Слово о быте Кощеевом

Тьма.

Вспомнились легенды, услышанные им в детстве. Пришлые из дальних земель сказители-безбожники и их небылицы – когда не было ничего, и была одна тьма.

Невидимые липкие щупальца опутывали ноги и тянули вниз. В беспросветную тьму. В бездну.

– Твоё прошлое сломано…

– Так должно быть…

– Ты пришёл…

– Вернулся…

– Отринь богов…

– Совсем…

– Насовсем…

Голоса хором и нараспев говорили в голове, опутывали сознание, подобно паутине, подчиняли своей воле.

Стало тихо.

Перед глазами явились полчища чудищ, нестройно бросающих кличи и рёв в чёрное небо. За их спинами бушевало пламя и пепел оседал на умирающую землю, отравляя её. Послышались голоса и стенания людей. Они шли, гонимые чудищами, а ноги их тонули в пепле. Над головами проносились тёмные тени. По сторонам возвышались горы костей.

Алое пламя и лёд под ногами.

За всем наблюдала фигура в серебряной короне. Широкий плащ ниспадал с плеч, а одежда и броня были украшены драгоценными камнями. В руке был меч. То был Кощей во главе чудовищной армии.

– Мужчина должен быть воином…

–Ты воин…

– Ты не сломался…

– Большинство ломается…

– Слишком слабые…

– Слабые…

– Не будь как они…

Яркая, как молния, вспышка света и Кощей увидел своё тело разрубленное на поле брани.

– Умрёшь, стоя на коленях…

– Умрёшь корчась в грязи…

Снова тьма. Тишина.

Не было боли, ужаса, воли. Не было ничего.

Незримые щупальца отпусти ноги.

Кощей чувствовал, что куда-то плывёт, гонимый волнами. Он открыл глаза. Впереди было алое зарево пожарищ. Откуда-то в водной пучине подул ветер. Частички пепла медленно кружась опустились на раскрытую ладонь. Повеяло холодом.

Кощей сам себя почувствовал пылинкой, гонимой ветром. И была дорога только вперёд.

Прошлое сломано. Но есть ещё и будущее. И оно не обязательно там, куда дует ветер и куда несут его волны. Его ещё нет и Кощей сам вправе его создать без воли богов или тьмы. Он оглянулся назад и увидел яркий свет.

Кощей повернулся к свету, протянул руку. Его наполнило теплом и огонь жизни разгорелся сильнее.

– Очнись! – в голове раздался знакомый голос, приправленный весьма ощутимым пинком.

Свет струился, подобно чистой воде. Согревал.

Кощей поплыл, пополз навстречу свету, сопротивляясь всё усиливающемуся течению.

– Открой глаза, нечисть поганая! – продолжал врываться в голову истеричный голос.

Вперёд, выше по течению. Теперь он знал куда карабкается.

Довольно богам-бездельникам и тьме командовать им – перетягивать каждый на свою сторону. Он давно не ребёнок, чтобы позволить вновь управлять собой, вытеснив его волю.

Боги некогда вторглись во владения тьмы и решили, что сделают хорошее дело если изгонят её ярким светом, жарким пламенем жизни. Своими деяниями прервали они сон тьмы, потревожили суетой, светом и шумом. Пробудилась тьма, возмущённо заворчала, словно кот, но была бессильна перед пламенем, что запалили боги. Разделилась тьма, спряталась в укромные уголки копить силы и в людские сердца в желании погасить пламя жизни. Но сильны были боги числом своим. Жарко и ярко горел огонь жизни. Не удавалось победить жизнь и превратить всё живое в пепел и забыться после глубоким сном.

Почти удалось тьме изгнать богов и живое, как появился смертный бессмертный, избранный быть на страже света и тьмы.

Не в силах была тьма погасить огонь жизни юнца, слишком ярким и горячим было пламя. Тогда обратила она свой взор на окружавших его людей и окутала мраком их сердца. Пускай, созданные богами, люди отвернутся от него, предадут забвению

– Открой глаза! Ты мне ложку должен и меч. Половину своих богатств и земли. Как я вернусь к отцу без честной победы над Кощеем Бессмертным? Или огреть тебя по голове поленом посильнее? Тогда люди скажут, что убогого обидел и ограбил.

Ванька. Иван-царевич. Негодный мальчишка, алчущий его сокровищ. Наглый юнец. Въедливый голос звучал в голове всё громче и громче.

– Да замолчишь ты или нет?

Кощей резко открыл глаза и яркий свет почти ослепил его. На шею к нему бросилось лохматое нечто, крепко обхватило короткими руками. Тут же отпрянуло. Когда в глазах прояснилось, Кощей увидел, что лежит в своей спальне на кровати, а в изножье сидит домовой.

– Проснулся наконец, – недовольно протянул тот. – Весь праздник нам испоганил своей хворобой. Думали, уж помер ты, хотели на погост нести. Бабы в деревне поминальную трапезу готовить начали. Батраки совсем распустились, добрались до погреба…

– Бездельники, – Кощей облизнул пересохшие губы. – Кружку воды, хоть, подай.

Ванька не спеша слез с кровати, вразвалку добрёл до стола, влез на стул, придвинул кувшин. Булькая и разливаясь, вода переливалась в кружку.

– Забудь о моих сокровищах и землях. А меч заслужить надо, – Кощей протянул руку, принимая кружку с водой.

Когда же вернулся домовой? Неужели и правда спал? Но, Кощей сам видел, как Ванька обернулся тряпичной куклой.

Домовой с насупленным видом стоял у кровати, ожидая когда хозяин отдаст кружку.

– Что молчишь? Спрашивай.

Кощей поперхнулся водой. Совсем распоясался Ванька.

– Где был? – хриплым голосом спросил Кощей.

– У лешего жил. У него лес, тишина и покой. Никто не орёт почём зря, работать не заставляет.

– А кукла?

– Кукла? А, кукла. Так это простая кукла была. В соломе валялась, видать кто-то из ребятни деревенской оборонил. Добротная, на меня похожа. А ты поверил, что я куклой стал. Вот смех-то. Хотел было тебя разубедить, рассказать всё, да интересно было посмотреть, как ты без меня справляться с делами будешь. Конюшни убери, коня кусачего почисти да собери, за батраками присмотри…

– Негодник, – Кощей вылил остатки воды на Ваньку. – Ни рыбки, ни меча не получишь.

– Мы так не договаривались. Я по-честному в живых тебя оставил и не дал на погост снести. Дни и ночи просиживал рядом, ждал пока ты очнёшься. Тени тёмные ночами отгонял, все свечи сжёг…

– Спасибо.

На следующее утро выглянуло яркое солнце. Поминальная трапеза обернулась прерванным праздником весны. Жарко полыхал костёр. Всюду слышались громкие пьяные голоса и заливистый смех.

Сватовство

Сгущались весенние тёплые сумерки, не за горами уже и лето. Из-за облака медленно выплывал полукруг луны. С ветром долетали смех и голоса с улицы. Неподалёку замычала корова, загремел подойник. Лениво забрехала собака, звякнула цепь. Раздался резкий окрик и собака замолкла.

Тяжёлая дверь в избу отворилась, со скрипом захлопнулась. Подобно змее внутрь проскользнула сгорбленная фигура. Она остановилась на мгновение, прислушалась к чему-то. Сухонькими руками пригладила и без того прилизанные волосы, огладила доходившую до пола юбку.

За дверью послышался громкий женский голос с властными нотками. Следом за ним – спокойный мужской.

Фигура жадно вслушивалась в голоса.

– Все живёте в спокое и холе, одна я как в котле целый день киплю. Там распоряжение сделай, тут присмотри, обо всём подумай. Даже служанкам и тем вольнее. Сбегала в погреб, что следует принесла и отдыхает. Потом опять сбегала и снова отдыхает. Или в поле ушли, песни горланят и горя им мало. В лес по грибы да ягоды уйдут и не видать их до вечера. Бегают там, аукают, с дружками милуются. А я весь день на ногах! Всё одна да одна. Туда сходи, с тем переговори, того выслушай… Была бы у меня подмога…

С шумом отодвинулось кресло.

– Что, уж и поговорить со мной не хочешь?

– Некогда мне тебя слушать, не о чем разговоры говорить.

– Ах, ты бес плешивый!

– Ведьма.

Дверь бесшумно распахнулась и фигура получила возмездие. Потирая ушибленный нос, она согнулась в поклоне перед хозяином дома. Не разгибая спины проводила цепким взглядом истёртые и кое-как залатанные домашние туфли, нашарила и уцепилась за дверную ручку, быстро юркнула внутрь.

Комната с утра была не выметена, пахло затхлостью и пылью. В большом кресле возле окна в подушках полулежала хозяйка – рыхлая со старообразным лицом, серыми водянистыми глазами, смотревшими на всех неласково. В руках она держала колоду засаленных карт и не торопясь одну за одной выкладывала на столик, стоявший перед ней. Разложив достаточное количество карт, она всмотрелась в только ей известное послание. Нахмурилась, швырнула колоду, разрушая выложенный ранее рисунок. Несколько карт с тихим стуком упали на пол.

Сгорбленная фигура торопливо подбежала к столику, подобрала упавшие карты.

– Упали, – с подобострастной улыбкой на тонких губах склонилась в три погибели перед хозяйкой фигура, протягивая поднятые карты.

Погрузившаяся в свои мысли, хозяйка не заметила, вошедшую в комнату, тоненькую обшарпанную старуху в старом полинявшем от солнца платке и излохмаченной от старости юбки.

Аккуратно положив карты на самый краешек стола, старуха махнула рукой, отгоняя муху от лица хозяйки.

– Душно у вас тут, так и захворать недолго. Вот бы окошко приоткрыть, да воздух свежий впустить. Мух вон выгнать, а то совсем одолели.

Хозяйка привыкла к духоте и совсем не замечала её, как и выступивших на лбу капель пота.

Старуха согнала муху с головы хозяйки.

– С чем пришла? – вынырнула из своих размышлений хозяйка и только заметила заискивающую перед ней старуху.

Та встала напротив, поклонилась.

– С вестями пришла.

– Какими?

– Хорошими.

– Сказывай.

– Дай малость дух перевести, из соседней деревни пешком бежала к вам с радостной новостью. Хоть бы кто остановился да подсобил, подвёз бедную старушку. Так нет, как завидели меня, так и принимались нахлёстывать коней. Пыль столбом, да я в долгу не осталась – послала им вдогонку проклятье. Не зря бабушка моя у ведьмы прислуживала и меня кое-чему научила

– Раскаркалась, ворона старая. Кому охота твои причитания слушать. Кто посадит в телегу этакую оборванку? Говори, не тяни.

– Жениха дочурке вашей нашла, – сменив тон и понизив голос до шёпота, промолвила старуха. Её тёмные глаза не мигая неотрывно смотрели на хозяйку.

– С шишиморой, поди, опять пришла.

– Один только разок погрешила.

– Если бы один. Сказывай. Кто таков?

– Из соседней деревни, что за лесом. Кощей. Может слыхали?

Хозяйка задумалась.

– Отроду про такого не слыхивала. И некогда мне слушать – своих дел по горло. Стар?

– Немолод, да и не старик.

– Вдовый?

– Помилуйте.

– Значит девиц беспокоит, кучу детей наделал.

– Самый что ни на есть образцовый хозяин. Справный дом на пригорке, а не в низине, как у других. Сараи, амбар – закрома полны. Всякой скотине да птице счёт исправный ведётся. Зерно на ярмарке продаёт. Тем и живёт. Батраки на него прилежно трудятся да уходят с хорошим расчётом по окончании срока.

– И всё сам? – недоверчиво спросила хозяйка.

– Истинно говорю, – старуха приблизилась. – Поговаривают, домовой у него живёт.

– Удивила, – отмахнулась хозяйка, – у всех в дому домовой живёт. Я своему каждый вечер молока в миске оставляю. Парное с ломтём свежего хлеба. Наутро смотрю – молока нет, от хлеба одни крошки. Помощи от него, разве что, не дождусь.

– Там может, молоко кошки вылакали, а хлеб мыши погрызли.

– Что ты каркаешь, ворона старая!

– Видела ли ты, хозяйка, своего домового? – не отступала старуха. – Бабушка ещё сказывала, что слышала она от ведьмы, будто уходят домовые из плохого дома.

– Это мой-то дом плохой! – разъярилась хозяйка, лицо её побагровело. – Да я своими руками из ветхой мужниной избушки вон какой дом какой взбодрила. Полям конца и края не видать, птицы на дворе не пересчитать. Никого не обидела, слова плохого не сказала, а за что только боги забыли меня, понять не могу! Родителей завсегда почитала, пускай меня приданным и обидели. Всё сама. С чего от такой хозяйки домовому уходить?

– Не серчай, хозяйка, – заюлила старуха, поняв, что сказала что-то не правильно, – не то с сердцем худо будет и останутся дети твои сиротами. Давай окно открою.

– Валяй, – хозяйка махнула рукой и грузно откинулась на подушки.

Старуха торопливо засеменила к окну.

– Никак у тебя зимние рамы стоят. Оттого и духота такая. Позови служанку, а мы с тобой на улицу пойдём, под сиренью сядем. Хорошая у тебя сирень и воздух от неё сладкий.

– Недосуг мне, – хозяйка принялась обмахиваться веером из сложенных карт.

– Слыхала я где-то, что в домового оба хозяина верить должны. Тогда и будет в доме помощь и достаток.

– Верю я и в богов, и в бесов; домовых, леших, кикимор. А муж мой безбожником уродился. Завёл конюшню и псарню в угоду свою, а до нас ему дела нет.

– Вот оно, хозяюшка, – зацепилась за слова старуха. – Не верует твой муж ни в кого, вот и ушёл домовой.

Дверь неслышно отворилась. В комнату робко заглянула молоденькая служанка.

– Кухарка зовёт.

– Хозяин где?

– Ушёл на конюшню.

– Ступай, я следом приду, – отпустила служанку хозяйка и обратилась к терпеливо ожидавшей старухе. – Задурила ты мне голову с домовым. О женихе и позабыла. Как бы нам его на смотрины пригласить, познакомиться да разведать про состояние его. Похлопочи.

Старуха согнулась в поклоне.

Хозяйка встала с кресла и начала ходить взад-вперёд. Мысли подобно мухам роились в её голове.

– Не выпивает ли? – озвучила она внезапно пришедшую мысль.

– Зачем?

– Знаю я это. Иной на людях приличный человек, а домой придёт… Иди на кухню, а я распоряжусь чтобы тебе щей или чего там приготовлено дали.

Разговор закончился и хозяйка удалилась. Следом за ней вышла старуха.

С ночи разыгралась непогода. В окна хлестал промозглый ветер; крупные капли неумолчно стучали по крыше, с шумом стекали по жёлобу в кадку. И не подумаешь, что лето на носу.

В натопленной кухне было жарко, пахло хлебом.

Сгорбленная старуха примостилась на краю лавки, с интересом осматриваясь по сторонам. Ни единая мелочь не ускользнула от её прищуренных – подслеповатых с виду – глаз.

Ванька тенью проскользнул на кухню, устроился на печке – тепло, всё видно и слышно. Не понравилась ему эта старуха. Замышляет что-то ворона старая. Нет. Курица. Точно внешним видом старуха походила на мокрую больную курицу.

Нашарил Ванька под тряпками мешочек с прошлогодними подсолнечными семечками и принялся грызть.

Кухарка поставила на стол миску горячих щей с ломтём хлеба и кружку молока.

– Садись поближе да хлебай щи пока не остыли.

Старуха придвинулась чуть ближе, взяла ложку и аккуратно, стараясь не расплескать, принялась за еду. Приятное тепло растекалось по телу с каждой новой ложкой. Пусть и не промокла старуха под проливным дождём, но изрядно продрогла на стылом ветру. Оно и к лучшему. Кухарка не прогнала озябшую путницу, а, напротив, пригласила погреться. Словоохотливая, она рассказала старухе, как живёт здесь, работает; каков хозяин. Старуха жадно вслушивалась в речь кухарки, изредка поддакивая или сочувственно охая в самых трагичных местах.

– Куда и откуда идёшь, бабушка? – кухарка села напротив, подперев голову рукой.

– Жили мы с мужем в своём ветхом домишке на краю деревни. Никого не трогали. Я повитухой по домам ходила, муж батраком ходил наниматься, да долго не держали его за характер. Ушёл в один день из дому да так и не вернулся. Не послали нам добрые боги детей, некому теперь позаботится о старухе. Развалился домишко и хожу теперь по людям добрым и помогаю им, чем могу – сходить за кого-то в молельную избу в другой деревне и поклониться богам, гусей попасти, сосватать кого…

– Сосватать, – уцепилась за последнее слово кухарка. – Видимо, боги тебя мне послали. Нет ли у тебя на примете невесты?

– О сыне своём хлопочешь?правильно.

– Что ты, бабушка.

– О дочери?

– Вдовая я, бабушка. Не дали мне, как и тебе, боги детей. Вот и работаю кухаркой – всё не одна, а среди людей, – кухарка стёрла набежавшую слезу. – О хозяине своём хлопочу. Не дают ему боги удачи с хорошей невестой. Может ты подсобишь.

Старуха сделала вид что задумалась.

Послали боги ей удачную дорогу.

– Есть такая на примете.

– Далеко?

– Деревня за лесом. И пара она твоему хозяину подходящая – с детства занимается по хозяйству вместе со своей матерью.

– Вдовая, стало быть, хозяйка?

– Вдовая при живом муже.

– Горемычная, – шмыгнула носом кухарка.

На печке раздался громкий шорох и треск, на пол повалился один из горшков, выставленный кухаркой на просушку.

Старуха вздрогнула, украдкой подула через плечо от беса и сглаза.

Ванька подумал, не скинуть ли второй, но решил обождать.

В закутке за печью спал кот.

Отложив в сторону пустой мешочек и смахнув с себя сор от семечек, Ванька тихонько спустился вниз, подошёл к коту что-то зашептал ему на ухо.

– То мышь, – успокоила старуху кухарка. – Ты пей молоко, бабушка, хорошее жирное.

Из-за печи выскочил толстый кот, облизываясь подошёл к старухе, сел напротив неё и уставился круглыми зелёными глазами.

– Брысь, брысь, окаянный, – замахала рукой старуха, отгоняя кота.

– Что ты, бабушка, коты первые друзья домовых в доме. Кис-кис-кис, пойдём, я тебе молочка дам.

Кот сощурил глаза, потянулся передними лапами, широко зевнул, развернулся и задрав хвост вышел из кухни. Тихо хлопнула дверь.

Старуха успокоилась, отёрла руки о линялую юбку, что-то прошептала себе под нос.

– Хорошее молоко, похаять нельзя, – отпила глоток старуха.

– А если хорошее, пей, бабушка.

– Домовой хороший у вас?

– Хозяйственный. Всякое дело у нас с ним ладится, без такого помощника и не справились мы.

– Каков видом он?

– Домовых только хозяин да кошки могут видеть, куда нам простым батракам. Не пакостит и уже хорошо.

«Не пакостит, как же», – подумал Ванька, сталкивая второй горшок. Черепки разлетелись по всей кухне. Шелуха от семечек устлала пол. Слишком разболталась кухарка.

– Ой, что это я сижу, – встрепенулась кухарка, словно просыпаясь ото сна. – Заболталась я с тобой, бабушка, а у меня дел впереди много. Домовой, вон, попусту рассиживаться не даёт; вечером всё расскажет хозяину.

Выбрался Ванька в сени, на лавке сидел и умывался давешний кот.

– Сбегай за старухой до соседней деревни и проследи, но чтобы она не заметила. Узнай что за дом и какова невеста.

– Я не пёс, – недовольно мяукнул кот.

– Третьего дня кто-то сметану съел из горшка, что на погребе стоит. Кухарка покуда не спускалась, не знает.

– Ладноу-у, – сверкнул глазами кот.

Кощей нашёлся на конюшне, как раз заканчивал чистить коня. Обычно в хорошем расположении духа, ныне хозяин провожал каждого тяжелым взглядом. Конюхи попрятались по углам, опасаясь дурного настроения.

Всполох переступал ногами, уворачивался, всячески мешая расчистить копыта.

– Да что с тобой сегодня такое? – злился Кощей.

– Не с ним, а с тобой, – раздался сверху Ванькин голос. – Чего злой пришёл на конюшню?

Кощей поднял голову и увидел домового, сидевшего на балке свесив ноги.

– Учить меня будешь, мальчишка?

– Я, между прочим, домовой. Дух дома. Хозяйственный и мудрый, – Ванька высоко задрал голову, не удержался и свалился в грязное сено. Губы Кощея приподнялись в лёгкой улыбке.

– Кому горе, тебе только радость, – донеслось из сена.

Подцепив вилами за ворот, Кощей вытащил домового. Тот обречённо повис, понимая, что силы не равны. На вытянутых вилах понёс Кощей Ваньку прочь из конюшни.

– Куда ты меня несёшь? – закрутился в надежде соскользнуть домовой.

– Мыться.

Дождевая вода щедро наполнила колоду и теперь ручьями переливалась через край.

– Там холодно и сыро!

– Не могу я допустить, чтобы мудрый дух дома навозом измазанный ходил, – с этими словами Кощей взмахнул вилами и Ванька полетел в воду. – Чище мойся, хозяйственное и мудрое.

Фыркая и пуская носом пузыри, Ванька забарахтался, словно котёнок. Кое-как доплыл до края колоды, протянул руку чтобы вылезти. Кощей с вилами походил на беса, что в посмертной жизни варит в котле грешников. Подобно тому бесу, он вилами отбросил Ваньку на середину, не дав ему выбраться.

Домовой захрипел, закатил глаза, вытянул вверх руку и стал медленно опускаться на дно. Кощей с любопытством смотрел на воду. Ванька приоткрыл один глаз, булькнул, раскинул в стороны руки и ноги.

– Не умеешь тонуть, мудрый дух дома, – Кощей вилами подцепил домового за ворот рубахи, хорошенько прополоскал и вытащил из воды. Ванька тряпкой висел на вилах. – Дома тебя ожидает кадушка со щёлоком, в которой служанки бельё стирают. Отмоешься и постираешься заодно.

В спальне Кощея было прохладно. Отмытый и закутанный Ванька прихлёбывал горячий иван-чай, заедая каждый глоток земляничным вареньем.

– Фкуфно, – с полным ртом выдал Ванька, жмурясь от удовольствия.

Кощей сидел за столом и делал записи в в книге расходов. Перо скрипело по бумаге.

– Что я к тебе шёл, – начал Ванька и отставил в сторону кружку с иван-чаем. – Женить тебя кухарка твоя хочет, утром разговор со странной старухой вела. Есть у той на примете невеста хорошая из деревни соседней. Красивая да хозяйственная.

– Как ты, – сказал Кощей не отрывая головы от расчётов.

– Как я, – хихикнул Ванька. – Отправил кота проверить что да как. Пускай прогуляется, жир на пузе растрясёт. А к невесте советую присмотреться; столько лет один живёшь, люди перешёптываться начинают. Думается мне, старуха не спроста в твой дом попросилась да интересовалась всем. Жди теперь сваху.

– Так и быть, пуская приезжает сваха с невестой; присмотрюсь поближе, познакомлю с домашней работой, – ухмыльнулся Кощей.

А в соседней деревне всей толпой провожали молодую девицу на смотрины да знакомство. Внове был для людей этот обычай, да не откажешь богатому жениху. Глядишь, и вправду полюбится она Кощею, тогда вздохнут спокойно служанки от выходок злобной хозяйкиной дочери.

Снарядили подводу с вещами для свахи, хозяйки и её дочери.

Аккурат в первый день лета явилась сваха к Кощею. Расхвалила девицу-невесту договорилась о смотринах. Но, присмотреться должна была девица к полям и угодьям жениха, показать себя в работе всякой.

К вечеру приехала подвода к дому Кощееву. Проводила служанка гостей в маленькую комнату-боковушку об одно окно. Не развернуться, не повернуться.

На утро встали злые и не выспавшиеся – всю ночь слышались подозрительные шорохи да скрипы. То ли мыши за стенами скреблись, то ли бесенята в догонялки играли.

На кухне кухарка складывала миски в большую кадушку.

– Хозяин на рассвете объезжать поля уехал, служанки в огороде все заняты, – «поприветствовала» гостей кухарка. – Не поможешь ли, красавица с посудой? Одной мне не справиться.

С тоской посмотрела девица на кадушку, полную ложек и мисок, на закопчённый горшок с пригоревшей на дне кашей.

– Втроём мы быстро управимся, – мать незаметно ткнула локтем в бок сваху.

– Хозяин наказ дал, чтобы девица сама работу исполняла, – молвила кухарка.

– А откуда он узнает? – спросила сваха.

– Домовой вечером расскажет.

– Домовой, – охнула мать. – Хороший, видать, у него домовой.

– Почитай, весь дом на нём и держится.

«Как бы и мне обзавестись таким домовым»? – подумала мать.

Насилу управилась с посудой девица, уставшая и голодная села к столу. Кухарка разливала по кружками свежее молоко, на столе красовалась большая ватрушка с творогом. Вмиг покончили голодные гости с незатейливым завтраком. Оставив мать со свахой на кухне, кухарка повела девицу на улицу. Показала-рассказала как птицу кормить и ушла в дом.

По двору важно ходили петухи и куры, с интересом поглядывали по сторонам, утки дремали в сторонке. Один петух побойчее увидел новое лицо, взлетел и выбил миску из рук девицы. Зерно разноцветной дорожкой рассыпалось вокруг. Между курами и утками закипела возня и драка, в воздух поднялись перья. Петух-зачинщик сидел на заборе; громко прокукарекав, он взлетел и приземлился в самую гущу птиц, распугивая их.

Куры увидели незакрытую дверь и высыпали из загона, за ними вальяжно переваливались с боку на бок утки.

Заслышав птичьи крики, на крыльцо выскочила кухарка.

– Ой-ой, – запричитала она. – Совсем безрукая ты что ли? Надо изловить птицу пока она не разбежалась по чужим огородам. Не миновать нам тогда гнева хозяина.

– Сами ловите своих кур, – огрызнулась девица, отбиваясь от задиристого петуха, так и норовившего её клюнуть. – Не служанка я чтобы чашки мыть да птицу кормить.

В сердцах пнула она распахнутую дверку, выбежала из загона размахивая руками.

– Я командовать вами должна, а не чёрную работу исполнять!Я невестой сюда приехала… Ай!

На плече девицы сомкнулись крупные зубы. Повернув голову, она увидела лошадь. Крупный конь прижал уши, злобно закатил глаза. Беспомощно свисавшая из его пасти девица, извивалась, крутилась, но зубы держали крепко.