Брошенец

– Увижу, что пыталась перерезать цепь или сделать еще что-нибудь, чтобы убежать, убью сразу, – сказал он ей на прощанье. – Отсюда дорога для тебя только в могилу. Учти: ты живешь из милости. Моей милости.

Его взгляд так и остался непреклонным.

Они ушли, а Люба, проводив глазами удаляющиеся фигуры, села на ступеньки и грустно задумалась, безнадежно глядя перед собой. Чувство некоторого облегчения овладело ею. С тех пор, как появилась здесь, она полюбила одиночество, и даже звери не были ей так страшны, как этот изверг, которому равных в садизме, очевидно, не было.

Она уже знала, что находится где-то среди тайги на законспирированной делянке недалеко от китайской границы. Но не знала, куда уходят время от времени бандиты, чем они здесь занимаются, и почему всегда возвращаются через три – четыре дня. Очевидно, чтобы попасть сюда, нужно отмахать много километров пути.

Как же ей уйти отсюда? Как снять проклятую цепь или вырвать ее из стены? Она перебрала уже каждое звено цепи, исследовала каждую выбоину в стене, куда был вбит крюк, на котором держалась цепь. Но все попытки вырвать крюк или разорвать цепь были напрасны. Ей нужен был топор, чтобы перерубить проклятую цепь, но Василий, уходя, убирал все, чем она могла это сделать.

С тех пор, как Люба попала сюда, все ее сны были пропитаны желанием спасения от маньяка, в руках которого волею судьбы оказалась. Она до сих пор иногда задумывалась: ее рабство в уссурийской тайге – это реальный мир или только иллюзия? Страшный сон или явь? Каждый день она боялась, что завтра потеряет последнее, что у нее еще было, но уже ей не принадлежало – жизнь.

И вдруг, как удар бичом по лицу! Она вспомнила слова маньяка, на которые в припадке отчаяния не обратила внимания. «Твой мужик спровадил тебя сюда за большие деньги». Да, это были именно те слова, она запомнила даже интонацию, с которой он произнес их.

Неужели это правда? Да, они последнее время ссорились так часто, что она даже думала о разводе. Но такое!!! Нет, он не мог! Она прожила с Любомиром пятнадцать лет, имела с ним общий бизнес, работала много лет на износ, чтобы совместно поднять свое дело. Она имела от него трех прекрасных дочерей.

Нет, он не мог! Не мог втянуть ее в эту смертельную игру! Вот здесь Васька ошибся, когда сказал ей это, очевидно желая до конца додавить ее осознанием безвыходности своего положения. И она решила обернуть это в чудовищную ошибку – так ей было легче.

Ее дочки Вера, Надя, Любочка…. Люба и сейчас словно видела улыбки на лицах своих детей. С благоговейным чувством она всегда думала о них и всегда готова была броситься на их защиту, пылко благодаря Бога за счастье иметь их. Ее три жемчужины, ее кислород, ее молчаливый стон сердца, ради которого она жила и сейчас страстно желала вырваться отсюда.

Сердце сжималось от тоски по дому, детям, маме и бабушке, друзьям и нормальной человеческой жизни. Люба опустила голову на колени и заплакала обо всем, чего была лишена так внезапно поздней весной, когда Любомир отправил ее со срочными документами в Уссурийск. И когда она, не доехав на своей машине до Раздольного, была остановлена бандитами.

Ей сунули под нос пропитанную чем-то тряпку, и она очнулась уже связанной, в сарае, на глухой окраине неизвестной ей деревни. Затем ее сначала везли в лодке по реке, потом три дня вели по глухой местности уссурийской тайги. После она стала свидетельницей хладнокровного убийства женщины и поняла, что попала в ад к грубому дикарю и убийце.

Неотразимыми аргументами этого стали кулаки Василия, которыми он выбивал из нее мысль о возвращении домой. Теперь же она была настолько запугана им, что без крайней необходимости старалась не только не привлекать к себе его внимания, но и сказать ему хоть одно слово или даже взглянуть на него.

Да, она превратилась в бессловесное животное, раздавленное и цепляющееся за жизнь. Печальное смирение сквозило во всем ее облике. Люба уже смогла оценить реальные размеры катастрофы, которая произошла с ней, и жила так, словно уже и не жила на земле, словно в ней умерла женщина, и вообще человек. Иногда ей даже казалось, что в ней живет уже не ее душа, а душа собаки, в которую старался превратить ее этот маньяк.

Люба смотрела на свои потрескавшиеся руки с обломанными ногтями и плакала. Никто не мешал ей, никого не было вокруг, кроме нее и тайги. И если бы сейчас появился хищный зверь, ей нечем было бы защититься, и ветхая избушка не спасла бы ее. Если с бандитами что-нибудь случится в дороге, и они не вернутся, она просто умрет с голоду, потому что цепь не даст ей раздобыть хоть какую-нибудь еду.

Тяжелое одиночество плена захватило ее своей жуткой тоской, и она долго рыдала о своем городе, о друзьях, о море, о своей кровати и томных летних ночах в домике бабушки. И о том, как они пили чай и пели русские песни возле камина длинными зимними вечерами. О добродушном гостеприимстве и доброте бабушки. Затем откинулась спиной на дверь и решила вновь обратиться к бремени своих воспоминаний о прежней жизни.

– Зеркальце, зеркальце, скажи по секрету, любит ли меня Любчик? – Любаша счастливо покружилась перед зеркалом, примеряя свадебное платье. – Интересно, ему нравится, что вообще с нами происходит? И как жить дальше, чтобы мы с ним были счастливы, и все вокруг нас были счастливы?

Новые ощущения наполняли ее сердце радостью предстоящего. Хотелось жить под знаком наслаждения любовью и жизнью, счастливой и полной удивительных событий, говорить красивые слова и совершать красивые поступки!

Завтра ее свадьба. Верит ли она в чудеса? О, да! Хочет ли она разделить свой мир и себя с ним? О, да! Как она любит своего Любчика! Как любит она видеть блеск живой молодости в его глазах! Она купается душой в мире сладких грез, в каждой букве его имени, в каждом звуке его голоса, получает истинное наслаждение от общения с ним.

Легко и светло в один из первых ясных сентябрьских деньков они решили, что всегда, всегда будут вместе, несмотря на юный возраст, ведь Любочке нет еще и восемнадцати, а Любомиру только вчера исполнилось восемнадцать. Несмотря на воинственный дух и прошедшее на днях словесное ристалище, устроенное его матерью по поводу ее несогласия на их брак. И непонятную ей тоску, иногда мелькающую в глазах мамы при взгляде на нее.

– Я смогу понять и полюбить твои недостатки, – сказала она ему тогда.

– Розовая мечта розовой идиотки! – шептала своим клевреткам, скривившись, Тоська, когда они первого сентября собрались всем классом у Любочки и ее мамы, их классной руководительницы, теперь уже бывшей. – Да его глаза смотрят влюбленно только друг на друга! Небось, выходит по залету, дура! А строила из себя неприступную, как танк. Я замечала за ними, когда мы вместе отбывали срок в пионерлагере. Точно, беременна!

Никто не обращал внимания на ее слова, зная ее гадкий характер и то, что она по уши влюблена в Любомира. А влюбилась она в свое время так, что приходила в восхищение от каждого его взгляда и слова в свою сторону, не упускала случая повертеться возле него и даже требовала от классной руководительницы посадить ее за одну парту с ним. Тося сплетничала о Любе, стараясь раскрывать обычные девичьи тайны, скрытые от посторонних глаз, до тех пор, пока подружки Любы не призвали ее к порядку.

Люба вспомнила, что тогда они чуть не подрались, и улыбнулась. Как хорошо они тогда жили! Что они сейчас думают о ее исчезновении? Конечно, очень переживают. А мама? Бабушка? Девочки? От мыслей о них не было спасения…. Иногда она так тосковала о них, так беспокоилась, что сердце не выдерживало, и запретный крик отчаяния останавливался комком в горле, выдавливая из глаз влагу в любом месте и в любое время, даже тогда, когда проклятый маньяк мучил ее тело.

– Любите, цените, уважайте и берегите друг друга. – Слова служительницы брачных уз в ЗАГСе долетали до нее, как из ваты, настолько она была взволнована.

Любомир был очень расстроен. Так расстроен, что от волнения перепутал кольца, надев свое кольцо Любе на большой палец. Его мать так и не смирилась с их решением пожениться, и даже не пришла на их регистрацию.

Переступив через свою гордость, она только один раз навестила Любу и ее мать. Высокая, внешне строгая, скорее высокомерная, дама, любившая своего единственного сына эгоистичной любовью, не признающей оппонентов. Она без восторга спросила о приданом Любочки.

– Мое приданое состоит из любви, только из одной моей любви к Любомиру! – гордо заявила Люба, и тем окончательно утратила себя в глазах его матери.

– Замечательные и достойные похвалы слова! – язвительно отпарировала мать. – У вас просто смешной взгляд на жизнь. И как ты думаешь добиваться благоденствия? Ах, да! Человека создал труд. Или Бог? И именно это составляет вашу радость и ваше счастье?

– Все дети рано или поздно покидают родительское гнездо, чтобы свить свое. Ничего, и трудом, и с Богом они подойдут к концу жизни и правильными, и умными, и достигнут благоденствия, – сказала бабушка, никак не отреагировав на высокомерие и язвительность дамы.

– Вот именно, к концу жизни! Судя по вашему богатству, вам, несомненно, виднее, – ответила она и ушла, хлопнув от досады дверью.

Как весело и счастливо они жили в это время! С неиссякаемым потоком добра и красоты шагали по жизни легко и просто, с отличным настроением и солнцем в душе, желая друг другу то удачного дня, то приятной рабочей недели. Оба учились заочно, оба работали на двух работах. Любчик в качестве первоначального опыта в бизнесе выбрал доставку конфетной продукции по магазинам совместно со своим другом, и по ночам порой разгружал хлеб в пекарне. Любочка работала секретаршей в строительной фирме. По вечерам они бегали в ближайшую милицию и вместе мыли там полы. Мама и бабушка Любы помогали им всеми силами, и учеба шла на редкость успешно.

– Работать и жить с тобой – это счастье! – восклицала Люба всякий раз, когда у них что-то хорошо получалось. Оба собирались оберегать свое семейное гнездышко от печалей и забот до конца дней.

Несмотря на острую нехватку времени, общение и совместная помощь замечательной восьмерки друзей продолжались. Учились все, кто где и кто чему, помогая себе и друг другу в познании взрослой жизни. Лера, преодолев заслон из поступающих за мзду и блат, прорвалась в медицинский. Валера, получивший медаль, поступил в Высшее инженерно-морское училище и почти не выходил из его стен. Женька решила стать учительницей, а Жек инженером-строителем. Валя и Валек, любившие и вкусно готовить, и вкусно поесть, решили вместе штурмовать пищевую промышленность и в будущем стать шеф-поварами в ресторане.

Все увлеченно учились, увлеченно работали, увлеченно дружили. Радовались жизни сейчас и старались избегать ошибок ради будущего. Любчик решил, что жить они будут отдельно, и занял однокомнатную квартиру в старом деревянном двухэтажном доме, доставшуюся ему в наследство от бабушки. Квартирка была маленькой и неудобной, но, совершая в обнимку променад по квартире, как же они были рады их первому совместному жилью!

Озабоченные учебой, работой и озадаченные материально, они, занятые важными делами, испытывая необыкновенный подъем, шли через трудности, пути познания и практического применения своих знаний, выкладывались без остатка, самостоятельно пробивая себе дорогу к успеху. Новые знакомства и новая информация создавали и новый взгляд на совместные планы. Блистательные идеи, как наискорейшим и наилегчайшим способом разбогатеть, как конкретно и точно вложить деньги, возникали в горячих головах постоянно. Любчик придумывал, Любочка просчитывала, и после очередной откинутой как неудачной идеи, новые возникали тут же, и никто не расстраивался, что на этот раз не вышло. Они были молоды, тайных и могущественных недоброжелателей еще не нажили, и все старались сделать сами. Интуиция и математический ум Любочки всегда подсказывали, что и как поменять и применить.

Любомир тоже не сидел сложа руки. Не всегда тактичный, но способный организовывать и искать нужных людей, он порой предлагал новые захватывающие проекты. Лидерство в новых делах нравилось ему.

Все эти старания постепенно приносили свои плоды. В те горячие годы у них в избытке было ясности ума, дружбы и сплоченности, прилива сил и желания свернуть горы ради своей цели, хотя они по совету Софьи Павловны старались не ввязываться в авантюры.

Безумство чувственной юности владело обоими, гармония счастья и наполненности жизни била ключом. Любчик был более сдержан, а Любаша не знала большего наслаждения, чем быть с ним рядом. Она стала ему и другом, и надежным защитником, и все камни несла на его баррикады. Было настоящим удовольствием вместе с ним учиться по вечерам, собирать у себя друзей, усаживая их на старых стульях и продавленном старинном диване, доставшемся от бабушки Любчика. Каждый приносил с собой какое-нибудь нехитрое угощение, тонкий пластик докторской колбасы на толстом куске хлеба был настоящим удовольствием. Смеялись над Валеркой, любителем рассказывать смешные, иногда не совсем приличные анекдоты, пели песни под гитару, шутили. Добро и зло, любовь и труд, удовлетворение успехами и огорчение провалами познавались на ходу.

Горячий шепот молодого соблазна звучал по ночам в сердцах, и вскоре оба к своему величайшему изумлению убедились, что станут родителями. Любочка приняла известие с большим энтузиазмом и вся прониклась настроением будущего материнства, Любчик был озабочен. Все его мысли были о бизнесе и скорейшем желании разбогатеть, ребенок в эти планы не входил.

Узнав о беременности своей юной жены, он долго был возбужден и даже не совсем владел собой. Но Люба отнюдь не желала сбиться с мажорного настроения, и аргумент, что дети – это недоделанные взрослые, которые нарушают все планы, был перекрыт аргументом, на который всегда опиралась Люба: у нее есть мама и бабушка, которые всегда готовы помочь.

– Было бы неправдой сказать, что я очень доволен. Ну, что ж, тебе, несомненно, виднее. Хотя хотелось бы не останавливаться даже на короткое время. – согласился с ней Любчик. – Но главные мужские достоинства – «Мерседес» и вилла для меня – основа жизни.

– Интересно, когда на земле не было ни денег, ни вилл, ни «Мерседесов», что являлось главным достоинством мужчин? – засмеялась Люба.

– Добытый хобот мамонта, гордость своей жизнью и зрелище первобытной дамы без шкур, – отпарировал Любчик и рассмеялся.

Верочка родилась как две капли похожей на Любчика. Он страстно хотел сына, поэтому долго не мог прийти в себя от разочарования, но молодость взяла свое, и дочка вскоре стала его любимицей.

Жизнь продолжалась, постепенно улучшаясь во всех ее сферах, но стала еще более загруженной рядовыми делами. Верочка росла у бабушек, и порой молодые не видели ее по целой неделе. Но, когда собирались всей семьей, радости дочки не было предела, она висела то на шее отца, то на шее мамы, и разговорам не было конца.

Девочка росла очень смышленой и способной, и очень любила машинки. Разбирала их и интересовалась, что у них внутри. С куклами и девочками играла неохотно. В четыре года, когда мама и папа повели ее в спортивный комплекс, изъявила твердое желание заниматься боксом. То-то было слез, когда родители объяснили ей, что мордобой – занятие не для утонченных леди.

– Тогда коньки! – заявила малышка и с тех пор с коньками не расставалась, вызывая у родителей приятное удовлетворение своими способностями.

Прошли трудовые и трудные пять лет, в которых они не брали паузу в делах и не останавливались. И вот, наконец, счастливые новоиспеченные бизнесмены торжественно открыли свой небольшой магазин. Любочка с подругами не спала ночей, молнией носилась между домом и магазином, стараясь как можно красивее, ярко, но не крикливо, стильно, но не вычурно, с изюминкой украсить помещение торгового зала.

Полоса активности и позитивного общения захватила всех. Оптимизма, веры в лучшее, энергии не было предела. Все в это время компания жила взахлеб. Все вкладывали в ситуацию что-то свое и советовались друг с другом, и все получалось отлично.

Женя, вся проникнутая важностью события, с огромным энтузиазмом предлагала одну дизайнерскую идею за другой. Валюша, и Валек, как спецы по продуктам, расставляли на полках, в подсобке и холодильниках пищевую продукцию, Мужчины мотались туда-сюда, привозя и отвозя коробки и ящики.

Наконец, украшенный шариками, цветами и яркой рекламой магазин был открыт. На должность грузчика ребята пригласили одноклассника Лешку, бросившего учебу в техникуме, и по причине пьянства не имеющего к тому времени работы. Лешка всегда уважал Любу, называл ее «ласточкой», когда они невзначай встречались в городе. Любомира он недолюбливал, считая его снобом. К тому времени, как он начал пить, они потеряли связь и встретились совершенно случайно, когда Лешка нес сдавать бутылки.

Продавщицами устроились две серьезные пожилые дамы с коммунистическим складом совести и ума, так что Люба и Любчик были спокойны за магазин. В благодарность за проделанную работу Люба получила от мужа огромный букет ее любимых роз с пожеланиями огромного успеха и комплимент, что она, как самодостаточная бизнеследи, просто превосходна. Она с благодарностью приняла букет и прослезилась, так ей было приятно и радостно.

Вскоре Люба снова забеременнела. Факт оказался совершенно неожиданным для обоих. Любомир бушевал и посылал жену на аборт, желая устранить помеху на пути к счастью богатства, но Люба, снова опершись на маму и бабушку, никогда не показывающих ни усталости, ни раздражения, родила девочку. Любомир хотел сына и, занятый бурно развивающимся бизнесом, на Наденьку внимания почти не обращал.

Любе пришлось выйти на работу почти сразу же после родов, хотя Любомир довольно иронично высказался по поводу ее возможности выполнять необходимый объем работы. В последнее время он довольно часто скептично высказывался по поводу ее работы, материнства и поведения вообще.

Шло время. Занять место среди акул бизнеса непростая задача, но они, познавая традиционные и оригинальные способы бизнеса и применяя их на практике, боролись за свою нишу очень энергично и очень уверенно, взращивая свой престиж в глазах окружающих и создавая собственную реальность.

Но, чем крепче они вставали на ноги, тем больше «барских замашек» появлялось у Любомира. Торговая фирма, владельцами которой они были оба, к тому времени разрослась и требовала неусыпного финансового контроля. И Люба не жалела ни времени, ни труда, вникая во все тонкости, чтобы не пострадала финансовая сторона.

Люба была финансовым мозгом фирмы, организатором всяческих поставок и контактов, организовывала встречи с партнерами и потребителями их продукции. Хороший тон и деликатность, обладание врожденным тактом, положительность во всех отношениях, умение взять на себя ответственность и заставить работать людей, не прибегая к жестким мерам, здравые размышления и замечательные творческие идеи, обреченные на успех, позволяли ей всегда быть на высоте. Партнеры по бизнесу и сотрудники фирмы все больше проникались к ней чувством уважения. Она научилась правильно использовать косметику, одеваться, подчеркивая свои достоинства, и перед партнерами выглядела скромно, но эффектно одетой.

Любомир же, опираясь на ее работу и рассчитывая на ее талант, вел себя с партнерами как друг и благодетель. Благодаря ей он был освобожден от ежедневной рутины, одновременно насмехаясь над ее точностью и обстоятельностью в ведении финансовых дел. Он постоянно хотел экспериментировать и создавать нечто новое. И Любе приходилось порой неимоверными усилиями направлять его на нужный путь. Терпеливая, культурная и интеллектуальная, она была той платформой, на которой зиждилось его спокойствие, хотя сама никогда не относила себя к важным персонам их бизнеса, считая, что он главнее ее.

– Обалденно красив от прически до дорогущих туфель! Качественный самец! Неотразимо обаятелен, благороден и великолепен! И в постели должен быть утонченным мужчиной! – завистливо шептались о нем незамужние сотрудницы, и любили шастать в его поле зрения, чтобы чаще попадаться на глаза.

Устойчивое финансовое положение давало им возможность, да и потребность была, одеваться и вообще выглядеть соответственно статусу, хотя Люба по-прежнему одевалась со скромной элегантностью. Красивый мужчина, хорошо сложенный и безупречно выглядевший, и миловидная невысокая женщина в элегантном костюме, сияющая эмблема их торговой фирмы возле двери офиса – теперешний статус их положения в обществе. Ледяное достоинство его и добрая любезность и чувствительная деликатность ее – все эти аспекты жизни делали их пару весьма заметной в приморской элите.

Прошло еще четыре года, и Люба снова родила девочку. На этот раз Любомир не был взбешен ее беременностью, но вновь хотел сына. Когда она, мучаясь от болей в родах, позвонила ему, попросив принести минеральной воды, он просто и без усилий совести ответил:

– Прийти не могу, у меня дела. Так что отстрадаешь без меня, это твоя женская обязанность.

Хотя это было не впервые, но очень обидно. Какой бы сильной не была женщина, в такой страдательный момент ей хочется внимания и сочувствия того, по долгу природы обязан быть рядом. Люба, пожалуй, впервые за годы семейной жизни, горько расплакалась.

Когда родилась Любочка, он, сославшись на занятость, пришел в роддом только один раз и не появился на выписке ее и младенца, хотя, чтобы загладить вину, оплатил ее пребывание в частном элитном роддоме. Мама, Женя и Лера забрали Любу из роддома.

Его мать, которая редко навещала внучек, осознанно или нет, вдруг решила, что обе младшие девочки как-то подозрительно не похожи на ее сына. И хотя Люба по отношению к его матери по-прежнему проявляла уважение и даже некую стеснительность, так или иначе вынуждена была заметить, что девочки имеют черты и матери, и отца.

Злоба и высокомерие промелькнули в глазах матери. Она давно испытывала злость и зависть ко всем, кто хоть как-то забирал внимание ее любимого сына.

Любе всегда казалось, что эта женщина лишена способности улыбаться в ее присутствии, так она не любила свою невестку. Даже ярко-голубое небо в глазках Любочки не тронуло ее холодного сердца. Она ушла, мрачно посмотрев на внучку, не поздравив Любу с рождением дочки, не вручив подарка и не подарив даже шоколадки внучкам и всякими способами показывая Любе, что та давно ей противна.

Хотя в общих чертах все обстояло у них хорошо, Любомир все чаще пропадал вечерами, объясняя свое отсутствие чисто мужской деловой беседой. Запах дорогого коньяка говорил о том, что без алкоголя разговор не клеился. Все чаще в нем появлялись моменты равнодушия к детям и семье вообще.

Свалив основную массу работы на Любу, он не всегда был в курсе событий и иногда при встрече с партнерами попадал в неприятное положение, иногда даже в безвыходные обстоятельства. Но всегда легко отделывался и легко менял тему, зачастую сваливая вину на жену, и умел с блеском выходить из щекотливого положения.

Многие партнеры все чаще замечали, что он имеет существенные недостатки, но манеры высшего класса не позволяли им напрямую указать на них. Неуемное стремление к удаче и богатству, и сама удача во всем изменили его характер. Он отрастил себе волосы и застегивал их сзади в хвост, среди кокетливых и элегантных женщин своего общества чувствовал себя довольно непринужденно, кичился богатством и все чаще бывал в нем один. Красивые открытые платья, красивые лица с благородными чертами, красивые пальцы с ухоженными ногтями струились и сливались для него в один сплошной блеск, шик и красоту, и волновали его с каждым годом все больше и больше, до тех пор, пока он не начал изменять жене. Все чаще он оказывался в обществе прелестных дам и кавалеров в смокингах и бабочках один, объясняя отсутствие Любы занятостью с детьми, и проводил время не без пользы для себя. В семье его уже ничто не задевало слишком глубоко, ему не хотелось вникать в вопросы воспитания и быта детей, беспокоиться о благополучии ее членов.

Поначалу она лишь догадывалась, что он не верен ей. А он иногда даже опускался до девушек из рабочей прослойки, накачивал их дорогим коньяком и одаривал лаской, веселил их и веселился сам, забывая про изысканные манеры высшего класса приморского общества. Тогда он чувствовал вину по отношению к Любе и приглашал ее в компанию дам и кавалеров, но, попав однажды в компанию, где алкоголь лился рекой, и все вели себя довольно вульгарно, она отказалась больше посещать такие компании и настояла, чтобы и он гнушался такого общества.

– Дружба с коньяком и такими людьми меня не устраивает. И ты не должен сползать до их уровня, – решительно сказала она ему. Выслушав ее аргументы, он кивнул в знак согласия, в душе решительно ненавидя ее здравые размышления, но вечеринки такого рода посещать не перестал, считая, что в «бедном низкопробном обществе из глубинки» расслабляется от рутины. Моральный аспект постепенно перестал его волновать.