В омуте тьмы

Жасмин? Или всё-таки гардения?

Он не отпускал. Пульсировал прямо внутри черепа в унисон с болью, будто кто-то методично и целенаправленно пытался свести меня с ума. Я сжал руки так сильно, что ногти впились в ладони, оставляя багровые полумесяцы. По вискам тонкими струйками стекал холодный пот.

«Нужно сосредоточиться, взять себя в руки!» – мысленно взмолился я, чувствуя, как последние остатки самообладания утекают сквозь пальцы. – «Allah aşkına!»

– …предлагаю запросить у них развёрнутую спецификацию, подтверждающие документы и обоснование отсрочки, – продолжала Камилла, её ровный голос, в моём состоянии воспринимался как дополнительный раздражитель. – Если откажут или предоставят фальшивки, обратимся к вашим… специалистам.

Первым порывом было рявкнуть на неё: «Какие, к чёрту, ещё специалисты?!» Но что-то удержало меня. Камилла знала о моём нелегальном бизнесе, о той стороне жизни, которую я тщательно скрывал за стеной безупречной репутации бизнесмена.

«Специалисты»…Это было какое-то кодовое слово для моих солдат?

Я потёр виски, стараясь хоть немного унять пульсирующую боль.

– Камилла… – мой голос прозвучал хрипло, как будто я не разговаривал несколько дней. – о ком вы?

Она понизила голос почти до шёпота, и от этого её слова прозвучали еще более зловеще

– О тех, господин Демир, кто сможет… убедить «Альфа-Строй» в необходимости пересмотреть условия договора. Я понимаю, это деликатный вопрос, но у вас наверняка есть люди, которые могли бы позаботиться об этом. Или, возможно, вы знаете, к кому обратиться… если господин Петров вдруг окажется несговорчивым.

Это стало последней каплей. Боль взорвалась ослепляющей вспышкой за глазами.

Мне. Срочно. Нужна. Таблетка.

Я встал с кресла так резко, что мир накренился. Цепляясь за мебель, чтобы не упасть, неуклюже двинулся к шкафу с лекарствами. Всё поплыло. Мир распался на хаотичные, бессмысленные образы. А этот чёртов запах следовал за мной, как призрак, как наваждение…

– Господин Демир? – Камилла шагнула ближе, её голос внезапно стал тише. В нём появился какой-то новый тембр.

Я медленно обернулся, с трудом фокусируя взгляд на её лице, на котором смешалось столько оттенков, что мой внутренний декодер эмоций просто завис.

Это… беспокойство? За меня?

– Вы бледный. С вами всё в порядке?

Она сделала ещё один шаг, её рука нерешительно потянулась к моему плечу. Я инстинктивно отшатнулся. Её прикосновение было последним, чего я хотел в этот момент.

– Не трогайте меня!

Её лицо… оно снова изменилось.

Что это? Обида? Недоумение? Да какая, к черту, разница?

Мне нужно избавиться от боли. Немедленно.

– Не пользуйтесь этими духами. – слова прозвучали резче, чем я хотел.

– Но… это же «Chanel №5»! – воскликнула она, её глаза округлились до размеров блюдец. – Классика! Этот аромат все любят!

Все, но точно не я.

Я отвернулся, не желая продолжать этот бессмысленный диалог, и рванул дверцу шкафчика. Пальцы сшибали баночки и коробки в лихорадочном поиске, пока внутри всё скручивалось в один горячий, пульсирующий узел от нетерпения, от её грёбаного запаха и боли.

– Господин Демир, может быть, вам лучше прилечь? Я могу сделать вам чай. Или лучше вызвать врача?

– Мне нужно… – прохрипел я, вжимаясь лбом в прохладную полировку дерева. – …лекарство.

Наконец, пальцы нащупали то, что искали – знакомый на ощупь блистер. Дрожа, я выдавил одну таблетку и быстро проглотил её, даже не запивая. Сухая, горькая таблетка царапнула горло, но это было ничто по сравнению с обещанием облегчения.

– Не нужно врача, – ответил я. Голос по-прежнему звучал резко, но пульсирующая агония начала отступать, и я смог выстроить фразу более связно. – Это просто… мигрень. А духи… я не переношу резкие запахи, когда болит голова.

Я с трудом опустился в кресло, закрыл глаза. Пальцы сами впились в виски, пытаясь унять бешеный молот, что колотил под кожей. Каждый удар отдавался в затылке.

– Давайте вернёмся к делам, – произнёс я через минуту. Приоткрыл веки, с усилием фокусируя взгляд на Камилле. – Вы говорили о развёрнутой спецификации? Запрашивайте. Если Петров откажется, я сам займусь этим вопросом.

Я сделал паузу, жадно глотая воздух.

– И откройте окно. Мне нужен свежий воздух.

Тяжелые шторы бесшумно скользнули в стороны, и в кабинет хлынул поток прохлады. Густой, влажный воздух, пропитанный острым запахом озона и мокрого асфальта. Это помогло. Дурманящий цветочный яд начал медленно отступать.

Камилла вернулась к столу и бросила на меня короткий взгляд. Я попытался его расшифровать. Слегка приподнятые брови. Зрачки чуть шире обычного. Никакого напряжения в мышцах вокруг губ. Привычной иронии, ее брони, не было. Но что тогда? Простое любопытство? Осторожность? Сочувствие?

Обычно я импровизировал. Натягивал на лицо одну из дежурных масок – легкая улыбка, понимающий кивок, – чтобы не выглядеть бесчувственным механизмом в глазах окружающих. Но сейчас у меня не было на это сил. Читать чужие эмоции для меня всегда было сродни попытке расшифровать древнеегипетские иероглифы без ключа. Я вижу отдельные знаки, но общая картина, смысл, ускользает. Эта слепота уже не раз играла со мной злую шутку, заставляя ранить даже тех, кто мне… был небезразличен.

Лишь немногие научились мириться с этой моей особенностью. Клан и семья – у них, по сути, не было выбора. И еще Ник с Кириллом. Эти двое, в отличие от меня, могут понимать эмоции, как нормальные люди. Но их души покрыты таким же слоем шрамов, как и моя. В нашем мире искренние чувства – это непозволительная слабость и самый верный путь к гибели.

– Господин Демир, – вдруг позвала Камилла, немного помедлив. Я услышал, как она сделала едва заметный вдох, прежде чем продолжить. – Разрешите, я… сделаю вам массаж?

Я медленно открыл глаза и вопросительно приподнял бровь, пытаясь расшифровать эту неожиданную и абсолютно нелогичную инициативу.

Массаж. От моей ассистентки. Здесь, в моем кабинете?

Мой мозг, пропустив стадию банального удивления, мгновенно переключился в режим анализа угроз. Это либо наивность, граничащая с идиотизмом, либо хитроумный маневр. Следующий шаг которого – скрытая камера, компромат и жирный счет за молчание.

Мне не нужно было обжигаться на собственном опыте, чтобы выучить это правило. Работа и личная жизнь – две разные вселенные. Смешивать их – значит просить о катастрофе. Не зря же существовала народная мудрость «Не клади все яйца в одну корзину».

– У моей бабушки… – продолжила она, её голос звучал на удивление мягко. – была опухоль головного мозга. Её часто мучили чудовищные мигрени. Я научилась делать один массаж… Он ненадолго, но помогал ей дотянуть до того, как подействует лекарство.

Она говорила это так, будто делилась чем-то обыденным, но я услышал в ее тоне ноту, которая заставила меня насторожиться еще больше. Это была не попытка соблазнения. А ещё хуже. Искреннее участие.

– В этом нет нужды, мисс Дэй, – отрезал я, откинувшись на спинку кресла и снова закрыв глаза. – Мне нужен покой, а не ваши сеансы мануальной терапии.

И желательно пару часов сна, которых мне, очевидно, не видать, как собственной тени в полдень.

Тишина.

Я уже решил, что она поняла намек и отступила. Но Камилла, похоже, сегодня решила проигнорировать инстинкт самосохранения. Я услышал едва уловимый скрип ее кресла, затем тихие шаги по ковру. Она бесшумно обошла стол. Давление воздуха за моей спиной изменилось.

– Что вы себе позволя… – начал я, тело инстинктивно напряглось.

Но слова застряли в горле.

Ее пальцы опустились на мои виски.

Каждый мускул в моем теле окаменел в одно мгновение. Инстинкт вопил: сбросить ее руки, рявкнуть, поставить на место так, чтобы она на пушечный выстрел боялась ко мне приблизиться. Но что-то парализовало меня на долю секунды.

Первое касание было лёгким, почти невесомым. Я замер, превратившись в один натянутый нерв, ожидая боли. Но её не последовало.

Ее пальцы были прохладными и удивительно сильными. Словно нащупав эпицентр боли, она начала медленно, с идеальным давлением разминать напряжённые мышцы. Удивительным образом это не причиняло дискомфорта. Наоборот. С каждым круговым движением я физически ощущал, как тугие жгуты, стягивавшие мой череп, начинают ослабевать. Сверлящая боль начала сменяться тупой, отступающей на периферию пульсацией.

– Просто дышите, – прошептала она так тихо, что ее голос был скорее вибрацией в воздухе.

Мой разум, отчаянно цепляясь за логику, пытался убедить меня, что это просто начало действовать лекарство. Но я, черт возьми, знал, что оно не могло подействовать так быстро. По телу разливалась предательская волна тепла, расслабляя мышцы плеч, шеи, спины. И прежде чем я успел себя остановить, из горла вырвался тихий, хриплый стон облегчения. Звук, который я не позволял себе издавать ни перед кем.

Я невольно откинул голову на спинку кресла, полностью отдавая себя во власть ее рук.

Чертовка… Она и вправду знает, что делает.

Но блаженство было недолгим. Через несколько мгновений ее пальцы замерли и отстранились. Тепло мгновенно исчезло, оставив после себя пустоту и фантомное ощущение холода на коже. Ее ладони теперь просто лежали у меня на плечах, и их тяжесть была единственным, что связывало меня с реальностью этого момента.

– Ну что, господин Демир? Стало легче?

Я с усилием разлепил веки. Мир перестал качаться и дрожать, контуры предметов обрели почти забытую чёткость. Боль не ушла совсем, но отступила, превратившись в тупое, далекое эхо где-то на задворках сознания.

– Да, – выдохнул я. – Гораздо… Спасибо.

Я медленно повернулся в кресле, чтобы посмотреть ей в лицо.

Мне показалось, или в её глазах промелькнуло что-то вроде торжества?

– Продолжайте… – произнёс я, и голос прозвучал требовательнее, чем я намеревался.

Она даже бровью не повела, лишь слегка склонила голову набок, продолжая испытывать меня своим молчанием.

Я откашлялся и хрипло добавил, ненавидя себя за это слово:

– Пожалуйста.

И только тогда уголки ее губ дрогнули и изогнулись в улыбке, от которой по спине пробежал холодок.

– А как же работа? – спросила она сладким, как яд, голосом, но ее пальцы, к моему облегчению, снова легли на мои виски. – Мы ведь здесь не для этого, верно? Насколько я помню, я устраивалась секретарем, а не вашей личной массажисткой. Или в моем трудовом договоре был пункт, напечатанный невидимыми чернилами, который я пропустила?

Ее прикосновения снова творили магию. Нескончаемый гул в моей голове впервые за целую вечность стих. Совсем. Наступила тишина. Я чувствовал себя… хорошо. Спокойно. Почти расслабленно. Это было настолько ново и непривычно, что пугало. И я отчаянно, до боли в костяшках, захотел удержать это хрупкое, невесомое состояние. Продлить его. Любой ценой.

Не давая себе времени на раздумья, я резко перехватил ее запястье. Мои пальцы сомкнулись на ее руке, ощущая под собой тонкую, теплую кожу и частую дробь ее пульса. Вскочив с кресла, я властно потянул опешившую Камиллу за собой, к дивану у стены.

– Что вы делаете?

– Сядьте, – приказ сорвался с губ, прежде чем я успел его обдумать. Я решительно подтолкнул ее к мягким подушкам, заставив опуститься на диван.

Она посмотрела на меня снизу вверх, и в ее глазах снова блеснул тот самый насмешливый огонек. Я навис над ней, упираясь руками в спинку дивана по обе стороны от нее.

– Вы мой секретарь, мисс Дэй. Вся суть вашей работы – облегчать мою жизнь и повышать мою продуктивность. Разве не так? – я говорил тихо, почти вкрадчиво. – Так вот, прямо сейчас вы будете продолжать делать то, что начали. Поверьте, это сделает меня куда более терпимым и сговорчивым. А босс в хорошем настроении – залог процветания всей компании. Так что можете считать это производственной необходимостью.

Она смерила меня долгим, изучающим взглядом, а затем с преувеличенно громким, театральным вздохом откинулась на подушки.

– Как скажете, босс.

Я, не раздумывая, сел на диван к ней спиной, чувствуя себя идиотом и гением одновременно.

Камилла помедлила ровно секунду. А затем ее пальцы снова коснулись моих висков, возобновляя свое тихое, почти гипнотическое колдовство. И снова по телу медленно начало разливаться обволакивающее тепло, смывая последние остатки напряжения. Это было… странно. Чувство, для которого в моем скудном лексиконе не находилось подходящего термина. Нечто, не поддающееся анализу. Словно слабый электрический ток пробежал по коже там, где ее пальцы касались меня, заставляя мышцы таять, а мысли… затихать.

Но внезапно ее руки остановились.

– Почему вы остановились?

– Проблема, господин Демир, – она едва заметно усмехнулась.

Я промолчал, ожидая, что она скажет дальше. Эта женщина умудрялась превратить любую ситуацию в маленькое представление, и я, к собственному удивлению, был не прочь посмотреть, что будет дальше.

– Вы большой. А я – нет.

Мой мозг, только что пребывавший в блаженной коме, на этих словах дал сбой. Боль отступила, и на ее место хлынуло что-то другое. Горячее, острое, запретное. Демон, которого я обычно скрывал за маской самоконтроля, вдруг просунул когтистую лапу сквозь прутья.

Я медленно открыл глаза и, повернув голову, встретился с ее чуть насмешливым взглядом. К собственному изумлению, мои губы изогнулись в коварной, ленивой улыбке.

– В некоторых вопросах, мисс Дэй, разница в габаритах – вовсе не проблема. А преимущество.

Камилла даже бровью не повела. Лишь медленно, с видом учительницы, разочарованной непонятливым учеником, покачала головой.

– О, господин Демир, я нисколько не сомневаюсь в ваших… преимуществах. Но вы совсем не туда думаете.

Ее пальцы скользнули вниз по моей спине, очерчивая позвоночник.

– Я говорю исключительно о длине своих рук и вашем росте… – она снова провела пальцами по моей спине, но уже медленнее, – Мои, боюсь, не рассчитаны на обслуживание объектов вашего масштаба в такой… неудобной позе.

Камилла отстранилась, и я почти физически ощутил потерю ее тепла. Она снова сидела прямо, словно ничего не произошло. Но воздух в комнате гудел от невысказанного.

– Так что, может, вы все-таки соблаговолите положить свою драгоценную голову мне на колени? Ну, знаете, чисто для терапевтического эффекта, разумеется.

Она небрежно похлопала ладонью по своим ногам. В ее взгляде не было ни капли смущения. Только вызов и насмешка.

Логика внутри меня билась в агонии: «Нет! Встань и вышвырни ее!». Инстинкты кричали: «Это ловушка, она играет с тобой!». Но измученное тело шептало совсем другое. Оно хотело только одного – чтобы ее пальцы снова вернулись к моим вискам.

Я не нашел в себе сил произнести ни слова. Просто коротко кивнул. Затем осторожно сместился по дивану и лег, устраивая голову ей на колени.

Пальцы Камиллы на мгновение замерли над моей головой, словно колеблясь, а затем уверенно принялись за работу, разгоняя последние отголоски боли.

Теперь с этого непозволительно близкого ракурса, ее лицо было прямо надо мной. На ее щеках, под тонким слоем безупречного макияжа, заметил мелкую россыпь золотистых веснушек. Эти крошечные несовершенства делали ее лицо опасно привлекательным. Один огненно-рыжий локон, выбившийся из ее идеальной укладки, упал на щеку. Внутри вспыхнул острый, почти неконтролируемый порыв – протянуть руку и убрать его. Просто коснуться. Но вместо этого я сжал руки, с трудом сдерживая это неуместное желание.

Камилла, заметив мой пристальный взгляд, вдруг напряглась. Ее пальцы дрогнули, на долю секунды сбившись с убаюкивающего ритма. Густая волна румянца залила ее щеки, делая веснушки еще ярче.

– Что-то не так, господин Демир? – спросила она, ее голос стал сухим и официальным. Она резко отвернула лицо к окну, словно пейзаж за ним вдруг стал жизненно важен.

Чёрт!

Только сейчас до меня дошло. Я пялился. Бесцеремонно, как мальчишка.

Не желая усугублять ее очевидное смущение, я медленно закрыл глаза. Это был единственный доступный мне способ отступить. Извиниться без слов.

Прошла секунда, другая. А затем ее руки возобновили массаж. И мое сознание начало медленно таять, растворяясь в блаженном покое.

Глава 8. Камилла

Единственный звук в огромном кабинете – его дыхание. Глубокое, размеренное, почти сонное. И стук моего собственного сердца, который отдавался в ушах так громко, что я боялась, он его услышит.

Его голова лежит у меня на коленях.

Я прокручиваю эту фразу в голове снова и снова, пытаясь осознать всю её сюрреалистическую тяжесть.

Голова. Моего. Босса. На. Моих. Коленях.

Если бы кто-то утром сказал мне, что мой первый рабочий день закончится так, я бы расхохоталась ему в лицо. Громко и, возможно, немного истерично. А потом, скорее всего, вызвала бы санитаров.

Что я чувствовала сейчас? «Двоякие ощущения»? Слишком простое слово. У меня в душе – землетрясение. Тектонический сдвиг, от которого всё привычное летит к чертям, и ты уже не знаешь, где верх, а где низ.

В эпицентре этого урагана, без сомнения, был Селим Демир.

С одной стороны – типичная акула в костюме за десять тысяч долларов. Властный. Требовательный. Холодный. Бесчувственный механизм, запрограммированный на результат. Мне казалось, он начисто лишен человеческих слабостей.

Да он ведь даже не рявкнул на меня за ту совершенно безумную импровизацию с «девушкой»!

В любой другой компании меня бы вышвырнули на улицу быстрее, чем я успела бы сказать «простите». А он… ничего. Не повысил голос, не нахмурился. Ни-че-го. Просто принял это как факт, как будто я всего лишь сообщила ему время. Почему Селим это так спокойно воспринял, до сих пор оставалось для меня главной загадкой дня.

А потом был момент, когда его броня дала трещину.

Нет, он определенно не стал «милым» – это слово к нему не подходило. Скорее, он приоткрыл крошечную щелочку в своей крепости. И сквозь нее, всего на мгновение, я увидела нечто настоящее. Не босса. Не акулу. Мужчину. Уставшего, измученного болью. Уязвимого. Что-то, спрятанное так глубоко под слоями контроля и власти, что, казалось, и сам он о нем забыл.

А с другой стороны… я. Просто молодая женщина. И когда рядом, в опасной, почти интимной близости, оказывается мужчина, от одного вида которого предательски замирает сердце, я не могу оставаться равнодушной. Мои инстинкты кричат, даже если разум в панике пытается их заглушить, затолкать обратно.

Да, Селим порой абсолютно невыносим. Он способен взбесить одним своим взглядом. Одним коротким приказом. А его холодность, его порой совершенно непредсказуемые поступки… это вообще отдельная тема для разговора с самой собой, желательно, с бутылкой чего-нибудь покрепче.

И да, это всего лишь первый рабочий день, который больше напоминает сюжет какого-то сюрреалистического, безумного фильма, чем рутинное начало работы в престижной корпорации. Фильма, на главную роль, в котором я точно не подписывалась.

Но моё тело… оно словно обладало собственным разумом, и плевать хотело на мои попытки держать его в узде, на все доводы разума о субординации и здравом смысле. И бесстыдно отзывалось на его близость. И особенно – на его голос. Едва уловимые, но такие ощутимые вибрации, которые, казалось, проникали сквозь кожу и отдавались низким, тёплым гулом где-то в солнечном сплетении. Этот эффект был совершенно нелогичным, ведь он не говорил ничего особенного, произнося самые обыденные слова, вроде «Принесите кофе». Но его тембр действовал на меня как заклинание.

Стоило мне только вспомнить, как он пристально смотрел на меня, и волна жара снова ударила в щеки. Тогда, в тот момент, я не выдержала и отвернулась, спасаясь от этого всепроникающего взгляда. Но сейчас воспоминание об этом возвращались с новой силой.

Что же он такого увидел на моем лице? Волнение, которое я пыталась скрыть? Или что-то другое?

И… что бы произошло, если бы я не сдалась? Если бы не отвела глаза, а позволила напряжению между нами достигнуть своего пика?

Поцеловал бы?

От одной этой запретной мысли кровь ударила в виски. Я поспешно постаралась выкинуть этот образ из головы, затолкать его куда подальше.

«Так, Камилла, возьми себя в руки, немедленно!» – мысленно одёрнула я себя. – «Это твой первый, черт возьми, день! А ты уже предаёшься каким-то нелепым, подростковым фантазиям о своем начальнике! Между нами могут и должны быть только строго рабочие, безупречно профессиональные отношения! Точка. Жирная, окончательная точка!»

Но как бы я ни старалась, эти мысли не желали меня отпускать. Я настолько погрузилась в этот внутренний хаос, в борьбу с самой собой, что очнулась, лишь когда тишину нарушил его тихий, глубокий вдох.

Я опустила глаза.

Селим… уснул.

Прямо у меня на коленях.

Это было так ошеломляюще, так… интимно. Странное, щемящее чувство кольнуло под рёбрами. Смесь тревоги и чего-то ещё горячего, будоражащего, отчего перехватило дыхание.

Возбуждение?

Да. Если быть до конца честной с самой собой, это было именно оно. Пугающее до чёртиков возбуждение.

Голова Селим чуть сместилась, и мягкие волосы коснулись моей руки. По телу мгновенно прошла волна обжигающего тепла, до самых кончиков пальцев. Я с невероятным усилием подавила желание вплести в них пальцы, почувствовать их шелковистость.

Сейчас он был совершенно другим. Без привычной маски холодности. Я ведь видела его всего пару раз, и он всегда был напряжен до предела. А сейчас его лицо разгладилось. Густые ресницы отбрасывали тень на скулы. Мой взгляд невольно скользнул к расстегнутому воротнику рубашки, где на шее мерно пульсировала тонкая синеватая вена. А губы, которые я видела только плотно сжатыми, сейчас были расслаблены и слегка приоткрыты, словно приглашая…

Нет, Камилла, остановись! Даже не думай.

Но его одеколон с древесной нотой, смешанный с его собственным, мужским запахом кожи, – был повсюду. Я вдохнула и почувствовала, как моя решимость слабеет.

Господи, что со мной не так? Почему он так действует на меня? И почему его беззащитность сейчас трогает куда сильнее, чем пугающая сила? Я ведь совершенно не знаю этого человека. Кто он на самом деле, за фасадом успешного бизнесмена? Чем именно занимается по ночам, когда город погружается во тьму? И, чёрт возьми, почему меня это так волнует?!

Я беспокойно заправила выбившуюся прядь за ухо, потом неосознанно потерла пальцами воротник пиджака. Казалось, что даже стены кабинета медленно сжимаются вокруг меня, высасывая последние остатки драгоценного кислорода.

Селим, даже спящий, обладал какой-то животной притягательностью. Здравый смысл был окончательно повержен. Я больше не могла, да и, если честно, уже не хотела сопротивляться.

Затаив дыхание, я осторожно коснулась кончиками пальцев его лба, разглаживая едва заметную морщинку между бровями. Мой палец дрогнул и скользнул ниже, очерчивая линию его брови, скулу, и замер на лёгкой щетине. Каждое прикосновение было запретным и оттого было невероятно волнующим.

Воздух в легких будто закончился. По руке до самого плеча пробежал колючий разряд, заставив меня резко отдернуть пальцы. Я сжала ладонь в кулак так сильно, что ногти впились в кожу, оставляя на ней четыре полумесяца.

«Что ты творишь?!» – мысленно закричала я на себя. – «Это твой босс. Он спит. Камилла, ты идиотка».

Я до боли закусила губу, пытаясь заземлиться, вернуть себе контроль. Это было неправильно, запретно, чертовски опасно. Но я не могла отвести от него взгляд. Я смотрела на его расслабленные губы, и единственной мыслью в голове было: коснуться.

Мой кулак медленно разжался. Желание оказалось сильнее страха и стыда.

Всего одно прикосновение… Что такого случится? Он же не узнает.

Медленно дюйм за дюймом, моя рука снова потянулась к нему. Кончики пальцев замерли в миллиметре от его губ. Я чувствовала их тепло даже на расстоянии. Мне отчаянно хотелось обвести их контур, узнать, какие они на ощупь… Не отдавая себе отчета, я склонилась еще ниже, и весь мир сузился до этого крошечного пространства.

И в этот самый момент Селим проснулся.

Его глаза распахнулись мгновенно. Сон тут же сменился диким ужасом. Зрачки затопили радужку, превратив глаза в два черных колодца. На лбу бисером выступил пот. Он резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы, и с его губ сорвался сдавленный крик:

– Не трогай меня!

Я застыла, пойманная с поличным, не успев даже вдохнуть. Он дернулся вверх всем телом, и наши лбы встретились с глухим стуком.

Острая боль взорвалась в виске, и перед глазами на миг вспыхнули яркие звезды.

– Ай! – вскрикнула я, инстинктивно прижимая ладонь ко лбу. Под пальцами тут же почувствовала, как стремительно наливается болезненная шишка.

Селим, тяжело дыша, обмяк и рухнул на подушки дивана. Его пальцы судорожно впились в волосы, плечи мелко сотрясались. С его губ срывалось низкое, прерывистое бормотание на турецком.