Чиним всё

«Король Лев», «Маска», «Тупой и ещё тупее», «Один дома», «Красная Шапочка»… Увидев последнюю кассету, она слегка смутилась и поспешно отбросила догадки.

– Послушай, а как называется фильм с Шэрон Стоун, где она такая… – фурия обратилась к Илье Петровичу, изображая жестами соблазнительные изгибы фигуры.

– «Быстрый и мёртвый»? – сразу ответил мастер, не заметив подвоха. Всё-таки магическое влияние фурии давало эффект.

– Точно! – Она принялась искать фильм на стойке. – А где же кассета? Не могу найти.

– Там, где и должна быть! В видеомагнитофоне!

– Так ты подготовился? – сладко пропела брюнетка и уже потянулась к технике, когда Илья Петрович остановил её:

– Сначала перемотай!

Надо же, – подумала фурия, – как быстро мы забыли, что кассеты нужно перематывать. Это тебе не CD-диск и даже не онлайн-просмотр. Она быстро сориентировалась среди кнопок, найдя нужную с двойной стрелкой, указывающей в обратном направлении, и утопив её легким нажатием. Кассета зажужжала. Фурия повернулась к Илье Петровичу. Тот по-прежнему обнимался с пылесосом.

– Скучаю по тем вечерам, когда тебе не нужно было напоминать, как вести себя с женщиной, – начала она и сделала шаг в его сторону.

– Если ты прикоснёшься к пылесосу или ко мне, я размозжу тебе голову этой самой бутылкой, – прорычал парень неестественно низким голосом. Женщина осторожно отступила.

Бум-бум-бум – сердце фурии забило в барабаны. Но показывать страх было нельзя. Это только усилило бы «эту штуку», развязало ей руки. Поэтому фурия взяла контроль над своим телом, дабы не выдать себя.

– Хорошо, я принесу стакан, – сказала она невозмутимо, будто ничего не произошло, и поправила волосы, хотя они выглядели безупречно.

– Да, стаканы над мойкой, – ответил Илья Петрович своим голосом.

Фурия обошла груду хлама, минуя несколько рабочих столов с разобранной техникой, и оказалась в крошечной кухонной зонк, где прятались раковина и узкая столешница.

Скрывшись от глаз мастера (которым сейчас, по большей части, управляло эта проклятая сущность, вселившаяся в пылесос), она оперлась о столешницу и тихо выдохнула. Открыла кран, набрала в ладонь воду, сделала глоток. Мокрой рукой провела по пылающим щекам и горячему лбу. Она едва справлялась, чтобы не пустить «это» в свою голову.

– Я их вроде мыл! – крикнул Илья Петрович, услышав шум воды.

Через мгновение женщина вернулась, неся стакан с изяществом светской львицы. Продолжая игру, она осторожно протянула стакан бывшему. Тот бросил на неё подозрительный взгляд, и налил алкоголь почти до краёв, так что жидкость чуть не перелилась.

– Тебе нужен лёд? – спросил он, чем окончательно разочаровал фурию. Её Илья никогда бы не задал такой вопрос. В нормальной ситуации она сейчас не бродила бы здесь, а спокойно наслаждалась вечером, пока он всё для неё организовывает. Но она продолжила игру, надеясь, что он вот-вот очнётся.

– Да, было бы неплохо…

– Внизу за админской стойкой стоит тостер, сможешь сходить? Он как раз…

– Нет, спасибо, – женщина слегка пригубила напиток. – Кажется, замёрзла, пока добиралась к тебе. Обойдусь без льда.

Про себя она подумала, что Илюшенька окончательно теряет рассудок, тут же вспомнив про видеомагнитофон. Тот уже выполнил свою задачу: перемотал фильм к началу. Оставалось лишь нажать play. Что она и сделала, хотя в этот момент думала о совсем другой кнопке.

Надеялась, что вся эта затея с кинопросмотром выведет его из ступора или хотя бы ненадолго ослабит влияние пылесоса. Ведь однажды у неё уже получалось.

А пока она вернулась на место, уповая на магию кино, как никогда прежде.

На выпуклом экране появились озарённые рассветом облака, зазвучала торжественная музыка, предвещая появление белоснежной крылатой лошади.

Пошли начальные титры, а Илья Петрович уже погрузился в просмотр, положив голову на корпус пылесоса – точь-в-точь как ребёнок с любимой игрушкой перед мультфильмом. Фурия, искусно игравшая свою роль и делающая вид, что пьёт, в мыслях уже тысячу раз разбивала эту штуковину.

На чёрном экране начали появляться имена актёров. Когда крупными английскими буквами всплыло имя Шэрон Стоун, Илья Петрович поднял голову и ткнул в экран, мол, я же говорил. Затем снова обнял пылесос.

Если бы он, находясь в здравом уме, устроил ей такой вечер, она бы… Женщина сделала глоток, стараясь не вспоминать о том, на что была способна до знакомства с мастерами. Но ему бы точно не поздоровилось. Помимо всех сверхспособностей, она оставалась обычной женщиной – а уж те могут устроить такой скандал и задеть за живое так, что никакой твари из потустороннего мира и не снилось.

Но фурия сделала вид, что пьёт и предвкушает просмотр. Что-что, а притворяться она умела. Когда же по первым кадрам поняла, что это, скорее всего, вестерн, всё же сделала настоящий глоток. Она терпеть не могла весь этот Дикий Запад со всеми его индейцами и ковбоями. На экране один из героев скакал верхом по золотистой прерии, приближаясь к зрителю.

Фурия то и дело поглядывала на бывшего парня, молясь кошачьим богам о его пробуждении. Она знала, что фильмы, как и песни, могут быть своеобразным лассо, способным вытащить тебя из плена захватившего разум существа. Вот только не знала, что станет для Илюшеньки тем самым триггером. Оставалось лишь ждать и попытаться получить хоть каплю удовольствия от просмотра – дать шанс если не всему Дикому Западу, то хотя бы этой крошечной его части.

– Рассел Кроу, – практически беззвучно прошептал мастер, читая имя на экране одними губами. Фурия чуть воспрянула духом. Может, это оно?

Но нет. Вместо привычных пространных рассуждений он продолжал пребывать в своём «пыльном» сне. Чёрт возьми, теперь она даже скучала по тому парню, которого невозможно было заткнуть во время просмотра! По его бесконечным пояснениям о режиссёрах, дополнительных фактах, которые «обязательно нужно знать». Раньше это её лишь раздражало, а то и приводило в бешенство.

Фурия заметила, как по мере развития сюжета (фильма, который он видел уже десятки раз) Илья Петрович порывался что-то сказать, но сдерживался. Парень напоминал рыбу, безуспешно бьющуюся о стекло аквариума, – зрелище, вызывавшее в ней жалость.

Запертый в собственном сознании, Илья, конечно, рвался рассказать. Он бы объяснил, что этот шедевр снял Сэм (мать его!) Рейми – тот самый, что создал легендарных «Зловещих мертвецов»: первую часть, неудачную, но с особым шармом; вторую, которую он обожал пересматривать в холодные осенние вечера. Что этот же режиссёр подарил миру первого «Человека-паука», демонстрируя свою многогранность! Что в «Быстром и мёртвом» можно увидеть его фирменные пролёты камеры – приёмы, достойные такого же внимания, как знаменитая «съёмка из багажника» Тарантино. И ещё он бы обязательно добавил: убитому шерифу Маршалу, за которого приехала мстить его взрослая дочь, режиссёр дал свою настоящую фамилию. Ведь полное имя Рейми – Сэмюэл Маршал Рейми!

Вот что он хотел сказать, но вместо этого продолжал смотреть фильм, пребывая в овощном состоянии, наблюдая за любимой женщиной. Которая, как он прекрасно понимал, пришла его спасти. Пальцы мастера судорожно скользили по корпусу, пытаясь дотянуться до кнопки пылесоса, но безуспешно. Оставалось лишь ждать подходящего момента.

Ради него она терпеливо смотрела фильм, который, хоть её и не привлекал, но, возможно, был способен вырвать его из темницы сознания. Хотя где-то в глубине души парень допускал: кино, кажется, её увлекло. Дело было не в красоте Шэрон Стоун в лучшие годы, а в том, как актриса показывала сильную героиню, сохраняя женственность и природное очарование. Такой же Илья видел и свою фурию, но не мог ей этого сказать. Сюжет этого фильма должен её зацепить!

– О, кажется, я его знаю! – вдруг воскликнула она. – Это он же играл того жуткого старика с лопатой в «Один дома»?

Илья Петрович, прильнувший щекой к пылесосу, даже не дрогнул.

– А этот! – фурию было не узнать. То ли она прекрасно притворялась, то ли действительно ей зашло кино. – Да это же Фредди Крюгер!

«Это мог бы быть чудесный вечер», – мелькнуло в сознании Ильи, но сил не хватало даже на то, чтобы дотянуться до бутылки. Вся энергия уходила на безнадёжные попытки нажать проклятую кнопку и на изнурительную борьбу с этой штукой.

Тем временем надежда фурии таяла, а терпение заканчивалось. Как и алкоголь в её стакане, который она старалась растягивать. Пока наконец не сдалась, превратившись в обычного зрителя, втянутого в водоворот сюжета.

В самый напряжённый момент, когда героиня меткими выстрелами спасает из петли своего будущего возлюбленного, Илья Петрович резко вскочил, напугав фурию грохотом упавшего пылесоса.

Сцена оказалась по-настоящему трогательной, хотя полностью проникнуться ею можно было лишь при повторном просмотре. Когда знаешь, какую боль испытывает женщина, у которой на глазах убили отца. Что она все эти годы жила местью, училась держаться в седле, метко стрелять, проходя испытание за испытанием. Понимая в глубине души, что такая месть – даже тщательно подготовленная и поданная, как положено, в охлаждённом виде – не усмирит боль. Лишь оставит осознание, что ты потратила драгоценные дни жизни на того, кто этого не стоил.

В этот момент женщина поняла, почему всё пошло под откос. Почему она, доверившись Тени, потеряла всё. Единственной целью её жизни была месть, но, свершив её, она утратила смысл существования.

«Возможно, никто меня и не преследовал", – подумала она. Это было лишь предчувствие приближающегося конца.

– Запишите их обоих! – проговорил персонаж с экрана, тот самый актёр, что когда-то сыграл Фредди Крюгера.

Они оба были измотаны. Она – потому что в её сознание пыталось проникнуть нечто, принявшее в этом мире облик пылесоса. Он – потому что до последнего боролся за остатки своего разума. И только присутствие этой женщины вселило в него силы продолжать борьбу.

Илья Петрович, едва держась на ногах, встретился с ней взглядом – настоящим, осознанным – давая понять, что пора действовать. Сам же с невероятным усилием, шаркая по полу, начал отходить от упавшего пылесоса.

– Мне надо в туалет, – соврал парень и зашаркал в сторону. Оно знало, что он лжет, и подозревало, что тот замыслил, оттесняя разум Ильи Петровича всё глубже, в темноту.

Фурия, решив, что мастер отошел на достаточное расстояние, бросилась к пылесосу, чтобы наконец нажать заветную кнопку. Но парень, который лишь на малую долю владел своим телом, сдался. С рёвом он набросился на женщину, толкнув её вперёд, прямо на телевизор, на экране которого тоже разворачивалась заварушка в виде стрельбы. Ящик с выпуклым кинескопом вместе с видеомагнитофоном полетел на пол, разбившись с грохотом, звоном, слабо искря.

Сеанс окончен.

– Я предупреждал! – не своим голосом прокричал мастер куда-то в потолок, а затем пошёл в сторону своей жертвы.

Фурия, потеряв равновесие и задев технику, ударилась головой об один из диагностических столов. Но это только придало ей сил, сделав её глаза круглыми, а зрачки – вертикальными.

Вот одна из причин, почему ей больше нравилось находиться в обличье кошки. Если ты – маленькая мишень, у тебя куда больше пространства для манёвра. Соответственно, из жертвы ты можешь довольно быстро превратиться в нападающего.

Когда одержимый Илья Петрович приблизился к фурии, то к своему удивлению обнаружил на полу только её вещи. Пока он соображал, фурия в образе кошки выскользнула из-под того самого платья и рванула прямо к пылесосу.

Есть одно всем знакомое выражение, которым люди пользуются, когда хотят подчеркнуть свою беспомощность. Они говорят: «У меня лапки».

Кошка, довольно быстро оказавшаяся у пылесборника, победно посмотрела на одержимого и ловко нажала на кнопку выключения. Всё у кошек в порядке с их лапками, – будто говорил её взгляд.

Пару секунд мастер ещё стоял, но, так как на внутреннюю борьбу ушло и так много сил, тут же рухнул и потерял сознание.

Кошка прижала уши и замерла. Спрыгнув с проклятого пылесоса, который пока не представлял никакой угрозы, она побежала к парню. Чтобы убедиться, что тот всё ещё жив, фурия положила лапу на его лоб, вслушиваясь в дыхание.

Илья Петрович, пусть сознанием уже был далеко не здесь, но, всё же, решила кошка, поправится. Она тут же запрыгнула ему на грудь и принялась с громким мурчанием аккуратно впускать в него свои когти, переступая с лапы на лапу.

За таким занятием их и застал Антон Сергеевич. Тот вбежал в мастерскую и, увидев телевизор кинескопом вниз, поверженный пылесос, своего напарника на полу и кошку, которая, по всей видимости, пыталась его реанимировать, – всё понял. Он застыл в дверном проёме, наблюдая за всем этим странным действом.

Увидев Антона Сергеевича, кошка прекратила свои топтания и, сложив лапы, осталась лежать у парня на груди.

– Что здесь произошло? – спросил толстяк, хотя всё прекрасно понимал. На струнах его лица морщинками заиграло тревожное беспокойство.

– Ты знал, что он воспользуется этим…? – спросила фурия, и Антона Сергеевича понесло. Он выдал не только всё, что произошло с ними в баре, когда их клиенты стали срастаться на глазах у посетителей, но и все свои опасения относительно серьёзной угрозы, нависшей над ними. Им жизненно необходимо было разгадать загадку этих двоих, иначе…

– Я остался в лаборатории наблюдать за состоянием наших клиентов. Они сейчас не в лучшей форме. Илья, ничего не объяснив, сорвался. До меня не сразу дошло, что он решит воспользоваться этой штукой, – сказал он и выдохнул.

Кошка пристально смотрела на него, распустив усы и навострила уши. Будто ждала чего-то ещё.

Антон Сергеевич, вспомнив про пылесос, тут же подбежал к нему, подхватил и поспешил вернуть обратно в карантинную зону.

– Да, виноват, – продолжил он, будто говорил не с фурией, а со своей совестью. – Я должен был уделить больше времени этой штуке. Но сейчас понимаю, что её нужно уничтожить.

Кошка молчала, продолжая требовательно на него смотреть.

– Да, я должен был уточнить, что задумал наш Илюшенька, или проведать его раньше! Знаю же, что его решения порой бывают сверхбезумными, и как-то не сразу догадался, что он решит воспользоваться этой штукой.

Кошка достала лапку и подперла ею свою очаровательную мордочку, сверля толстяка пронзительным взглядом.

– Да, я очень тебе признателен, ведь ты оказалась тут очень вовремя. Если бы не ты, то… – Антон Сергеевич уже не знал, что говорить дальше и сам терял терпение. От кошачьего взгляда по всему его телу начался зуд. – Да что ты хочешь от меня?! Ты можешь уже сказать прямо, а не смотреть на меня так, будто я тупой бойфренд, который не понимает всех этих ваших женских намёков!

– Господи, – сказала фурия в образе кошки и закатила глаза так, будто обращалась не к небу, а к собственному мозгу. – Попроси меня уже о помощи!

Лицо Антона Сергеевича стало простоватым.

– И всё? – спросил он, чувствуя себя полным придурком из-за того, что посчитал, будто от него требовалось раскаяние или что-то в этом роде.

– Ну как… – принялась рассуждать фурия, помогая себе развить мысль жестикуляцией лапы и забыв, что она кошка, – меня интересует всё, что вы знаете о Тенях. И да, я готова помочь вам распутать эту сложную загадку. Она явно непростая. Илюшенька не стал бы трогать этот агрегат, который, пусть и помогает читать мысли, но делает с людьми что-то такое, отчего те становятся одержимыми.

Фурия снова заняла своё любимое положение в мастерской – в ней и её помощи снова нуждались. Поэтому про себя подумала: «Обожаю чужие безвыходные ситуации».

Антон Сергеевич нахмурился, потирая мясистый подбородок. Он всё ещё не доверял фурии. По крайней мере, не до конца. Как можно доверять тому, кто однажды намеревался тебя убить? Пусть и действовал по указке опасных сил. Но что, если…

Терять толстяку было нечего. Он ещё не дал ответа: готов ли поделиться всей информацией. Только вздохнул и, почесав затылок, сказал:

– Надо подложить ему что-то под голову и укрыть, – а потом посмотрел на парня, лежавшего на полу, со всей мужской любовью. – С ним же всё будет в порядке?

– Бока болеть будут. Это точно.

– И сердце, – в сторону заметил толстяк.

Фурия сделала вид, что ничего не слышала.

– Нам надо в лабораторию. У меня всё там.

«Наконец-то», – подумала фурия, которая ранее уже пыталась найти хоть что-то здесь. Парни-мастера были большие специалисты по созданию всяких укрытий. Лаборатория как раз одно из таких мест, куда без особого приглашения не попасть.

Кошка спрыгнула с Ильи Петровича, отчего тот всхрапнул и перевернулся на бок.

Не найдя ничего подходящего, чем можно было бы укрыть старшего мастера, кошка согласилась, что шерстяное платье может стать прекрасной подушкой, а её пальто – идеальным одеялом.

Она, конечно, хотела начать чисто женские разглагольствования относительно того, сколько стоит это платье, да и вообще вся её одежда. Но решила, что сейчас не самый подходящий момент.

Когда Антон Сергеевич подложил под голову Ильи Петровича свернутое платье, его друг сладко приобнял «подушку» – та была пропитана духами фурии.

Толстяк никак не мог понять, что происходит между этими двумя. Казалось, они идеально подходят друг другу, да и химия, когда те находились рядом, буквально витала в воздухе.

– Не всё так просто, – ответила кошка, будто читая мысли Антона Сергеевича, который тем временем заботливо укрывал друга.

Ему не хотелось оставлять его здесь одного, но он прекрасно понимал: в мастерской его друг в полной безопасности. Это было его вторым домом – большую часть времени Илья Петрович проводил именно тут.

– Как вы создаёте все эти «карманы»? – спросила кошка, наблюдая своими глазами странный магический ритуал с телевизором и кассетой.

Они спустились на первый этаж, и Антон Сергеевич прямо перед ней повторил фокус: достал кассету из магнитофона, вставил обратно, нажал play – и весь первый этаж мгновенно перестроился в совершенно другое помещение. А именно, в ту самую лабораторию, где за занавеской, подключенные к аппарату искусственного дыхания, лежали «сиамские близнецы». Помимо умных приборов с экранами, показывающими непонятные фурии данные, здесь находились рабочие места этих парней.

Кошка сидела на полу, осматриваясь по сторонам. Больше всего её, конечно, интересовал больничный уголок за занавесками – оттуда доносилось пищание кардиомонитора, отслеживающего сердечный ритм, и шипение аппарата ИВЛ, помогавшего несчастным дышать.

Фурия приподняла хвост трубой и направилась на звуки, будоражившие её воображение. Нырнув под занавеску, она смогла разглядеть лишь металлические опоры больничной кровати.

– Тебе помочь? – спросил Антон Сергеевич и тут же последовал за кошкой. Немного помедлив у занавесок, он всё же раздвинул их и снова вздрогнул от неприятного зрелища. Радовало, что в этот раз он был не один.

Толстяк бережно подхватил кошку и усадил её на сгиб локтя. Теперь они вместе наблюдали за несчастными, которые продолжали пусть и медленно, но неотвратимо срастаться.

– Это ужасно, – сказала кошка и подалась чуть вперёд, собираясь прыгнуть на этих двоих. Антон Сергеевич попытался её удержать. – Пусти!

– А если они… – начал было он, однако животному всё же удалось выскользнуть из объятий толстяка и аккуратно приземлиться на сросшихся людей. Антон Сергеевич ахнул, готовясь к любому повороту событий. Что, если кошка своим вмешательством спровоцирует новую волну сращения? Он не был готов снова наблюдать нечто подобное.

Но ничего страшного не произошло. Даже когда она принялась расхаживать по этим двум, которые сейчас представляли собой практически одного человека с уродливо сросшимися головами.

Антон Сергеевич хотел уйти, спрятаться от этого зрелища, то и дело оборачиваясь на рабочий стол. Но ему стало интересно, что предпримет фурия. «Может быть, – подумал он со слабой надеждой, – ей удастся это как-то замедлить или даже… остановить?»

Тем временем кошка с почти врачебным любопытством исследовала пациентов. Ей не хватало разве что крошечного стетоскопа и белого халата. Представив животное в таком нелепом виде, Антон Сергеевич не сдержал смешка. Кошка с недоверием посмотрела на него и спросила:

– Почему вам так важны эти двое? Настолько важны, что Илюшенька готов был пойти на такой риск?

Толстяк замялся, борясь внутри себя с противоречивыми чувствами. Главное было – просто объяснить фурии суть проблемы, не вдаваясь в пространные объяснения, к которым он так склонен.

– Если кратко… – Антон Сергеевич набрал в легкие как можно больше воздуха, – если эти двое окончательно срастутся, мы получим крайне мощное вместилище для Теней. Тогда те одержимые, с которыми мы имели дело на той стороне, покажутся нам дружелюбными приятелями. Поэтому этих двоих я усыпил, но, как видишь, процесс продолжается. И именно поэтому мне нельзя было покидать пост.

– Да вы просто два гения! – сказала она, но в голосе не звучало ни капли похвалы. – Использовать такой мощный ключ Теней, который превращает людей в одержимых, чтобы не впустить других одержимых сюда…

– Подожди, – толстяк был готов в любой момент активировать свою «душную» сторону, чтобы подробно объяснить разницу между классами одержимых, – это совершенно разные вещи! Если бы наш Илюшенька всё сделал правильно, он бы не пострадал. Но мы так и не разобрались, как использовать эту штуковину, чтобы самим не стать её жертвами. Так что да, я снова признаю – не досмотрел за ним. И не объяснил достаточно чётко, насколько это опасно! Хотя… ты же его знаешь – когда он меня вообще слушал?

Фурия одобрительно хмыкнула и потребовала показать всё, что у него есть. Она знала – дотошный толстяк вёл записи.

Услышав просьбу потенциальной спасительницы, добродушный мастер бережно взял её на руки и, задернув занавеску, направился к рабочему месту.

Антон Сергеевич собирался усесться на стул, устроив кошку у себя на коленях. Однако нетерпеливое создание, движимое природным любопытством, уже прыгнуло на стол и, задев компьютерную мышь, «разбудило» монитор.

– Аккуратнее! – прикрикнул толстяк. Фурия сначала недоумённо посмотрела на него, затем с интересом уставилась на экран.

– Серьёзно? Вот чем ты тут занимался, пока Илюшенька сходил с ума?

Тут определённо что-то было нечисто. Антон Сергеевич, хоть и был человеком странным, но чтобы он обливался потом из-за игры?

– Ты хотела изучить материалы дела или критиковать мои… мои методы работы?

– Ла-а-адно, – протянула кошка, – я видела кое-что похуже пасьянса "Косынка".

Фурия терпеливо ждала, пока толстяк отправляет древний компьютер в спящий режим. Слишком уж осторожно он водил курсором по экрану, делая паузу перед каждым кликом мыши. С таким же вниманием сапёры обезвреживают взрывные устройства.

Когда экран погас, Антон Сергеевич отодвинул стул и, кряхтя, полез к системному блоку. Там он отсоединил провод мыши и только после этого успокоился.

– Ты точно ничего не хочешь мне сказать? – всё её внимание было приковано к толстяку.

Он опустился на старый офисный стул, который захрустел под его весом.

– Точно, – заверил он кошку, сгребая со стола коллеги стопку файлов. Хлопнув по картонной обложке с надписью «Дело №», спросил: – Так что ты хочешь узнать? Это, конечно, далеко не всё. Здесь только то, что хоть как-то относится к нашей ситуации.

Фурия толкнула лапой ненадёжную стопку – та покосилась и разъехалась по столу.

– Всё! Но сейчас меня интересуют Тень и её псы. Особенно тот, у которого в ухе жёлтая клипса.

Антон Сергеевич озадачился, собрав на лбу все морщины до единой.

– Пожалуйста! – жестом пригласил он к изучению материалов, сам же потянулся за кружкой с надписью про доктора и осторожно, пришвыркивая, отпил.

– А-а-ххх! – толстяк издал звук полного удовлетворения и, поставив кружку на стол, откинулся на скрипучую спинку кресла.

Кошка с любопытством принюхалась к содержимому кружки, поморщилась и тряхнула головой. Она ненавидела этот запах! Отчасти понимала тех, кто сдабривал эту бурду, вываренную из зёрен, хорошим коньяком. Но с этим кофе было что-то не так. Она уловила тонкий, мерзкий и при этом знакомый запах, заставивший её понервничать. А когда кошка нервничала – принималась нализывать лапы.