У горизонта событий. Том II

– Однако пока ты не нашел в моей постели ядовитых змей и пауков, – мрачно заметил Арунидис.

Кенлар криво усмехнулся.

– Ваше Святейшество. Новый Понтифик и Великий инквизитор. Ты… не предполагал, что тебя выберут, да?

– В какой-то степени, – ответил Арунидис, подпустив в голос немного смирения.

Но надеялся. В глубине души, конечно же. Надеялся. Считал себя достойнее остальных. Какой грех гордыни!

Арунидис развернул ладонь, вглядываясь в линии татуировки и свежий, не заживший еще разрез. Кровь. Драгоценная кровь. Оставленный Спутниками магический артефакт из всех кандидатов выбрал его.

– Твои… коллеги наверняка считают, что ты слишком молод для такой должности, – продолжил Кенлар. – Многие из них верили, что больше твоего её заслуживали. Ты вынужден будешь опираться на старших товарищей, как-то завоевывать авторитет. Ты не можешь себе позволить прослыть мягкотелым…

– Да.

– И что теперь? – поинтересовался Кенлар. – Рискнешь ли ты претворять в жизнь свои давние идеи?

«Как ты обойдешься с делом, которое тебе досталось в наследство от Эриджио?». Кенлар не спрашивал об этом прямо, но достаточно намекал.

– Значит, нет смысла ненавидеть людей, которые верят иначе или вообще во что-то совсем другое? – повторил Арунидис недавние слова Кенлара. – Это ересь, мой дорогой!

– Это терпимость к инакомыслию.

– Ты, безусловно, человек самых передовых, прогрессивных взглядов!

– Раньше ты не был таким! – Кенлар сцепил челюсти, раздраженно мотнул подбородком. – Не терпел фанатиков, не боялся отличных от твоей точек зрения!

– И сейчас не боюсь – лично не боюсь. И я, по-прежнему, не фанатик. Я не против книг, даже ложных и еретических. Дело не в моей трусости, не просто в вере и религиозных догмах, и борьба за чистоту веры – не прихоть фанатиков, а насущная необходимость. Церковь и Инквизиция – основа нашего государства, основа общественного порядка. Цемент, который все скрепляет. Без Учения Пророка не было бы Лиоренции! И Инквизиция… она руководствуется уставом, а не чинит беззаконие. Это наш долг. Чтобы мир не захлебнулся в нечистотах, нужно чистить отхожие места.

– Откуда это изречение? – Кенлар презрительно скривился. – Судя по пафосной гримасе, которую ты состроил, оно очень древнее.

– Я слышал его от Эриджио, – хмуро ответил Арунидис. – С иными источниками я не знаком.

– Долг! – Кенлар поморщился. – Точнее, то, что тебе удобно называть долгом. То, что государственные репрессии мотивированы, а не являются делом рук безумного маньяка, их вовсе не оправдывает.

– Я не могу поступить по-другому, Кенлар!

– Я понял.

– Ты на моем месте рассуждал бы и действовал иначе?

– Я – да. Конечно, да.

Арунидис вполне мог предсказать подобный ответ. И, что хуже, он был уверен, что Кенлар и в самом деле поступил бы по-другому. И не просто был уверен, а точно знал. Откуда? Это проклятое знание заставляло его чувствовать себя неполноценным!

Отношениям с Кенларом конец. Конец! Теперь, когда они вышли на новый уровень, когда ему самому стало известно гораздо больше…. Конец. И ничего подобного в его жизни впредь не будет. Острое осознание этого больно резало его. «Ты получишь, кого хочешь, – пытался он себя убедить. – Ты сможешь выбрать моложе и красивее». Глупо. Тем более, глупо тут к Кенлару придираться… Увы такого нигде больше не найдешь. Зато он может по новой завести на Кенлара дело. Или дать Кенлару понять, чем тот ему теперь обязан. Только подобный шаг не только не оградит Арунидиса от направленной на него ненависти, но, наоборот, эту ненависть лишь распалит.

– Я могу, фигурально выражаясь, сжечь в камине твое дело. И других – тех, кого еще не взяли под стражу. Но не первых трех.

– Я как-то так и понял.

Кенлар бросил на него странный взгляд, словно бы раздумывал, не присоединиться ли к тем троим еретикам, не попросить ли, чтобы Арунидис его арестовал. Арунидис был почти уверен, что Кенлар всерьез рассматривал такую возможность.

– Я бы хотел, чтобы ты бросил в камин все дела, которые вообще есть, – заявил Кенлар. И потом еще долго говорил: просил, убеждал, требовал.

– Если ты решишься, мы и дальше пойдем с тобой вместе. Если не решишься – знай, у меня кое-где припасены для тебя интересные письма с красочными признаниями. В любом случае, тебе не стоит так уж меня бояться – я не вижу лучшего кандидата на твою должность.

– Ты вздумал шантажировать меня? – холодно полюбопытствовал Арунидис.

– Ну что ты! Я просто хочу обрисовать ситуацию, чтобы ты не совершал неблагоразумных поступков. Я не собираюсь выходить за рамки самозащиты.

Позже, после того как трех еретиков сожгли, Кенлар выражался другими словами и другим тоном – начав просто с глубокого сожаления и разочарования, закончив обвинением в лицемерии, трусости и бессердечии.

Арунидис ведь не ответил ему взаимностью. Он долго, очень долго избегал… деструктивных эмоций. Но, в конце концов, все скатилось к обоюдной ненависти. Сложно продолжать любить человека, который тебя ненавидит, не так ли?

ГЛАВА 8 Ингар разбирается с делами

Элмаден

Ингар

Еще в день славного прибытия Ингара и его, можно сказать, триумфального появления в Городском дворце, Зуйль, побыв прежде у лекаря, отправился далее поправлять пошатнувшееся здоровье в местную тюрьму. Вместе с гражданскими комиссарами. Ну а что с ними было еще делать? Позволить путаться под ногами? Посадить на корабль и отправить обратно в Лиоренцию, чтобы они наговорили всяких нехороших вещей? Да и быстроходные корабли сейчас на вес золота. В общем, пусть спасибо Ингару скажут, что не повесил!

– Подберите для них камеры попросторнее, с окошками. И устройте со всеми удобствами, – попросил Ингар начальника городской стражи.

– Что вы себе позволяете? – взвился комиссар Масхорт.

– То, что считаю нужным, – ответил Ингар и постарался разъяснить, вежливо и доступно: – В ваших интересах вести себя тихо и смирно. В случае любых… гммм… эксцессов я отправлю домой в бочках с солью ваши отрубленные головы и напишу в Совет Двенадцати и Сенат, что это – прискорбный результат вашей отважной, но безрассудной вылазки. Мол, не уберег! Зверски убили! И я не стану уточнять, что вылазка была за порог ваших уютных комнат. Будете сидеть до конца осады, а там посмотрим.

Если к тому времени останется кому и на кого смотреть.

Местные магистраты и прочие элмаденские сановники, слушая его разъяснения, вздрагивали от страха. Пусть их, дрожь – это просто следствие слишком большой мышечной активности.

У камер, расположенных прямо под Городским дворцом, оказались толстенные двери, проклепанные железом и снабженные аж тремя замками.

– Прекрасные двери! Можно только позавидовать! – со знанием дела заметил старший инквизитор Этево Галена.

У главы инквизиторского отряда хватило ума не возражать против самоуправства Ингара. Да и вообще отчего-то Галену совсем не огорчила участь бывшего главнокомандующего и комиссаров.

– Что поделаешь, – философски изрек инквизитор. – Даже на самом зеленом дереве можно найти засохшие ветки.

Ну, Ингар и решил считать Зуйля такой вот засохшей веткой.

И, конечно, он озаботится тем, чтобы никто ничего без его ведома в Лиоренцию не написал и не отправил.

Ингар взял за привычку проводить совещания на открытой галерее Городского дворца. Это было вполне подходящее место, вызывавшее у него приятные воспоминания. О том, как он… гмм… восстановил попранную справедливость и исполнил мечту, съездив Зуйлю по челюсти.

Леса в округе жители свели еще во время строительства города, распахав землю под бахчи и поля, и с галереи можно было обозревать окрестности.

Правда, сейчас на север и запад и смотреть не хотелось. Там стояли гухульские орды – шатры и юрты, повозки, развевавшиеся на ветру бунчуки и знамена, походные огни, многотысячные стада овец и лошадей. И даже верблюды – гухулы приспособили их под перевозку артиллерии. С юга, где сияющее солнце пыталось безуспешно спрятаться за тонкими полосами облаков, было море, на востоке, за предместьями и фруктовыми садами – огромная по площади дельта реки Зай-Атиш, на многие километры заросшая кустарником, тростником и камышами. Рай для птиц и рыб. Река растекалась у устья многочисленными протоками и ериками. Топкие дно и берега совершенно не подходили для переправы верхом. Перебраться на другую сторону можно было только на лодках, а ближайший мост, наполовину насыпной, находился в двадцати километрах выше по течению. Те места обжили артели плотогонов – по реке сплавляли совершенно невообразимой длины плоты из бревен. На разных берегах, почти друг напротив друга, располагались городки и два до сих пор не захваченных гухулами форпоста, с бастионами и артиллерией – Ингар недавно послал туда подкрепление. Надо перебросить еще пушек для охраны, устроить плавучие батареи и помосты на сваях, замаскировать камышами и тростником. Переправа слишком важна – нельзя позволить врагам ее захватить.

Ингар разложил на полу карты – на столе, даже большом, все просто не могли поместиться, и, вооружившись карандашом и линейкой, уселся посреди них.

Будут ли гухулы заходить отсюда? Нет, здесь их кони сразу увязнут, и пушки, тем более, не протащить. Предпримут ли они отвлекающий маневр, разделят силы? Можно ли самим нанести где-нибудь эффективный и неожиданный удар? Бывает так: ткнул в правильную точку – и все посыпалось. Такая точка есть – это вражеская ставка, расположенная на высоком кургане к западу от города.

Еще на первом совещании, куда Ингар поспешил, едва ступив с корабля на берег, он разработал план первоочередных мероприятий, чтобы защитить порт и обезопасить город и войска от нападения со стороны моря. Гавань перегородили бонами из жестко скрепленных между собой бревен. Оставшиеся в строю быстроходные флейты патрулировали побережье, а поврежденные корабли, потерявшие мореходность, были переделаны в плавучие батареи. На берегу, пусть и на скорую руку, возвели дополнительные укрепления. Все более или менее подходящие торговые суда элмаденцев – и морские, и речные, Ингар забрал на нужды обороны: на них были установлены гаубицы и небольшие пушки. Часть шлюпок и малых гребных кораблей лиорентийские моряки переправили на реку.

Сейчас Ингар, механически перекатывая в пальцах карандаш, обдумывал, как бы высадить десант в тыл гухулам. Однако перед этим необходимо провести разведку. Эх, если бы у него под рукой был Юст! И жаль, что Кори остался на Ридесе. Эдьего – не только его многолетний друг, но и превосходный начальник штаба, на которого Ингар привык абсолютно полагаться. Из старых знакомых есть, конечно, Маттис Брензайн, но сейчас в штабе слишком много новых людей.

У элмаденцев была крайне ограниченная армия, да еще и рассредоточенная по форпостам и нескольким худо-бедно укрепленным городкам. В самом Элмадене – пять тысяч. Плюс пять тысяч наемников, которым богатый город положил вполне щедрую плату. К наемникам Ингар испытывал предубеждение, резонно полагая, что в критических обстоятельствах проблем от них можно поиметь больше, чем пользы. Ну и ополчение – учитывая огромное количество беженцев, набрать людей не составит особого труда. Другое дело, как организовать эту малоуправляемую толпу и обучить хоть чему-нибудь вразумительному.

И он тут с двадцатью восемью оставшимися в его распоряжении тысячами. Главное – на белом коне, большом и красивом. Надо бы поберечь Снежного Вихря – ему на Лиосском поле и так досталось.

Ну, пушки, ну, ружья. Но запас ядер, пороха и людей отнюдь не бесконечен. Внешняя линия укреплений, несмотря на неплохие бастионы – не безупречна и вполне преодолима. Гухульская армия провела уже много успешных осад и штурмов мощных крепостей, брала с боем тот же Урхандж и Беляр. Правда, прежде ей не противостоял столь выдающийся во всех отношениях полководец. Это Ингар не сам придумал! Это ему особо рьяные элмаденские сановники лили мед и пели в уши, расхваливая на все лады. Ингар лишь хмыкал в ответ и вспоминал регулярные домашние подначки по этому поводу.

По-хорошему, этот самый исключительно выдающийся полководец должен, в первую очередь, организовать проход, по которому и беженцы, и местные жители могли бы перейти за реку. Там хватает лесов, в которых можно скрыться, да и без того перетащить на тот берег артиллерию и свои стада гухулам будет крайне проблематично.

Итак, главное – выиграть время, чтобы наладить надежную переправу через Зай-Атиш, прикрытую артиллерийскими батареями, и успеть эвакуировать из города людей. Не дать убить гухулам еще сотню тысяч в дополнение к уже погубленным. Иногда победа измеряется спасенными жизнями.

В конце концов, есть и более важные вещи – например, Конец света. И через год… Кто знает, что будет даже через год?

Ингар взялся за лист с планом города, где картограф скрупулезно нанес не только укрепления, но и все городские кварталы. Не картограф, а настоящий художник! Усадьбы, торговые ряды, бани, храмы, кузницы, мануфактуры, кладбища. Тщательно вырисованные купола храмов, входы в виде порталов, а внутри каждого квартала изображены даже малюсенькие плодовые деревья.

Внутренний, или Старый, город. Стены в нем слишком высокие – легкая мишень для артиллерии, к тому же уязвимая к перпендикулярным ударам. А машикули? А парапеты с зубцами? Пушки несколькими попаданиями превратят зубцы в осколки, которые выкосят всех защитников на галерее. Внешняя линия укреплений устроена лучше – есть казематы с бойницами подошвенного боя. Есть валы из утрамбованной земли и камней – они поглотят выстрел любой мощности. Есть хороший ров, и часть стен утоплены в него, так что их не обвалишь прямыми выстрелами снаружи. Еще один плюс – из крепости в разных направлениях выходило множество подземных ходов, были и вынесенные вперед соединенные с основной крепостью бастионы, которые обороняла пехота и легкая артиллерия.

На окраинах – много деревянных строений. Уже сейчас там то и дело возникали пожары, тем более что лето было жарким и сухим. Спасает то, что в Элмадене достаточно источников воды.

Гухулы при любой возможности использовали тактику живого щита. Ингара это… сильно напрягало. Он уже вынужден был отдавать приказы стрелять по пленникам. По безоружным. По невинным. Можно, конечно, убеждать себя, что они все равно обречены. Но это самообман. Он должен переустановить для себя границу дозволенного, как сказала когда-то Джионна, и спасать тех, кого в силах спасти. Уметь смотреть на людей не как на людей, а как на средство, ведущее к победе или препятствующее ей – увы, первостепенное качество, необходимое для военачальника. Без этого не обойтись.

Рядом с Городским дворцом на колокольне гулко пробили часы. Ингар, бросив изучение карт, встал с пола. Скоро должен начаться назначенный им военный совет. Слуги принесли вазы с фруктами и сладостями, накрыли маленький столик. Ингар взял поднесенную ему чашку кофе и подошел к парапету. Здания, которые он разглядывал на плане, предстали перед ним в, так сказать, натуральном виде.

Напротив Городского дворца находился главный Храм Небесного Отца с пятью куполами, покрытыми лазурной глазурованный плиткой. Центральный вход был оформлен в виде портала с пилонами по бокам и темно-синим тимпаном, украшенным золотыми звездами. Во внутреннем дворике по периметру шли навесы с резными деревянными колоннами и потолочными росписями. За дальней стеной Храма виднелись тесные ряды полуцилиндрических крыш – семейные саркофаги знати. Некоторые, самые богатые и родовитые, строили себе мавзолеи – с высокими порталами, сплошь покрытыми лазоревыми, синими, золотыми глазурованными плитками, выложенными разнообразными орнаментами.

Кирпичи и изразцы, глазурованная керамика – подражание Хорему и Велгарии. Дома в Лоретто, кстати, у них была элмаденская посуда.

– Сейчас у нас так не строят, – уверял Ханлах Сэйд, один из магистратов, приезжавших в Лоретто, чтобы выступить в Сенате.

Обо всех высокопоставленных элмаденских чиновниках Ингар постарался навести справки. Магистрат был одним из самых богатых горожан, занимался производством керамики, выращивал тутовых шелкопрядов и владел шелкомотальными мануфактурами. Сэйд заметил, что Ингар заглядывается на местную архитектуру, и устроил ему прогулку по городу с подробными пояснениями. Вообще-то, Ингара больше интересовало состояние укреплений, а не керамическая облицовка и декор, но возражать он не стал.

– Мы перешли на другой стиль и другие материалы, начали использовать больше дерева, известняка и мрамора, – рассказывал магистрат. – Изразцы, порталы, гофрированные купола – наследие тех недолгих времен, когда Элмаден был столицей империи, давно распавшейся.

Ханлах Сэйд отвел Ингара в самый большой и богатый мавзолей. Снаружи – сплошная глазурь, изнутри же все было покрыто золотом. В центре, на возвышении, стоял саркофаг – тоже золотой и, к удивлению Ингара, незакрытый. В нем лежал древний правитель – как водится, великий завоеватель, милостивый и справедливый, усмиритель непокорных, искоренитель зла и неправды и прочее. Лежал в виде вполне прилично сохранившейся мумии.

– Его звали Барсан Сэади, – пояснил магистрат. – Он родился триста десять лет назад и был кочевником – из племени балюлей. Завоеваниями он создал огромную империю, но она развалилась после его смерти. Его мавзолей напоминает элмаденцам о вреде единовластия.

«Слишком роскошное напоминание», – подумал Ингар.

– Тем не менее, у вас на Среднем Западе единовластие распространено и почитаемо, взять те же Хорем, Велгарию или Экобар, – заметил Ингар

– Но не у нас! – гордо сказал Сэйд. – И мы не продаем рабов в Магические Земли.

Ну, это правда, и элмаденцы вообще не относили себя к среднезападной цивилизации.

– В ходе своих завоеваний Барсан Сэади убил миллионы людей, ограбил близлежащие земли. Все богатства он свозил в Элмаден, пожелав сделать наш город своей столицей, и согнал сюда насильно десятки тысяч ремесленников и строителей, – продолжил Ханлах Сэйд. – Ныне история повторяется. Я слышал, что гухулы строят новую столицу, где-то в пустыне. Они назвали ее Апшаш-Шегир.

– Сэади, – протянул Ингар, вопросительно покосившись на Сэйда.

– Да, – кивнул магистрат. – Он был моим предком. Но я не горжусь этим родством.

Ханлах Сэйд был не до конца откровенен. Он все-таки испытывал гордость, и ему было за нее стыдно.

Подступив к саркофагу, Ингар всмотрелся в мумию великого завоевателя. Он думал, что, может быть, что-то почувствует – уловит тень былого величия, поймет нечто важное… Человек, которому поклонялись при жизни, который оставил след в истории, о котором помнят спустя века.

Но Ингар увидел лишь мумифицированный труп. Ничего особо нового – в своей жизни он видел сотни трупов, хоть и не в таком… высушенном и застарелом виде. Посмертное величие – это скрюченная мумия, выставленная на всеобщее обозрение, чтобы ее разглядывали всякие праздные зеваки?

Магистраты и местные сановники Ингара вовсю обхаживали, отдали ему лучшие комнаты в прекрасном особняке – с внутренним двориком, фонтаном и бассейном, предоставили искусного повара. Всячески старались угодить – со страху, наверное. Мало того, настойчиво подсовывали чуть ли не прямо в постель не только служанок, но и собственных дочерей. Сначала Ингар отказывался вежливо, а потом вынужден был наорать – и на самих девушек, и на, так сказать, благожелателей. Вдобавок, не рассчитав силу удара, он случайно разломал с виду очень крепкий лакированный столик. В общем, напугал всех еще больше прежнего и упрочил свою репутацию. Да его даже Джошкун Явюз, командир балюльских наемников, боялся! Ну, это-то к лучшему.

С магистратами и прочими местными властями Ингар вынужден был достаточно плотно общаться. И, разумеется, с Кертом Тривимом тоже сталкивался. Пока Ингар приставил к Тривиму людей, которые тайно следили за всеми его действиями и передвижениями. Если магистрат предатель, если связан с магами – должен же он как-то обмениваться сообщениями с ними или с другими… соучастниками? Пока ничего подозрительного обнаружить не удалось, и это было плохо. У Керта Тривима имелся особняк, один из самых богатых во всем городе. По утверждениям некоторых сановников, с которыми Ингар… проводил беседу, этот особняк ломился от сокровищ и книг, привезенных с самых разных концов света. И всякие магические артефакты, верно, имелись. С точки зрения жителей Элмадена, в этом не было ничего предосудительного. Особняк Ингар давно бы приказал обыскать и сам бы посмотрел, но не хотел вызывать у магистрата подозрений. Насторожится, испугается, сбежит – не хватало еще его упустить. А его брата Нэля в городе уже пару месяцев как не было: он, якобы, уехал по торговым делам в Экобар – небольшую горную страну на севере.

Ничего плохого кроме откровенной завистливой клеветы Ингар о братьях Тривимах не услышал и сам при личном общении не обнаружил. Керт Тривим был вполне компетентным чиновником, слегка пухловатых округлых форм, вовсе не бесстрашным, но не порывавшимся сбежать при первой возможности, бросив вверенный его попечению город. Значительная часть знати вела себя не в пример хуже – среди властей и обласканных ими прилипал достойных и преданных людей, в принципе, бывает… немного.

К назначенному времени явились лиорентийские офицеры, магистраты, командир балюльских наемников и элмаденские военачальники.

– Доброе утро, господа! – Ингар чуть наклонил голову и хлопнул себя кулаком в грудь.

Военные – все, как один, в мундирах, дружно щелкнули каблуками, вытянувшись в струнку. Лиорентийцы отсалютовали.

Сам Ингар, хоть мундиров и не жаловал, обычно их носил и застегивался, как положено – на все пуговицы и крючки. Но сегодня, как и в свой первый день в Элмадене, он был в кристаллическом жилете, надетом поверх простеганной безрукавки, и красной косынке на голове. Это, можно сказать, был продуманный ход, призванный продемонстрировать исключительность его положения. Да и жарко, в мундире-то – вон, у начальника стражи щекастое лицо блестит от пота.

Ну и, откровенно говоря, Ингару нравились его руки – с красиво очерченными бугристыми мускулами. Вымазанные по локоть в крови, как считала, по крайней мере, половина местных сановников.

– Подкрепления из стрелков и артиллеристов на форпосты посланы, как вы и приказали, генерал-командующий, – отрапортовал Брензайн.

Ингар в ответ коротко кивнул.

– Мы распыляем силы, – заметил командир элмаденских частей.

– Да, и это плохо, – согласился Ингар. – В нашей ситуации – непозволительно. Но еще более непозволительно оставить укрепления на Зай-Атише без дополнительной поддержки. Стратегическое значение Индирима и Нал-Чорука трудно переоценить.

– Нашли труп Джабира. В переулке у городских стен, – доложил Рузнар Уфук, чернобородый командир городской стражи. – Паршивцу перерезали горло. Видно, подкараулили ночью грабители.

– Туда ему и дорога, – буркнул один из магистратов.

Абармид Джабир был автором огромного числа философских и исторических измышлений, а заодно и известным звездочетом. Звездочеты на Среднем Западе пользовались большим спросом, каждый более или менее крупный город почитал необходимым иметь хотя бы одного и содержать за счет казны. Элмаденцы тоже решили не отставать.

Джабир всем и каждому заявлял, что звезды на небе выстроились на редкость удачно и Элмаден, непременно, выстоит. Тем не менее, в собственные предсказания он не слишком верил и сбежал, прихватив с собой мешочек с драгоценностями. Как сейчас выяснилось, побег закончился для него крайне неудачно.

Бездна с ним, с этим Джабиром – не до него. Хотя Ингар попытался прочитать один из его опусов, заинтригованный пафосным введением: «Всё, что наблюдение и опыт знают о небесах, находится сданным на хранение в этой книге». Ну, во всей книги эти строчки были лучшими – наверное, Джабир их не сам придумал. В остальном – совершенно невообразимая, дикая чушь! И эта тщеславная бездарность втирала мозги здешним властям, кормилась с их руки!

Ингар высказался, заметив, что труды Джабира не имеют ничего общего с астрономией и невежда-звездочет даже не различает Быстрые звезды и планеты. Элмаденцы воззрились на Ингара с немым изумлением – видно, поражены были ученостью кровожадного лиорентийского полководца. Ингар фыркнул, пожал плечами и, облокотившись на парапет, в который уже раз принялся изучать окрестности.

За вражескими позициями – степь, усыпанная древними курганами. Где-то в синей вышине парят бородачи и ястребы, выискивая подходящую добычу, вдали сверкают горы. Только не снежные, а соляные. Огромные полупрозрачные кристаллы самой причудливой формы. А где-то дальше – волнистые дюны и засыпанные песком города…

– Это соляные горы, – сказал Ханлах Сэйд, заметив, куда Ингар смотрит.

– Я знаю, – кивнул Ингар. – Вроде бы, когда-то, многие тысячи лет назад, тут было море – потом оно отступило, вода испарилась, оставив огромные залежи соли. Ее покрывали осадки, которые смывала дождевая вода. Слой отложений утолщался, уплотнялся, давил на слой соли, толкая и заставляя подниматься вверх. Я читал об этом в одной книге.