Бег по стене

В нише между двумя шкафами, в окружении пришпиленных к стене фарфоровых тарелок с крупно нарисованными цветами, висел пейзаж – вид Земли из космоса. Настолько не подходивший ко всей здешней обстановке, что просто оторопь брала. Но еще больше поражало другое: за взглядом рисовавшего его художника явно чувствовалось что-то очень и очень личное.

Такое, например, как у нее самой.

А еще Майя точно знала, откуда можно поймать именно этот ракурс, но до сих пор не было оснований считать, что кто-то еще мог иметь столь же своеобразный опыт…

– Здравствуйте, – раздалось вдруг за спиной. – Нравится?

Не вздрогнуть у нее все-таки получилось, но чего это стоило – лишь святые угодники и знают:

– Я не сильна в подобных вещах, но кажется, здесь работал талантливый человек. – И только после этого обернулась, надеясь, что следов растерянности на лице уже не осталось. – Это вы рисовали?

– Нет конечно, с чего вы взяли?

Ну, хотя бы с того, что парень, так неслышно подкравшийся к ней сзади, тоже подходил ко всем здешним рюшечкам и вышивочкам примерно как трактор к паркету – в этом у них с картиной было слишком много общего. В том числе и ощущение удара под дых – еще более неожиданного и сурового, чем случился с ней вчера.

Если начистоту, тот вообще выглядел мало куда подходящим.

Острый – первое слово, которое просилось на язык, стоило его увидеть. Острый взгляд, острый нос, острый подбородок узкого, смуглого лица. Даже явно переросшие добропорядочную длину темные пряди, и те заканчивались вдруг острыми кончиками, навевавшими на ощущение опасности.

Но выкладывать ему свои соображения на этот счет Майя не стала:

– Просто любопытство, – пожала она плечами. – А то вопрос у вас вышел каким-то личным.

– Вам показалось, госпожа… Как мне вас называть?

– Майя. Просто Майя. Боюсь, что-то более чопорное в здешней атмосфере будет выглядеть странно. И здравствуйте, господин?..

– Петер. Просто Петер, – показалось, что улыбается этот парень не слишком часто, скорее уж наоборот и… Вот вам и еще один диссонанс с этим местом, где позитив разве что из ушей не лился. – Вы правы, к нашему сладкому улью любой официоз подходит не сильно.

– Улью? – не сразу сообразила она.

– Ну, может не улью, а бабочнику. – И быстро сменил тему, явно не желая углубляться в дебри своих ассоциаций. – Так вам нравится? Я про картину.

– Скажем, она меня поразила. Наверное, контрастом со здешним «бабочником», как вы сейчас точно заметили. Но и сама по себе она неплоха – я бы тоже не отказалась иметь что-то подобное.

И вдруг поняла, что последняя фраза вышла очень честной. Не отказалась бы, да. Отлично смотрелось бы над ее домашним системником – уж точно лучше, чем здесь.

– Может, тогда и на «ты» перейдем? – предложил парень, чуть прищурившись. – Если уж мы решили обойтись без официоза.

– Может, – согласилась она и тут же воспользовалась этим приглашением. – Как думаешь, что здесь лучше всего заказать для первого раза? Чтобы прям так же неожиданно и в сердечко как вот это.

И, спохватившись, кивнула на стену с нездешним пейзажем, показывая, что именно имелось в виду.

Тот прищурился еще больше, и лицо сделалось совсем хищным:

– Пойдем, я сам закажу и угощу. А ты потом решишь, в сердечко оно или мимо.

– А…

– Вон туда, – поняли ее без слов. – Лучшее здесь место со всех точек зрения, поверь, я знаю, о чем говорю. Мало того, что поливать нас там патокой остальным окажется трудновато, поскольку уголок тесный, так он еще и тенистый – будем сидеть там как пауки в темной норе и любоваться…

– Бабочками, – понимающе кивнула она. И покосилась на стеллаж с подписанной посудой. – Завсегдатай?

– И даже не старожил, – опять улыбнулся тот с непонятным посылом – то ли пугайся, мол, то ли чувствуй себя польщенной. – Я сын здешней хозяйки.

– Мур? – невольно вырвалось у нее, спровоцировав еще одну неоднозначную ухмылку.

– А хочешь знать, почему ее так зовут? Да? Ну тогда тебе вон туда и подожди пару минут. Я быстро.

Этих минут ей вполне хватило чтобы дойти, куда сказали, осмотреться и оценить, что местечко и вправду царское – словно ложа с прекрасным видом на весь здешний театр. А еще прикинуть ответ на вопрос, который она, вообще-то, даже не думала задавать. Хотя, конечно, интересно, почему к владелице могло прилипнуть такое прозвище? Самое напрашивающееся – намек на мурлык.

Мур… то есть, госпожу Гриффитс, она сейчас как раз видела. Точнее, почти не сомневалась, что видит именно ее – беседующей в открытых боковых дверях с Гертой, понятливо кивающей чуть ли не на каждое сказанное слово. Хозяйка и правда здорово смахивала на большую деловитую кошку. Сиамскую, пожалуй – особенно чуть вальяжными, точными движениями. Но вряд ли все было настолько прозрачно и совсем уж без подвоха.

И вдруг дошло – словно кольнуло что-то, не оставляя сомнений: вот сейчас Майя попала в точку. А кошки здесь и в самом деле ни при чем.

Да, эта ее догадка могла быть ошибкой. Могла быть совпадением. Могла вообще ничем не быть, в конце концов! Но что-то подсказывало: ни черта это не случайность.

Мур – в переводе со скандинавского значит мамочка. И в тот ряд, где уже стоял некий господин Ларс Юханн на фоне некоего свейского концерна, эта информация ложилась идеально. Каким именно боком, выяснять еще, конечно, придется, но главное понятно и так: ей просто сказочно, необыкновенно повезло. Первый же выстрел – считай, наугад – оказался удачным.

Глава 4

– Вы из Скандии? – Майя смотрела, как ловко ее добровольный гид по здешнему меню выставляет с принесенного им подноса чашки, блюдца и вазочки, и поэтому не пропустила как его пальцы… нет, не дрогнули. Просто на пару лишних мгновений задержались на пузатом боку сахарницы. И, кстати, только сейчас заметила, что на левой кисти два крайних пальца – безымянный и мизинец – у него импланты. Из новейших, напичканные сильной механикой по самое немогу и потому, считай, неотличимые от собственных.

– Тебе кто-то сказал! – Надо отдать ему должное, задавать глупых вопросов Петер не стал, мигом достроив про себя всю ее логическую цепочку, позволившую сделать этот вывод. – Про то, откуда пошло прозвище Мур?

– Подозреваю, с твоей легкой руки, так? Но без подсказки я бы все же не догадалась. Выглядите вы…

– Не блондинами? – хмыкнул тот, закончив с посудой и небрежно сунув пустой уже поднос на соседний, свободный столик. – Неужто и ты стала жертвой стереотипов?

– Не похожа?

– На жертву? Нет. Но все-таки, кто именно нас сдал? Герта успела?

– Нет, конечно. Напрямую мне об этом никто не говорил, иначе вышло бы не слишком честно. А мы ведь играем?

– В угадайку? Н-ну, если хочешь.

– Я хочу?! Вообще-то, первым начал ты, – обвиняюще наставила она на него палец. Но тут же отвлеклась – на ненавязчиво придвинутую ближе тарелочку с песочной тарталеткой под роскошной шапкой меренги, чуть тронутой поверху золотистым «загаром». Аромат от нее шел совершенно сказочный – ваниль, хорошее масло, чуть терпкий лимон… – О, так это и есть тот самый десерт, ради которого здешние завсегдатаи готовы пропускать лекции?

– Да, нам с тобой досталась пробная партия. И кофе я у Мур стащил, что она для себя сварила. Надеюсь, ты любишь со специями?

– Люблю.

– А нечестно играющих читеров, судя по всему, как раз нет?

– Неужто бывают те, кто их любит? – постаралась она попасть ему в тон, но вышло не очень – здорово отвлекала та самая пододвинутая к ней тарелочка. Меренга, под воткнувшейся в нее вилкой, оказалась мягкой, но плотной; светлый крем нежным и ароматным; тесто невесомо хрустнуло от первого же легкого прикосновения… Все вместе здорово смахивало на идеал.

– Тогда у меня для тебя еще одно предложение – после того, разумеется, как мы закончим с дегустацией здесь. Сыграть в другую игру, повеселее простенькой угадайки. По настоящему сыграть, в цифре. Ты как?

– Это в какую же? – вообще-то, ей следовало насторожиться. Но когда на языке у тебя тает первый кусочек чего-то совершенно божественного, сделать это толком неимоверно трудно. – М-м-м… Слушай, но это же не совсем лимон?

– Не совсем, – понимающе ухмыльнулся Петер. – От лимона в курде только цедра, а сок там апельсиновый. Считай, я сейчас сдал тебе главный семейный секрет.

К себе он придвинул вазочку – судя по всему, с тем же самым курдом, но уже соло, и с видимым удовольствием запустил в него ложку.

– Да? И за что же мне такая честь?

– Может, понравилась? – чуть склонил он голову к плечу, словно тоже в этом сомневался. – А со мной такое редко бывает.

И тут же, пока она не прожевала и не нашлась, что на подобное можно ответить, непринужденно сменил тему:

– Так как насчет немного пройтись со мной по виртуалу? У тебя время сейчас есть?

– Есть. – Сообразив, что пирожное за пару укусов как-то само собой закончилось, Майя с трудом удержалась от искушения немедленно придвинуть к себе второе из… Шести! Петер явно знал, что делал, когда притащил их сразу такую прорву. Но уж слишком расслаблял Майе мозги процесс их поедания, и вместо этого она потянула к себе чашку с кофе. Увы, но и там первый же глоток здорово ее поразил – кажется, минимум половину добавленных в него специй она просто не знала, а вторую никак не ожидала там найти. Но в целом сочетание вышло очень интересным и, пожалуй, гармоничным. – А с чего ты вообще взял, будто я в этом что-то понимаю?

– Шутишь? – он выразительно глянул на ее вирт-очки, краешком торчавшие из нагрудного кармана куртки. Самым-самым краешком. Никто другой и не заметил бы, а уж тем более не догадался, что именно видит. Но, как говорится, рыбак рыбака… Н-да.

Чтобы скрыть растерянность от своего дурацкого, почти детского прокола, Майя обвела взглядом садик и невольно задержалась на калитке, куда как раз вваливалась новая компания здешних дружелюбных завсегдатаев – улыбки и приветствия разлетались от них настолько густой шрапнелью, что досталось даже тому полутемному углу веранды, где обосновались они с Петером. По крайней мере, в их сторону ребята махали не менее активно, чем во все остальные. Кажется, кого-то из этой общительной четверки она сегодня даже видела… Кажется, даже возле деканата…

– Ты бери еще, – Петер явно уловил ее настроение и пришел на помощь, снова легко меняя тему. – Я от первого противня только половину уволок, еще столько же в кухне осталось. Если в тебя влезет, принесу и их тоже.

– А сам чего не ешь? Не любишь?

– Почему? Очень люблю, Мур для меня их готовить когда-то и научилась. Просто сегодня настроение только на крем.

– И переехали вы сюда тоже из-за тебя, правильно? – вдруг сообразила она, смирившись с полным отсутствием у себя воли и принимаясь за уничтожение еще одной тарталетки – это ж надо святым аскетом быть, чтобы суметь устоять перед подобным.

– Угу, – Петер уже выскребал остатки своего курда и алчно поглядывал на вторую вазочку, которую Майя легко готова была ему уступить – у нее сегодня настроение употреблять эту роскошь исключительно в виде полноценного пирожного. – Но это уже давно было, когда я только планировал сюда поступать.

– Давно? – Майя пригляделась к нему внимательней, тут же сделав вывод, что он, пожалуй, и правда старше, чем выглядит – в уголках светло-синих глаз, наредкость эффектных на фоне смуглого лица, даже морщинки можно было обнаружить. Особенно когда он вот так щурился на слишком яркое для конца марта солнышко.

– Лет пятнадцать назад. Примерно. – И взглядом спросив у нее разрешение, потянул-таки к себе вторую вазочку с кремом.

Майя воспользовалась паузой, чтобы отодвинуть в сторону пустую уже чашку из-под кофе:

– А сейчас? – и сама же себя перебила, догадавшись: – Погоди, ты здесь теперь преподаешь, что ли?

– Нет, все не настолько плохо, в эту когорту меня пока еще не загнали. Но на мне обслуживание чуть ли не половины здешних системников. Лучшей их половины, заметь: той, что считается самыми перспективными из прототипов. И только представь теперь, куда я тебя сейчас пригласил – познакомиться со всем этим изнутри. Ты ведь собираешься здесь учиться, так? Значит, должна знать, что за концерн у нас в главных спонсорах. И для кого они, те прототипы.

– О-о-о… – Майя представила. Одни из лучших игровых машин и в самом деле собирали здешние немцы.

Петер пододвинул к ней третью тарелочку:

– Так как? Прогуляешься потом со мной в наш экспериментальный вирт?

– Запросто! – с готовностью подняла она вилку, превращая в руины еще одно пирожное, чтобы тут же отправить в рот солидный его кусок.

Море ей уже было по колено, если не по щиколотку.

***

Пока Петер уносил опустошенную посуду и что-то там собирался решать с транспортом, Майя удрала в туалет «попудрить носик». Для начала убедилась, что обе из двух кабинок свободны, внешние стены достаточно толстые и не пропустят негромкий разговор, а потом без малейших колебаний сунула стоявшую в углу швабру под дверную ручку – теперь открыть створку снаружи оказалось бы невозможно.

И выудила из кармана мофон, сразу его развернув:

– Второй, здесь?

– Здесь. Но связь нестабильна. – Ответ пришел с задержкой в пару секунд.

Плохо, конечно, но некритично.

– Тогда сбрасывай запись нашего разговора на спутник пакетами. Ежеминутно. Но сначала скинь то, что я сейчас записала за столом. Если мне будут пытаться дозвониться в ответ – не соединять ни в коем случае.

– Принято, – на этот раз задержка вышла чуть дольше.

– И проверь меня на адекватность.

– Пальцы левой руки на экран, взгляд в камеру, замри на тридцать секунд, – напомнили ей – самый конец фразы при этом растянулся и словно бы поплыл. А спустя полминуты подтвердили: – Да, нарушения присутствуют: не критичные, но явные. Серьезной угрозы здоровью не представляют.

– З-заботливые, лепи их через колено… Запись нашей застольной беседы с господином Гриффитсом ушла?

– Да.

– Расшифровку и анализ, прежде чем отправить, сделал?

– Да.

– Какие предположения, кофе или пирожные?

– Кофе. Есть даже версия, что именно тебе туда могли подмешать – вероятность не стопроцентная, но высокая. Все три препарата проще добавлять в жидкость. Разворачиваем эвакуацию?

– Ни в коем случае! – как-то очень уж нарочито испугалась она, но тут же «прикрутила» реакции, сама это сообразив. – И повторяю: на попытки связаться со мной из концерна не отвечать.

– Принято, – голос продолжал звучать все так же механически, но Майе все равно послышалось осуждение. Вернее, не послышалось, а показалось, но настолько явно, что захотелось вдруг оправдаться, и спохватилась она лишь уже начав:

– Просто принимая любые решения, я буду делать поправку на это свое состояние.

Н-да уж… Оправдываться перед автоматом – это точно неадекватность, пусть даже назвать так Второго язык не повернулся бы ни у кого. Особенно у нее.

– Выполоскать эту дрянь из себя, как я понимаю, уже без шансов?

– Поздно, – подтвердили ей. – Данная операция смысла иметь не будет.

– Ладно… – зависла Майя, глядя на собственное отражение в зеркале над умывальником – сквозь матовое стекло высокого и узкого здешнего окна свет пробивался достаточно щедро, чтобы рассмотреть и чуть расширенные зрачки, и лихорадочно горевшие щеки. – Тогда план такой: продолжаю делать вид, будто ничего не заметила и ничего особенно не чувствую. Еду туда, куда меня так настойчиво приглашают и пытаюсь выяснить все, что возможно. Ты в это время ведешь запись и сбрасываешь ее на спутник в режиме реального времени.

– А в случае серьезных помех? Как тут, например?

– Есть основания считать их искусственными? – невольно напряглась она, с удовольствием осознавая, что полностью сохраняет контроль над ситуацией.

– Нет. Для таких предположений недостаточно данных.

– Вот и отлично. Тогда при необходимости сбрасывать будешь в том же режиме – пакетами с интервалом в минуту. Или по мере появления такой возможности.

– Не одобряю, – четко произнес автомат. – Твое самочувствие вызывает сомнения, я вынужден буду…

– Да кто ж тебя спрашивает, железяку чертову? – Майя резко схлопнула его в обычный кирпич мофона. Ну, почти обычный. Который словно в отместку немедленно разразился настойчивой трелью. И чертыхнулась еще раз, увидев, что высветилось на экране: – Я же сказала вызовы не принимать! А будешь своевольничать, вообще тут сейчас забуду.

Звонок прервался на полуноте.

– То-то же!

И привычно сунув аппарат в карман штанов, заспешила к выходу – показалось, будто с улицы донесся звук мотора. Хотя и странно, что она его тут вообще услышала – при такой-то толщине внешних стен.

Но открыв дверь, и снова оказавшись на веранде, поняла: ни капли оно не странно. Странно другое – что ревом блестящего алого монстра, рыкающего сейчас за калиткой, в доме окна к чертям не повыносило.

– Да! – выдохнула она. И очень постаралась не рвануть к выходу бегом.

Хотя, возможно, все равно рванула бы, не перехвати ее вдруг кто-то за локоток:

– Здравствуйте. Так вы и есть та самая Майя? – вблизи Мур оказалась на полголовы выше нее, в полтора раза крупнее и еще больше похожа на холеную сиамскую кошку с такими же как у сына яркими глазами. Их разрез вдруг показался Майе смутно знакомым, но так и не сумев вспомнить откуда, она просто выбросила это из головы. Мало ли что ей могло почудиться, особенно сейчас, в этом состоянии?

– Та самая? – притормозила она, стараясь ничем не показать, что готова чуть ли не приплясывать от нетерпения и уж точно не настроена на долгие беседы. Она ж ведь и правда прекрасно себя контролирует. Вот сейчас соберется, быстро скажет спасибо за тарталетки, и…

– Ну да, именно та самая. Ради которой мой сын сначала лишил меня собственноручно сваренного кофе, а потом вдруг надумал выкатить мотоцикл. Полгода в его сторону даже не смотрел, а тут – нате вам.

– Из-за меня? – Майя спохватилась, что беседа получается какой-то однообразной – Мур говорит, а она зачем-то переспрашивает.

– Ну не из-за меня же? Понравились ему явно вы. А он вам?

Наверное, стоило бы все-таки удержаться и не выходить за привычные рамки вежливости, но сил уже не было. Благодарить за угощение с подвохом и так-то не сильно тянуло, а сейчас расхотелось совсем.

– А он мне – нет. – И мило улыбнувшись в качестве извинения, попрощалась и заспешила туда, где рыкнуло вдруг особенно выразительно – не иначе ручку газа крутанули до упора.

Вслед ей отчетливо хмыкнули. Показалось, что с жалостью.

Да нет, наверняка всего лишь показалось. Опять.

***

– Такая карета устроит? – Петер снял с заднего сиденья второй шлем и постарался развернуть своего порыкивающего монстра так, чтобы на него удобнее было забраться. Или, возможно, чтобы ей удобнее было оценить всю красоту картинки – железный конь и его рыцарь. Тоже, надо полагать, непростой.

Майя подыграла – почему нет? Вышло даже весело, когда она, закатив глаза, подняла сразу оба больших пальца:

– Мечта!

– Помочь? – протянул он ей сначала шлем, а потом руку.

– Нет. – С креплениями Майя и сама мигом разобралась.

– Ну тогда хоть скажи, о чем вы сейчас с Мур болтали?

– Ни о чем, – вполне честно пожала она плечами, но затягивать защиту пока не спеша. – Поздоровались и все.

– В общем, тут такое дело… – отчетливо замялся тот, перестав вхолостую крутить ручку газа и сотрясать окрестный квартал. И вдруг поднял ладони, словно сдаваясь на ее милость: – Ладно, что уж: накосячил я слегка, можешь даже побить потом. Мур себе кое-что в кофе добавила… Нет, ничего серьезного или опасного, просто ей врачи советуют иногда взбодриться чуть больше, чем это дает обычный напиток. Нечасто! И я когда ее варево с кухни похищал, ничего не знал! Честно. В общем, ты как?

– Да нормально вроде, – сделала она вид, будто прислушивается к себе, а на самом деле размышляя, что дивно логичная и однозначная ситуация вновь становится совершенно непонятной. Собирались ее зачем-то опоить и теперь усыпляют бдительность, сообразив, что она об этом догадалась? Или все-таки и правда случайность? – А что именно должно быть?

– Ничего, – с явным облегчением выдохнул тот. – Ну, кроме хорошего настроения. А пока доедем – вообще ничего. Да ты садись давай.

– А скажи-ка, пожалуйста, – прищурилась Майя на отлично видимый сквозь ажурную калитку двор со столиками. – Остальных она тут часом этим своим хорошим настроением не потчует? Заодно?

– С ума сошла? – настолько искренне вытаращились на нее, что Майя сморгнула. – Ты представляешь, сколько это стоит? Со всеми прилагающимися к лекарству гарантиями полной безопасности и отсутствия побочек? Нет, она, конечно, любит поиграть в благотворительность, но не до такой же степени?

Лекарство, значит. Вот как.

– Хотя тон задать Мур умеет, этого не отнять, – продолжил Петер, уловив так никуда и не девшуюся Майину настороженность. – Тут ты права – здешняя атмосфера, на которую студиозусов тянет почище чем мух на патоку, ее заслуга. Но это она для меня компанию таким образом собирала – чтобы хоть в этом бедный ребенок не чувствовал себя обделенным.

– В смысле? – не поняла она.

– Я незаконный, – просветили ее с ненатуральной легкостью. – А еще лет десять – пятнадцать назад к этому относились совсем по-другому, чем сейчас.

«И чем здесь, – добавила про себя Майя. – Особенно где-нибудь в патриархальной свейской глубинке.»

Что ж, многое становилось понятнее. Но…

Интересно, Петер сейчас осознает, что именно делает? А если – да, зачем продолжает? Желание каяться перед незнакомым, считай, человеком выглядело странным, адекватные люди себе такого не позволяют.

И вдруг сообразила еще кое-что:

– Погоди, – невольно попятилась она от алого монстра, за рулем которого сидел этот нетипично веселый для его обычного состояния парень. – Но ты ведь кофе тоже пил!

– Попробовал, ага, – ухмыльнулся тот, чуть толкнув машину вперед и снова оказавшись с ней глаза в глаза. – Потому и сообразил сейчас про примесь – жаль, что не сразу. Садись, говорю, пока без толку не развеялось. Обещаю, будет весело.

Что-то она там упоминала про полный самоконтроль? Ну-ну…

В общем, секунду спустя ветер уже свистел у нее в ушах, легко врываясь под так и не закрепленный толком шлем и выдувая из головы последние остатки сомнений. А еще через десяток минут, когда первый восторг чуть облинял и стало ясно, что они просто катаются по кампусу, наворачивая около безлюдного сейчас парка третий круг подряд, Майя вообще склонилась к уху Петера:

– Пусти меня вперед!

– Думаешь, справишься? – при таком грохоте ответ скорее угадывался, чем слышался.

– Вот и увидим.

Рокировка прошла чуть ли не на ходу, ей даже спрыгивать не пришлось – спрыгнул Петер. А она просто перескочила на освобожденное место, тут же почувствовав, как машина чуть просела на заднее колесо, и ее крепко обхватили за талию сзади. Еще пара секунд ушла на то, чтобы сориентироваться в управлении, ну а дальше в тартарары полетели последние тормоза – причем речь вовсе не о мотоцикле.

Плотный ветер, на котором она почти лежала, жесткое кольцо рук, державшее надежнее любых ремней, и ощущение то ли скорости, то ли счастья, выбивавшее из глаз самые настоящие слезы… Да, весело ей было, факт, тут Петер не обманул.

– Ну как? Справилась? – чуть ли не боком вписалась она в свободный уголок на стоянке, куда ей за пару секунд до этого настойчиво отмахнули из-за спины. И тут же попыталась выпутаться из непривычной конструкции шлема.

– Не то слово. Надеюсь, в вирте у нас выйдет не хуже, – на землю он соскочил когда шины, казалось, еще визжали, помог слезть ей и, отобрав защиту, неожиданно мазнул губами по виску, быстро отстранившись и потянув за руку: – А теперь бегом! Я и так уже здорово задержался.

– А…

Увы, но выяснение, что это было, пришлось отложить – слишком уж активно ее тащили сначала к широкому входу в полностью остекленное по фасаду приземистое здание, а потом, по еще более широкой лестнице, на его второй этаж. И лишь за никак не обозначенной дверью дали, наконец, остановиться и немного выдохнуть.

– Петер, ну где тебя носит?! – напустился на того белобрысый встрепанный парень, сидевший в одном из двух анатомических кресел перед здоровенным моноблоком системника. И явно от нечего делать разбиравший перепутанные провода навешанных на него многочисленных приблуд – будто в такой машине и без них могло чего-то не хватать.

– Извини, – вместо ответа Петер тронул его за плечо и показал на дверь, – но сегодня у меня другой напарник.

– Сдурел? – кажется, тот не сразу сообразил, что это не дурацкая шутка.

– Гренн, не тяни, освобождай место. Не видишь, девушка ждет?

– Ну ты и… – несмотря на досаду, поднялся парень без дальнейших споров, за что немедленно получил утешающее похлопывание все по тому же плечу: