На грани вымирания

Слегка улыбнувшись, поджимая губы, Кэрнил притягивает лицо Деймона, утыкаясь своим лбом в его. Если до этого не было других звуков, стояла невыносимая тишина, то сейчас вокруг них были только они, словно укрытые невидимым куполом. Где только они, спокойствие, и где безопасно.

– Дей… – от этого в груди Деймона разгорается целое пламя: такое родное, тёплое и привычное. Только Леон может так произносить его имя; только он может искажать его и делать это с достоинством. – Дей… – повторяет, переместив руку на затылок, сжимая сальные пряди, прикрыв глаза.

Повернув голову немного в бок, хмуря лицо, готовый расплакаться, Леон некоторое время молчит, собираясь с мыслями, потому что сейчас, в этой странной атмосфере, он не хочет спугнуть Деймона. На данный момент старший брат, открывший душу, позволивший слезам потечь, слишком уязвим, и слова, которые сорвутся с пересохших уст, должны звучать утвердительно.

Открыв глаза, видя перед собой лишь лесную глушь и чувствуя размеренное дыхание в районе подбородка, поворачивается, обеими ладонями обхватывая лицо и утыкаясь сильнее лбом, давя. Сейчас Леон походит на мужчину, познавшего все невзгоды и принявшего на себя роль родителя, которому следует обучать своего ребёнка, давая полезные уроки. Пусть они немного поменялись ролями, но Деймон обычный человек, со своими извилинами в голове, со своими чувствами, страхами и эмоциями. Он хочет казаться сильным для него и ради него, поэтому Леон не может не показать свою поддержку, давая понять, что они вместе. И пока это так – плохого исхода не будет.

– Дей, а теперь ты послушай меня. Я твой брат. Мне плевать, как считаешь ты, но ты для меня единственный родной человек, оставшийся на этом свете. И если лошадь убили, шансов мало, ничего уже невозможно, то это не так, слышишь?! Мы выберемся, потому что мы вместе, – в голосе слышны нотки стали, твёрдости. То, чего так хотелось в глубине души услышать Деймону. Всё-таки, Леон умеет задеть его с любой стороны этого слова. – Я не дам тебе подохнуть, пока сам того не захочу, понимаешь? Я не дам подохнуть нам. Если кому-то так… понадобится наш труп, то тому придётся хорошо постараться. Мы выживем, понял? Мне плевать на всё. Мне плевать на всех! Кроме тебя. Ты мой брат, и я не позволю никому отнять тебя у меня, и никому не позволю перейти нам дорогу, – Деймон, не веривший в то, что всё это действительно слетает с уст Леона, широко раскрывает глаза, видя его лицо перед собой слишком близко. Оно немного расплывается, потому что Фрай не видит вблизи так же чётко, как вдали. – Тем более, Мерелин с нами. Она странная, да, но я чувствую, что она хорошая. Нас трое, мы уже маленькая банда, которая сможет найти безопасное место и спокойно жить. Ты мне веришь? Мы справимся. Обещаю, я всегда буду рядом.

Держась из последних сил, чтобы не расплакаться посреди своей красноречивой речи, Леон резко обнимает брата. Он смог! Он сам не верит, что смог найти в себе стрежень мужества, скрываемый очень глубоко.

Опешив, всё ещё пребывая в шоковом состоянии, Деймон покрасневшими глазами смотрит на ствол дерева с суховатой корой, медленно перемещая руки, обнимая в ответ. Сейчас это ему действительно нужно. Подняв глаза туда, где должно располагаться небо, он встречается с густой кроной. Улыбнувшись одними уголками губ, ощущая боль от непривычных слёз в районе глаз, он говорит только одно, отвечая:

– Верю.

Глава VIII. На дне

Журчание воды, шелест листьев – звуки, которыми так любит наслаждаться маленькая Мерелин, постоянно сбегающая из-под присмотра родителей со старшим братом. Это рискованно, опасно, но она, не слушая никого, а только собственное сердце, и потакая своим желаниям, каждый раз просится с ним, зная, что узнай об этом отец, худо будет всем. Особенно, Стефану – любимому старшему брату, но не столь любимому ребёнку в семье: только мать искренне ценит и дорожит каждым, будь воля отца – давно бы избавился от отпрыска, портящего его любимую дочь. И вывод тут только один: он не родной сын. Стефан прекрасно это знает, но Мерелин не поймёт, поэтому от неё всё сокрыто, пока не настанет время. Возможно, ей это знать и ни к чему. Какой от этого будет прок? Мать одна – остальное неважно.

Опустив ножки в ручей, Мерелин блаженно прикрывает глаза, ощущая его прохладу и свежесть, глубоко вдыхая лесной воздух и наслаждаясь атмосферой спокойствия. Находиться рядом с братом, тренироваться с ним, учиться, заниматься – что угодно, лишь бы быть рядом и чувствовать себя свободной. Только в такие моменты маленькая Мерелин понимает цену свободы.

– Аккуратнее, хорошо? – Стефан, тихо подошедший сзади, резко хватает сестру за плечи. Испугавшись, она едва не падает.

– Бра-а-атик! – девчачий визг разносится по округе, слегка оглушая его на одно ухо, когда Мерелин резко поворачивается.

– Ну всё, оглушила, негодница, – он заливается смехом, нарочно вставляет палец в ухо.

Недовольно надув губки, скрестив руки на груди, Мерелин исподлобья взирает на него.

– Моя маленькая сестричка, – он тепло улыбается, произнося ласково, присаживаясь на колени, чтобы поравняться с ней. Влага тут же безжалостно впитывается в коричневые лёгкие штаны. – Пошли, будем учиться стрелять из лука: я его как раз закончил. – Ему достаточно было сказать только «пошли», чтобы вместо недовольной гримасы лицо Мерелин озарила лучезарная улыбка до ушей. Почти светящаяся. В этот момент Стефану показалось, что ему улыбается само солнце.

Встав, разминая спину, подняв руки к небу и опускаясь в разные стороны, Стефан отходит глубже на участок, беря в руки самодельный деревянный лук, обвязанный верёвками. Поправив конец, проверяя натяжение тетивы, он берёт стрелу, дожидаясь своей маленькой сестры, радостно скачущей к нему.

Подпрыгивая, чуть не путаясь в ногах, Мерелин налетает на него, обнимая, чуть сжимая за торс, и громко хихикая.

– Если ты хочешь меня убить, то у тебя отлично… Кхм… получается… – он кряхтит, пытаясь сохранить равновесие и не повалиться на землю вместе с ней.

Звонкий девичий смех заполняет территорию. Каждый раз, находясь с ней, ему кажется, что всё происходящее лишь сон, который совсем скоро закончится на самом интересном месте или оборвётся тогда, когда будет невыносимо больно. Растягивая губы в улыбке, поглаживая светлую макушку, Стефан даёт ей лук, обходя, чтобы встать за спиной. Присев на корточки, старший Колинс кладёт грубые ладони на маленькие подрагивающие от нетерпения плечи, усмехаясь.

Его маленькая сестрёнка действительно взбудоражена этим.

Приложив стрелу к тетиве, Мерелин пытается удержать её на месте, натягивая, что получается весьма скверно. Стрела, словно являвшая собой живую змею, упрямо выскальзывает из маленьких пальчиков, падая на пушистую траву. Злясь, гневно топая, Мерелин также упрямо, как и стрела, повторяет всё снова и снова, желая достичь уже хоть какого-нибудь результата.

– Т-ш-ш. Спокойнее. – Стефан кладёт ладони поверх маленьких, сжимая, чтобы удержать лук на весу и натянуть тетиву со стрелой. – Вот так. Успокойся. Почувствуй его. Задержи дыхание и расслабься, выпуская стрелу.

Натягивая вместе тетиву до нужного момента, держа ровно локоть, Мерелин проделывает всё то, что проговорил ей минутой ранее старший брат, выпуская из рук снаряд. Стрела, тоже сделанная Стефаном, разрезает воздух, чуть задевая кору дерева и улетая вглубь леса.

– Почти. Ты умница, Колосок.

Он начал называть её так, как только впервые увидел маленькие пухлые щёчки – розовые, тёплые и мягкие; как только впервые взял на руки и понял, что станет её рыцарем в блестящих доспехах, а точнее – смазливым мальчонкой в рваных тряпках. Но это не столь важно. Важно то, что для неё, своей младшей любимой сестры, он сделает всё, даже если это «всё» будет за пределами его принципов.

– Почти – не считается! – выкрикнув откуда-то из-за кустов, Мерелин отважно пробирается сквозь них, выискивая стрелу. Та просто не могла улететь далеко.

Кряхтя, возмущаясь, забавно морща носик, младшая Колинс начинает ругаться сильнее, когда край футболки цепляется за торчащий сухой сук. Нахмурив брови, поджимая губы, чувствуя спавшие с висков волосы, Мерелин закатывает глаза, убирая непослушные пряди. Отцепив край ткани от ветки, проверяя на наличие дыр, девочка громко дышит, раздувая широко ноздри, в мыслях проклиная всё на свете.

Сегодня частично не её день.

Просунув тонкие пальчики в образовавшиеся дырочки, Мерелин устало хмурится, откидывая край футболки, начиная идти дальше, вглубь, пытаясь найти стрелу. Стефан, заволновавшись из-за долгого отсутствия Мерелин и угнетающей лесной тишины, поднимается с корточек, двигаясь следом: пусть лучше он будет видеть её перед глазами, чтобы лишний раз не прокручивать в голове самые разнообразные ситуации, в которых ему видится и летальный исход. Всё-таки, они живут в деревушке посреди леса, гуляют в нём, охотятся, радуются жизни, любят… Лес – не то место, где стоит растить детей, особенно, если он может кишеть тварями. И самыми опасными из них являются люди.

– Колосок… – не получив ответа, Стефан с опасением в сердце и тревогой на душе, ускоряет шаг. Быстро пробираясь через кусты, он видит на открывшейся поляне, обросшей мелкими кустарниками, папоротниками и полевыми цветами, Мерелин со стрелой в руках. – Ты меня напугала…

Стефан выскальзывает из тени леса в солнечное пространство – открытое, просторное, на котором можно лечь и посмотреть на фигуристые облака, размышляя и наслаждаясь атмосферой. Такие места единичны, оттого притягательно манящие и захватывающие. Только на подобных полянах в районе лесных пустошей можно свободно созерцать небо и восхищаться его силой.

– Не делай так больше, хорошо? Не убегай от меня далеко, – голос слегка встревоженный, с нотками власти, надламывается. Стефан хочет, чтобы Мерелин понимала, что он лишь пытается защитить её и дать понять, что маленькой девочке разгуливать одной в такой местности крайне рискованно. Здесь может быть слишком опасно.

– Хорошо, братик. Пошли снова стрелять, я нашла её, – широко улыбаясь, тыкая наконечником стрелы в сторону Стефана, Мерелин размахивает ею, пробегая мимо него, крича что-то наподобие «кто последний, тот…».

***

Колосок. Стрельба. Брат. Последние их дни вместе, и сейчас, когда всё снова возвращается в сновидениях, Мерелин ощущает свою никчёмность, беспомощность и отвращение к самой себе. Всё из-за неё! Это было так давно, но осада от его потери навсегда оставила отпечаток в сердце, выгравировав ножом «виновата». От осознания того, что если бы не её прихоти, желания и капризы, он мог бы быть сейчас рядом, снова успокаивая, поглаживая по плечам и шепча что-то наподобие «Колосок, моя маленькая, глупая, я рядом, всё будет хорошо…», ей становится тошно.

Ничего уже не будет хорошо.

Поджимая губы, сжимая ткань порванной футболки, Мерелин роняет крупные слёзы. Обнимая себя за плечи, подтягивая ноги к груди, она, отвернувшись к стене, пытается сдержать эмоции, чтобы они, ушедшие собрать хвороста для огня, вернувшись, не видели её в таком подавленном состоянии. Никто из них не знает историй друг друга. Возможно, знать прошлое, ворошить его, не лучшая затея: сейчас главное выжить, найти безопасное место и, может быть, удастся узнать о каждом чуть больше того, что уже известно.

Кинув мимолётный взгляд за спину, убедившись, что их ещё нет, Мерелин осторожно приподнимается, вжимаясь в угол, надеясь согреться. Ей холодно, но не от того, что на улице ударили морозы. Нет, погода прекрасна. Не будь всех этих проблем, она бы с удовольствием вышла на прогулку, наслаждаясь свежим лесным воздухом. Прошлась бы до речки, окунувшись в прохладу, и ощутив истинную свободу и уединение с природой. А идеальным завершением стали бы посиделки у костра с родными, друзьями… С теми, кого больше нет…

Всхлипнув, вжимаясь в угол старого сарая, Мерелин вытирает нос, оставляя на нём стекающие сопли. Склизкие, зеленоватые. Поморщившись, кривя покрасневшее от слёз горечи лицо, Колинс обтирает липкий палец о край футболки, снова обнимая себя за слегка подрагивающие плечи.

Подняв голову к потолку гниющего здания, Мерелин всё же подмечает про себя, что ночлег нашёлся достаточно быстро и сарай, в который они забрели, просторный, сокрытый в самой глуби леса. В нём мало что есть, но им достаточно только заночевать, чтобы с рассветом двинуться дальше. Пусть он выглядит непримечательно, в какой-то степени безопасно, оставаться в нём дольше нельзя. Они видели людей, вооружённых, наглых, громких, ранили одного из них и сбежали: те головорезы были достаточно близко к ним и, хоть они прошли приличное расстояние до привала, рисковать лишний раз не стоило.

Вздрогнув, вынырнув из мыслей, Мерелин замирает, затаивая дыхание. Где-то за стеной, снаружи, она услышала хруст ветки и грузные шаги. Может быть, это вернулись Деймон и Леон, но, наученная горьким опытом, она не издает ни звука, ожидая дальнейших действий ходящего вокруг да около.

Словно сливаясь со стеной, становясь её полотном, Мерелин прижимает ладони ко рту, закрываясь сальными волосами.

– Напугал?

Она пугается, слыша его голос. Приятный, бархатный, тягучий.

– Не хотел, – он виновато опускает глаза, приподнимая один уголок губ, почёсывая затылок левой рукой. В правой – дряхлый лук.

Зацепившись взглядом за оружие, не совсем понимая, зачем Деймон принёс его, она внимательно смотрит на него. Под пристальным взором синих глаз Фрай тушуется, принимая серьёзное выражение лица. Кивнув на оружие в руках, сделанное собственноручно, Деймон протягивает его, начиная:

– Он теперь твой.

Без прелюдий. Без лишней фальши. Без всего. Он говорит твёрдо, коротко, понятно. Его редко удаётся разговорить, и пока Мерелин не могла присутствовать в такие моменты: всё доставалось Леону.

– М-мой? – Мерелин прекрасно умеет стрелять из лука – ей не доставит труда сделать это с большого расстояния, попав в зайца, который будет убегать, но столь неожиданный подарок немного вгоняет в замешательство.

– Твой.

Присев рядом, облокотившись о стену, Деймон протягивает его ей.

– Подарок? – решив разбавить угнетающую атмосферу и внести в серый вечер красок, она берёт оружие, откладывая в сторону, усмехаясь, видя красные пятна на бледной щеке юноши. Профиль у него действительно красивый, изящный, ровный: такому только позавидовать. Природа не обделила, постаралась.

– Да, подарок, – придя в себя, Деймон поспешно отвечает, отгоняя смущение на задний план.

Мерелин, отведя взгляд, мельком пробегает по ровной, вытянутой дугой, ветви, обмотанной веревками, образовавшими тетиву. Пусть он был самодельным, самым обыкновенным, но от того, что он позаботился о её безопасности и доверил оружие, греет душу и заставляет расплываться в лёгкой улыбке, вспоминая сон и последние дни с братом, когда он обучал стрельбе.

– Решил, что ты тоже должна защищаться в случае чего.

– Или охотиться, – подняв синие глаза, смотря на красивый профиль Деймона, она продолжает улыбаться, начиная ощущать предательский жар на щеках. Ещё немного и она будет подобна пламеню.

– Или охотиться. – Деймон неосознанно повторяет за ней.

– Ты в порядке? – в голосе слышатся нотки беспокойства, какое-то волнение. Это немного пугает Мерелин, но она, словно не владея собой, в каком-то безумном порыве, легко кладёт ладонь на чужое плечо, вынуждая обратить на неё внимание и перестать смотреть в одну точку.

– Прости, да. – Поворачивается к ней, видя совсем рядом горящие синие глаза – глубокие, бездонные. Кажется, в них он утонул. И уже не раз. – Я не подумал, ты умеешь с ним управляться? – собравшись с мыслями, кивает на лук, вырывая Мерелин из собственных цепей разума.

– Д-да, – опешив, отогнав все безобразные рисунки из головы, она трясёт головой, кладя руку поверх древка.

– Хорошо.

В голове пустота. Он не думает ни о чём – и это его пугает. Такого ещё не было. Это что-то новое. И тепло внутри, медленно разгорающееся по маленьким крупицам, тоже отталкивает, потому что это то, чего он раньше не испытывал, и сейчас, когда все действия должны быть направлены на выживание, а голова – сохранять ясность ума, становится немного страшно. Прикрыв глаза, передёрнув плечами, Деймон не издаёт больше ни звука: почти не дышит, не шевелится. Словно слился со стеной, став её неотъемлемой частью. Возможно, так его никто не заметит, и он перестанет испытывать эти странные ощущения.

Время тянется. Размеренное дыхание слышится над ухом слева, лёгкое шуршание одежды и скребок ногтём по деревянному сырому настилу. Ему кажется, будто он стал отчётливее распознавать звуки, доносящиеся поблизости, в особенности – остро ощущать Мерелин, и всё то, что она делает. Как дышит, как шмыгает носом, водит пальцем по полу, касается лука. Абсолютно всё!

Смотря на выход из сарая, с каждым годом отсыревающего под дождями и солнцем, Фрай старается сфокусироваться, чтобы перестать слышать только её. Он согласен на звон в ушах, тресканье поленьев в костре, болтовню Леона, но не на то, чтобы так рьяно ощущать и чувствовать всё, что делает она!

Вдохнув больше воздуха, затем тяжело выдохнув, Деймон мельком бросает взгляд на Мерелин. Она изредка дёргает курносым носом, вытирая пальцем стекающие сопли, и старается всячески бросать свой взор куда угодно, но только не на него. Мерелин не боится его. Совсем нет. На самом деле такой человек, как Фрай, внушает ей некое спокойствие и… доверие? Нет, пока слишком громкое слово. Пусть они уже в пути несколько дней и друг друга ещё никак не успели подвести или загнать в ловушку, доверять на максимальном уровне она пока не готова: слишком высок риск и не оправдана затея.

Её пугает совсем не то, что он пришёл, сидит рядом и старается делать вид, что не обращает внимания. Хотя она прекрасно видит периферическим зрением, что он смотрит. Бросает свои нелепые попытки взглянуть на неё и сделать вид, что этого не было. Если бы она только знала, что в чём-то они всё же похожи.

Дёрнув носом, вдохнув исходящий от него запах древесины, свежей травы и отдалённых ноток костра, Мерелин прикрывает глаза, наслаждаясь. Такое душевное сочетание, столь родное: оно позволяет ей окунуться в детство и вспомнить посиделки у прыгающего пламени, когда все родные и близкие люди были рядом, весело что-то обсуждая и споря. Это то время, которое ценилось меньше всего. Правильно, ведь не зря говорят: мы начинаем ценить, когда уже потеряем.

Возможно, тогда Мерелин не отдавала отчёта себе и своим действиям, иногда грубя и делая так, как не следовало бы, но сейчас, следуя зову сердца и инстинкту самосохранения, воспоминания теплящей надеждой будут греть её душу, наставляя на правильный путь. Теперь каждое новое мгновение будет ценным. Осознание всего пришло слишком поздно, но лучше уж так, чем никогда не вырасти из своих старых неверных устоев и навсегда застрять в детстве, где всё решали родители, несмотря ни на что.

Открыв синие глаза, блестевшие от наплывших слёз, Мерелин резко смахивает их с подрагивающих ресниц, поворачиваясь к Деймону:

– А… а когда вернётся Леон?

Вопрос, неожиданно прозвучавший для Фрая, пытающегося совладать со своим внутренним цунами, снова заставляет надеть его на себя маску спокойствия. Он отвечает довольно резко:

– Пойду посмотрю, где он: уже должен был прийти.

Ответ немного её удивляет: не так коротко, как обычно. Наверное, ей кажется, он мог ответить иначе, сказать, как и всегда: «уже должен» или «скоро будет». Но слов было чуть больше.

Слегка приподняв уголки губ, Мерелин мягко кивает.

––

Пламя танцует под дуновениями вечернего ветра, одаривая искрящимися бликами сидящих неподалёку. Горящие поленья, медленно исчезающие в огне, превращаются в пепел, одурманивая своим тягучим и густым древесным ароматом, отдающим смолистыми оттенками. Под их одурманивающими чарами глаза невольно закрываются, перенося в те дни, когда всё было тихо, размеренно… спокойно. В те дни, когда они задорно смеялись, не боясь быть услышанными, и веселились, медленно потягивая эль. В те дни, когда никто не думал о том, что скоро всему человечеству будет угрожать монстр, созданный собственными руками, случайно вырвавшийся, и уничтожающий всё, что возможно.

Загребая двумя пальцами остатки мясной консервы, Деймон смотрит в пламя. Перед ним телегой проносятся воспоминания былых времён, в которые он также просто следил за всеми. В которые ему не нужно было лишний раз осторожничать или подбирать слова, усердно думать, как выжить, и не попасться никому, потому что патронов в обойме мало, а стрел – ещё меньше. Он самостоятельно сделал лук для Мерелин, но стрелы, совсем хлипкие, были за сараем, приставленные в колчане к стене. Они знали, что тут обитал охотник, поэтому это не было каким-то удивлением.

Проведя последний раз вдоль железных стенок, Деймон отставляет банку, ещё чувствуя голод. Живот не так сильно урчит, они умело распределили найденные припасы на эти дни, и сейчас им настал конец. Не дели они всё с Мерелин, им бы хватило на дольше, но Деймон и Леон, хоть и голодающие, не могли себе позволить опуститься до того, чтобы не дать бедной девушке, вмиг лишившейся всего, даже поесть или находиться в их обществе.

Облокотившись на руки, выставив позади себя, Фрай поднимает голову к ночному небу, сокрытому за широкими кронами деревьев, – величественных, старых. Ему так хочется уже выбраться из этого леса, взглянуть на звёзды, разглядеть фигурные облака, купаясь в лучах горячего солнца, и насладиться их красотой. Сколько они уже дней бродят среди извилистых троп, зарослей и недругов или хищников, желающих только полакомиться наживой? Он потерял счёт времени. Перестал понимать, какое сейчас число или сколько они уже знают Мерелин. Чувство, словно долгое время, потому что с ней нет напряжения, только странные ощущения и мысли, что, возможно, все знакомы уже так много, что и не сосчитать, хотя прошла от силы неделя, может – две.

Леон, вылизав железные стенки, откидывает банку куда-то в кусты, не заботясь о благосостоянии природы, в которой необходимо жить и выживать. Он так голоден, что соображать удаётся с большим трудом: хочется только чем-то занять голову, чтобы не думать о еде и… девушках. Раньше Леону не приходило в голову, что случайные связи, разгульный образ и безответственность могут покинуть его в одночасье, просто швырнув со всей силы в стену из жестокости, страха и надеждах увидеть новый день.

Сглотнув, поправив сальные тёмно-русые волосы, Леон бросает мимолётный взгляд на сидящую напротив Мерелин, отмечая несознательно про себя, что она не в его вкусе. Слишком молчаливая, милая, невинная… Ему нравятся более властные, изящные и сексуальные женщины, способные заткнуть словом. И не только словом. Усмехнувшись про себя, уже начиная мысленно представлять самые непристойные позы и образы, чувствуя нарастающий жар внизу живота, он машет головой, отгоняя нахлынувшие чувства.

– Может, перестанем сидеть так, словно кто-то умер? – переводит взгляд с одной на другого, ожидая хоть какую-то реакцию.

Деймон решил игнорировать пустую болтовню брата, но Мерелин, не делавшая так раньше, заставляет его покраснеть и начать говорить с ней, чтобы вывести на какой-нибудь разговор – пусть даже нелепый и не несущий в себе никакого смысла. Впрочем, как и всегда.

– Малышка Мэр, расскажи, как тебе наша прекрасная компания?

Вальяжно усевшись, широко расставив ноги, согнутые в коленях, Леон пристально следит за Мерелин. Ему интересно всё, что будет отражено на её прелестном личике, скрывающем настоящий возраст: она выглядит гораздо младше своих двадцати с хвостиком. Он определённо уверен в том, что ей двадцать с хвостиком. Уверен, что она почти их ровесница.

Опешив от вопроса, поперхнувшись последними остатками мясной консервы, Колинс вытирает тыльной стороной ладони испачканные, блестевшие от жира, губы, гулко сглатывая. Поправив выбившуюся прядь светлых волос, поднимая синие глаза, отливающие фиолетовым в свете яркого пламени, она отвечает, немного подумав:

– Чудесно.

– Скудно. Ты от Деймона понабралась отвечать одним словом?! – улыбнувшись, видя, как сверкнули глаза Фрая, Мерелин слегка кивает, отчего Леон сильнее багровеет, дуя щёки. – Нельзя вас одних оставлять, ой, нельзя… Я понял… – проведя языком по пересохшим губам, Кэрнил подползает ближе к брату, кладя голову на крепкое плечо.

Старательно игнорируя чужое присутствие, продолжая смотреть то на кроны, то на пылающие поленья, искрящие в костре, Деймон закатывает глаза, не уделяя даже толики внимания негодному брату.

– Тебе это не удастся, ты же знаешь?

Леон, широко улыбаясь ровными зубами, тянется к лицу Деймона, сдавливая пальцами щёки. Мерелин пытается не смеяться, чтобы и без того сверкающие не добрым знаком глаза Фрая не стали пылать сильнее.