У горизонта событий. Том II

Наталья Макаревская

У горизонта событий. Том II

КАРТА

ЧАСТЬ 4 ДОМА И В ГОСТЯХ

И вижу я: конец уж недалек,

Нарушен мертвый сон тысячелетий,

И завершен подсчет грядущих дней,

Поглотит мир безжалостная бездна,

И чаша бытия опорожнится.

Неизвестный поэт, написано в Хореме

Для разговора о туманных вещах лучше всего подходят туманные слова

ГЛАВА 1 Дома. Разговоры за обедом

Лоретто

Сэнни

Хеймир с Эгертом уехали по торговым делам в Виттерлаг. «По торговым делам» в данном случае значило – чтобы привезти и спрятать на складах у Лоретто доставленное ранее из Шуоры огнестрельное оружие. Хеймир это не особо скрывал. В некоторых вещах он был на редкость откровенен, однако на вопрос «Зачем?» отвечал «На всякий случай», хотя все всё и так понимали.

Илинора, которая раньше могла днями пропадать в своей студии – чертить, делать карандашные наброски и рисунки – почти забросила прежние занятия. Она объясняла это тем, что в преддверии Конца света сменила приоритеты, пустилась во все тяжкие и погрязла в развлечениях. Она нянькалась с мальчиками, посещала музыкальные и поэтические вечера, художественные выставки, театральные представления, непременно таская с собой Сэнни, или Джионну, или Кенлара Бьоргстрома.

С Кенларом Бьоргстромом Илинора вообще очень много общалась. Тот фактически поселился у них дома, часто оставаясь и на ночь. Они вдвоем допоздна засиживались в гостиной, пристроившись в обнимку на диване, пили вино, о чем-то разговаривали. Со стороны их отношения выглядели совершенно неподобающими и неприличными, слишком близкими. Взять друг друга за руку, положить ладонь на плечо, прижаться, обнять, чуть не повиснув на шее – было для них абсолютно естественным. Хорошо хоть, они вели себя так не на людях, а дома! Джионну подобные манеры не смущали, а Сэнни не знала, как всё это расценивать, и набиралась духу прямо спросить Илинору. Она так и не спросила, но Илинора, однажды смерив ее долгим пронзающим насквозь взглядом и заставив покраснеть с макушки до пяток, сказала сама:

– Адская Бездна, Сэнни! Мы с Кенларом не любовники и никогда ими не были. Мы друзья. Больше, чем друзья. Больше, чем брат с сестрой. И мне нет никакого дела до того, насколько непристойными наши с ним отношения может счесть лиорентийская общественная мораль. По крайней мере, у себя дома я буду вести себя так, как мне хочется, не оглядываясь на извращенные правила и на сплетни.

– Я… – промямлила Сэнни.

– У тебя на лице всё написано. Все твои вопросы, которые ты, по-видимому, считаешь умными, но которые таковыми вовсе не являются. Как тебе вообще могло взбрести подобное в голову?

«Потому что ты сама сказала, что тебе нет дела до общественной морали, – подумала Сэнни. – Потому что у тебя свои границы допустимого, и ты не скрываешь, что любовники в них вполне вписываются».

Вслух Сэнни не осмелилась такое произнести и надеялась, что лицо её не отобразило ничего предосудительного. Илинора еще раз оглядела её, усмехнулась и всё же сменила гнев на милость.

– Считай, что тебе повезло, и я не слишком обиделась на твои незаданные вопросы, невысказанные мысли, чрезмерное любопытство и глупые фантазии, которые ты себе вообразила.

Кенлар Бьоргстром каждый день своим поведением напоминал Сэнни о том, что он не совсем замороженная ледяная глыба. Он улыбался Илиноре и Джионне, пусть и дергал при этом ртом, целовал и обнимал их, смеялся и шутил, возился с Джарном и Эйсмаром. Сэнни привыкла к его присутствию, но всё равно чувствовала себя неловко и зажато, ей хотелось пореже попадаться ему на глаза. Да и сам он не жаждал с ней вести беседы, так что здесь всё было обоюдно. Они оба чувствовали неловкость. В конце концов, Сэнни решила, что бояться Кенлара Бьоргстрома глупо. После долгих внутренних самоувещеваний она заставила себя посмотреть ему в глаза – светло-серые, морозные, с льдистой поволокой. Она заговорила с ним, с трудом выталкивая из себя слова и отчаянно краснея:

– Я должна вас поблагодарить. Я обязана вам жизнью.

– Спустя четыре года – очень своевременно… – В его голосе звучало холодное удивление.

Сэнни зарделась еще больше.

– Простите, что… не сделала этого раньше.

– Прощаю. – Он привычно дернул половиной рта, посмотрел на нее выжидательно. Наверное, даже и забавлялся внутри себя. – Однако ты несколько преувеличиваешь мои заслуги.

– Возможно. Тем более, как мне видится, вы поступили так не ради меня.

– Я поступил так ради себя, в первую очередь.

– Вы же очень не хотели, я правильно понимаю?

И зачем вот она со своим дотошным желанием добраться до самой сути? Надо было остановиться, не задавать последние вопросы. Он все еще смотрел на нее, с непонятным выражением. Сэнни бы сказала – очень прохладно, но не промораживающе и не промозгло.

Какие чувства он к ней испытывает? А она к нему какие?

На счастье Сэнни – она ведь, действительно, была этому рада – за спиной Кенлара появилась Илинора и остановилась в паре шагов, слушая их милую беседу.

– Не совсем так, скажем, – ответил Кенлар Бьоргстром, оглядываясь за плечо. – Я с самого начала знал прекрасно, что мне не позволят… ничего с тобой сделать, невзирая на любые возможные последствия, даже если бы мы реально стояли на грани войны. Но мне очень не хотелось влезать – всё это мешало моим планам. И я злился, что, несмотря на мое совершенное нежелание, мне придется разгребать… то, что вы с Юстом наворотили. Придется ломать голову, чем поступиться и как выкрутиться из сложившийся ситуации с наименьшими потерями.

– Что значит – «не позволят»?

– Значит, что моим отношениям с людьми, которых я люблю, пришел бы конец. А эти отношения для меня гораздо дороже моей жизни, не говоря уже о потерянном месте в Совете Двенадцати.

– Кенлар не до конца откровенен, Сэнни, – вмешалась в их беседу Илинора. – Он просто выпендривается. Прекрасно знал с самого начала – это точно. Знал, что, сделай он то, чем грозился, мы не порвем с ним, а убьем его!

– Я не грозился, – возразил Кенлар. – Это вы меня в этом обвиняли.

– Не выворачивайся! Ты нес ту еще чушь!

– Я просто злился!

– Ты повторяешься. – Илинора фыркнула и продолжила, обращаясь к Сэнни: – Так вот, Сэнни, для Кенлара ты не самоценна, это правда. Ты – досадная помеха, привходящий фактор, с которым невозможно не считаться – независимо от его желания. Человек, который дорог тем, кто дорог ему. И тут, как мне кажется, эти… чувства вполне взаимны.

Поддев таким образом сразу обоих, она взяла Кенлара Бьоргстрома под руку и увела с собой. Он не сопротивлялся. Как и Хеймир, он привык Илинору слушаться и выполнять ее указания. В повседневных вещах – делала для себя оговорку Сэнни. И со стороны выглядело, что, несмотря на всю близость их отношений, он Илинору побаивался. Нет, не то слово, как и в случае «помыкать». Сэнни не верила, что Кенлар Бьоргстром может всерьез бояться кого-то и позволить кому-то собой помыкать. В общем, разобраться во всех этих нюансах было сложно.

Джионна большую часть времени проводила у своих пациенток или в анатомическом театре. У нее приоритеты из-за надвигавшегося Конца света не сместились. Домой она приходила усталая, и это её, по-видимому, устраивало. После отъезда Ингара и Эга Сэнни редко видела ее в хорошем настроении – и только тогда, когда Джионна занималась с племянниками.

Несколько раз Сэнни сама просила Джионну взять ее с собой. В анатомии Сэнни разбиралась – у нее был достаточный опыт, о котором ей хотелось забыть, но никак не удавалось. Она решила, что пусть от этого опыта выйдет хоть какая-нибудь польза.

Получилось так, что они с Джионной довольно много общались, и вполне по-дружески. Как и Ингар, Джионна отличалась прямолинейностью и предпочитала идти к цели кратчайшим путем. Однако, когда ей требовалось, она могла прибегнуть к каким угодно финтам и ухищрениям, проявить чудеса красноречия или актерского мастерства, разыграть любую сцену. И хотя её, вроде как, ничуть не заботило производимое ею на других впечатление, с малознакомыми и посторонними людьми она была обычно любезной, вежливой и обходительной. Сэнни такого обращения не удостаивалась. Для неё Джионна ни считала нужным никого из себя изображать – какая есть, такая есть. Это роднило её с Илинорой.

Как-то Джионна в очередной раз проехалась по Ингару. Она это регулярно проделывала, потому что её раздражало, что она по нему скучает. И Сэнни тогда заявила, что та, мол, не ценит своего мужа по достоинству. Джионна долго смотрела на нее, успев пробуравить здоровенную дырку, и Сэнни прямо-таки ощущала, как она что-то просчитывает и прикидывает в уме.

– То есть, по-твоему, я недостаточно ценю Ингара? – уточнила Джионна.

– Он тебе слишком просто достался, – объяснила Сэнни так, как она видела ситуацию. – Ты не приложила к этому никаких усилий, насколько я понимаю. И никаких усилий даже, чтобы его удержать. Как известно, люди не склонны дорожить тем, что достается им без труда.

Джионна изломила брови и язвительно повторила:

– Без труда? Да он мне не просто достался – он меня просто достал! Я, напротив, прилагала усилия, чтобы послать его куда подальше! Но он же прилип так, что не отодрать!

А потом Джионна взяла и, вроде бы, ни с того ни с сего рассказала Сэнни об Альгисе. Подробнее, чем Илинора.

– Брат Ингара с раннего детства любил мучить животных. Начал с того, что давил насекомых и червяков. И никто кроме меня не видел – точнее, не хотел замечать. Он еще так невинно смотрел – ой, я случайно раздавил бедного жучка… – Джионна скривилась, и на лице ее проступило отвращение. – А я знала, что он наслаждается – муками и смертью. Я ненавидела его, но скрывала это и стыдилась, считая, что не имею право, раз никто… Но Юст – он чувствовал то же, что и я.

Потом Джионна рассказала об эпизоде с выпотрошенной кошкой, о Юсте, избившим Альгиса, и об Ингаре, который за это приложил Юста головой об стену. Такого Сэнни всё-таки не ожидала. От Ингара не ожидала. А они, выходят, все его простили.

– Думаешь, почему никто из нас не упоминал Альгиса? Из-за Ингара, конечно. Ты сама видела, что с ним сделалось, стоило мне произнести только пару слов – он просто потерял все берега. Да и сейчас, когда его нет дома, я не хотела тебе говорить – уже по другим причинам. Тем более, что мой муж тебе нравится.

– Я понимаю, – сказала Сэнни.

– Не разочаровывайся в нем, пожалуйста, Сэнни. Ни к чему. Им овладел страх – страх перед правдой. Из-за страха за свой мирок, за комфортное существование своего неповторимого «я» люди совершают самые ужасные поступки. И это еще не худший вариант, когда они просто слепнут, отказываясь видеть то, что не согласуется с их представлениями и желаниями.

– Я понимаю, – снова сказала Сэнни.

– Ингар до сих пор так живет – в страхе перед правдой о своем брате, – печально добавила Джионна. – Это на войне он не трус, а жизнь – она не так очевидна, как война. Так что он мне не просто достался – а сложно. – Джионна заставила себя улыбнуться. – Мне было сложно – простить, принять, смириться с тем, что я не могу изменить. Выбрать. И в наши с ним отношения я вложила много усилий.

Сэнни подумала, что, в отличие от Ингара, Джионна не нуждалась в самооправдании и самообмане. Слишком дешево для нее. И все же для некоторых людей, возможно, самообман необходим – когда он становится средством самосохранения.

Однако не могло такого быть, чтобы Джионна разоткровенничалась просто так. Сэнни ждала продолжения, но не дотерпела и спросила сама:

– Тебя… раздражает, что ты его любишь?

В глазах Джионны полыхнули уголья, будто в тлеющем костре от порыва ветра.

– Меня раздражает, что без него жизнь была бы гораздо проще, – сказала она. – И еще не нравится, что я за него боюсь. Никогда раньше я даже близко так не боялась… Наверное, отвыкла за шесть лет, поверила, что по-другому будет всегда. Ты… на глазах наглеешь, и мужа моего тогда неплохо уделала… – Джионна окинула Сэнни задумчивым взглядом и неожиданно сказала: – А с мамой и Кенларом – смогла бы?

– Что смогла бы? – покраснев, выговорила Сэнни.

– Уделать и их. Им пойдет на пользу. Взгляд у тебя подходящий получается – такой, непрошибаемо уверенный, с осознанием собственного превосходства.

– Какого превосходства? – промямлила Сэнни.

– Ну, тебе виднее, в чем ты ощущаешь свое превосходство, – язвительно заметила Джионна. – В знаниях, в интеллекте, а, может быть, и в жизненном опыте?

Сэнни почувствовала себя дурой и пришлось срочно, на ходу, производить переоценку Джионны. Очевидно ведь, что промахнулась и недооценила её.

– Я, может, предпочла бы другого, более подходящего мужа, – продолжила между тем Джионна. – Не такого тупого упрямого осла…

Сэнни сначала даже подумала, что та пытается убедить себя, что уехал – и бездна с ним…

– И отчего же не предпочла?

– Оттого что отчего-то не встретила. – Джионна пожала плечами. – Наверное, плохо искала. Но от такого, как отец, не отказалась бы. И от такого, как Юст, даже несмотря на все его… недостатки.

Какой толстый намек.

Ради любимого брата Джионна готова была вывернуть себя наизнанку, признаться в чем угодно. И этот разговор, вроде бы не имевший к Юсту никакого отношения, умудрилась-таки привести к нему.

– Даже если бы… такой, как Юст, изменял тебе направо и налево? Извини, я не очень верю.

– Сэнни, как ты можешь судить – «направо и налево» или нет? Вы с ним не жили толком вместе! И неизвестно еще, что будет, когда он вернется.

– Вот именно! Поэтому я не вижу, что здесь можно обсуждать, – отрезала Сэнни.

Ей захотелось закончить разговор и уйти. Куда-нибудь.

– Я только прошу – не посылай его сразу куда подальше. Он, конечно, не обидчивый, но все же.

– Как я могу хоть куда-то послать человека, который спас мне жизнь?

– Ты любишь его?

Сэнни сглотнула, заставила свой голос звучать спокойно:

– Проблема не в моих чувствах, Джионна.

Зачем вот задавать вопрос, на который знаешь ответ?

– В любом случае, я не собираюсь продолжать с ним отношения.

– Гордая, да, – вздохнула Джионна.

– Ты на моем месте не была, – сказала Сэнни. – И почему это тебя так заботит? Я же тебе никогда не нравилась – в качестве твоей невестки уж точно.

– Сама голову ломаю! Тоже, наверное, привыкла за четыре года. Лучше уж ты, чем кто-то еще, или вообще никто.

– Я польщена.

– Не строй из себя, Сэнни… Ты прекрасно всё понимаешь. Ты член нашей семьи. Отец в тебе души не чает. Да и мама….

– Тоже не чает во мне души?

Джионна прикрыла ладонью рот, сдерживая невольно вырвавшийся смешок.

– Но ты не возражаешь – быть членом нашей семьи?

– Нет, мне это очень нравится, – сказала Сэнни. – И я согласна, что это осложняет общую ситуацию.

Она вздохнула: эта тема безнадежна и может завести только в тупик.

– А с Юстом… вы переписывались за моей спиной? Я не сомневаюсь нисколько, что знаю далеко не все ваши семейные коды.

– Он сам написал, – нехотя признала Джионна.

– О чем?

– О ком. О тебе.

Их спрашивал. Не ее.

– И что?

– И ничего! Ты думаешь, он имеет обыкновение ставить кого-нибудь в известность о своих планах? – Джионна недовольно вздернула брови. – Не припомню такого. Вот вылить ушат холодной воды на голову, в каком угодно смысле – это запросто. И все же я считаю, что вам… нужно еще раз попробовать.

Впору было рассмеяться от такого предложения!

– Как?

– Не делай ход первой. Никакой.

По-видимому, это означало: «На самом деле, все зависит от Юста, а не от тебя. Ты можешь только все испортить из-за своего упрямства».

Конечно, Джионна желала ей добра. Пусть их отношения не отличались большой сердечностью и душевностью, и Сэнни никогда даже не называла Джионну сокращенным именем, сказать про неё хоть одно плохое слово она не могла: Джионна была морально безупречной.

Более сдержанная и рассудительная, такая… прохладно-пресная – но не сама по себе, а по сравнению с родителями или братом. То есть, прохладная – после кипятка, пресная – после острых переперченных блюд, от которых жжет горло.

– О чем ты так задумалась? – спросила Джионна весьма насмешливо.

Сэнни опомнилась. Сообразила, что Джионна, наверное, тоже способна читать по лицу её мысли, и смутилась. Надо бы… поделиться в ответ – отплатить за откровенность. Задать вопрос, над которым Сэнни размышляла, а Джионна, скорее всего, нет, потому что не имела для того достаточного количества данных.

– Ты никогда не пыталась понять, почему у тебя и Ингара нет способностей к магии, а у Юста и этого Альгиса есть?

Джионна повелась, в смысле, заинтересовалась.

– Ты хочешь сказать, что это не случайность?

Сэнни неопределенно пожала плечами: «Решай, мол, сама» – и стала рассказывать:

– В Шуоре над Укрощенными – и детьми, и взрослыми – ставят разнообразные… эксперименты, ведут записи про каждого: кто отец и мать, откуда родом. Шуорцы вообще очень дотошны и любят записывать всё до мелочей. Конечно, Укрощенным не разрешено заводить семьи, большинство юношей… подвергают операциям, но некоторых оставляют для опытов и… разведения.

– Ты говорила про это, я помню, – кивнула Джионна. – Это омерзительно.

Сэнни, действительно, рассказывала об этом, как и об особенностях посвящения в Жрицы Солнца и о постельных нравах императора.

– Извини, я повторяюсь. Суть в том, что, согласно записям, подавляющее большинство детей с магическими способностями – вторые по счету. У многих матери умерли при родах, и все их старшие братья и сестры способностями не обладали. Первенцы же наследовали магические способности, только если таковые были у обоих родителей сразу. А прочие дети рождались больными и неполноценными. Их матери, как правило, умирали, и они тоже – или сами, или их отправляли на алтарь, если время подходило для жертвоприношения.

Этого ведь достаточно для определенных выводов, точнее, для того чтобы убедиться в существовании некой закономерности? Джионна внимательно слушала, не сводя с Сэнни взгляда. Сэнни решилась и закончила:

– Если бы у вас с Ингаром был второй ребенок, он, скорее всего, родился бы магом.

Джионна резко побледнела, и Сэнни поняла, что лучше не спрашивать. Не сейчас. Не о самой Джионне. Однако…

– Юст говорил, – осторожно начала Сэнни, – что у вас был младший брат.

– Да, – отстраненно отозвалась Джионна. – Как ты и сказала – он родился больным и прожил недолго. Ты знаешь, почему так происходит, Сэнни?

– Нет. Но закономерность, определенно, имеется, и за ней обязано что-то стоять. Какой-то неочевидный фактор. Важна не только кровь матери и отца. В Лиоренции, как тебе известно, считается, что способности магов противоестественны, чужды природе, поэтому для любой женщины рожать такого ребенка опасно. И больше одного родить не получится.

«По крайней мере, если это не близнецы», – добавила она про себя, предпочитая не думать о сыновьях.

А Илинора с Хеймиром пренебрегли… Должно быть, они не знали о способностях Юста. А если знали?

– Поэтому магов становится всё меньше, – закончила Сэнни.

А до Катастрофы? До Катастрофы, очевидно, дело обстояло как-то иначе.

Джионна устремила на Сэнни долгий взгляд, но будто бы и не смотрела, настолько этот ее взгляд был обращен в себя. Глаза напоминали две черные бездонные дыры.

– Они могут что-то знать, родители с Кенларом. Обязаны знать. И я думаю – почему бы их не подловить и не заставить рассказать? – выговорила Джионна, и взгляд ее обрел решимость.

– А ты сможешь их убедить? – спросила Сэнни.

– Убедить? – Джионна вскинула бровь. – Они за столько лет как-то сами не убедились… Сомневаюсь, что слово «убедить» абсолютно подойдет. Не люблю… давить. Но, видно, придется.

Вообще у Джионны каким-то непостижимым образом имелись ниточки для управления не только Ингаром. Она была способна любого за них дернуть. Сэнни не понимала точного механизма воздействия. Ничего такого Джионна не делала, ни к каким явным ухищрениям не прибегала, хотя и могла что-нибудь перед этим разыграть, типа ответной или предварительной откровенности, но не обязательно. Она пользовалась этим редко. Она не передавливала, не заставляла вытряхнуть из себя всю подноготную. От нее вполне можно было откупиться каким-то существенным куском, утаив то, что хотелось утаить.

Сэнни решила, что сейчас Джионна задумала нечто подобное.

Через пару дней после того разговора в обеденное время они возвращались домой от одной из пациенток Джионны. Они шли пешком, со стороны башни. Вдруг Джионна схватила Сэнни за руку и потащила за собой, втиснув за выступ полуколонны и цветущие розовые кусты, над которыми кружились пчелы. Сэнни бросила на Джионну недоумевающий взгляд, та в ответ приложила палец к губам и показала в сторону бокового входа. Сквозь густые кусты видно было не очень хорошо, но достаточно. Илинора и Кенлар Бьоргстром стояли, обнявшись. На улице. Илинора положила голову Кенлару на плечо, он обхватил ее рукой и прижал к себе. Илинора казалась задумчивой и печальной, Кенлар Бьоргстром – заботливым и предупредительным. И это так легко читалось по их позам и жестам…

– Ты уверен, Кенлар?

– Он делает шаги мне навстречу, очень аккуратно. Он хочет восстановить отношения – просто до приемлемого уровня. Ничего больше.

– Ты ему веришь?

– У меня нет оснований для обратного.

– И для чего ты ему нужен?

– Боюсь, это он нам нужен. И он знает, что мне предложить.

– И ты собрался торговаться? Будь осторожнее! – Илинора протянула руку и погладила Кенлара Бьоргстрома по волосам, потом глубоко вздохнула: – Мы уже получили, что не просили, но что хотели. Потому что не знали, что просить. И заплатили сполна.

– Нет, Или. Сполна из нас заплатила только Герра.

Кенлар дернул плечом. Может, и ртом тоже, только рта не было видно. В голосе его сквозила мучительная горечь.

Илинора снова вздохнула и продекламировала:

– Час подлинной расплаты вам уже назначен. Мир повернулся в сторону конца. И полетит он, набирая скорость и приближаясь к точке невозврата.

– Тише, Илинора!

– Какая уже сейчас разница!

От ее слов дохнуло отчаянием.

Илинора обернулась к нему, обвила руками шею, что-то прошептала, что расслышать было уже невозможно. Он прижал ее к себе еще крепче, поцеловал и тоже что-то прошептал. Она вцепилась в него и заплакала, ее плечи и голова едва заметно вздрагивали. И вот это было для Сэнни зрелищем совершенно невиданным. Оказывается, у Илиноры нервы не железные!

– Хватит, Или, ну, хватит! – Кенлар осторожно встряхнул ее. – Перестань изливать на меня свои сопли, слюни и, тем более, слезы. У меня из-за тебя пятно на жилете!

Илинора негромко хмыкнула, нарочно провела носом по его плечу и, вроде бы, перестала плакать.

– На вот платок! Утрись! – произнес Кенлар Бьоргстром. – Всё будет хорошо!

– Ты всегда был сильнее меня, Кенлар!

– Скажешь тоже!

– Скажу. Меня всю жизнь это, мягко говоря, раздражало. Жутко бесило! Помнишь тогда, в пещере? Тебе было всё нипочем. А ведь ты чувствовал то же, что я, но тебе не приходило в голову орать во всю глотку.

– Я просто напился.

– Ты после напился. Я люблю тебя. Очень.

– Я тебя тоже.

Ну и как это понимать – всё, включая разговор? Джионна выглядела озадаченной. Что бы там Илинора ни говорила, эти признания в любви звучали… слишком искренне. Но ведь Илинора не могла врать, когда уверяла, что они не любовники!

В конце концов, Джионна не выдержала, обошла кусты и направилась к боковому входу, а Сэнни последовала за ней. Заметив их, Илинора с Кенларом не то чтобы смутились, но слегка растерялись, переглянулись друг с другом, словно спрашивая: «Что будем делать?»

– Я пойду, – сказал Кенлар Бьоргстром, снова целуя Илинору в щеку. – Не хочу мешать вашим женским разборкам.

– Нет уж, Кенлар! – Илинора задержала на нем сердитый взгляд. – Не бросай меня! Не оставляй меня с ними одну!

– Ладно! – вздохнул он и снова прижал её к себе.

– Не могли бы вы пояснить, о чем вы вели речь? Я не совсем поняла. – Джионна поглядела на обоих настойчиво и требовательно.

– Пойдем в дом и поговорим за обедом, – предложила Илинора, сохраняя внешнее хладнокровие и, схватив Кенлара за руку, добавила: – И ты тоже.

– У меня дела, – попробовал вывернуться тот.

– Обойдёшься! Я не хочу одна отдуваться, если мы оба с тобой прокололись.

– Так о чем вы разговаривали? – повторила вопрос Джионна.