Слово о быте Кощеевом

– Помогите! Помогите! – в ужасе закричала девица.

Мать и сваха бросились на помощь, но конь зловеще фыркнул и сильнее стиснул зубы. По рукаву потекли струйки лошадиной слюны.

Из-за забора покатывались со смеху деревенская ребятня.

– Что же это такое? – спросил неслышно подошедший Кощей.

– Бесов конь мою дочь укусил!

– Всполох, отпусти её. Отпусти, кому говорю.

Конь сильнее прижал уши. Кощей ткнул упрямое животное в брюхо большим пальцем. Всполох сразу понял хозяина и разжал зубы, как послушная собака.

Ванька едва не свалился с охлупня от смеха.

– Не нужны мне ваши женихи – гнилые да старые, – девица отпихнула от себя сваху. – Любуйтесь сами ими!

Подвода скрылась в пыли.

Ванька сидел на спине коня и заплетал гриву в косички.

– Молодец, Всполох. Злобная ты бесовская коняга, – приговаривал он. – Такой невесты твоему хозяину не надо. Мы ему другую подыщем.

Быт

Мила распахнула ставни. В комнату ворвался напоенный утренней свежестью воздух. В солнечных лучах на деревянном полу нежился толстый кот. Что это за семейная жизнь без кота? А такого замечательного крысолова во всей деревне и не сыскать.

Воздух доносил сладкий аромат липы. За окном частоколом пестрели разноцветные мальвы. Ласковый ветер взъерошил верхушки деревьев.

Мила мечтательно улыбнулась, положила ладонь выступающий живот. Ответом ей был ощутимый пинок. Мила радостно засмеялась. Боевитый волчонок будет. А может и не волчонок.

Уже скоро родится их с Серым ребёнок. Тайком от всех Мила сшила обережную рубашечку и запрятала её на самое дно сундука.

Давний обычай не разрешал заранее делать приготовления к рождению ребёнка – вдруг нечистые силы прознают и унесут младенца; стоило опасаться и сглаза с поветрием от людей недобрых. А вот родится ребёнок, тогда по истечении положенного срока можно родных созвать – поделиться вестью хорошей – и нашить рубашечек обережных. А в первые дни куклой будет лежать крепко спелёнутый в зыбке. Радостные будут новых хлопоты.

Ребёнок толкнулся ещё раз и Мила ощутила под рукой крошечную ножку. Слёзы счастья навернулись на её глазах. От других женщин в деревне узнала она, что ребёнку перед рождением своим лежать полагается не так, как людям ходить положено, а наоборот.

Мимолётные слёзы быстро высохли под тёплыми лучами.

Как радостно и одновременно спокойно было.

Мила аккуратно наклонилась и погладила разнежившегося кота. Тот зевнул, выставляя напоказ грозное оружие, которым убивал больших крыс и перевалился на другой бок. Хвост его принялся лениво подметать пол.

Внезапно нахлынуло желание навести порядок в и без того чистой комнате.

Послышалось бренчание горшков и мисок. Служанка, нанятая Серым, прибирала вчерашний беспорядок и расставляла посуду по своим местам. С беременностью движения Милы стали мягкими и неторопливыми. Она заглянула в кухню и увидела служанку намывающую пол.

– Обожди покуда полы не просохнут, – сказала служанка выкручивая тряпку.

– Пойдём сегодня по малину или липовый цвет собирать.

– Пойдём. Самое первое дело от хвори. А ещё я тебя научу травы лекарственные собирать и сушить. Зимой пригодятся.

В ответ Мила улыбнулась – служанка стала ей настоящей подругой.

В то зимнее утро, когда Кощей вызволил Серого из морока ведьмы решила Мила перемениться и начала неумело вести хозяйство в доме. Всё валилось из рук. Печь не хотела топиться, каша подгорала и прилипала к стенкам горшка, полы оставались грязными не один день, а при попытке порадовать мужа куриными щами Мила с криком побежала в одну сторону, а обезглавленная курица в другую. На снегу возле деревянной колоды валялись топор и куриная голова.

Серый нашёл жену в холодной избе. Крепко прижимая к себе горшок с позабытой с утра подгоревшей репой, она рыдала навзрыд. Укрыв замёрзшую Милу кожухом, Серый обнял её. Так молча они просидели до вечера, когда яркий зимний день превратился в сумерки. Мила выплакалась, отпустила горшок и он упал на пол. Холодная репа раскатилась по полу.

– Никудышная из меня хозяйка, – прошептала Мила и уткнулась Серому в плечо. – Печь остыла, курица убежала…

– Курица? – притворился удивлённым Серый.

– Я голову ей отрубила, а она убежала. Голова тут, а курица в кусты, – Мила подняла голову, в глазах её заблестели слёзы.

Серый расхохотался. Мила хотела было возмутиться, но почувствовала крепкие руки мужа. Серый стиснул жену в объятиях:

– Курицу разыщем, далеко она не убежала. А за один день ничему не научишься. Найдём помощницу, она тебе всё и растолкует.

Курицу они так и не нашли. Лёгкая добыча попала в пасть лисе, о чём свидетельствовали следы на снегу.

Позавтракали холодной пшённой кашей, залитой молоком. С собой взяли хлеба, дар лешему и смеясь пошли к опушке леса.

– Говорят, грибы показались, – поделилась с подругой вестью Мила.

– Я тебе места грибные да ягодные покажу, задобрим наперво лешего и попросим у него прямой дороги, – сказала служанка и выложила из корзины узелок со сладкой ватрушкой.

Леший неторопливо обходил лес знакомыми только ему тропинками. Бодро шагая в полном молчании он чутко вслушивался в звуки и шорохи. Бодро постукивали разнопёрые дятлы долбя деревья, эхом отзывались друг другу пёстрые кукушки, трещали неугомонные сойки – многочисленное пернатое племя наполняло воздух разнообразными звуками, нарушало и оживляло тишину леса.

На дне лесного оврага тихо журча бежал ручеек, беря начало из маленького неприметного родника.

Леший спустился вниз. На склоне покачивала жёлтыми цветочками куриная слепота. Рядом в траве громко заквакала потревоженная лягушка, к ней присоединилась вторая, третья, четвёртая… И скоро нестройный лягушачий хор огласил дремлющий лес. Запрещать лягушкам петь леший не стал, да и не собирался; хоть от их громкоголосого хора можно было оглохнуть.

Родник покрылся зелёной порослью и едва сочился. Неопытный глаз мог принять его за небольшую лужайку. Леший подошёл вплотную, развёл руками в стороны густую траву и почувствовал свежую сырость, увидел тонкую струйку чистой и свежей воды.

Люди, птицы и звери всегда почитали родники. Поверья гласили, что сокрыта в простых родниках чудотворная сила. И только одним богам ведомы родники с живой и мёртвой водой. Всё это были сказки, рассказанные пришлыми сказителями.

Леший отвалил в стороны грязь и несколько больших валунов. Лягушки возмущённо запрыгали.

– Ква-ква…

– Наш…

– Наш…

– Не жадничайте, – строго сказал лягушкам леший. – Не для вас одних родник тут бьёт. Не послушаетесь, прогоню из леса и пойдёте обратно на своё болото.

– Нет…

– Нет…

Студёная вода приятно освежала, дарила силы; давала начало широкой реке, что протекала по землям людей.

Во всём должен быть порядок, лес и его обитатели должны жить в согласии друг с другом. Если надо что, попроси лешего, а он подскажет, поможет.

Леший выбрался из оврага и пошёл дальше. В спину ему доносилось возмущённое кваканье. Пошумят-пошумят и перестанут – никому не хочется возвращаться в стоячее болото после свежей чистой воды.

Прилетевший тёплый ветер расшевелил дремавшие деревья. Радостно зашумели они кронами приветствуя новый день. В небо взлетела вспугнутая птица.

Внимательно вслушивался леший в шум и разговор деревьев.

Порядок.

На тропку выскочила белка, взмахнула пушистым хвостом и посмотрела на хозяина леса. Тут же зашумело в вершинах деревьев. То стая белок играла в догонялки.

– Не балуй, – наказал леший.

Белка дёрнула рыжим хвостом и стрелой взлетела на дерево, присоединяясь к игре.

Самое время сейчас по грибы да ягоды идти. Деревенские бабы и ребятишки не упускали случая зайти подальше в лес в поисках грибных да ягодных полянок.

Внимательно следил леший за гостями из деревни: чтобы веток не ломали, грибов с ягодами больше нужного не брали, со зверьём лесным чтобы не встречались, птичьих гнёзд не разоряли. Уважали деревенские лешего, всегда старались подарок съестной на пеньке каком-нибудь оставить, не шумели, не заходили на заповедные поляны. А за это леший отводил людей от болот и даровал хороший урожай каждое лето.

А тех, кто приходил и безобразничал наказывал леший: дороги путал, оврагами водил и вдоль опушки, оборачивался медведем косматым, наводил на след стаю волчью – попугать воем немного. Зарекались после такого охальники в лес ходить. До следующего раза.

Сегодня всё было спокойно. А на пеньке ватрушка сладкая лежит. Порадовать, значит, хозяина леса хотели. Прошептал леший деревьям, чтобы не шумели, птиц на гнёздах почём зря не тревожили. Забрал ватрушку.

Сговорились они с домовым ныне вечером посидеть и летний праздник отметить, когда день, что нитка у хорошей пряхи тянется. Забывали люди про праздник этот, а леший чтил традиции.

Ванька грыз зачерствевший пряник и ворчал себе под нос:

– В каждом порядочном доме живёт домовой и все его уважают. А мне опять сухую корку и скисшее молоко пожаловали.

Крошки устилали пол. В сердцах Ванька бросил пряник, тот угодил в миску со скисшим молоком, разбил её и закатился в угол под лавку.

Вытерев руки о рубаху, Ванька пошёл, заглянул под лавку. Мокрая тряпка отродясь здесь не бывала, а служанка то ли намеренно, то ли из лености обходила угол стороной. Обойдя все углы и заглянув за печь, Ванька помимо сора обнаружил несколько мышиных ходов.

Разленилась служанка с кухаркой. Вместо работы бранятся по чём зря целыми днями, а потом для вида одна серёдку кухни намоет, другая изо дня в день пареной репой всех кормит. Не могут договориться кто главнее. Одна всех кормит, другая прибирает; каждая считает, что на ней весь дом держится.

Ошибаются, дом на домовом держится. Не станет домового, всё грязью и травой зарастёт.

– Что это домовой ныне так расшумелся, – передразнил кухарку Ванька, а то мыши в стенах дыры грызли. Куда проще обвинить домового или кота в пропаже кольца колбасы.

Откормленный кухаркой кот и головы не поднимал при виде хвостатой и всё норовил прокрасться в погреб к кринке со сметаной.

Ванька поскрёб макушку, подумал и полез в мышиный лаз.

Узкий лаз вёл в чулан и оканчивался как раз у ларя с зерном. В углу, куда не доставал свет из маленького окошка.

Ванька присмотрелся – зрение домового лучше людского. Вдоль стен стояли лари, на широкой полке выстроились горшки. Одни целые, другие побитые. Из кружек букетом торчали ложки. На всех хватит, а Кощей жалеет одну для мудрого духа дома.

Ванька решил исправить несправедливость и забрать по праву причитающееся ему. Рядом с полками стояла рассохшаяся бочка, вокруг неё грудой лежали мешки. Кое-как вскарабкавшись на бочку, Ванька подтянулся и с трудом забрался на полку. Путь ему преградила стопка мисок. Новые. И куда только Кощей их бережёт? Осторожно по краю Ванька прошёл вперёд, достиг желанных ложек и принялся перебирать их.

– Ягоды, узоры, листья, ветки, снова ягоды, цветы, – бормотал Ванька вытаскивая ложки и отбрасывая в сторону не угодившие ему.

Шум в чулане привлёк внимание крысы. Любопытствуя, она забралась на полку и затаилась за последней кружкой с ложками. Гладкий длинный хвост свисал с полки, глаза-бусинки неотрывно следили за домовым.

Пустые кружки летели на пол вслед за ложками.

Дойдя до последней, Ванька разочарованно вздохнул – поиски оказались тщетны, а надежды таяли, как снег на ярком солнце. Последняя кружка, но и в той оказались ложки, похожие на предыдущие.

Кружка полетела на пол и Ванька встретился взглядом с крысой.

– Кыш, – замахал домовой руками. – Пошла вон отсюда. Иди в поле.

– Полуденницы боятся, – ответила крыса, с интересом обнюхивая домового, – а ты не боишься.

– К лешему иди, – Ванька принялся отпихивать в сторону крысиную морду.

– Мне здесь нравится, – сказала крыса и прыгнула в открытый ларь с зерном.

– Стой! – закричал Ванька и прыгнул вслед за крысой.

Зерна было немного – прошлогодние запасы подходили к концу, новые ещё не созрели.

Уворачиваясь от неуклюжего Ваньки, крыса посмеивалась. Такая игра ей нравилась. С котом было не интересно, в отличие от домового.

– Не поймаешь, – сказала крыса, нырнула в зерно и исчезла.

Ванька остановился и растерянно заозирался по сторонам.

Крыса исчезла. Пропала.

Внимательно осмотрев поверхность зерна, Ванька заметил маленькую ямку у одной из стенок. Домовой продвигался вперёд и раскидывал по сторонам зерно, борозда за ним тут же затягивалась.

Маленькая ямка оказалась дырой, уходившей куда-то под пол. В неё и юркнула крыса. Ванька обречённо посмотрел на возвышающиеся вокруг него стенки ларя и принял решение.

Крысиный лаз был шире мышиного и вёл не прямо вниз, а куда-то дальше. По меркам крысы дом Кощея был больше и запутанней. Выбрался домовой из подпола в другой от чулана стороне. Хитрая крыса использовала отдушину под домом, заросшую травой.

Весь пыльный с приставшей к спутанным волосам паутиной, пошёл Ванька к речке отмываться.

За поисками ложки да погоней за крысой не заметил домовой как наступил вечер. И так каждый день: вся грязная работа – на Ваньке. А они пряника и молока свежего жалеют.

Кощей с утра объезжал поля. Не полагаясь на рассказы батраков, он должен всё увидеть своими глазами: что уже сделано и что ещё предстоит сделать. Остановив коня, он мысленно принялся подсчитывать ожидаемый урожай.

Трава по краю поля доходила Всполоху почти до колен, и конь громко фыркая пощипывал свежую траву, пока его хозяин планировал работы на завтрашний день.

Перед взором Кощея в полном безветрии раскинулось поле с почти созревшей рожью.

Совсем скоро пойдут жатвы за жатвой: рожь, пшеница, овёс. А пока идёт сенокос, все батраки с зари до вечера заняты в поле. Скашивают, ворошат прожаренную солнцем траву. Ещё бы ветерок поднялся – день для сушки вышел бы отличный.

В этом году всё уродилось на редкость и с ценами можно будет подождать. Присмотреться, сначала часть запасов продать, затем и всё остальное.

Ненастья бы только не было. А то польёт дождь, налетит ветер, градом побьёт все налившиеся колосья. Превратит всё в грязь.

А если свершится лето благополучно и цены не подведут, то прибавку батракам можно сделать за труды их. В одиночку Кощею со всем и не справился бы.

Не так проста была жизнь простого человека: зависеть от прихоти богов и погоды, весь год трудиться не покладая рук. А когда всё идёт хорошо, то обязательно случится какая-либо напасть. Но, несмотря на невзгоды Кощею такая жизнь начинала нравится. Он почти забыл каково это жить в окружении других людей. Давно он не чувствовал себя таким живым.

Кощей подставил лицо под тёплые солнечные лучи. Вдохнул воздух полной грудью, шумно выдохнул. Всполох повёл ушами, повернул голову и посмотрел на своего хозяина. Тихо фыркнул, словно посмеиваясь.

Лёгкое белое облачко закрыло солнце. Кощей открыл глаза. На ясном с утра небе плыли облака, на краю поля появилась туча. Какая-то удивительная туча, которая появилась и не двигалась с места. Поднялся ветер. Заколыхалась рожь.

Долетели раскаты грома. Чувствовалось, как от них содрогнулась земля и воздух. Вдали блеснула молния и чуть погодя раздался удар грома.

Гроза бушевала далеко и Кощей надеялся, что их деревню она не затронет. Он развернул Всполоха и направил того домой. Вдали за спиной бушевала гроза.

Похищение домового

Догорала последняя свеча, за окном виднелось посветлевшее небо. Сгорбленная старуха сидела на низкой лавочке, клевала носом едва не утыкаясь им в колени. Расположившаяся в большом кресле хозяйка дома неотрывно смотрела на танцующее пламя. Огонь свечи затрещал, задрожал, ярко очертил искажённые на стене тени, стал меркнуть и погас.

Задремавшая старуха вздрогнула, проснулась. Хозяйка заметила это и тут же обрушила на неё свой гнев:

– Ничего у нас не выйдет, если ты спать всякий раз будешь. Одной мне за свечой и тенями не уследить. Поищу другую помощницу.

– Виновата, матушка, виновата, – старуха склонила голову, и нос уткнулся в рваный передник надетый поверх юбки.

– То-то же. Зря только ночь просидели да свечи истратили.

– Не зря, матушка, ой, не зря. Привиделся мне сон дивный: будто пришёл кто-то небольшого роста в заброшенный старый дом тёмной ночью, а к утру и не узнать было того дома.

– Как так? – удивилась хозяйка.

– Видать, домовой в дом тот пришёл и враз порядок навёл.

– Угорела ты от дыма свечи, вот и приснилась бесовщина какая-то.

– Не права ты, хозяйка. Не зря леший и прочие почитают и справляют праздник середины лета. Пускай ночь и коротка, да сильна она своей колдовской силой. Умеючи можно и верную широкую дорогу жизни своей увидеть.

– Не привиделось мне никаких дорог, – махнула рукой хозяйка. – Я за свечным огнём следила пока ты спала.

– Правильно. Поэтому и должны быть двое: один за огнём следит, не даёт теням его потушить, другой в дрёме истину ищет.

– Не верится мне в это.

– Придётся поверить, матушка, иначе домового не найдёшь и не удержишь подле себя. Без веры никуда.

Хозяйка откинула на спинку кресла, голова её утонула в пуховой подушке. Разные мысли роились в голове. А что если она и впрямь не верит ни в кого? Быть такого не может. Домовому лучшее молоко и кусок хлеба оставляла. От мелких бесов дула через плечо. Завсегда ритуалы все исполняла, исправно посещала молельную избу, а если недосуг, то отправляла кого вместо себя. Про подаяние не забывала. Полуденницам ленту на краю поля оставляла, а лешему плетушку лучших яиц передавала. Никто не в обиде на неё. Как это она не верит? Верит, и поболее остальных.

– А искренна ли твоя вера, матушка? – старуха словно прочитала, скакавшие точно блохи, мысли.

– Какая же ещё? – огрызнулась уязвлённая хозяйка.

– Кто-то верит искренне и готов всем пожертвовать, а кто-то только соблюдает обряды да ритуал и считает это верой.

– Верю я, но мне ещё много о чём приходится думать.

– А благодаришь ли ты богов?

– Постоянно хвалу возношу.

– Даже если свершилось всё плохо?

Призадумалась хозяйка. Это не скрылось от зорких глаз старухи.

– Стало быть, не благодаришь.

– А за что? – проворчала хозяйка.

– Вот и ушёл от тебя домовой и хозяйство твоё рушится.

– Ты про богов спрашивала, а теперь про домового говоришь.

– Все мы – дети богов добрых. Осветили они тьму и создали всё живое. Всякую тварь надо почитать, матушка.

– И бесов?

– Божьи создания, погрязшие во тьме. Их опасайся и не забывай, что они неотлучно следуют за тобой. Только истинно верующий, отрекшийся от всякого может вернуть их обратно, не то что мы погрязшие в делах суетных. Но такие люди проводят дни свои в одиночестве, вознося хвалу богам, – лицо старухи озарилось ярким лучом ползущего вверх по небосводу солнца.

В комнате было уже почти совсем светло. Жужжала где-то под потолком мужа. Громко прокукарекал петух, приветствуя новый день.

На низком столике возле свечи лежала светлая капля воска. Хозяйка со старухой склонились пристально рассматривая её

– Хороший знак, матушка. Был бы воск сажей и копотью замазан, не миновать беды. В так он светлый жёлтый, на золотую монету похожий. Возьми и носи в кошеле вместе с остальными монетами. Скоро и домовой явится.

Наутро леший с Ванькой встали рано. Обоим казалось, что и не ложились они вовсе.

Коротка летняя ночь – не успеет тьма утащить солнце в свою сторону, как боги тянут к себе. Так и тягают они его дни напролёт, изредка уступая друг другу. Ох, и крепкие же у них верёвки.

Впереди бежала, щебетала и булькала лесная речка.

Холодная вода обожгла пальцы. Ванька обречённо вздохнул и посмотрел на своё отражение. Поплескал в лицо студёной водой он и почувствовал себя проснувшимся.

Леший отправился в свой привычный обход по лесу в одну сторону, Ванька – домой в другую.

Сперва домовой заглянул в конюшню. В стойлах стояли выхоленные лошади, конюхи начинали уборку. От денника Всполоха слышался странный звук. Может вчерашняя крыса спряталась в конюшне?

Ванька поднял голову и с удивлением посмотрела на грызущего деревяшку Всполоха. Стоит возвысить стойло, не то ищи потом подлую лошадь. А если он людей покусает? Зубищи вон какие, слюна капает, глаза кровью налились. Бесовская коняга одним словом. Вся в хозяина.

– Бездельничаешь?

Вот и хозяин пожаловал. Помянешь беса, тут и он.

– Если конь твой людей покусает, что делать станешь? – Ванька выразительно посмотрел снизу вверх голубыми глазами.

– С чего ему кусать кого-то?

– Меня-то укусил, – поднял домовой покусанную руку. – И других покусает.

В ответ Кощей только усмехнулся.

Всполох оставил деревяшку, стремительно опустил голову вниз; щёлкнули челюсти, раздался сдавленный писк.

– Всполох.

Конь поднял голову заслышав голос хозяина. Из пасти торчал длинный гладкий хвост неистово хлещущий по сторонам. Всполох невысоко подкинул добычу и проглотил крысу, как цапля лягушку. Ту самую крысу, которая отказывалась уходить из дома. Ванька узнал её по по наглой морде. Крысе крысья смерть.

Что-то не понравилось Ваньке во взгляде Кощея, и он пятясь начал отступать.

– Что за беспорядок вчера ты устроил в чулане?

– Я? Крысу ловил. Она дыру в ларе прогрызла и зерно таскала.

– А ложки с кружками зачем на пол скинул?

– Домовой я или нет? – пошёл в атаку Ванька почуяв спиной стену. – Проверял хорошо ли служанка работу свою исполняет.

– И как?

– Плохо. Пол – середину одну моет, в чулане пыль да паутина. Стена под лавкой мышами погрызана.

– Так ты домовой. Вот и убеди её работать лучше.

– Я?

– Ты.

– Хозяин-то ты. Вот и убеждай сам. Я жизнью рисковал, крысу ловил, из ларя едва выбрался, а что получил? Брань вместо похвалы. Никудышный из тебя хозяин. Злой и бессердечный. Уйду и посмотрим, как ты один со всем управляться станешь.

Хозяйка зажгла одну свечу на столике перед своим креслом. Старуха прошаркала от двери, устроилась на низенькой лавке.

– Что дальше делать будем? – задала вопрос хозяйка.

– А тоже, что и вчера: затеплим свечи одну за одной и станем утра дожидаться. Не оставят нас милостливые боги без ответа.

– Не смей спать, смотри у меня.

Зажгли ещё свечей, разгоняя темноту.

Время шло. Сказывалась прошлая бессонная ночь и мало-помалу дремота одолевала хозяйку со старухой. Вскоре обе забылись сном.

Горевшие свечи чадили в наглухо закрытой комнате. Откуда-то дохнуло ветром и пламя задрожало. Оживали тени, таившиеся в углах комнаты, переползали на стену; отпускали щупальца и протягивали их к свечам.

Когда проснулась хозяйка свечи догорели и превратились в лужи воска.

– Проспали! Что теперь с нами будет?– заголосила она будя старуху. Та открыла глаза и встала на ноги, как будто и не спала вовсе.

– Видишь, воск не потемнел от сажи и копоти – значит удача в наших руках.

– Уснули так крепко, как перед бедой какой. Точно бесы дождались и наслали дрёму беспокойную на нас, у меня сердце едва не выскочит из груди.

– А мне напротив спокойно на сердце. Значит, боги спускались к нам и поведали свою волю. Видишь, воск стёк на пол и застыл? Присмотрись, точь в точь плетушка твоя. Не трогай. В неё положить надобно вещь, принадлежащую домовому, которого хочешь переманить иль волос с головы его и подношение.

– А где же взять волос или одежду?

– Помощница моя следит за домом Кощеевым. Она и волос домового принесла.

– Кто же в помощницах твоих ходит? Мыши?

– Мыши – твари бестолковые, шебутные; крысы поумней их будут.

– Давай, клади волос, а я девку кликну, узнаю когда кухарка хлебы в печь ставить будет.

На утро проснулась хозяйка на своей пуховой перине, сладко потянулась. Две ночи напролёт в кресле коротать – шутка ли? В распахнутое настежь окно врывался свежий ветер, в небе погасли последние звёзды. Алела заря.

Ванька сидел на столике и с удивлением осматривался по сторонам. Вчера он заснул на печке в Кощеевом доме, а ныне проснулся на полу у чужих людей. Волосы склеилсь-спутались, выпачканные воском.

В комнате стояла духота, рой мух жужжал под потолком. На столе валялась засаленная колода карт, виднелись лужи воска, стояли свечные огарки. Пол усеивали хлебные крошки, на сундуке стоял пустой горшочек из-под топлёных сливок. В постели под пуховым одеялом храпела хозяйка дома. Это Ванька сразу понял. У них, у домовых, чутьё на хозяев.

Первым делом Ванька отворил окно – сразу дышать стало легче, сел на столе и стал дожидаться пробуждения хозяйки.

– Домовой… – в изумлении прошептала женщина широко открывая глаза, всамделишный.

– Домовой, а ты кого ожидала увидеть? Лешего? – Раздражённо проворчал Ванька. – В доме духота, мухи, грязь повсюду.