цену себе знала всегда. Природа одарила её щедро, кое в чём даже с избытком, но её привычку то и дело выходить из берегов, подобно полноводным Тибру и Арно, родственники и давние друзья воспринимали не как стихийное бедствие, а как повод взбодриться – как летний ливень, как порыв ветра, как лёгкий шторм на море, который наблюдаешь с берега в бинокль: длится недолго, жертв и разрушений нет, в крайнем случае, придётся просушить одежду. Через пять минут солнце снова воссияет на чистом небе – как можно относиться всерьёз к неизбежным и безобидным явлениям природы?

Но зато где вы найдёте такую прекрасную мать и хозяйку дома, такого преданного друга? Лючия умела дружить. А её позиция в социальной иерархии – сначала благодаря родительской семье, старому флорентийскому торговому клану, пропустившему всех отпрысков через британские университеты, вдобавок к итальянским, а потом благодаря мужу и собственной неустанной работе – давала ей ту самую щедрую лёгкость, с которой она могла покупать красивые вещи, держать прислугу, летать первым классом, приглашать гостей пожить в любом из их домов и устраивать приёмы, не считаясь с расходами.

Что ж, деньги она умела тратить с шиком, никогда ни о чём не жалея: хорошо ей, значит, хорошо будет и всем её близким. Друзья гостили на виллах неделями, а об их с Антонио эскападах и авантюрах, особенно по молодости, до сих пор ходят самые противоречивые слухи.

С будущим мужем Лючия в прямом смысле столкнулась в одном из лондонских пабов, чуть не пролив на платье свой подозрительного оттенка «Пиммс». Её заковыристая трёхэтажная тирада на безупречном родном языке, приправленная не менее выразительными жестами, произвела на рафинированного римского «бунтаря» столь мощное впечатление, что предложение он ей сделал в ту же минуту, благо одно из фамильных колец, которые он носил не снимая, пришлось ей как раз впору.

Обе семьи только руками развели – о таком удачном династическом браке даже мечтать было нечего, а вот поди ж ты…

Их лучшие годы пришлись на шестидесятые – семидесятые, сексуальная революция набирала обороты параллельно с «Роллинг Стоунз», а кто сказал, что брак – это повод отказываться от экспериментов? Наоборот, оба считали, что, пройдя самые рискованные дорожки вместе, они станут только ближе. И кто стал бы их в этом разубеждать? Чья вина, что они нашли свои половинки так рано, не узнав толком даже самих себя?

Но зато с детьми они определённо решили подождать, самая прогрессивная контрацепция им в помощь.

Наивная эпоха всемогущих таблеточек…

Мир начинался с них, и они сами устанавливали правила этого мира – жить только любовью и удовольствиями, друг для друга, не ограничивая себя ни в чём. Особенно в спальне, дверь в которую была приоткрыта и для избранных посетителей, которых эти два ненасытных ревнивых собственника поклялись всегда принимать вместе.

Странным образом в первые годы замужества Лючия, роскошная черноволосая дива с оливковой нежной кожей, пышной грудью, стройными ногами с очень тонкими щиколотками, эта Лючия, которую поклонники осыпали комплиментами, цветами и подарками и пытались увести от мужа чуть ли не ежедневно, умудрялась все эти знаки внимания не замечать и сама ревновала Антонио до дрожи.

Господи, какие она закатывала ему скандалы, пока однажды вдруг не осознала, что перестаёт ревновать совсем, если в процессе участвует кто-то ещё, желательно – пара. Лючии нравилось видеть, как муж тут же загорается, когда другой мужчина начинает её ласкать, даже если Антонио сам в эту минуту занят не ею. Как он оставляет свою добычу и занимает место подле неё, и чужой женщине достаётся лишь проходная роль. Она прекрасно осознавала свою власть в эти моменты и над ним, и над второй парой, но вне этих мизансцен по-прежнему ревновала.

Не то чтобы Антонио давал особые поводы для беспокойства – нет, Лючию он любил страстно и откровенно, сам ревновал сильно, но не замечать красоту вокруг он попросту не мог. Это в крови у каждого итальянца, да плюс натренированный профессиональный взгляд искусствоведа. Живая женская красота волновала его не меньше, чем Венера Боттичелли, любая мадонна Ренессанса или античная статуя.

Но он был так хорош собой, с этой царственной посадкой головы, великолепным телом, прямой осанкой, длинными тёмными кудрями, что женщины преследовали его по пятам везде. С годами он становился только мужественнее, солиднее, изысканнее. Сдержанный мужской шарм отличал Антонио всегда, со временем он его только отточил, а позже, когда начал преподавать, приобрёл такую харизму, что к млеющим в его присутствии клиенткам и коллегам добавились ещё и студентки.

Умом Лючия понимала, что у мужа вряд ли оставалось время на интрижки за её спиной. Они ведь не бездельничали – учились, строили бизнес, который на их совместной бешеной энергии моментально пошёл в гору, путешествовали, обрастали клиентурой, деловыми контактами и друзьями везде, даже куда приезжали всего на несколько дней, – Сицилия, Греция, Турция, Египет, Марокко, Мальта, Кипр…

И ей ли было не знать, что Антонио, будучи напористым, быстрым и эффективным в бизнесе, во всём, что касалось любых развлечений, а в постели тем более, торопливости и суеты не любил и не допускал в принципе. Но справиться с собой Лючия не могла.

Примерно тогда же они соприкоснулись с большим и разветвлённым комьюнити свингеров. Побывав впервые на секс-вечеринке в Лондоне ещё студентами, они оба почувствовали, что отпускать себя на свободу на глазах друг у друга – та самая тонкая нить доверия и та самая общая тайна, которые свяжут их прочнее пересушенных канатов супружеского долга и пресной моногамии.

Они считались, наверно, самой красивой, изобретательной и раскрепощённой парой в их окружении и без труда получали рекомендации на лучшие закрытые вечеринки по всему Средиземноморью.

Были у них и любимые партнёры – одна-две пары в стране, куда они приезжали чаще всего. С кем-то из них они в конце концов стали друзьями, принимали у себя, вели совместный бизнес, ездили отдыхать, но для всех одно правило оставалось неизменным – при любом раскладе Лючия не должна выпускать Антонио из виду, иначе никакого удовольствия она не получит. Ну и ладно, почему нет? Кому от этого хуже?

Но только когда у них появилась ставшая вскоре знаменитой вилла на Кипре, когда они отстроили её практически заново и разбили вокруг экзотические сады, каскадами спускавшиеся к морю, когда начали устраивать там вечеринки, попасть на которые считалось большой удачей, Лючия наконец почувствовала себя на своём месте и понемногу успокоилась.

И дети появились не потому, что она пыталась привязать мужа к семье. Наоборот, только когда поверила, что Антонио так или иначе будет с ней всегда.

С детьми им повезло. Паоло и Кьяра-Лу родились с интервалом в год, оба здоровенькие, спокойные, без особых капризов. Муж занимался перестройкой виллы, пропадал на Кипре, с головой погрузился в бизнес и… Да, не мешался под ногами во время беременностей и самых первых бессонных месяцев, чему Лючия, к стыду своему, была несказанно рада. Помощь со всех сторон у неё была, финансовых проблем не наблюдалось, и она на несколько лет с восторгом погрузилась в материнство.

Антонио оказался любящим и внимательным отцом, готов был играть и вообще заниматься малышами сколько угодно. Когда бывал дома, конечно.

Лючии хватило ума не превратиться в типичную вечно орущую итальянскую мамашу. Для обеспечения аутентичной национальной составляющей по этой части у них, слава богу, были бабушки, а под их началом – весь персонал двух родительских кланов, и это помимо их собственной обожаемой няни-tata.