Чиним всё

Они проверили каждую мелочь, каждую деталь, натурально всё обставив таким образом, словно так оно и произошло. И только после этого были готовы совершить главное – стереть из памяти своего клиента тот самый день, когда его впервые коснулась тьма.

– Больно не будет? – спросил мужчина, когда того одетого и в обуви заботливо уложили поверх заправленной кровати.

Антон Сергеевич, который уже налил в стакан секретной бурды и приготовился напоить клиента, сказал, что нет. Разве что голова будет трещать, как с очень хорошего похмелья. Его напарник тут же поймал взгляд лежащего на кровати мужчины и по-доброму ухмыльнулся.

– Вы просто уснёте, а наутро забудете всё то, что никак не вписывается в картину вашего мира, – подтвердил старший мастер, – а всё то, что останется, примете за кошмарный сон.

– Не переживайте, мы будем приглядывать за вашей семьёй.

– Ещё бы, – по-деловому съязвил мужчина и принял стакан с неизвестной жидкостью, принюхался и, поморщившись, добавил, – вы получили хорошую оплату.

– Забыл сказать, – отозвался Илья Петрович, – не давайте сыну играть с огнём. Я, конечно, как мог тут всё зачистил, но на всякий случай следите за парнем.

– Как же я буду помнить это ваше предостережение?

– Эхо снов. Я уже внедрил вам это послание. Чуть позже вы о нём вспомните и воспримите, как важное предчувствие.

Мужчина поднял стакан, глядя на старшего мастера, как если бы тот только что произнёс лучший тост в его жизни. А после, морщась, выпил залпом всё содержимое.

На этот раз, действительно, больно не было. Эффект получился как от наркоза. Потолок завращался перед его глазами, свет – потухать, сводясь в одну единственную светлую точку, а после – темнота.

Мысль, с которой он отключился, была:

– …никогда не думал об этом. Я знал, что тут есть продолжение этого моста.

Парни, что всё это время внимательно наблюдали за клиентом, услышали только невнятное бормотание.

– Что он сказал? – спросил Илья Петрович.

Антон Сергеевич пожал плечами и взглядом пригласил коллегу закончить все дела. Они положили мужчину так, будто тот, действительно, пришёл в спальню сильно пьяным.

За один только вечер мастера успели побывать и уборщиками, и прачками, и плотниками, и даже местами реконструкторами. Помимо этого им ещё пришлось обезопасить это место. Если тьма коснулась какого-то места или человека, она непременно захочет забрать своё. А если случится так, что она проникнет в этот мир, то её верными слугами станут именно те, кого она когда-то коснулась.

– Вот только ему придётся как-то самому себе объяснить седину, – проговорил уставший Антон Сергеевич.

Близился рассвет. Они сидели на скамейке за домом, бессовестно попивая алкоголь, который должны были просто вылить.

От мангала тянулся дымок. Антон Сергеевич держал одной рукой, облачённую в грязную белую перчатку, бутылку хорошего коньяка. Илья Петрович курил, то и дело неуклюже стряхивая пепел. В перчатках это было не очень удобно, хотя, вполне себе, привычно.

– Ты, Антон Сергеич, всё хорошо придумал с баллончиком. Даже не переживай. Тут магии никакой нет, люди седеют из-за стресса. Нам повезло, что супруга нашего клиента тоже подкрашивает седину.

– Да всё будто было приготовлено для нас. Даже, – начал его друг, подняв бутылку, – заначка в виде хорошего алкоголя. Мой отец, который тоже неоднократно бросал пить, всегда держал неприлично много выпивки в своём секретном тайнике. О котором почему-то мы с тобой знали…

Илья Петрович как-то невесело улыбнулся, вспомнив начало их беззаботной юности, но после с грустью добавил:

– Надеюсь, мы ничего не упустили…

– Ты это брось, – испуганно сказал Антон Сергеевич и сделал ещё один хороший глоток. Поморщился и добавил, – знаешь же, что…

– …все наши мысли и слова имеют гадкое свойство материализовываться, – договорил за него старший мастер и отнял бутылку у друга, отпил и посмотрел на небо, на котором серебрилась полоска света, подсвечивая перистые облака.

Старший мастер отпил ещё немного, а после уронил бутылку. Добрая часть алкоголя расплескалась на землю.

Они молча встали. Антон Сергеевич включил на телефоне фонарик, ещё раз проверил место на соответствие их легенде. Убедившись, что всё в порядке, оба проследовали в дом, прямиком в кладовую.

Там тоже уже всё было готово. На их счастье, игрушки, которые Илья Петрович использовал как некое ограждение от одержимого папаши, – не пострадали. Старший мастер их заботливо вернул в коробку и вернул былой порядок.

Дверь менять не пришлось. Одержимый всё же проник внутрь, но, опять же, на удачу, пострадала только личинка замка. Его починил уже сам Илья Петрович, взяв из мастерской всё необходимое, то и дело обращаясь к порталу в виде лужи.

– Ну что, – сказал Антон Сергеевич, подсвечивая уже подсохшую лужу-портал, – готов закрыть дело?

Илья Петрович кивнул и сделал уверенный шаг вперёд, мгновенно растворившись в воздухе. Его же друг, перед тем как проделать всё то же самое, посыпал лужу специальным сорбентом, а после поспешил вслед за своим другом.

В кладовой тут же стало темно и спокойно. Тишину нарушало только действие сорбента, да и то скоро прекратилось, почти моментально высушив портал.

За домом поднялся ветер. Едва слышно завыли сквозняки. Где-то далеко пролаяли собаки.

Под потолком моргнула и тут же загорелась лампочка. Её свет постепенно усиливался, накаляя и без того тонкий медный проводок внутри. Тонкое стекло, не выдержав напряжения, тут же с глухим хлопком лопнуло, разбрызгав осколки по всей кладовой.

Снова темнота. Сквозняки задули сильнее, уже со свистом.

Под потолком вспыхнула опасная искра. Погасла. Ещё одна искра, более яркая, как если бы кто-то в этой темноте игрался с неисправной зажигалкой.

Где-то далеко поднялся долгий пронзительный вой. Резко смолк. Как и ветер. Как и всё вокруг.

Глава 8

Прозрачная ткань то раздувалась от ветра, то опадала. Будто сама осенняя ночь жила и дышала в этой комнате, наполняя её увядающей прохладой, в которой таял далёкий шум автострад. Озарённая лунным светом, она переливалась, словно расшитая мелкими стразами фата невесты, – и от этого комната наполнялась едва уловимой магией.

Из окна, вслед за новым порывом ветра, в комнату проскользнула черная тень. Призрачной стрелой она метнулась под кровать, мелькнув длинным черным хвостом.

Светильники зажглись, наполнив комнату мягким сиянием, которое выхватило из полумрака три чёрно-белых полотна, выстроившихся в чёткий ряд на стене. На всех трёх картинах была изображена одна и та же обнажённая брюнетка, но в разных позах и с разным выражением – подобно японским фигуркам обезьянок. На первом полотне женщина стыдливо прятала лицо в ладонях, оставляя неприкрытыми лишь надутые губы. Вторая картина показывала её с лучезарной улыбкой, ладони при этом плотно сжимали уши, а взгляд был обращён к потолку. В третьей, самой выразительной работе, она игриво улыбаясь зажимала рот пальцами, а глаза весело щурились, глядя куда-то за раму.

Мимо картин прошла она – обнажённая, как на застывших снимках. Но теперь не позировала, а плыла в полумраке, словно живое продолжение полотна. Её некогда безупречно уложенные волосы теперь путались в беспорядке. Однако даже этот хаос не умалял её красоты и той грации, с которой она скользила к залитому лунным светом окну.

Вздрогнув от холода, она отодвинула штору и захлопнула окно, заглушив звуки ночного города. В черном стекле мелькнуло её призрачное отражение – бледное лицо с испуганными глазами. Она тут же отвернулась. Торопливо задернула штору и, стащив с кровати плед, укуталась в него. Откинув назад спутанные волосы, опустилась на стул перед заваленным косметикой туалетным столиком. Щелчок. Она включила подсветку зеркала, избегая встречи взглядом с собственным отражением.

Фурии не нравилось, как она выглядела после обращения в женщину. Ей было по нраву оставаться юрким и незаметным животным, но цена за её ночные прогулки была такова. Радовало, что царапины и ссадины, которыми она награждала себя всякий раз, карабкаясь по крышам и гуляя по чердакам, заживали на удивление быстро, практически на глазах. Да и грязь, которая по большей части любила скапливаться под ногтями, прекрасно смывалась.

Больше всего доставалось её роскошной черной, как смоль шевелюре. С этим точно придётся повозиться.

Она выдвинула ящик. Там царил такой же хаос из предметов женской красоты, как и на столике. Флаконы с парфюмерией блестели, переливаясь содержимым; баночки и тубы всех цветов, исписанные мелкими иероглифами. Настоящая сокровищница, где помимо прочего хранились карточки, визитки, чеки с расплывшимися цифрами. Всё что угодно – кроме того, что ей было нужно.

Фурия принялась ворошить содержимое ящика, беспощадно сгребая всё из стороны в сторону. Она замерла, обнаружив на дне поляроидный снимок. На смазанном фоне, держась за руки, стояли счастливые влюблённые с заштрихованными лицами. Худой взъерошенный брюнет с фотоаппаратом на ремне держал героиню снимка за плечи. Счастье сочилось даже сквозь плотные штрихи, скрывавшие их лица. Женщина тут же похоронила снимок под ворохом косметического хлама, обнаружив то, что искала, – костяной гребень с редкими зубьями.

Она толкнула ящик и, вооружившись гребнем, всё же взглянула на своё отражение. Пыль, словно причудливая тёмная пудра, покрывала её припухшие щёки. Мелкие царапинки уже начинали исчезать, будто затягиваясь под действием её полного жизни взгляда. Дольше всего не заживала глубокая царапина, начинавшаяся у ключицы и уходившая к линии декольте. Женщина дёрнула плечом, отвела его назад и поспешно прикрыла этот след – напоминание о недавней прогулке.

Распутывая волосы, отделяя один локон от другого, она будто находилась в другом месте. Кошачьи повадки сменились яростью куда более опасного зверя. Фурия не расчёсывала, а рвала пряди с шипением, оставляя клочья на гребне. Этот ритуал ухода походил на самоистязание – одновременно принося удовлетворение и доводя до исступлённого гнева. Точно пёс, вгрызающийся в собственный хвост в тщетной попытке успокоиться.

Нет, она была не здесь. Мысленно она мчалась стремглав, прижимаясь к сырым стенам домов, петляла дворами и ныряла под колёса автомобилей, застывших на парковках. Чёрной молнией прорезала высохшую траву на детской площадке. Пережидала, переводя дух в сомнительных укрытиях, пытаясь понять: почудилось ли ей. Что её преследуют? А потом, убедившись в отсутствии угрозы, неслась в подъезд, проскальзывая мимо ног медлительного жильца. Взбиралась по ступеням до самого верхнего этажа, чтобы через окно вырваться на крышу. Туда, куда преследователям не добраться. Откуда открывался вид на город – и можно было разглядеть, было ли преследование плодом воображения или реальной угрозой.

Лишь один человек мог пролить свет на этот вопрос и, если понадобится, защиту и укрытие. Её бесила сама мысль, что придётся снова просить о помощи. И она продолжала терзать себя, яростно приводя себя в порядок.

– Если бы ты всё сделала, как надо, этого бы не случилось! – раздался женский голос откуда-то позади.

Фурия убрала гребень от волос и обернулась, облокотившись на спинку стула.

– Очень интересно, дамы, кто из вас это сейчас сказал, – язвительно бросила женщина в сторону стены с тремя своими фотопортретами и принялась внимательно изучать каждый снимок.

– Точно не ты, – протяжно проговорила фурия, нацеливая гребень на третий портрет, где она была изображена с зажатым ртом. Но теперь её взгляд стал беспокойным и переключался между «соседками».

– …И не ты, – перевела гребень на первый снимок, где она была изображена с ладонями, закрывающими глаза. Капризно надутые губы сменились лёгкой, почти джокондовской ухмылкой.

– Значит… ты. – фурия ткнула гребнем в портрет с зажатыми ушами и тут же повернулась к зеркалу, продолжая приводить себя в порядок. – Теперь хоть понятно, с какой из своих совестей я имею дело.

Когда-то давно, сразу после сделки с Тенью, она заточила голоса своей совести в эти портреты, обращаясь к ним лишь в редкие моменты.

– Ты предала Тень, и всё покатилось к чертям, – осторожно продолжил женский голос, так похожий на голос фурии, но в то же время совершенно иной.

– Я совершила ошибку, – ответила женщина, продолжая распутывать непослушные волосы.

– Тебе всё сложнее возвращать человеческий облик. А теперь за тобой ещё и охотятся.

– Этот мастер поможет нам…

– Ты предала и тех, и других… поэтому не стоит…

– Я понимаю, что ты видишь больше остальных. Понимаю, что с тобой бесполезно разговаривать, но заткнись! – с нажимом произнесла фурия и обернулась.

Выражения на портретах изменились. Первый тронула грустная улыбка, третья, казалось, вот-вот разрыдается. Вторая сурово смотрела на женщину.

Когда фурия снова повернулась к зеркалу, она решительно взглянула себе в глаза. Царапина, скрытая под покрывалом, начала зудеть.

– Я никого не предавала, – прошептала она, массируя место под ключицей, изо всех сил стараясь не начать раздирать кожу ногтями. – Когда делаешь выбор в свою пользу – это не предательство. Всё! Больше не хочу вас слышать!

Она выпрямилась и взбила густые волосы, откинув их назад. Сегодня нужно было выглядеть безупречно – лучше, чем обычно.

Меньше чем через час она вышла из дома и села в такси. Водитель поздоровался и внимательно рассмотрел её в зеркало заднего вида. Услышав названный адрес, женщина лишь кивнула, судорожно сжимая чёрную сумочку. Всё верно. Водитель ухмыльнулся.

Фурия была одета тепло: поверх шерстяного платья набросила пальто, укутав шею элегантным шарфом. Но от этой ухмылки стало будто холодно.

– Сделать потеплее в салоне?

– Нет, спасибо, – ответила она, добавив, что торопится.

Машина тронулась. Из радио лился шансон – хриплый голос пел о любви к женщине-предательнице. Фурия надела перчатки, чтобы согреться и скрыть дрожь в пальцах.

Она привыкла к особому вниманию мужчин. Ещё бы! Помимо природной красоты и женского магнетизма, в ней было нечто более сильное. Соблазнять одним лишь взглядом – таково было её оружие мести. Но сейчас, всем телом ощущая надвигающуюся опасность, она насторожилась из-за водителя. Однако, в облике кошки ей перемещаться по городу пока не стоило. Нужно было как можно быстрее добраться до мастерской. Лишь там она могла позволить себе расслабиться.

Водитель то и дело пытался поймать взгляд пассажирки. В его глазах читалось какое-то сальное, неприятное любопытство. Или это лишь ей казалось? Слишком уж давно она не пользовалась такси, предпочитая кошачье существование.

Когда водитель в очередной раз взглянул на неё, фурия послала в его сознание чёткий сигнал: эта пассажирка его не интересует. На время поездки всякое внимание к ней должно было угаснуть.

Глядя из такси на серый город, готовящийся к зиме, фурия на мгновение забыла, что находится в его настоящей версии. Всё будто замерло. Улицы были почти пустынны. О том, что город всё ещё населён людьми, напоминали лишь разноцветные вывески магазинов, аптек и увеселительных заведений.

Лёд хрустел под колесами, когда они медленно заезжали в очередной поворот. Светофоры сонно мигали.

Наконец они въехали в знакомый двор, к тому самому дому, на первых этажах которого располагались магазины. Свет горел только в окнах жилых помещений, начиная со второго этажа. Торговые точки откроются лишь завтра.

– Вам точно сюда? – спросил водитель, перекинув зубочистку в другой уголок рта.

– Да, спасибо, – сдержанно ответила пассажирка и потянула дверную ручку. Она двигалась уверенно и плавно, будто на выходе её ждали папарацци и красная дорожка. А внутри всё рвалось бежать. Все чувства обострились – она тут же уловила запахи предыдущих пассажиров, среди которых явно были нетрезвые.

Покинув салон, она жадно вдохнула свежий воздух. Такси, чадя выхлопами как дым-машина на ретро-дискотеке, скрылось вдали.

Фурия выдохнула облачко пара и проводила взглядом автомобиль, пока тот не исчез из виду. Обернувшись, она с облегчением увидела вывеску мастерской «Чиним всё».

«Если парни не окажутся на месте, – подумала она, – придётся их подождать до утра». Всё же это место было куда безопаснее её квартиры. Не стоило сегодня уходить из мастерской. Стоило честно поговорить с мастером. По-настоящему откровенно.

Знакомая лужа, скованная льдом, почти полностью перекрывавшая путь, всё еще была здесь. Означало ли это, что мастера еще на работе? Не факт.

Женщина осмотрелась по сторонам и, обойдя лужу, вплотную подошла к двери. Дёрнула ручку на себя. Конечно, заперто.

Она полезла в сумочку и только нащупала ключ, как вздрогнула от резкого хлопка. На одном из фонарных столбов – как раз в той стороне, куда уехало такси – лопнула лампа. Рука женщины дрогнула, и она не сразу смогла вытащить заветную связку.

«Такое бывает», – мысленно успокоила себя фурия. Иногда вещи просто ломаются, а лампы перегорают. Не всегда же…

Она уже собиралась внушить себе, что это не обязательно чертовщина и потусторонние силы, и уже собралась вставить ключ в замок, когда с противоположной стороны улицы раздался новый хлопок – ещё один фонарь вышел из строя.

Ключи со звоном выпали из рук. Женщина обвинила во всём перчатки и тут же поспешила их снять. Сунув их как попало в карман, она наклонилась за связкой и замерла. Издалека доносился звук мотора. Фурии даже не нужно было поднимать голову, чтобы понять: автомобиль медленно приближался (крался на когтистых лапах) в её сторону.

Да, она облажалась, поддавшись страху ещё в машине. Главное – не налажать сейчас.

– Возьми себя в руки, – прошептала она и испугалась звука собственного голоса. Женщина схватила ключи и начала лихорадочно перебирать связку. Пальцы, одеревеневшие от холода, не слушались.

Машина набирала скорость, рычала, поддавая газу, уже несясь прямо на неё.

Ткнув нужным ключом в замочную скважину и промахнувшись, женщина выругалась. Шаркнув ключом по металлической поверхности двери, она наконец вставила его и резко повернула.

Автомобиль, виляя как пьяный, поймал в свет фар женщину в пальто, но вдруг резко затормозил и повернул – путь преграждало дерево.

Когда такси, развернувшись, на полной скорости врезалось в здание, мастерская исчезла. Как и женщина, успевшая захлопнуть за собой дверь.

Водитель не сразу осознал, что произошло. Он очнулся, словно от сна, уставившись в табличку с графиком работы магазина ковров.

Фурия же, тяжело дыша, стояла по ту сторону в полной темноте. Сердце колотилось так, будто его заперли в жестяной бочке. Ещё мгновение… Она снова и снова прокручивала в голове последние секунды: как успела проскользнуть в дверь, как слепящие фары выхватили её из темноты, как почувствовала и услышала удар за спиной, уже оказавшись в спасительной мастерской.

Наконец-то она в безопасности.

Нащупав выключатель, женщина моргнула. Под высоким потолком одна за другой зажглись лампочки на длинных проводах.

Мастерская была до отказа забита старой рухлядью – буквально негде было ступить. Открыв глаза, она увидела своё искажённое отражение в потухших кинескопах. Лишь на одном из них шли титры какого-то фильма. От этого зрелища она испытала невероятное облегчение, и нервно рассмеявшись, утёрла нос рукавом.

«Они здесь». Эта мысль приободрила её. Почти обретя прежнюю лёгкость, она бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж. В ногах ещё чувствовалась слабость, и, несмотря на каблуки, она бесшумно поднялась, держась за перила.

Но стоило ей заглянуть за очередную дверь, как стало ясно: возможно, она опоздала. Или, наоборот, пришла как раз вовремя.

Илья Петрович вертелся на офисном стуле и, держа на коленях тот самый проклятый пылесос, напивался прямо из бутылки.

– Что ты говоришь, родная? – обращался он к пластиковому монстру, прислушивался и отвечал: – Хах, возможно, ты права!

Всё внутри фурии сжалось. Она боялась даже дышать, не то что пошевелиться. Подобные сцены она наблюдала ещё в детстве. Каждый раз, видя отца в таком состоянии, понимала – сегодня лучше не попадаться ему на глаза. Но сейчас уйти не могла. Хотя бы потому, что и без того была смертельно напугана.

Однако её разбудила злость: «Чёрт возьми, я пришла за помощью! Впервые решилась признать себя слабой! А мне снова приходится их спасать!»

(– Что ты здесь делаешь? Убирайся!) – фурия чётко уловила попытку вторжения в свои мысли и мгновенно блокировала её. Это был даже не голос её мастера, а нечто… не из этого мира.

Злость охватила её и одновременно послужила защитой от… Она не могла подобрать слова, чтобы описать то, что пыталось проникнуть в её сознание. В обычной жизни, когда люди пробовали считать её у них ничего не получалось – чаще всего они сами становились жертвами, попадая под её чары.

Поэтому, когда изрядно подвыпивший мастер поднял голову, чтобы сделать очередной глоток, и увидел перед собой ту самую женщину, он заморгал и чуть не выронил пылесос.

– Юлечка?

– Не называй меня так! – Она начала приходить в себя.

– А как мне тебя называть?

Женщину, которую действительно звали Юлей, будто подменили. Она сняла пальто и уселась у противоположного стола, закинув ногу на ногу. Достала из сумочки сигареты, закурила и строго посмотрела на парня – тот буквально вжался в кресло. Если днём перед ним кокетничала девушка, перед которой он готов был ползать на коленях, то сейчас он её не узнавал.

– Ты на меня злишься? – спросил Илья Петрович, положив голову на пылесос.

– Где Антон?

– В лаборатории, где же ещё ему быть. Следит за теми двумя, которые срастаются… Мы пытались понять, как это остановить и…

«Ясно», – подумала про себя фурия. К нему сейчас не попасть.

– Взяли новое дело? – спросила женщина, щёлкнув по сигарете над пепельницей.

– Да, новое дело, о котором я даже не знал. Антошенька взял его, пока я… – мужчина резко смолк.

Фурия ощутила ту стену, в которую где-то внутри себя упёрся мастер. И как он или тот, кто сейчас им владел пытался проломить преграду, которую фурия воздвигла в своём сознании.

– Знаешь что! – Илья Петрович злобно посмотрел на женщину, которую безумно любил. – Уходи! Я не хочу тебя видеть!

Кажется, до неё начала доходить серьёзность положения. Алкоголя было выпито не так много, но парень вёл себя так, словно опустошил всю бутылку.

«Возможно, дела у них не очень, – додумывала фурия, – раз они решили использовать не самый стабильный предмет с непредсказуемым поведением.»

Женщина поднялась.

– Не приближайся ко мне! Кыш! – Илья Петрович вжался спинкой стула в рабочий стол.

Фурия бросила на него взгляд, полный презрения, и ответила:

– Даже не собиралась вторгаться на твою территорию, – она понимала, что говорит не со своим бывшим парнем. Тот сейчас находился во власти этой штуковины, которую держал на коленях. И этот испепеляющий взгляд предназначался не ему. Пылесос чувствовал, как теряет власть перед внезапно объявившейся конкуренткой.

– Уходи!

– Это неприлично – выгонять даму, которую ты сам пригласил выпить и посмотреть кино.

Илья Петрович заёрзал и, будто начал приходить в себя:

– Да? Кажется, я действительно звал тебя сегодня… Но сейчас у меня важное дело.

Конечно, ни о чем подобном они не договаривались. Когда Илья Петрович помог ей развоплотиться из кошачьего обличья, в котором она застряла, у них не было времени на разговоры. Его ждал клиент – та самая старушка. Именно за ней фурия следила, снова превратившись в кошку. И на то были серьёзные причины.

Пока фурия перебирала кассеты на стойке, думая что поставить, её не покидало ощущение слежки. Почти такое же, какое она испытала сегодня во время бегства.

«Зловещие мертвецы-2», «Робокоп», «Няньки», «Гарри Поттер и философский камень»… Где же чёртов «Основной инстинкт»?

Хотя она и не разделяла его любовь к подобным фильмам, на этот раз была готова пойти на уступки. Ей больше нравились красавчики Брэд Питт и Джонни Депп. Сейчас она бы предпочла «Бойцовский клуб» или тех же «Пиратов Карибского моря», но её бывшего могла спасти только Шэрон Стоун. А она понятия не имела, в каких ещё фильмах снималась актриса, помня лишь сцену с эффектным скрещиванием ног из фильма про писательницу.