Люцифер. Время Вечности

Случилось так, что мы очень быстро нашли общий язык. Хотя, это было не мудрено, ведь он валялся невдалеке в углу – весь в пыли расхожей фразеологии и мусоре «общих мест». И молча ждал, слегка насупившись, пока его подберут и начнут использовать по назначению, превращая из «вещи в себе» в «вещь для других». Если удавалось блеснуть той или иной нестандартно звучавшей мыслью. Ведь все мы учились тогда в академии этой жизни на «лекарей». И потому никогда не упускали случая попрактиковаться на том или ином, подвернувшимся под руку, пациенте. Даже таком взрослом, как Ликий.

И Пенфей, заметив это, тут же предупредил меня, что за Ликием тянется уже довольно-таки густой шлейф славы любителей мальчиков. Как и за любым Цезарем, развиваясь в общении, словно мантия. Красная от предвкушения! Которых Ликий под тем или иным предлогом (и междометием в разговоре) хватал то за руки, то за ноги, объясняя суть вещей более наглядно.

И хотя Ликий и разуверял нас, что всё это глупые слухи. И он равнодушен к особам женского пола из сугубо экономических соображений. Ведь все они тут же начинают требовать той или иной компенсации своих услуг и постоянно перед сексом соблазняют вас напиться. Так как пить в одиночестве им, якобы, не позволяет воспитание – братский коллективизм, сплотивший в едином порыве справедливости все народы. Я всё одно был с тех пор насторожен и не подпускал к себе руки Ликия и близко! Наслаждаясь исключительно общением. Издалека. Хотя сам ход мыслей Ликия меня и забавлял. Сближаясь с ним сугубо интеллектуально. На всякий случай.

Ликию было уже глубоко за сорок, так что он объяснил нам:

– Тяга к женщинам в моём возрасте усиливается в основном у тех, кто вечером любит плотно поужинать.

– Ведь тестостерон вырабатывается у нас ночью!

– Ощущая утром охвативший тебя всего прилив бодрости, – подтвердил тот, – не зная, куда его девать. Подчас, заставляя мастурбировать, если нет рядом лежащей самки.

– Можно сказать, под рукой! – усмехнулся Пенфей.

– Обходясь женой, этим подручным средством. Для разгона дурных мыслей. Терзающих тебя, в случае её отсутствия, после мастурбации весь день, мешая сосредоточится. А я легко ужинаю в шесть и в десять вечера уже ложусь спать! Если мне это удается, – улыбнулся Ликий, обводя взглядом зашедших к нему на огонёк юношей. – Именно поэтому суккубы и приходят ночью.

– Что ещё за суккубы?

– Ну, бабы. Во сне. Или те, кто ими притворяются.

– Бесы?

– В основном! – ещё более загадочно улыбнулся Ликий. – Иногда это даже какие-то метровые тараканы. Но в основном, люди. Все они внушают тебе, что они такие распрекрасные дамочки, что ты так и жаждешь с ними совокупиться. А когда тебе этого так и не удается, их внушенная тебе иллюзия постепенно рассеивается. И ты наконец-то видишь их истинный облик!

– Ужас!

– Они питаются твоим желанием.

– Джинны, что ли?

– Джинны в сказках. А эти – самые настоящие! Они к вам уже приходили?

– И не раз! – вспомнил Пенфей, как уже пытался с одним из таких позабавиться. И нервно сплюнул.

– Иногда суккубы принимают облик уже знакомых тебе девушек, – понимающе кивнул Ликий. – А иногда и – прекрасных незнакомок. Женские особи приходят к тебе такими, какими они были ещё при жизни. То есть – какими они сами себе хотели всегда казаться. Несмотря на всё время стареющее тело, сформировав свой устойчивый образ астрального тела в ранней молодости. А вот мужские суккубы – затейники! – подмигнул Ликий. – Им приходится казаться тебе красивой самкой.

– Так они мёртвые, что ли?

– Смерти нет, – усмехнулся Ликий, – это суеверие. Вы слышали про Христа? Он это наглядно доказал, явившись уже после смерти, временно арендовав для этого постфактум объяснения тело недавно умершего.

– Такие, как Он, это уже умеют?

– Да и Кришна приходил прощаться в телах других к своим друзьям и любимым жёнам. Мы не есть тело, мы – больше. Хозяева. А не только его слуги. И суккубы, ещё при жизни овладевшие своим телом, поняли, что к чему и даже приноровились за счет ещё живых питаться нашей сексуальной энергией, которую мы выделяем при виде самки.

– Как слюну – при виде пищи?

– Это – самое мощное излучение!

– Так может быть именно это и ускоряет нашу гибель?

– В том числе. Всё течёт, всё изменяется, – продолжил отстранённо вести свой пассаж Ликий, – из одного наивного существа – в другое, более опытное.

И пытаясь объяснить свой отказ от спиртного более внятно, Ликий рассказал нам одну историю. Как однажды он встретил в ближайшем к нему магазине «Дюймовочка» своего давнего приятеля, пришедшего с морей.

– Ну, и начали ж мы тогда гулять! Как раньше, когда были ещё молодыми и бесшабашными. Наперебой вспоминая куражи своей залихватской юности! И тут же пытаясь все их немедленно повторить. Один за другим. Это стало вопросом чести! Благо, что денег у приятеля было шквал. Доказывать самим себе, что нас не берут годы. За шиворот. И не дают пинка под зад. Постепенно заставляя сгибаться, как стариков, под тяжестью напрасно прожитых лет и невыполненных обещаний. Прежде всего – самим себе. Поэтому…

Каждый день таская к нему в студию всё новых и новых, ещё более роскошных девиц. Играя в Дон-Жуанов.

А потом у приятеля кончились все деньги. И он с грустной улыбкой ушёл в рейс. Но обещал вернуться! Как и любой уважающий себя Карлсон. Помахав, на прощание, лопастью ладони.

А Ликий ещё долгое время всё никак не мог восстановиться. Тело нагло требовало вкусной еды, самых что ни на есть и пить горячительных напитков. И гулящих девушек, если удавалось привлечь к себе их внимание. Подстрекая его пойти работать, чтобы начать удовлетворять его всё возрастающие потребности. «Эту «дурную бесконечность», – понял Ликий. А это ему уж совсем не нравилось.

И он тут же поднял восстание! Как и любой тиран, установил через пару дней мучений (после утренних мастурбаций) жесточайший распорядок дня. Комендантский час, ровно в десять вечера ложась в постель и насильно закрывая уставившиеся в темноту глаза, заставляя себя спать. Полностью выключая ум, наблюдая дыхание. И с огромным трудом, но всё же пересилил уже захватившую в нём власть тела. Разогнал, как участников массовой демонстрации, все эти дурные мысли (на счёт работы), махавшие перед его воспалённым взором лозунгами с призывами стать как все – объединившиеся в едином порыве к самкам пролетарии! И через пару недель ожесточённой борьбы с диктатурой тела невероятным усилием воли всё же вернулся в давно уже накатанную колею – есть один раз в день. Перейдя на питание кишечником, подобно волкам и другим животным, которые благодаря этому «фокусу» могут вообще не есть до десяти суток. А ещё через неделю, ощутив поутру охвативший его прилив сил, снова пошёл сдавать кровь. Так сказать, излив свой «жизненный порыв» к самкам в благое русло.

И когда через год приятель, наивно думая, что Ликий его лучший друг, с полными карманами денег по уже протоптанной дорожке снова к нему явился, замирая от восторга, Ликий был неожиданно к нему сух. Ел мало, то и дело отказываясь от предлагаемых ему яств. Пил тоже весьма неохотно. А гулять с девицами и вовсе стал отказываться.

– Да ты чего это? Жизнь всего одна! И нужно отрываться!

– Это у тебя она одна, – усмехнулся над ним Ликий, – когда ты с морей приходишь с вытаращенными на мир глазами.

– Как красный окунь, – усмехнулся приятель, – которого подняли в прилове с морских глубин.

– Одноразовая! – без тени улыбки продолжил распекать его Ликий. – А я-то живу тут всегда. Поэтому и надо жить так, как живёшь всегда. В соответствии с тем образом жизни, который у тебя уже сформировался. Несмотря на попытки небытия выбить тебя из колеи.

– Что за небытия? – не понял приятель.

– Это у тебя на судне питание строго по распорядку, – попытался объяснить Ликий. – Больше чем в миску положат, не съешь. А мне после наших куражей очень тяжело себя в норму возвращать. Чем больше кормишь тело, тем больше еды оно просит, автоматически вырабатывая уже каждый день необходимую для её расцепления химию. Понимаешь?

– Раздуваясь, как морская собака! – кивнул приятель. Вспомнив, как пинал их по палубе вместо мячиков.

– А когда тело кормишь мало, оно постепенно как бы смиряется и привыкает есть то, что ему дают, – продолжил Ликий. Нести всю эту ересь.

– На большее уже и не рассчитывая?

– Наоборот, отвергая уже излишества. Кто меня потом кормить будет, когда ты снова в рейс уйдёшь?

– Так пошли со мной, в море! – подхватил приятель. И снова принялся расписывать ему прелести быта на судне. – Без забот и хлопот! Там тебя и накормят вдоволь. И обстирают. И спать на чистое бельё уложат!

– Нет! – отрезал Ликий. – Работа – это тяжкий грех! Я давно уже это понял. И чем более человек грешен, тем тяжелее его работа. Данная тебе в наказание за твою неумеренность и неумение организовать свой собственный распорядок дня. Организуя его уже извне, как у тебя. Приучая тебя к порядку, как собаку Павлова.

– Ты хочешь сказать, что я – животное? – возмутился приятель.

– И я – тоже, – примиряюще улыбнулся Ликий. – Просто, я своё животное умудряюсь усмирять. Чтобы жить за его счёт, сдавая кровь на нужды других. Деструктивных животных. А ты просто ещё и не пробовал его сознательно ограничивать и контролировать. Потому всё ещё и живёшь для того, чтобы быть у тела на побегушках. Как другие полу животные, которые пытаются въехать в животный рай на твоём горбу, – кивнул Ликий на приглашённых к нему девиц. – Нужно становиться цивилизованным! Именно сознательное самоограничение и делает нас всё более культурными. А это совсем не просто. Сам попробуй! Не делать этого на судне из-под палки. Как только снова закончатся все рейсовые.

Но приятель не захотел его даже слушать! И наутро покинул Ликия, сделав вид, что смертельно обиделся. Ведь Ликий не желал становиться таким же ненасытным животным, как и он сам. Даже по старой дружбе. Переспав с одной из девиц и тут же понуро улёгшись спать в своём углу.

А не встал, словно в молодости, и тут же принялся за вторую. Как ровно год назад! А затем снова вернулся к первой, успевшей за это время на него смертельно обидеться, глядя на него со стороны – своих претензий на его сердце. Уже не смея поднять на него свои демонстративно скошенные вбок глаза. И очаровал её ещё больше – на языке тела! Показав язык той, что не так давно встала. И поигрывая бедрами, ушла в душ готовиться к мести! И схлестнуть его язык со своим – языком страсти! Ещё более искусным, закалённым в постельных битвах!

Но оставшись наутро совсем один, Ликий постепенно понял, что это был всё ещё живой суккуб, сбивающий его с пути истинного. Демон искушения, который тут же покинул Ликия, как только потерял клиента.

Нет, конечно же, приятель приходил ещё не раз. На то он и демон искушения! И среди других приводил ту самую девицу, которая была знакома с Ликием не только на языке тела, но и на языке сердца. А потому и весьма охотно снова и снова ходила к нему в гости, каждый раз всё отчаянней надеясь на продолжение банкета – в виде свадьбы. Готовая уже для него на любые жертвы! Взвалить на алтарь их взаимной любви любую из своих подруг. Почему-то только с ним ощущая себя императрицей!

Но Ликий с тех пор был суров и неумолим. Демонстративно уткнувшись наутро лицом в подушку, пока все не разойдутся. В том числе и – императрица. Краем глаза исподволь наблюдая, как неохотно она следует за своими весёленькими фрейлинами. Делая вид, что тоже улыбается. Даже не попрощавшись!

Именно потому, что у Ликия с тех пор изменилась сама парадигма восприятия. Ведь до того, как он начал сдавать кровь, Ликий жил исключительно для того чтобы снимать и ублажать девиц. Как и любое животное мужского пола, с которыми он для этого объединялся в шумные ватаги, называя это проявление бессознательного высокопарным словом «дружба». То после того как он фактически убедился в том, что не только пьянки-гулянки оттягивают сдачу крови, а следовательно и получение средств от её реализации, но и сами гулянки с девицами, как объяснил ему врач, делают его кровь всё менее качественной.

– Так как на восстановление организма после соитий, – без тени улыбки заметил врач, – уходит колоссальное количество и без того дефицитных в организме микроэлементов. Постоянная нехватка которых постепенно приводит к общему иммунодефициту. Что и проявляется в возникновении различного рода заболеваний. Так как это бьёт прежде всего по тем болезням, которые человек унаследовал от своих недалёких предков – бабушек и дедушек, столь же безалаберно разбазаривавших, в своё время, свой потенциал здоровья, делая тебя ещё более болезненным и недалёким, чем они сами. Пойдя их неровной походкой по их стопам. Что животные давно уже преодолели, размножаясь почти исключительно весной. Всё остальное время года сохраняя к противоположному полу завидное равнодушие, – вздохнул врач. – В отличии от нас, этих самых глупых представителей животного вида, круглый год пускающих свой организм вразнос! Напрягая своей несдержанностью медицину, которая уже не успевает со всеми вами справляться. Переходя от неумеренного потребления вредной пищи до самых, надо заметить, случайных соитий. Не говоря уже о распространении венерических заболеваний! Особенно – в праздничные дни, которые надо все как один просто взять и запретить! На законодательном уровне!

– Ну, это уж ты хватил! – усмехнулся Ликий и пошёл домой. Оставив врача в кабинете, успокаиваясь, кидать шариками из листов исписанной диагнозами бумаги в стоящую у двери корзину.

Но слова врача заставили его по дороге домой глубоко задуматься. Да так глубоко, что с тех пор он стал избегать девиц. Что и послужило поводом для распространения слухов о том, что он интересуется ещё и мальчиками, которых он просто-напросто пытался наставить на путь истинный! И буквально ввинтить им новое – проверенное на медицинском уровне – мировоззрение. Продолжая служить донором на благо родины, подчинив себе своё животное для своего же блага.

– Блага в смысле Платона, а не Аристотеля, – загадочно улыбнулся Ликий.

На что я лишь усмехнулся ему в ответ, давно уже понимая разницу.

К недоумению остальных приятелей, которые поняли из этого только то, что что-то тут нечисто!

Особенно, когда Ликий показал нам свой шальной язычок и приглушив свет, ровно в десять вечера молча ушел спать в свой «медвежий угол», невзирая на остальных. Оставив нас допивать и расходится, защёлкнув за собой железную дверь на замок с демонстративно скошенным, от обиды, язычком».

– Это ты про то, чтобы я не ревновала тебя к Креусе? – усмехнулась Медея. – И всегда была готова взвалить её на алтарь нашей любви?

– Я решил, что ты её именно для этого и приглашала! Разве нет? Ведь Первый закон – это Закон о Жертве!

– Как группу никому не известных музыкантов приглашают «на разогрев» перед выступлением рок-звезды? – усмехнулась Медея. – Ну и как, она тебя разогрела?

– Вполне. И теперь я готов зажечь звезду! – улыбнулся Аполлон и поцеловал звезду в губы.

Звезда не сопротивлялась. Она не хотела, чтобы Мастер ушел от Маргариты «с демонстративно скошенным, от обиды, язычком», который предательски раздваивается на кончике стального пера. Если кто заметил?

– Ладно, – зевнула Медея, – мне пора спать. Пока!

– Может, ляжем спать вместе? Если ты всё ещё сомневаешься, я могу очень щедро заплатить! – снова достал Аполлон пачку долларов. И потряс её душу.

– Да пошёл ты! – закусила губу Медея, чтоб не вырвать деньги.

– Заплатить за гостиницу! А ты о чём подумала? – наконец-то рассмеялся он и схватился за живот. – Сотни долларов хватит? Или пятьдесят, по знакомству? Ладно, уговорила, держи триста!

– Я тебе не Нелли!

– Ну, если передумаешь, звони!

Глава3.Сита

И к обеду она позвонила.

– Ты согласна поиграть в Нелли?

– Прости… тут… есть дела поважнее. Я хочу, чтобы ты отвёз в ремонт мой компьютер. Он мне нужен для работы над твоей книгой.

– Всё настолько серьёзно? – усмехнулся он.

– Хуже! Я пишу диплом. Такая гадость…

– Именно так Ленин и отзывался о своих работах.

– Ты мне льстишь. Всё не настолько плохо.

Около мастерской «Атлант» Медея выскользнула из машины. Аполлон тоже вышел, чтобы ей помочь, но… обомлел, увидев Ситу.

Та с не менее очаровательной подружкой Кайкейи легко и непринуждённо двигалась навстречу. Они обе роскошно выглядели в своих лёгких цветных сарафанах с юбкой ниже колен. Господи, как же они были прекрасны!

Медея оглянулась и понесла системный блок в мастерскую.

А Сита спросила, как только подошла:

– Привет, Аполлон, это что, твоя новая девушка?

– Нет… ещё.

– Да не ври! Думаешь, я не вижу, как она не идёт, а пляшет?

– Вчера она пригласила меня к себе на кофе и отшила.

– Она не смогла бы тебя отшить! Я-то тебя знаю! Или она лошица, которую ты разводишь?

– Нет. Я решил завязать.

– Ты? Хватит врать! Аферисты бывшими не бывают. У меня есть для тебя одно грязное дельце! – таинственно улыбнулась Сита.

– Сильно грязное? – усмехнулся Аполлон, потерев тремя пальцами воображаемые купюры.

– На двадцать пять тысяч долларов. Как тебе?

– И на сколько часов работы?

– Всего-то на пару недель.

– На целых две недели?

– Просто, это я для себя рассчитывала. Но ты ведь у нас криэйтор, ты сможешь и побыстрее всё это провернуть!

– Я не криэйтор, я Творец! Так что мне наверняка и пары дней хватит. Но, вообще-то, я хотел бы со всем этим завязать, если честно.

– Из-за этой тёлки? – усмехнулась Сита.

– В рейсе мне так больно было каяться в том, что мы тут вытворяли, что я поклялся Господу больше не участвовать в ваших сомнительных аферах.

– Что значит – ваших? – возмутилась Сита. – Ты же сам участвовал в разработке сценариев ограблений «По законам триалектики», забыл? Что они такие же наши, как и твои.

– Позови на это дело Равану.

– Он решил, что я лошица, которую ты развёл на любовь! Так что ты мой единственный шанс провернуть это дельце.

– И в чём же его суть?

– Не могу сообщать детали, пока ты не согласишься. Иначе… Ты провернёшь его сам! Я-то тебя уже знаю!

– Так вот за что ты мучила меня в астральном теле! Из-за жалких денег?

– Равана из-за этих «жалких» ста тысяч долларов меня избил! А потом ещё неделю осыпал пощёчинами упрёков! Обвиняя в том, что я пожалела тебя и сама же дала тебе уйти! Ведь я всё ещё безумно тебя любила!

– Вот поэтому-то я и хотел бы со всем этим завязать, если честно.

– И ты собрался изображать перед этой соской из себя обычного лоха? – засмеялась над ним Кайкейи. – Ну, Аполлон, ты меня и рассмешнил! Так она что, ничего про тебя не знает? Она реально лошица?

– А что именно Сита тебе о нас рассказывала? – оторопел Аполлон и посмотрел на Ситу. – Как ты посмела посвящать смертную в наши тайны?!

– Не всё, успокойся! Мне пришлось ей рассказать, как Мариче смылся от тебя с деньгами после ограбления Валины.

– Вот я ржала над тем, как ты его упустил! – стала издеваться над ним Кайкейи. – Сита накинула ему эту тему, притворившись, что безумно его любит, чтобы он пробрался в коттедж к Валине и вскрыл его сейф вместо вас. И тебе оставалось только встретить его на выходе и забрать у него деньги Сугрива. Долбанул бы ему по мозгам разок, да и всё! А не стоял и пялился на его ствол. Как лох конченный! Вот умора! Сита же заякорила прикосновениями и ввела ему в подсознание кодовое Слово «Зайка»! Ты что, с перепугу, язык проглотил?

– Ладно, я отпускаю тебя! – усмехнулась Сита, заметив, как сильно тот смутился, осознавая свою вину. Ведь раскаяние превращает нас в ангелов. – Так уж и быть, ангелочек.

– А что, могла бы не отпустить?

– Конечно могла бы, ты уже забыл? Или тебя снова приворожить? А то у меня пока что никого нет. Ладно, иди уже за своей новой девушкой. И помни мою доброту, «Зайка!» – подмигнула Сита, заставив его остолбенеть.

Повисла такая тяжелая пауза, словно их тела были не из рыхлой белковой массы, а из кремния.

– Ещё раз меня кинешь, убью. Даже не касаясь! – Сита подошла вплотную, взяла его за руку и сильно надавила ногтем большого пальца на нервный узел ниже локтя с внешней стороны руки, одновременно с этим громко активировав кодовое Слово: – «Морозко!»

Его сердце, на мгновение, словно окаменело. От потрясения он не смог ничего ответить. Попытался, но никак не мог подобрать слова, которые помогли бы развеять её чары, лишь сильнее сдавливая дыхание.

И вдруг вспомнил, как рефлекторно нажал на тормоз, когда девушка с обочины махнула ластом. И всю дорогу на него поглядывала. А потом, когда он склонил «Корону» возле её дома, всё-таки сказала, смущаясь своей навязчивости:

– Я бы с тобой отдохнула, если честно. Но боюсь, что ты этого не захочешь. Просто, ты так классно выглядишь!

Он оглядел тогда эту полноватую, но богато одетую девушку и ответил:

– Спасибо тебе огромное за комплимент, но я и вправду не могу себе этого позволить. Извини.

– Что, у тебя есть девушка?

– Если бы ты её только увидела, ты бы меня поняла!

Вспомнил, как глубоко и преданно он любил Ситу. И через это наконец-то смог раскрыть сердечную чакру, чтобы нейтрализовать её чары.

Уже прощаясь, Сита приподнялась на носки и поцеловала Его в посиневшие губы, погладив по щеке.

– К сожалению, мне уже пора! – вздохнула она, отпуская руку.

Покинутый и растерянный, он ещё долго стоял бы и зачарованно смотрел им вслед, если бы не мороз, сковавший тело. Ведь из одежды на нём были только серо-голубая рубашка «Ив Сен Лоран», тёмно-серые спортивные брюки «Рибок» и кроссовки «Найк», навсегда примерзшие к постаменту.

Невольно вспомнив, пока Медея была в компьютерной мастерской, как Сита приходила во сне и в течение двух недель регулярно разворачивала на большом деревянном столе кожаный чехол, предлагая разные виды холодного оружия, которыми ему приходилось каждую ночь с ней биться. Ощущая астральным телом боль от порезов и уколов, когда она, как более умелая фехтовальщица, то и дело его ранила. А когда он, поначалу, отказывался с ней драться, Сита заявляла: «Отказ – это тоже выбор!» И рубила со всего маху. И он в течение двух недель просыпался в каюте весь в слезах. А сожитель Швабрин спрашивал: «Я уже полчаса за тобой наблюдаю. Что тебе там такое снится, что ты рыдаешь во сне, как баба?» «Что, не мог разбудить?» – упрекал его Аполлон, удивляясь, что шрамов на теле нет, а слёзы – настоящие! Пока однажды не появился архангел с мечом в руках и сказал Сите, выбив у неё из рук саблю: «Всё! Ему уже хватит». И осознал, что архангелы попускали эти издевательства, чтобы он не столько понял, сколько именно ощутил на своей шкуре, что с Ситой ему лучше уже не связываться.

– Это была моя бывшая, – объяснил Аполлон, когда Медея вернулась и села в «Спринтер». И направил машину в сторону её дома. По серому асфальту. Мимо серых зданий. Всё ещё видя мир исключительно в сером цвете. – Полгода назад Сита явилась ко мне в астральном теле во сне и устроила бойню! Приурочивая свои удары к тому, как невыгодно я описал её. И сказала мне на прощание, что придёт во сне ещё и снова устроит бойню, если я не стану к своим будущим девушкам более лоялен в книгах.

– Знаешь, мне тоже не понравилось, как ты описываешь своих бывших. И поэтому я не хотела бы, если честно, чтобы ты и меня описывал, если мы всё-таки решим быть вместе.

– Так ты не обманывай меня, да и всё! Не буди во мне Аполлона! Или почему, ты думала, Сократ называл свой разум – критическим? Сите не понравилось именно то, каким высоким слогом я описал во «Втором Пришествии» её прозаические измены.

– Вот поэтому-то я и не хотела бы становиться твоей девушкой, если честно.

– Ты даже не представляешь, от каких денег я сегодня ради тебя отказался!

– И во сколько же я тебе обошлась?

– В двадцать пять тысяч долларов!

– Да пойми ты, – глубоко вздохнула Медея, – когда я обнимала тебя на пляже, я не лгала. Ты действительно очень сильно мне понравился! Но как только я замечала около нас Ганимеда, ты тут же становился для меня одним из нашей музыкальной тусовки. И мои объятия сами собой разжимались. Так что я действительно себя не контролировала. Прости. И только теперь понимаю, почему так глупо себя вела. Так когда мы пойдём в «Метро», ты уже договорился?

– Нет. И не собираюсь.

– Почему это?

– Потому что ты отказалась со мной встречаться. А я не собираюсь с тобой дружить. Ни под каким предлогом!

– А как же причитающиеся тебе за выступление Ганимеда деньги? По-моему, это неплохой предлог!

– Вот, как надумаешь со мной встречаться, так и начнём веселиться за счёт выступлений Ганимеда. А пока извини, у меня тоже есть принципы.

– Да пойми ты, дело не в тебе. Я просто устала уже быть чьим-то прилагательным, пойми. Везде, куда бы я ни приходила, меня тут же спрашивали: «Так ты и есть та самая девушка Ахилла?!» Девчонки – сгорая от зависти, а парни – классифицируя меня как ту, кому ни в коем случае нельзя даже улыбаться. Ведь Ахилл давно уже стал легендой! А после того, как я стала им говорить, что теперь я уже не его девушка, все девчонки стали снисходительно мне сочувствовать и посмеиваться надо мной, которая «проворонила такого парня!» И в дальнейшем общении вытирать об меня ноги. Как об неудачницу, которая теперь так низко пала. Как будто бы без Ахилла я вообще никто и звать меня никак. Так, пустое место. Дырка, которую бросил бублик, – горько усмехнулась Медея. – И теперь я не хочу, чтобы все начали ассоциировать меня с тобой. И снова испытывать, если мы расстанемся, этот позор. От которого я едва оправилась. Ведь ты тоже у нас легенда! Сам Аполлон в глазах Ганимеда и Братков. Не был бы ты одним из нашей музыкальной тусовки, я давно бы уже с тобой замутила. Или ты думаешь, для чего я приглашала тебя к себе домой, на кофе? Но как только ты начал цитировать Ганимеда, моё мировоззрение тут же перевернулось, и я снова вспомнила, кто ты.