Слово о быте Кощеевом

Бог остановился и стал вслушиваться в голос, звучавший в его голове.

– Это твой маленький слуга.

– Добрался. Упрямый мальчишка, – прошептал Кощей.

– Что ты сказал?

– Тебя это не касается, – сказал Кощей, схватил бога за руку и повёл за собой за горизонт.

Главный жрец заперся в в своей комнатке, походившей на чулан. С благоговением открыл сундук и принялся вынимать сокровища: расшитые сверкающими самоцветами и отороченная мехом мантия, рубаха, новые сапоги из кожи заморского зверя, названия которого и не выговорить, венец из чистого золота. Быть ему равным богам и облачение тому подтверждение. Неплохо бы сначала баню истопить – не может божество смердеть точно козёл. Печь с вечера послушники хорошо истопили, не должны угли погаснуть и кадушка с колодезной водой полна. Совершит он омовение и вернётся в мир новым человеком. Божественным.

В свете лучины на дне сундука блеснуло расколотое зеркало – ещё одно сокровище. Примостив его на крышку сундука, жрец принялся принимать подобающие позы, которые по его разумению подойдут наместнику богов. Покрутившись перед осколком так и сяк, жрец подумал, что надобно и речь подходящую придумать. Такую, чтоб пронзала насквозь, подобно вертелу пронзающего мясо.

В животе заурчало.

На цыпочках жрец прокрался на кухню, половицы кое-где предательски поскрипывали – нерадивые послушники не удосужились летом переложить пол. В темноте алым оком светилось устье печи, а на шестке сидело лохматое нечто, отщипывало от куска побольше куски поменьше и что-то съедало, а что-то бросало в тлеющие угли.

Вот оно, испытание – бес в молельной избе; в прибежище для людей простых. Сидит, как у себя в…сидит себе спокойно и доедает что-то или кого-то!

От внезапно посетившей страшной мысли, жрец всхлипнул и тут же прикрыл руками рот. Бес обернулся. Вместо волос на голове полыхало пламя, большие глаза сверкали алыми искрами, а изо рта стекала…

– …кккровь.., – выдавил из себя жрец и побежал к входной двери. По пути налетел на лавку, сшиб кадушку с водой, подскользнулся и рухнул на пол, ударился головой и свет бесовского пламени померк перед глазами. Главный жрец, как пугливая девица при виде мыши, лишился чувств.

Ванька вытянул голову, силясь получше рассмотреть ночного гостя.

Главный жрец.

На собрании в своём облачении выглядел напыщенным индюком, а оказался ощипанной курицей.

В луже на боку покачивалась кадушка.

Отёр Ванька блестевшие от жира губы, вытер о рубаху руки, спустился вниз. Боязливо, точно кошка, аккуратно обошёл лужу. Идти назад домой по темноте не хотелось. Посмотреть что ли местечко на печи в уголке и переждать. Дождаться возвращения Кощея.

За горизонтом было холодно и тихо. Стеной клубились чёрные тучи, а за ними был беспросветный мрак. Бог всякого зверья остолбенел и съёжился.

– А как мы отыщем тьму? – спросил бог.

– Она знает, что мы здесь.

– Верни солнце, тьма! И побыстрее! Здесь темно и холодно. А не вернёшь, мой воин сразит тебя.

Кощей покачал головой; боги по разуму – что малые дети.

– Мелкий божок и тот, кто не желает служить мне, – пророкотал голос.

– Не божок, а бог зверья всякого и гадов.

– Шумные и суетные создания. Такие же, как и их создатели.

– Верни нам солнце и убирайся прочь!

Смех раскатился в вышине.

– Это вы вторглись в мои владения, потревожили мой покой.

– Мы добрые боги и творим земли новые, населяем их созданиями разными.

– Отчего не спросили дозволения творить земли и созданий?

– А ты бы разрешила?

– Мы могли договориться.

Бог зверья замолчал, взглянул на Кощея, словно ожидая одобрения. Кощей молчал и смотрел на клубящиеся тучи перед собой.

– Договаривайся, – сухо бросил он. – От тебя будут зависеть жизни зверья и людей.

Бог нахмурился. Никогда и ни с кем не вёл он переговоров, разве только что спорил с другими богами в пылу азарта. Мало волновали его живые создания на сотворённых землях. Стоявший подле Кощей невольно внушал страх. Его бог боялся больше.

– А сейчас я могу с тобой договориться, тьма?

– Отчего нет.

– Поделим солнце. Пускай весну и лето оно будет в наших владениях, а осень и зиму в твоих. Зимой все-равно от него проку мало, а люди и звери прячутся по своим домам и норам.

– Что скажешь, Кощей? – мурлыкнула явно обрадованная тьма. – Тебе за порядком на землях людских придётся следить.

– Это ты должна решить, тьма. А не простой человек, – топнул ногой рассердившийся бог зверья.

– Давно он не простой человек, мелкий божок. Он вправе занят ваше место и повелевать сотворёнными вами землями и их обитателями.

– Что ты говоришь, тьма? – пуще прежнего разъярился бог зверья.

– Раз ответ за мной, то быть тебе, Кощей, наместником богов и моим в землях людских.

Скрипнул зубами бог зверья, но не сказал ничего против. Вздохнул Кощей.

– А теперь ступайте, мы с солнцем ляжем спать.

На другой день молельная изба гудела, точно улей. Народу пришло столько, что и не поместились все.

Главный жрец был непривычно тих и скромен. Лоб его украшала большая шишка, под глазом красовался синяк; яркие одеяния сменились простой рубахой послушника.

– Внемлите мне, люди! Удивит вас вид мой, но то, что случилось ночью было ещё удивительней.

Гудящая толпа умолкла, все прислушивались к словам жреца.

И поведал он, что пришёл за ним бес с пламенем вместо волос, огромными зубищами, с которых стекала кровь и едва не утащил за собой в пламень мира Посмертного. Насилу отбился кадушкой. Но ранил его бес – вон какая большая шишка на лбу и синяк под глазом. А следом привиделся ему бог, сказал, что солнцу тоже отдых надобен и будет оно до весны спать. А весной вытянут его на небосвод и согреет оно землю. Посему дал он обет: до весны носить рубаху простую, которая послушникам положена.

Зашумела толпа – не хотели люди принимать нечто новое, да ничего не сделать. Если так решили боги, так тому и быть.

– А как быть с праздником урожая? – раздался из толпы знакомый докучливый голос.

Растерялся главный жрец.

– Отмечать будем! – выкрикнул староста. – Сегодня же и начнём.