
Полная версия
Мирина – жрица Скифии
Вернувшись в свой шатер, Аргимпаса нарядила Мирину в красивое шелковое платье, отороченное нежным мехом горностая, и обула в изящные башмачки, расшитые замысловатым узором. Шею девочки украсило первое в ее жизни жреческое ожерелье с золотыми фигурками оленей и грифонов. Провидица тщательно расчесала костяным гребнем волосы внучки и надела на ее прелестную головку золотой обруч с массивными височными подвесками, составленными из оправленных в золото крупных самоцветов. Этот бесценный головной убор принадлежал еще прабабушке Аргимпасы и переходил из поколения в поколение к женщинам, прошедшим жреческое посвящение. Открыв заветный ларец, провидица достала из него браслет из метеоритного железа в виде змеи, испещренной магическими символами, и вручила его Мирине. Восхитившись работой мастера, изготовившего амулет, девочка надела его на левую руку. Свободно скользнув по тонкой руке Мирины, браслет закрепился лишь на чуть выступающих мускулах выше предплечья.
– Когда этот уникальный амулет придется тебе впору на запястье, ты удостоишься чести, чтобы тебе покрыли татуировкой руку от плеча до кисти, – торжественным голосом сообщила Аргимпаса.
Внимательно оглядев наряд внучки, жрица удовлетворенно вздохнула и взяла в руки большое бронзовое зеркало. Мирина взглянула на свое отражение и восхищенно ахнула:
– Бабушка, неужели это я!!!
– Конечно же ты, мое ненаглядное сокровище! Это ты, моя красавица! – проговорила Аргимпаса, любуясь внучкой.
Кокетливо покрутившись перед зеркалом, Мирина расцеловала бесконечно мудрое лицо провидицы и решительно заявила:
– А теперь, дорогая бабушка, моя очередь разодеть тебя как царицу Скифии!
Аргимпаса позволила Мирине облачить ее в длинное складчатое платье, сотканное из шерстяного пуха, и беличий нагрудник, отороченный горностаем. После чего девочка старательно закрепила на голове пожилой жрицы мягкую остроконечную шапочку, расшитую золотыми бляшками-цветами и длинное, спускающееся до пояса покрывало, обрамленное каймой из золотых бляшек с изображением богини Апи. Головной убор Аргимпасы дополняли великолепные височные кольца с сердоликовыми подвесками. Мирина любовно украсила шею провидицы пятью драгоценными ожерельями, соответствующими ее высокому жреческому статусу. Скифы любили носить драгоценности, и потому Аргимпаса щедро нанизала на свои запястья несколько сверкающих золотых и серебряных браслетов, а пальцы украсила дорогими перстнями, на одном из которых был выгравирован летящий лебедь. Оценив роскошный наряд и величественную осанку бабушки, Мирина от восторга захлопала в ладоши. Улыбнувшись своему отражению в зеркале, Аргимпаса обняла за плечи внучку и вывела ее из шатра.
Первым человеком, которого они встретили, была конечно Томира. Она уже давно бродила вокруг шатра провидицы, изнывая от нетерпения поскорее встретиться с Мириной.
Увидав выходившую из шатра подругу, Томира с радостным визгом бросилась ей навстречу. Но, заметив на Мирине богатые жреческие украшения, она вдруг замерла на месте и испуганно посмотрела на Аргимпасу.
– Все хорошо, Томирочка! Ты не нарушила запрет! – ласково улыбнувшись, успокоила девочку провидица. – Сейчас полдень и с этого момента с новой жрицей могут общаться все соплеменники.
Шагнув вперед, Мирина крепко обняла свою верную подругу и шепнула ей на ухо:
– Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучилась!
– Правда! А я так переживала за тебя!!! – с чувством воскликнула Томира. – Всю ночь напролет я умоляла богиню Апи, чтобы она была милостива к тебе, и посвящение в жрицы прошло как можно удачней!
Аргимпаса взяла за руки неразлучных подруг, и они втроем отправились к месту, где должно было состояться торжественное представление соплеменникам новой жрицы и ритуальное жертвоприношение белого быка. Ради такого случая Томира надела на себя свое самое лучшее платье и новые украшения, привезенные ей отцом из похода.
Завидев дочь, беспечно шагающую вместе со жрицами, Спаретта страшно заволновалась и, укоризненно взглянув на Томиру, строго заговорила:
– Как ты могла ослушаться меня! Я ведь запретила тебе приближаться к Мирине вплоть до окончания церемонии жертвоприношения!
Аргимпаса погладила по голове залившуюся слезами девочку и мягко сказала:
– Не надо ругать ее, Спаретта! Томирочка не сделала ничего дурного! – немного помолчав, жрица вежливо обратилась к рассерженной на дочь женщине. – У меня есть к тебе просьба, Спаретта. После окончания ритуальной церемонии не могла бы ты явиться в мой шатер, чтобы помочь приготовить нам с Мириной праздничное угощение для всех детей кочевья.
– Конечно, Аргимпаса! Я почту за честь помочь вам в этом деле! – обрадовалась женщина.
Примирительно обняв за понурые плечики заплаканную дочь, Спаретта направилась с ней к стоявшим поодаль соплеменникам. Аргимпаса с торжественным видом представила опустившимся на колени людям избранную Богами новую жрицу, после чего подала знак вождю племени к началу церемонии заклания жертвенного быка. Таргитай и Ширак степенно вывели в центр большого круга, образованного кочевниками, красивого белого быка. Аргимпаса и Мирина встали друг против друга на некотором удалении от жертвенного животного. Пока Таргитай придерживал быка за крутые рога, Ширак быстро связал животному передние ноги. Встав позади быка, Ширак мощным рывком потянул на себя конец веревки и тем самым поверг жертву на землю. Во время падения животного жрицы стали громко произносить слова молитвы, взывая к скифской богине Апи и могущественным духам Природы, которым приносилась эта жертва.
Между тем Ширак набросил на шею белого быка крепкую петлю, сплетенную из выделанной кожи. Резким поворотом палки, всунутой в петлю, могучий воин задушил жертвенного быка. После того, как прекратилась его предсмертная агония, наиболее уважаемые мужчины племени принялись обдирать шкуру с еще теплого быка. А женщины разожгли сразу несколько больших костров, водрузив над ними бронзовые котлы, заранее наполненные свежей родниковой водой. Разделав жертвенного быка, мужчины заложили очищенное от костей мясо в кипящую воду. Когда дрова стали прогорать, женщины стали подбрасывать в костер бычьи кости, которые отлично горели, выделяя при этом много жара.
Понаблюдав немного за варкой мяса, провидица Аргимпаса вместе со Спареттой и девочками вернулась в кочевье, чтобы приготовить угощение для детей племени. Придя в шатер, они бережно сняли с себя праздничные одеяния и занялись работой. Из заранее приготовленного Аргимпасой теста женщины принялись выпекать сдобные лепешки и сладкие пироги. Мирина и Томира щедро накладывали вкусную начинку и, старательно защипав по краю очередной пирог, с наслаждением облизывали пальцы, испачканные сладким ягодным соком.
Обычные пшеничные лепешки были для детей кочевья большим лакомством, так как зерно и муку приходилось закупать у оседлых скифских племен, которые возделывали небольшие участки земли и выращивали на них пшеницу, просо и ячмень. Племя Таргитая было кочевым, а много зерна с собой не увезешь. К тому же и цена за зерно и муку была немалая. Но Аргимпаса ради такого случая, как посвящение в жрицы горячо любимой внучки, ничего не жалела и истратила на угощение весь свой запас муки и горшок дикого меда.
Пироги получились отменными. Порезав их на куски и уложив горкой на больших бронзовых блюдах, Аргимпаса и Спаретта расставили их на низких столиках перед шатром. Мирина с Томирой сновали туда сюда, вынося из шатра провидицы блюда с горячими румяными лепешками и чаши с медом. Восторгу набежавшей детворы не было предела. Они обступили столы и хватали грязными руками ароматные лепешки и куски пирогов. Сладкий сок заливал их подбородки и грудь. Руки стали липкими от меда, а на чумазые детские мордашки просто смешно было смотреть.
– Я так наелась, что меня даже немного тошнит, – поглаживая раздувшийся живот, созналась подруге Томира и громко икнула.
– Да ты всегда была жуткой обжорой! – беззлобно засмеялась над ней Мирина. – Я просто не понимаю, как в тебя влезает столько еды? Ведь ты совсем не толстая, Томира!
– Она берет пример со своего отца, Ширак тоже много ест! – услыхав разговор девочек, с улыбкой сообщила Спаретта.
– Но ведь Ширак самый большой и сильный мужчина племени, а Томира всего лишь девятилетняя девочка, – резонно отметила Мирина.
Разгоряченная работой у жарко пылающего очага Спаретта неопределенно пожала плечами и вытерла обильно струившийся со лба пот. Подумав, Мирина перевела взгляд на объевшуюся до изнеможения подругу, окинула пристальным взором ее вздувшийся живот, блестевшее от меда и ягодного сока лицо и вдруг озорно воскликнула:
– Представляешь, Томира! Вот если ты постоянно будешь так много есть, то вырастешь такой же огромной, как твой отец Ширак! Да массагеты просто умрут от ужаса, увидав, что на них, размахивая мечом, с воинственным кличем мчится на коне гигантская толстая женщина с мускулами, как у породистого жеребца!!!
Представив себе подобную картину, Аргимпаса и Спаретта расхохотались, а Томира повалилась на землю и, корчась в приступе безудержного смеха, дрыгала ногами. Ребятня, до сей поры с аппетитом уплетавшая лепешки с медом, оживилась и с радостным визгом принялась изображать великаншу Томиру, скачущую по степи с обнаженным мечом. При этом дети страшно раздували щеки и, свирепо вращая глазами, вприпрыжку носились вокруг столов, размахивая прутьями и ветками, заготовленными для розжига очага. То вдруг детвора принималась играть роль презренных массагетов. Корча мерзкие рожи, они хватались за головы, животы и свои тощие задницы, а затем падали на мнимое поле боя в самых дурацких и нелепых позах.
Подошедшие Таргитай и Ширак долго не могли сообразить, что за катавасия творится перед шатром Аргимпасы. Наконец Спаретта, давясь от смеха, кое-как объяснила им причину столь буйного веселья. Таргитай широко улыбнулся и, одобрительно подмигнув дочери, удалился в свой шатер. Ну, а Ширак громко фыркал и так заливисто хохотал, что на его глазах выступили слезы.
Позже, когда насытившиеся до отвала дети разбежались кто куда, и наступила относительная тишина, вернулся Таргитай с большим кожаным мешком в руках. С удовольствием оглядев вновь принарядившихся в праздничные одеяния женщин и девочек, Таргитай подозвал к себе Мирину. Достав из мешка великолепный железный акинáк, рукоять и ножны которого были украшены изысканной чеканкой и золотыми головками грифонов, вождь вручил его девочке и торжественно произнес:
– Мирина, в этот памятный и знаменательный для всего племени день, я решил подарить тебе свой любимый акинак. Придет время, ты вырастешь и станешь такой же отважной воительницей, какой была твоя мать Опия. И тогда этот замечательный акинак верно послужит тебе на поле битвы.
В глазах девочки появился радостный блеск, ведь это было ее первое боевое оружие. Бережно прижимая к груди акинак, Мирина низко поклонилась отцу. Ласково поцеловав дочку, вождь вновь полез в мешок и осторожно извлек из него высокий, необычайной красоты, женский головной убор. С почтительным поклоном Таргитай протянул его провидице Аргимпасе. Головной убор был изукрашен золотыми фигурками леопардов и парой белых лебедей, искусно вырезанных из кости. По просьбе Таргитая прекрасный, поистине царский, головной убор изготовил самый знаменитый мастер Скифии, и вождь ожидал подходящего случая, чтобы преподнести его в дар провидице Аргимпасе.
Растроганная до слез жрица с трепетом приняла столь изумительный подарок и, благословив Таргитая, по-матерински расцеловала его в лоб и щеки.
– Меня несказанно обрадовал твой бесценный дар, Таргитай. Такого великолепного головного убора нет ни у одной жрицы Скифии, – с благодарностью промолвила Аргимпаса. – Я буду надевать его в особо торжественных случаях, а когда умру, пусть меня в нем и похоронят.
– Мне приятно слышать, что подарок пришелся тебе по сердцу! – с достоинством отозвался вождь и, вновь поклонившись женщине, продолжил. – Твое светлое имя, провидица Аргимпаса, означает «Богиня Лебедь». Я решил увековечить его и потому велел мастеру украсить головной убор белыми лебедями. Ты когда-то излечила тяжелобольную жену этого мастера. Он не забыл твоей доброты и постарался вложить в работу всю свою душу и умение.
Аргимпаса любовно потрогала изящные фигурки белых лебедей и, сняв с себя прежний головной убор, надела новый.
– Какая же ты у меня красавица, бабушка! – всплеснув руками, восхищенно проговорила Мирина.
Спаретта проворно сбегала в шатер Аргимпасы и вынесла большое бронзовое зеркало. Провидица бережно поправила перед зеркалом нарядный головной убор, и ее мудрое лицо осветила лучезарная улыбка. Аргимпаса еще раз поблагодарила Таргитая за подарок и, желая доставить удовольствие присутствующим, величаво и важно прошлась перед ними в новом головном уборе. Дети радостно завизжали и захлопали в ладоши, а Таргитай, Ширак и Спаретта одобрительно кивали головами и улыбались.
Затем Таргитай обернулся к Томире и, глядя в лицо девочке, серьезно произнес:
– У меня есть подарок и для тебя, маленькая предсказательница! В память о нашем ночном разговоре я решил подарить тебе колчан со стрелами. Этот колчан не раз бывал со мной в самых ожесточенных битвах с врагом. Я уверен, Томира, что из тебя выйдет бесстрашная воительница и мой подарок принесет тебе удачу.
С этими словами Таргитай вынул из мешка богато изукрашенный чеканкой колчан, заполненный стрелами с белоснежным оперением. В центре драгоценного колчана был изображен в мощном прыжке золотой барс с угрожающе оскаленной пастью. Не только скифам, но даже их врагам было известно, что могучий барс был покровителем Таргитая, грозного и могущественного вождя кочевого племени.
У Томиры от восторга перехватило дух и бешено забилось сердце. Она с почтительным трепетом приняла из рук Таргитая столь дорогой подарок и подняла на отца сияющие глаза. Ширак был несказанно удивлен и озадачен таким поворотом дела. Ведь получить какой-либо дар из рук самого вождя, считалось большой честью для любого из соплеменников. Ширак терялся в догадках, не понимая, что такого необычного могла совершить его малолетняя дочь, чтобы заслужить подобный знак внимания?
Аргимпаса угостила мужчин оставшимися после пиршества детей лепешками. Затем взрослые отправились на то место, где состоялась церемония заклания жертвенного быка. Девочки задержались, чтобы убрать столы и навести порядок перед шатром Аргимпасы. Следуя на некотором расстоянии за Таргитаем и провидицей, Ширак и Спаретта негромко беседовали между собой.
– Ты не знаешь, за что наша Томирочка получила столь ценный подарок от вождя племени? – тихо осведомился Ширак у жены.
– Я и сама ничего не понимаю! – недоуменно пожав плечами, отозвалась Спаретта. – Но я непременно сегодня же расспрошу об этом Томиру!
– Н-н-да-а-а! Загадка! – разочарованно, что не услышал вразумительного ответа, протянул Ширак и почесал затылок.
Девочки быстро управились с делами, после чего Мирина решила показать подруге татуировку, которую сделала ей утром Аргимпаса. Томира пришла в неописуемый восторг при виде ярко-синего дракона, красовавшегося на плече Мирины. Она осторожно погладила его пальцем и, приблизив лицо, понюхала. От татуировки шел еле уловимый запах китайской туши. Томира пытливо заглянула в бездонные глаза подруги и, крепко обняв ее, спросила:
– Мы ведь никогда не расстанемся с тобой? Правда?!
– Никогда!!! – твердо заверила ее Мирина. – Я всегда буду любить тебя, как сестру!
Девочки со всей серьезностью поклялись друг другу в верности на всю жизнь. Мирина сделала острым концом акинака небольшие надрезы на руке у себя и Томиры, после чего они старательно слизали друг у друга выступившую из ранок кровь. Породнившись таким образом, девочки по-сестринский трижды расцеловались в обе щеки и лоб, а затем побежали к месту жертвоприношения, где уже собрались все соплеменники.
Между тем мясо жертвенного животного уже сварилось. По приказанию Аргимпасы часть мяса и внутренностей была брошена на землю в то место, где было совершено заклание белого быка. Это послужило сигналом к началу праздничного пиршества. Зачерпывая из котлов сочное мясо большими бронзовыми черпаками, люди принялись жадно поедать его, запивая крепким вином, кумысом и хмельной брагой. Все собравшиеся на пир соплеменники долго наслаждались вкусной обильной едой и пили горячащие кровь напитки. Устав от еды, под рокот барабанов и звонкие переливы пастушьего рожка, скифы громко распевали свои веселые и воинственные песни, а затем кружились в лихой пляске.
Вождь Таргитай попросил юношей и девушек исполнить для него любимый танец «Укрощение коня». Под нежные звуки свирели молодежь образовала большой круг и, взявшись за руки, принялась медленно двигаться по солнцу. Танцевать против движения солнца считалось у скифов большим грехом. Кочевники поклонялись Солнцу, признавая его своим Владыкой. Во время движения юноши и девушки распевали протяжную немного грустную песню. Затем музыканты заиграли быструю жизнерадостную мелодию. Громко и призывно зарокотал барабан, и танцоры один за другим стали выходить в центр круга, чтобы укротить воображаемого коня. При этом они высоко подпрыгивали, падали, катались по земле и ловко вскакивали, пытаясь оседлать невидимого жеребца. Зрители веселились от души и смеялись, громкими криками подбадривая незадачливых седоков. Больше всех радовались суетившиеся около взрослых дети. Они хлопали в ладоши и восторженно визжали, когда кто-либо из танцоров совершал наиболее удачный и эффектный кувырок через голову или высокий красивый прыжок.
По признанию соплеменников празднество, в честь посвящения в жрицы дочери вождя Мирины, удалось на славу.
Маленькая жрица
В многолюдном массагетском кочевье, расположенном далеко от границы со Скифией, был большой переполох, вызванный прибытием в стойбище грозного и могущественного шамана Аморга. У предводителя массагетских шаманов было крайне отталкивающее злобное лицо, обрамленное гривой неопрятных иссиня-черных волос, ниспадавших на широкие плечи, внушительная фигура с царственной осанкой и хриплый скрипучий голос. После сокрушительного поражения, нанесенного его войску скифской конницей под предводительством вождя Таргитая, Аморг был не в духе. От всевидящего ока шамана не ускользнуло и то, что люто ненавидимая им скифская провидица Аргимпаса провела обряд посвящения своей внучки Мирины в белые жрицы. Это событие, нарушившее зыбкое равновесие между силами Тьмы и Света, царившее на бескрайних просторах алтайской степи, подобно яду отравляло разум Аморга и приводило его в неистовую ярость.
Безжалостно бросив на произвол судьбы остатки кочевого массагетского племени, хитроумно втянутого им в конфликт со скифами, Аморг с конным отрядом телохранителей ускакал вглубь массагетской территории. В изощренном уме черного шамана созрел другой, более коварный план нападения на племя Таргитая и уничтожения ненавистных скифских жриц Аргимпасы и Мирины, представлявших колоссальную опасность для всего сообщества черных шаманов Алтая. Для осуществления задуманного, Аморгу нужны были сильные и храбрые воины – много воинов – беспощадных и жестоких. С этой целью Аморг и прибыл в отдаленное массагетское кочевье, вождем которого был его родной брат Фарзáй.
Резко дернув поводья огромного черного жеребца с кровавым отсветом в глазах, шаман направил его к возвышавшемуся посреди стойбища богатому шатру. Телохранители Аморга недружелюбно и хмуро поглядывали на сбегавшихся отовсюду взволнованных кочевников с острыми сагарками за поясом. Воины этого массагетского племени имели свирепый вид, носили длинные волосы и всклокоченные бороды. Мужчины отличались дикостью нравов и редкостной жестокостью. Даже девушки этого племени не могли выйти замуж, не обагрив свои руки кровью врага. Воинственные массагеты были не только великолепными наездниками, но и умели хорошо сражаться пешими. Именно такие воины были необходимы шаману Аморгу для достижения вожделенной цели.
Из-за ближайшей юрты выскочил большой лохматый пес. Учуяв грозного незнакомца, он присел на задние лапы и тоскливо завыл. Гордо восседавший на боевом коне Аморг, лишь зыркнул в его сторону тяжелым колючим взглядом. В тот же миг несчастный пес, зайдясь в предсмертном визге, рухнул на землю и, дернув лапами, испустил дух. Проезжая мимо, Аморг пренебрежительно плюнул на труп собаки.
Вождь массагетского племени Фарзай поджидал предводителя черных шаманов у входа в свой шатер. Под стáть брату, Фарзай был могуч и широкоплеч, громоздкая фигура с мускулистыми кривоватыми ногами говорили об огромной силе, которой был наделен этот кочевник. Так же, как и его родной брат Аморг, Фарзай отличался редкостным жестокосердием, кровожадностью и злопамятностью. Чтобы стать вождем племени, Фарзай, при содействии могущественного брата-шамана, зверски убил своих родителей, за что был проклят родственниками.
Соскочив с лошади перед шатром вождя, Аморг выхватил притороченный к седлу длинный жезл с навершием, украшенным высушенными скальпами врагов. С натянутой кривой улыбкой предводитель шаманов шагнул навстречу открывшему объятья брату. Фарзай повел Аморга внутрь шатра и предложил разделить с ним трапезу в виде зажаренного барашка. Как только вождь и шаман скрылись из вида, телохранители Аморга поспешно окружили шатер и, положив руки на рукояти сагарков, сурово поглядывали по сторонам. Тем временем сын Фарзая – рослый крепыш Скúлур – бросившись к могущественному и знаменитому среди кочевого люда родственнику, почтительно снял с его плеча колчан, наполненный смертоносными стрелами с черным оперением. Затем Скилур налил крепкой браги в большую расписную чашу и с подобострастным видом подал ее своему грозному дяде, по-хозяйски расположившемуся на войлочных подушках напротив вождя. Аморг устремил сверлящий взгляд на широкоскулое прыщавое лицо юноши с выпирающим надбровьем и приплюснутым носом. Под тяжелым взглядом черного шамана небольшие глаза Скилура остекленели и налились кровью. Поняв, наконец, что от него требуется, юноша поспешно отхлебнул глоток браги и вновь с почтительным видом протянул чашу Аморгу. Шаман молча взял из его рук расписную чашу и поставил рядом с собой. Отворотив ножом увесистый ломоть аппетитно пахнущего бараньего мяса, Аморг принялся за еду.
– Моему сыну нéзачем травить тебя, дорогой Аморг! – мерзко осклабившись, заявил Фарзай. – Он восхищен глубиной твоего изворотливого ума и неслыханным могуществом, вызывающим благоговейный трепет среди массагетских племен. Скилур старается хоть чем-то быть похожим на тебя и приступил к изучению шаманского мастерства. Преуспев в этом деле, он уже исхитрился нагнать страху на соседние племена.
– Вот как! Похвально! – холодно проговорил Аморг, устремив на юношу пронзительный, словно острие копья, взгляд. – В таком случае, дабы заслужить мое доверие и покровительство, ему предстоит сыграть главенствующую роль в задуманном мною плане!
– Каким же образом ты намерен отомстить за поражение проклятым скифам?! – оживился Фарзай, заглядывая в суровое лицо шамана. – В чем заключается твой план?
Аморг подробно разъяснил брату суть своего коварного умысла и спросил его мнения на сей счет. Фарзай был в восторге от задуманного и, пригладив жирной ладонью всклокоченную бороду, предложил:
– А что если привлечь на свою сторону кочевников-гуйфáнов?! Мне известно, что вождь этого воинственного племени уже давно точит зуб на табуны породистых скифских лошадей!
Подумав, Аморг охотно согласился с деловым предложением брата. Желая привлечь к себе внимание, жадно прислушивающийся к разговору Скилур, негромко кашлянул в кулак:
– Позвольте мне отправиться послом к вождю гуйфанов! – почтительно обратился юноша к обернувшимся к нему отцу и дяде. – Я постараюсь его убедить, что скифы, под предводительством Таргитая, хотят напасть на племя гуйфанов и полностью истребить его, с целью угона всего имеющегося у них скота!
Аморг одобрительно глянул на горящее решимостью уродливое лицо Скилура и скрипучим голосом заявил:
– Ну что ж! Если тебе удастся навязать гуйфанам подобную мысль, то можно заставить их действовать сообща с массагетами.
– Поезжай Скилур! Да поможет тебе в задуманном грозный бог войны Арес! – пробасил Фарзай, восхищенный удачной идеей своего отпрыска.
– Погоди! – поднимаясь с места, прохрипел Аморг. – Возьми мой амулет, он поможет тебе добиться поставленной цели!
С этими словами Аморг снял со своей груди и надел на шею Скилура сложный амулет в виде переплетенных между собой черных перьев, запятнанных кровью лапок совы и ядовитых зубов гадюки. После того, как гордый оказанным ему доверием юноша покинул шатер вождя, Аморг и Фарзáй жадно накинулись на сытную еду. Громко рыгнув, шаман в несколько глотков осушил чашу и, подливая себе хмельной браги, с чувством воскликнул:
– Как бы я хотел изготовить себе чашу для вина из черепа злейшего врага Таргитая, а скальпами скифских жриц Аргимпасы и Мирины украсить навершие моего жезла!!!