
Полная версия
КОЛЛЕГИЯ. МУДРЕЙШИЕ
– Страшная беда. Страшная. Пустыня взбунтовалась и породила полчища джинов. Они идут на Багдад, чтобы разрушить этот прекрасный город и пожрать наши души. О Всевышний, помоги нам! Мой караван, мой бедный караван.
– Что ты мелешь! Успокойся. Какие джины? В какой пустыне? – не на шутку разволновался визирь.
– Джины. Настоящие джины и ифриты21. Посмотри на этого несчастного. Это Абу Барак – храбрый воин, командир охраны моего каравана. Сто двадцать верблюдов. Двести тюков с товаром. Шелка, фарфор и нефрит из Китая. Слоновая кость и самоцветы из Индии. Мягкие, как поцелуй девы, меха из северных степей. И серебро. Серебро из горных рудников на границе Индии. Много серебра. Все это пожрали джины. Все! Я разорен!
– Вот в чем дело. Твой караван пропал.
– Не пропал. Его погубили джины. Выслушай воина. Он и еще десяток людей сумели спастись, но почти потеряли разум от страха.
– Да, о чем ты? Наверно, на твой караван ночью напали бандиты с факелами, а стража приняла их за огненных демонов пустыни.
– Нет-нет. Выслушай его, – скорбно покачал головой ас-Сафах и, закрыв лицо руками, принялся шептать молитву.
– Абу Барак, мне сказали, что ты храбрый воин, – обратился визирь к воину. – Поведай мне, что ты видел.
– Джины, – прошептал потрескавшимися от жажды и зноя пустыни губами командир охраны каравана и оглянулся, словно опасаясь, что на него нападут. – Джины и ифриты. Демоны пустыни. Много. Ужас. Боль. Смерть. Они гнались за нами. Они идут сюда. Сюда, – воин снова оглянулся, упал на колени и пополз в кусты.
– Стража! – крикнул визирь. – Возьмите его. Свяжите и отнесите в мой дом. На голову наденьте мешок, как испуганной лошади, тогда он перестанет трястись от страха. Вызовите дворцового лекаря. Пусть осмотрит беднягу. Сами останьтесь с ним. Я скоро приду.
– Вы видели, о мудрейший! Джины идут сюда. О мой караван! Серебро. Шелка из Китая. Фарфор, – запричитал торговец.
– Приди в себя, почтенный. Ты не первый раз теряешь караваны.
– Но ты сам видел, в каком он состоянии. А это мой лучший и самый опытный воин. Он прошел от Индии до Алжира. Был в горах и на море, в пустынях и степях. Водил мои караваны везде, где может ступать нога верблюда. Он в ужасе. Я уверен, что он видел джинов и говорит правду.
– Единственное, в чем я уверен, так это в том, что он не в себе. Куда ходил твой караван? Что за пустыня?
– Караван ходил на восток в Индию. Оттуда с товаром возвращался по северным предгорьям через Хорасан. На границе с Джубайлем22 перед самой соляной пустыней началась песчаная буря. Караван стал на стоянку, чтобы переждать. Не успели они разбить шатры, как из песка показались джины. Людей и животных обуял ужас. Они бросились бежать. Многие сгинули в песках. Абу Барак видел, как джины склонялись над несчастными и выпивали их души, а потом вместе с пылевой бурей пошли на запад в сторону Междуречья. Едва живой от ужаса, он дошел до караван-сарая. Там его подлечили и отправили сюда. Мой верный воин был уверен, что Багдад разрушен.
– Как видишь, Багдад стоит. Ночь тиха. Никаких джинов здесь нет. Но твой рассказ настораживает, – аль-Фадль в задумчивости погладил аккуратную бородку. – Если на пути караванов с востока появилось непонятное и опасное явление, оно будет мешать торговле. Это не в интересах халифата. Поступим так. Ты иди домой. Я утром поговорю с твоим воином. Потом все хорошо обдумаю и скажу свое решение. Возможно, мы туда пошлем отряд, чтобы во всем разобраться.
– О мудрейший! Твое великодушие бесконечно. Отряд смелых воинов сможет найти то место. Ведь Абу Барак должен помнить, где они разбили шатры. Отряд быстро найдет место стоянки и сможет спасти часть товара.
– Ты потерял полсотни людей и беспокоишься о товаре, – визирь взглянул на ас-Сафаха с укоризной.
– Там были десять верблюдов, груженных серебром для Аравии, – потупил глаза торговец.
– Так вот в чем дело. Почему сразу не сказал? – сверкнул на него глазами визирь. – Ладно, иди. Мне нужно все обдумать.
Визирь, астролог, математик и придворный мудрец аль-Фадль ибн Наубахт был человеком верующим, но как ученый относился к религии без фанатизма. Весь его опыт подсказывал, что в минуты душевного смятения человек склонен давать обычным природным явлениям самые экзотические интерпретации. В джинов он не верил. Несмотря на частое упоминание в сказаниях и легендах, никто из ученых мужей их никогда не видел. Поэтому подтверждения их существованию нет. Да и как слуги Иблиса23 могут появиться на поверхности, если их Всевышний навечно заточил в преисподней.
Утром командир отряда охраны каравана Абу Барак чувствовал себя получше. Ночью дворцовый лекарь дал воину снотворное зелье, промыл и смазал заживляющей мазью многочисленные мелкие раны и порезы от острых камней и колючек. Главное, что слепой ужас и шок от увиденного прошли и воин мог спокойно рассказать о том, что произошло.
Караван из ста двадцати верблюдов шел по предгорьям Эльбруса, затем свернул на юг по обычному маршруту по границе дюн и соляной пустыни, чтобы срезать угол и выйти напрямую к портам Аравийского моря24. Там товар перегружался на суда. Часть шла в Мекку и Медину – крупные города халифата и дальше морем в Египет, часть по Тигру и Евфрату на север – в Багдад и другие города Междуречья.
Передовые погонщики издалека заметили бурю. Чтобы не глотать соленый песок, старший решил увести караван на запад в дюны и там в ложбине обустроить стоянку. Подгоняемые надвигающейся бурей, они двигались быстро. Через час пути нашли глубокую ложбину между высокими барханами, загнали в нее верблюдов и начали разбивать шатры. Когда большая часть навесов была готова, лагерь накрыла песчаная буря. Песок навалился плотной стеной. Началась сухая гроза. Вспышки молний мелькали в темноте, пугая животных. Погонщики и охранники, обмотав лица пылевыми шарфами, вышли из шатров, чтобы успокоить и сдержать верблюдов.
В это время и появились джины. Вначале послышался далекий звон, похожий на тот, каким звонят колокола в Византийских храмах. Потом страшный скрежет. Потом утробный рев. Испуганные люди начали жаться к палаткам. В этот момент тучи песка и пыли осветились инфернальным огнем и на верхушках барханов показались джины. Абу Барак их хорошо разглядел. Огромные, высотой с минарет, черные, как ночь, изрыгающие пламя. Глаза горят, как жерла печей. Их рев сдвигал шатры и валил с ног. Их топоры со свистом рассекали воздух над палатками. Демоны наклонились над лагерем и протянули к трепещущим на ветру навесам свои когтистые лапы. Они хватали беззащитных, обуянных ужасом людей и швыряли на землю, потом склонялись и высасывали их души. А потом появились полчища ифритов. Они летели над барханами, чуть касаясь песка своими огненными хвостами, валили людей на землю и тут же принимались пожирать их тела.
От вида этого демонического пиршества люди сходили с ума. Они бросились бежать кто куда. Но ифриты преследовали их и продолжали рвать человеческую плоть своими огненными лапами. Абу Барак от ужаса почти лишился рассудка. Бросив все, он бежал сквозь бурю по барханам, а за ним медленно, словно издеваясь, шла армия джинов и ифритов. Наконец воин упал без сил на вершине очередного бархана и скатился вниз. Когда над ним показалась толпа демонов, он прошептал последнюю молитву и приготовился умирать. Но демоны не заметили его. Они прошли дальше и двинулись на запад. Тогда воин понял, что армия преисподней идет прямиком через соляную пустыню на Багдад. Он был уверен в этом.
Буря закончилась. Абу Барак чудом выжил. Всевышний послал ему перепуганного верблюда. На нем он добрался до караван-сарая, расположенного на полпути к Хамадану25. Старый воин обессилел от голода. Чтобы утолить жажду, он делал надрезы на боках верблюда и слизывал кровь. Помутненный ужасом разум толкал его вперед, чтобы сообщить людям, что на Багдад идет армия демонов. В Хамадане ему сообщили, что идущие вдоль пустыни караванщики подобрали еще десяток несчастных. Все они лишились рассудка от ужаса, вели себя, как умалишенные, и были отправлены в лечебницу при мечети.
– М-да, – выслушав этот красочный рассказ, Аль-Фадль надолго умолк, задумчиво глядя на воина, которого время от времени била нервная дрожь
Абу Барак производил впечатление сильного духом мужа. Преклонный возраст и шрамы на его лице и руках говорили, что он не раз участвовал в битвах и без страха смотрел в глаза смерти. Речь его была стройной, мысли здравыми, как у человека, знавшего грамоту и понимавшего свое место в этом мире. Но разум его был до сих пор поглощен ужасом. А значит, этот ужас имел свою причину. Очень похоже, что воин действительно верил в то, что видел и о чем рассказывал. А видел он джинов.
– М-да… – еще раз проговорил визирь. – Ты храбрый воин, Абу Барак. Я благодарен тебе, что ты принес в Багдад весть о джинах. Сейчас тебе нужно отдохнуть и восстановить душевное спокойствие. Оставайся в моем доме. За тобой будет присматривать дворцовый лекарь. Еще я пришлю к тебе имама, чтобы он прочитал над тобой священные суры, изгоняющие демонов и восстанавливающие силу духа и ясность ума. Это очистит твою душу и освободит разум от страха.
– Спасибо, мудрейший, – воин приподнялся на своем ложе и взглянул в глаза визирю. – Ты ведь мне веришь?
– Верю, – медленно кивнул аль-Фадль.
– А то ас-Сафах сомневался. Он даже обвинил меня в утрате каравана.
– Ночью по его виду можно было сказать, что он искренне напуган.
– Он просто хочет, чтобы вы отправили туда отряд. Он хочет вернуть свои товары.
– Это естественное желание торговца, – улыбнулся визирь и неожиданно спросил: – Ты храбрый воин. Ты сможешь найти то место?
Сжав губы, Абу Барак закрыл глаза и с минуту лежал молча, потом отвернулся и произнес:
– Смогу. Только если вы будете меня поить этим снадобьем. Оно убивает страх. Я прошел через много битв и никогда ничего не боялся. Но сейчас я не уверен, что переживу встречу с джинами еще раз.
– Хорошо. Отдыхай, – аль-Фадль поднялся с кушетки и аккуратно расправил дорогой халат. – Во дворце хороший лекарь Он быстро поставит тебя на ноги. Через пару дней ты снова будешь сидеть в седле. Тогда и вернемся к нашему разговору.
Всю первую половину дня визирь обдумывал то, что сказал Абу Барак, а в полдень после зухра26 отправился к правителю. Нужно было доложить о странном происшествии в восточных землях.
Халиф Харун ар-Рашид отдыхал в тени сада под двумя опахалами из павлиньих перьев в окружении чтецов, которые нараспев читали ему поэтические сказания о победах его великих предков.
– О величайший из правителей! – начал было аль-Фадль, но халиф остановил его ленивым движением руки.
– Только не ты, мой добрый друг. Не нужно льстивых речей и целования ног. Я не приемлю это от своего учителя. Проходи, раздели со мной скуку.
– Ты скучаешь, повелитель? – визирь присел рядом на подушки.
– О да, – ар-Рашид чуть прикрыл веки и обвел взглядом ухоженный сад с посыпанными мраморной крошкой дорожками, прохладными фонтанами и изящными, увитыми цветами беседками. – Меня обуяла тоска. Даже гарем и соколиная охота не приносят радости. Может, чтобы ее разогнать, стоит начать поход на соседей?
– Войны не ведутся ради развлечения. Война должна преследовать цель.
– Ты как всегда прав, мудрейший. Но разве разогнать тоску правителя не является достойной целью для подданных? Мое царство простирается от Индии до руин Карфагена. Мои предки покорили десятки народов. Да и я прибавил территории Аравии и севера Африки. Теперь же расширение границ халифата прекратилось. Как мое имя будет вписано в историю?
– Твое имя, о великий, будет вписано золотыми буквами. Ты строишь города, дороги, каналы, мечети и медресе. Ты продвигаешь веру и заботишься о ее чистоте. При этом ты не притесняешь в своих владениях другие религии. Ты поощряешь науки и поэтов. Народ при тебе живет счастливо. Тебя боготворят и мусульмане, и христиане, и иудеи, живущие под твоей властью. Выйди за ворота дворца на рыночную площадь и спроси, хотят ли твои подданные войны. Воины ответят да. Но большинство народа в твоем царстве не воины. Простой дехканин27, купец, земледелец или ремесленник скажут нет. Потому что война – это смерть. Это великое зло. Все хотят и дальше жить в мире, растить детей, заниматься своим делом. К тому же посмотри вокруг. Династия Аббасидов, да ниспошлет Всевышний свою милость на твой великий род, покорила полмира. Чтобы довести армию до границ, уйдет месяц. И противники остались сильные. Византия на севере, непроходимые джунгли Индии на востоке. Твоя армия непобедима. Противник будет повержен. Но в битвах погибнет много достойных мужей, казна оскудеет, народ начнет роптать. Снова оживут внутренние враги. Начнутся заговоры. Мир в халифате будет нарушен. Твое царство уже превзошло размерами империю Александра Македонского. Так храни же его и обеспечивай мир, процветание и чистоту веры.
– Ты думаешь? – халиф оторвал виноградину от грозди, лежащей на серебряном подносе, и бросил себе в рот. – Наверно, ты прав. Но тоска…
– Тоску мы разгоним, о великий, – хитро прищурившись, сказал аль-Фадль.
– Я знаю этот взгляд, – оживился ар-Рашид. – Выкладывай скорее, что у тебя на уме.
– Вчера, когда я с учениками слагал оды о небесной красоте принцессы, ко мне пришел почтенный торговец. Он поведал, что на его караван, шедший из Индии по границе соляной пустыни и дюн, напали джины.
– Джины? – широко раскрыв глаза, переспросил халиф.
– Да, джины и ифриты. Об этом доложил командир отряда охраны. Он чудом спасся от нападения злобных демонов.
– Я думал, все это сказки для неграмотных дехкан. Всевышний навсегда закрыл демонов в преисподней. Им нет дороги в наш мир.
– Я выслушал воина. И, знаешь, мне кажется, он говорит правду. Он действительно видел джинов. Или, по крайней мере, думает, что видел.
– Думает, что видел, – повторил халиф. – Ага. Значит, их там могло и не быть?
– Скорее всего. Нападение на караван было во время песчаной бури. В это время произошло таинственное событие, которое люди приняли за появление джинов.
– Как интересно. И?
– И я предлагаю собрать отряд и отправиться на восток, чтобы выяснить, что там произошло. По дороге мы проинспектируем провинции. Дойдем до пустыни, найдем остатки каравана и на месте во всем разберемся. Мы вернемся, и весь халифат узнает, что великий правитель Абу Джафар Харун ибн Махмуд28 победил джинов и вернул почтенному торговцу его товары. Кстати, там, в песках, осталось почти десять химилей29 серебра, которые торговец вез из рудников Саманиды30.
– Десять химилей – это много серебра. Кто дал купцу право возить его с наших рудников?
– Караван принадлежал почтенному ас-Сафаху. С твоего великодушного согласия он возит серебро в Мекку и Медину31. Там за него дают на две трети больше золота, чем в Багдаде. Он везет туда серебро, потом возвращает в казну золото и оставляет себе одну треть от разницы.
– Ас-Сафах. Теперь вспомнил. Это ты, хитрец, придумал, как делать прибыль на разнице в цене серебра в Багдаде и Аравии.
– За казну радею, мой повелитель, – склонил голову визирь.
– Тогда надо помочь почтенному торговцу. Особенно если там, в песках, осталось столько серебра, – приняв решение, ар-Рашид звонко хлопнул себя ладонью по колену. – Заодно посмотрим, что там за джины завелись в моих землях. Сегодня же я прикажу готовить отряд в тысячу воинов и караван в полсотню слуг. Я хочу путешествовать с комфортом даже в пустыне.
Вечером аль-Фадль снова наведался к командиру охраны каравана и сказал, что сам великий халиф решил разобраться с джинами. Он заметил, что с Абу Бараком произошла разительная перемена. То ли успокоительные лекарства помогли, то ли его память сама стала избавляться от отпечатка ужаса, полученного в песках, но воин повеселел, приободрился и почти восстановил привычную силу духа. Узнав, что в дюны за соляной пустыней идет большой отряд, он сразу же выразил готовность быть проводником и показать место, где на лагерь напали демоны.
* * *
Сборы отряда заняли неделю. Всадники были готовы выступать на следующий день, все остальное время ушло на подготовку каравана с шатрами для халифа и свиты, на сборы поваров, музыкантов, лекарей, сокольничих, чтецов и наложниц. Халиф желал путешествовать с комфортом. Такая возможность ему будет предоставлена на две трети пути до самого Хамадана. По дорогам он может ехать верхом или в роскошном доме на колесах, запряженном восьмеркой лошадей.
За Хамаданом начиналась Великая соляная пустыня, а за ней – полоса дюн, где и произошло нападение джинов на караван. Коней и повозки придется оставить в столице провинции и всем пересесть на верблюдов. Только на них можно передвигаться по иссушенным солнцем пескам.
Путь до Хамадана занял почти три недели. По дороге два раза останавливались на соколиную охоту и один раз на охоту на горных коз. В столице провинции устроили несколько дней отдыха, которые ар-Рашид провел в беседах с местными чиновниками, духовенством и простыми подданными. Он проинспектировал мечети, медресе, местный гарнизон и рынок, проверил городскую казну. Увиденным остался в целом доволен, убедившись, что наместник тратит налоги на нужды провинции.
Отдохнув в Хамадане, пересели на верблюдов и двинулись на юг в обход соляной пустыни. До полосы барханов добрались через четыре дня. Еще день двигались на север по хорошо пробитой торговцами тропе. К вечеру дошли до места, где караван ас-Сафаха, увидев надвигающуюся песчаную бурю, свернул в дюны. В этом месте разбили лагерь, чтобы отдохнуть и переночевать. Вперед выслали разведчиков вместе с Абу Бараком. Аль-Фадль их проинструктировал лично: попытаться найти место стоянки, но, если что-то пойдет не так, тут же возвращаться.
Разведчики вернулись уже потемну в смятении и немного напуганные. Они рассказали, что почти дошли до места, где был разбит лагерь. С соседних барханов даже были видны присыпанные песком шатры и обрывки навесов. Были видны и сложенные в пирамиды тюки с товарами. Но, когда они попробовали подойти ближе, в ушах появился звон и тихие голоса на незнакомом языке. В их сердцах поселился страх, и воины повернули назад.
– Как ты думаешь, что там? – спросил ар-Рашид визиря после того, как выслушал доклад.
– Не знаю. Я с таким явлением не сталкивался. Звон в голове – это понятно. Он может быть после громкого, резкого звука или удара. А вот голоса на чужом языке – это странно.
– Может, там действительно джины? – понизил до шепота голос халиф и прошептал короткую молитву. – Может, зря мы их беспокоим?
– Может и зря, – задумавшись, аль-Фадль сделал несколько глотков чая из пиалы и взглянул на правителя. – Я предлагаю поступить так. Завтра с рассветом я возьму десяток воинов, Абу Барака и сам пойду к месту стоянки.
– Я не могу тобой рисковать. Ты мой учитель, визирь и придворный астролог. Кто мне будет давать мудрые советы и наставления? Кто будет читать звезды? Давай я лучше пошлю туда сотню всадников на верблюдах и посмотрим, что будет.
– Не стоит рисковать людьми, – покачал головой визирь. – А за меня не волнуйся, мой халиф. Я буду читать охранительные молитвы. Я уверен, что Всевышний не даст свершиться злу. Если я почувствую опасность, я тут же вернусь назад, как это сделали разведчики.
– Сколько отсюда до стоянки каравана?
– Абу Барак говорит, два фарсаха32, может, чуть больше.
– Хорошо, мудрейший. Выходи на рассвете. Я буду ждать тебя и молиться Всевышнему. Если случится недоброе, если в дюнах затаился враг, я с тысячей всадников обрушусь на него и обагрю песок его нечистой кровью.
– Воистину, нет в мире более храброго и великодушного правителя, чем мой великий халиф, – в почтении склонил голову аль-Фадль.
Рано утром, как только заря на востоке чуть окрасила небо цветом лепестков роз, пока над головой сияли звезды, а луна на западе еще висела над горизонтом, десяток всадников верхом на верблюдах вышли из лагеря. По гребням длинных вытянутых дюн шли молча, внимательно осматриваясь по сторонам и вслушиваясь в мерные глухие удары, с которыми широкие копыта животных не спеша ступали по сыпучему песку.
– Что ты чувствовал вчера? – спросил визирь, нагнав шедшего впереди Абу Барака и пристроившись рядом.
– Не знаю, – чуть подумав, ответил тот. – Это сложно объяснить.
– Разведчики говорят, что слышали звон в ушах и чей-то шепот.
– Звон – да. Даже не звон, а мелодичный перезвон, какой бывает, когда ветер шевелит медные тонкие пластинки, висящие на шнурке. Так мы определяем силу ветра во время ночных стоянок. Если звон усиливается, значит, в темноте собирается буря.
– А шепот? Ты слышал шепот? На что он похож?
– Шепота я вчера не слышал, – покачал головой воин. – Но я чувствовал, что у меня в голове поселился кто-то чужой. Словно внутри меня есть еще один человек. Он внимательно смотрел на меня изнутри. Как будто изучал и оценивал. Может, это была моя душа? Может, в этот момент Всевышний решал отделить ее от тела?
– Не знаю, – пожал плечами аль-Фадль. – В следующий раз, чтобы унять страх, читай молитву.
– Мне не было страшно. Я видел, как забеспокоились верблюды. Я видел, как побледнели и испугались разведчики. Но сам я страха не испытывал. Наверно, это от снадобья. О мудрейший, дай мне сделать еще глоток.
– Хватит. Это очень сильное снадобье. Если ты примешь его сверх меры, то уснешь и мы не найдем лагерь.
– Найдете. Мы идем вон до того высокого бархана. С него виден бархан поменьше. За ним широкая ложбина. В ней мы разбили лагерь, укрываясь от песчаной бури. Тут нельзя заблудиться.
Обдумывая слова Абу Барака, визирь немного отстал. Он нащупал в поясной сумке привезенный из далекого Китая фарфоровый флакончик со снадобьем, вселяющим покой и равнодушие, но решил не пить. Ему хотелось в полной мере познать те ощущения, что испытывал Абу Барак. Ощутить внутри себя еще одного человека. Возможно, это действительно душа. Тогда… Тогда…
Астролог и мудрец аль-Фадль не знал, что будет делать тогда. Вперед, в неизвестное его толкал пытливый ум ученого, пытавшегося познать нечто новое, найти ему объяснение, описать понятными людям словами.
Добравшись до вершины огромной, возвышающейся над местностью дюны, они увидели, что за ней внизу в тысяче шагов находился еще один бархан. За ним с высоты были видны вершины шатров и пирамиды тюков с товарами, сложенных караванщиками, чтобы переждать бурю.
– Это там, – показал вперед Абу Барак и похлопал по шее нервно фыркающего верблюда.
– Я вижу, – ответил визирь, прислушиваясь к себе, потом спросил: – Ты что-нибудь чувствуешь?
– Нет, – покачал головой воин.
– Голоса начали звучать, когда мы дошли до подножья бархана, – сказал стоявший рядом разведчик.
– Я тоже пока ничего не чувствую. Поступим так. Вы останетесь здесь. Я медленно начну спускаться вниз по бархану. Если что-то почувствую или увижу, сразу поверну обратно. Вы отсюда наблюдайте за лагерем. Если что-то увидите, если почувствуете что-то странное, ударьте мечами по щитам. Если я дойду до лагеря, не позову вас и не вернусь, ждите меня до полудня. Потом возвращайтесь в лагерь и расскажите обо всем, что видели, халифу, да хранит его Всевышний.
Прошептав молитву, аль-Фадль медленно пустил своего верблюда вниз по склону. Животное двигалось осторожно, иногда приседая на задние лапы и скользя вместе с оползающим песком. Когда половина расстояния была пройдена, визирь вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Словно некто невидимый, но могущественный и властный с любопытством оценивающим взглядом наблюдает со стороны за тем, кто осмелился нарушить его покой. Он оглянулся и посмотрел на всадников, стоящих на гребне бархана. Один из них помахал ему рукой, словно стараясь приободрить.
Немного постояв, чтобы успокоиться, аль-Фадль дернул поводья верблюда. Животное, несколько раз недовольно фыркнув, закрутило головой, но вперед не сделало ни шага. Он вначале легонько, потом сильнее хлестнул его по боку прутом. Никакой реакции. Верблюд нервно сопел и стоял, как вкопанный. Визирь еще раз обернулся, помахал рукой тем, кто остался на вершине бархана, давая знать, что с ним все в порядке, и спешился.
По щиколотки увязая в песке, он спустился к подножью высокой дюны.
Пока все внимание визиря было сосредоточено на том, чтобы удержать равновесие на крутом склоне, ему было не до того, чтобы разбираться в собственных ощущениях. А они изменились. Отдышавшись и осмотревшись, аль-Фадль вдруг заметил впереди мираж, возникший в воздухе над небольшим барханом, отделяющим его от стоянки. Оазис, окруженный пальмами, через которые просматривалось поросшее камышом и осокой озерцо или болотце. Он тряхнул головой. Мираж колыхнулся, но не пропал.
Собравшись с духом, визирь сделал шаг вверх по невысокому бархану, отделявшему его от стоянки каравана. В этот момент он услышал шепот. Он действительно был на незнакомом языке, но слова оказались понятны. Их смысл поднялся откуда-то из глубины сознания и захватил его сущность.