Записки работяги

–– Да, нет.

–– Особенно если учитывать что это тоже химия, – продолжил развивать я тему. – Вместо наслаждения женскими губками, ты знакомишься со вкусом химического соединения.

–– То ли в старину, – подхватил Леша, – помажет девица губы буряком, ты целуешь, и удовольствие получаешь, и витаминами организму помогаешь.

–– Особенно неприятно это во время первого поцелуя, когда после свидания и зародившегося влечения, наступает этот волнительный момент. Но вместо тепла девичьих губ, ты впитываешь в себя вкус, произведенный химической промышленностью.

–– А тональный крем, – продолжил я, – женщина становится похожа на манекен. Так все не естественно и не натурально. Как будто кукла.

–– Особенно если это какой-нибудь дешевый крем или не умело нанесенный, – поддержал меня Леша.

–– Вообще это довольно странная ситуация. Косметика предназначена что бы скрыть какие-то недостатки, но ведь это опять же химия, а женщина носит ее на лице часов по двенадцать в день.

–– Да, да, – подхватил Леша, – получается, пытаясь скрыть какие-то недостатки косметикой, она только вредит своей коже.

–– Мужчина вообще из-за этого всего, оказывается в неприятной ситуации.

–– Что ты имеешь ввиду, – спросил Леша.

–– Ну просто столько составляющих, скрывающих настоящую ее. Духи, косметика, утягивающее белье, подкладки под бюстгальтер, всякое накладное. Получается что мужчина жениться на одной женщине, а утром, после первой брачной ночи, из душа появляется совершенно другая. А прибавь к этому и то, что у большинства женщин после свадьбы, меняется характер, в основном не в лучшую сторону. Вот и выходит как с произведениями Леонардо да Винчи, когда под нарисованной картиной, находят другую, скрытую. И в итоге мужчина оказывается перед фактом, что он получил совсем не то, что было изначально. Отсюда и большой процент разводов ложится на все это. Все-таки если связываешь себя с человеком на всю жизнь, надо быть честной.

–– Ну, ты закрутил, конечно, – засмеялся Леша, – неудивительно, что ты не женат.

–– В этом я придерживаюсь того взгляда, что уж лучше быть одному, чем лиж бы с кем. Мне совсем не понятно когда муж с женой живут в вечных ссорах, но зачем-то продолжают терпеть друг друга.

–– Ну, без сор не обойтись, непременная составляющая семейной жизни.

–– А я верю, что можно встретить девушку, с которой проживешь, душа в душу, без сор и скандалов. Меня лично быстро охлаждают конфликты, и как бы я не относился к девушке, если начались обострения, то я быстро к ней остываю.

Мы еще поворошили эту тему и побыли на улице, давая возможность легким очистить организм от попавших в него ядов, а потом вернулись к работе. Когда стояли на первом этаже, наше внимание, от созерцания дверей лифта, в надежде что от этого он быстрей придет, отвлекла, грациозно спускавшаяся по лестнице, девушка. Она была очень привлекательна, стройна, из-под короткой юбки выступали красивые, длинные ноги, а сквозь футболку проступали, упругие груди. При этом у девушки был очень высокомерный и самодовольный вид, что в принципе не удивительно, учитывая ее внешность, если бы, не одно но. Над ее верхней губой, росли довольно большие, черные усы. Небрежно приняв наши оценивающие взгляды, девушка величественно прошла мимо, оставив во мне, отталкивающее впечатление.

–– Как тебе, проплывшее мимо нас создание? – спросил я Лешу, когда мы оказались на крыше.

–– Меня аж передернуло, – сказал Леша, закуривая и усаживаясь на парапет. – Почему она их не удалит, много же всяких способов.

–– Ну, мало ли, может нравиться.

–– Да ну.

–– Почему же, всякое может быть. Когда мы работали в Докучаевске, там одна женщина, ну лет тридцати, не брила ноги, а растительность там была такая, что у меня в два раза меньше. При этом женщина была приятна на лицо, у нее были стройные ноги, и она всегда носила короткие юбки, и по ее выражению лица было понятно, что она выставляет напоказ, и как бы гордиться своей позицией в этом вопросе.

–– Но у этой, то ноги были выбриты.

–– Ну, мало ли, может она считает себя реинкарнацией царицы Египта. Тогда это было модно, и правящие дамы наносили краской себе на лицо бороды. К этому вообще в разное время и в разных местах, относились по разному. Например, в Китае, женщинам выжигали раскаленным металлом растительность на лице, такая была неприязнь. На наших же просторах было более терпимое отношение. У русских классиков это часто встречается в текстах. У Толстого, например, в «Войне и мире», у жены одного князя был такой недостаток, но Толстой, как-то даже с умилением описывает это. Дословно не помню, но примерно так: «Над ее верхней губкой, были маленькие, черные усики».

–– Фу, – скривился Леша.

–– Да, это как-то неприятно читалось. Причем, великий классик, всякий раз, упоминая эту княжну, упоминал и эти усики. Мне даже приходилось пропускать эти места, настолько даже читалось отталкивающе.

Пока шел разговор, на крыше появилась женщина с пакетом в руке. Она сказала, что живет на последнем этаже, и попросила нас сделать над ее квартирой хорошо, и в знак благодарности протянула пакет. Мы категорически отказались принять подношение, и сказали, что сделаем всю крышу хорошо, но женщина сильно настаивала, и пришлось взять. В пакете была бутылка водки и закуска. Водку мы вернули, Лёня с Юрой и так зачастили, и не хотелось давать им лишний повод, но в конце рабочего дня, с нами рассчитался мужчина, которому был продан материал на ремонт крыши гаража, и Лёня с Юрой снова проложили свой маршрут через магазин.

А дорога в общежитие и из него, к этому времени, налепливала на нас много любопытных взглядов, поскольку роба уже приобрела, притягательный для взглядов, но отталкивающий для тел, вид. Такая роба доставляла нам немало дискомфорта. Мало того что утром, перед тем как надеть, её приходилось раздирать, слипшуюся между собою, а потом оттирать бензином пальцы, так ещё в конце рабочего дня надо было оттирать бензином не только руки и лицо, но уже и части тела сокрытые от мастики робой. С такой робой был связан и самый отвратительный для меня и не только, денёк в этой фирме. Вриводу тогда уже долгое время донимали городские службы – Электросеть, Теплосеть, Горгаз, и Горводоканал, требуя от него отремонтировать, отремонтированные его фирмой крыши. И принужденный к этому, он решил отремонтировать все крыши в один день. С утра в Донецк приехал ЗИЛ, и мы ездили с объекта на объект на Витиной машине, побывав за день на пяти объектах. При этом времени на душ не было, и мы ограничивались лицом и руками, после чего одевали на грязное тело, чистую одежду, так что к окончанию рабочего дня, большая её часть перешла в разряд робы.

К слову, инвентарь, к этому времени, тоже прочно оброс мастикой – ручки веников, вёдер, ножей, топоров, всё обильно было в мастике, и липло к пальцам. Чтобы как-то защититься от этого, мы обматывали все ручки тканью, но от мастики эта мера спасала ненадолго, и ткань всё наслаивалась и наслаивалась.

Ну а снова проложенный через магазин маршрут, вечером чуть не привёл к потасовке. Лёня в последнее время, подсел на песню группы «7Б», «Молодые ветра», и приходил в сильнейший восторг, стоило ей зазвучать по радио. Но Юра об этом не знал, и когда она заиграла, он со словами: «Что за хрень», потянулся к ручке настройки, что бы сменить волну. Лёня мгновенно вспыхнул и кинулся на Юру. Хорошо, что мы были рядом и предотвратили мордобой. После, Юра еще долго возмущался: «Я же не знал», а Лёня оправдывал свою горячность: «Такая песня, а он». Но алкоголь их быстро примирил, и они разошлись спать снова в теплых отношениях. И вскоре общежитие наполнилось, созвучными мелодиями двух голосов, одного потише – Юриного, а другого, привычно громкого – Лёниного.

Это заседание клуба, стало последним, пора было уже доделывать крышу, и мы с Лешей, приложив усилия, вернули дисциплину в коллектив, и снова потекли серые, трудовые, будни.

С утра у меня как-то паршиво было на душе. И вроде бы день как обычно, и действие как обычно. И тот же воздух, и те же люди. Но угнетала необходимость находиться здесь, делать эту работу. Мысль, что это может быть навсегда, приводила в отчаяние. Особенно сильно раздражали, эти липкие и маркие свойства мастики, роба, успевшая к этому времени пропитаться этим черным веществом, и расплавляющее мозг, солнце. Не смотря на обилие пространства, не хватало воздуха, нервы были раскалены до предела, и казалось, что я в каком-то вакууме. Сжигало изнутри чувство безысходности, и желание все изменить, проступало сквозь раздражение. Внутри эти два состояния переплетались между собой, делая руки безвольными. Работа не шла, и оставленный в покое, наверное, что-то понявшим коллективом, я долгое время, измерял шагами крышу, цепляясь взглядом за горизонт. Когда внутренняя борьба достигла своего пика, и казалось, что от напряжения вот-вот лопнут сосуды, в памяти вдруг всплыло воспоминание о когда-то не сделанном шаге. Тогда, в поиске своего пути в жизни, все внутри зажглось желанием стать профессиональным боксером, посвятить себя этой цели, идти этим путем, в этом реализоваться. Перечеркнув, после долгой борьбы, сомнения возраста, я поехал в боксерский зал. Дворец спорта встретил большими, ярко горевшими, панорамными окнами, сквозь часть которых, был виден боксерский зал, в котором в тот момент шла тренировка. Я остановился, что бы посмотреть, и простоял под окнами, пока тренировка не кончилась. И чем дольше я смотрел, тем больше понимал, какую тяжелую нагрузку выдерживает боксер за время тренировки, и тут же вспоминал, тяжелые, рабочие дни на стройке. И в голове, рождалось и крепло, сомнение, что я смогу совмещать эти два пути. И с каждым мигом, эти сомнения становились сильней.

Если ты задумал сделать шаг, его надо делать решительно, и я свой не сделал.

И вот, стоя на крыше и увязая в душевной буре, мне вдруг представилось, что я тогда сделал тот шаг, и что эти шаги по мастике, теперь только временная необходимость, и что я уже иду тем, выбранным мной тогда, путем, иду к мечте, к цели, и что крыши, еще только ненадолго останутся в моей жизни, и впереди ждет, что-то большее, неизмеримо лучшее. Ждет жизнь, заполненная любимым делом, возможностью реализоваться, и моральным удовлетворением. И с этим ощущением легко работалось остаток дня, но потом оно ушло, и больше не вернулось.

Видимо все же, я тогда принял неверное решение.

Дом был закончен, больше объектов в Кировском у нас не было, и мы, погрузив в Витину машину, инструмент и робу, отправились на новое место работы.

3

Ехать долго не пришлось, это был соседний с Кировским городок, Ждановка. Правда даже городком, этот населенный пункт особо и не назовешь, из любой его точки до противоположной, можно дойти за двадцать минут. Но работать нам предстояло не в самой Ждановке, а на находящейся в десяти минутах езды от нее, шахте. Это нас порадовало, вот уж где можно марать, не беспокоясь о последствиях. Решив все вопросы на шахте, Витя отвез нас в Ждановку, где мы будем жить в общежитии, а сам поспешил в Донецк, прихватив с собой Юру. Тому совсем не понравилась наша работа, и он предпочел, работе на высоте, работу на глубине.

Мы начали с ознакомления с местом жительства. Это было стандартное общежитие, с общей кухней, туалетом и умывальником на этаж, и общей душевой, на все общежитие. Убедившись, что условия проживания вполне приемлемы, мы приступили к изучению ассортимента магазинов, а скупившись, взялись за приготовление ужина. Но общей кухней пользоваться не стали, а готовили на привезенной из Кировского, печке. Для сохранения большей прохлады в комнате, дверь оставили приоткрытой, и когда ужин был готов, уселись за стол. Но только, еда стала плотно укладываться в наши желудки, как в комнату ввалились, а по другому и не скажешь, две нимфы «сорок плюс», в разбалансированном состоянии, и потребовали, что бы мы пригласили дам за стол. Впрочем, приглашения они ждать не стали, а расположились как им удобно. Нашему ответу: «Мы не пьем», на их предложение, были не рады, но с удовольствием выпили сами. Все было при них, и жидкость, и емкостя. Вот только попросили кусочек колбаски, но есть не стали, а лишь занюхали, видимо после «шести», не едят. Когда стаканы опустели, и колбаска вернулась на тарелку, нимфа, которая сидела рядом с Лешей, оценивающе окинула его взглядом, томно вздохнула, закатила глаза и, подарила Леше свой поцелуй. И дарила долго. Леша потом тщетно меня уверял, что он всячески старался высвободиться, но этого не было. Супружеская верность в этот вечер, чуть-чуть пошатнулась. Нимфа, которая сидела рядом со мной, призывно мне маякнула взглядом, предлагая последовать примеру, но я поспешил заполнить рот едой, чтобы не конфузить даму отказом, и прожестикулировал, что мол извините, с удовольствием бы, но в данный момент мой рот занят. Никогда так долго мне не приходилось пережевывать. Нимфа, дарившая Леше свой поцелуй, видимо решив, что для первого визита вполне достаточно, разомкнула уста и объятья, элегантно поднялась, и ушла, легкой, морской походкой, прихватив подругу, но оставив после себя, тяжелый, долго потом не выветривавшийся, запах. Я же поспешил, во избежание повторения подобных визитов, закрыть дверь на замок.

С наступлением темноты, открылась еще одна особенность общежития. Прямо под нашей комнатой, а нас поселили на втором этаже, находилось кафе, в котором до самого утра, громко играла музыка, и заснуть нам так и не удалось, и не раз на протяжении ночи, с ностальгией вспоминалось, мелодичное посапывание Лёни. Утром мы отправились к коменданту, с требованием переселения. Сначала она отказывалась его выполнять, но после нашей угрозы обратиться к директору шахты, сразу нашла для нас другую комнату. После переселения и завтрака, мы отправились на шахту, знакомиться, и с объектом, и с бригадой. Зам. Директора по строительству, а это была дама, обещала найти нам трех человек. Но к сожалению, это оказались все молодые парни. Двум из них было лет по восемнадцать, их звали Артем и Антон, а третьему было лет двадцать пять, его звали Толик, и поздоровавшись с нами, он посчитал нужным сразу сообщить: «Пацаны, что бы не было потом разговоров, я сидел». Мы не нашлись, что на это ответить, а только пожали плечами. Такая бригада нас не порадовала. Мало того что от молодых парней в принципе сложно добиться трудового рвения, так еще придется обучать их, не только принципам работы с мастикой, но и вообще элементарным вещам, а это всегда сильно задерживает процесс. Порадовал только один факт, Толик родной брат зам. директора по строительству, а это очень пригодиться, и при работе, и при закрытии крыши, поскольку именно она и будет принимать у нас объекты. И Толик нам так сразу и сказал: «Со сдачей крыши, если что, я помогу». Вот это уже была полезная информация.

Перед началом работ, нам предстояло выполнить, поставленную Витей задачу. Впервые за все мое время работы на фирме, Витя привез договора о приеме на работу, которые и должны были подписать нанятые нами люди. Не понятно зачем это вдруг понадобилось нашему руководителю, ведь даже мы с Лешей на фирме не числились, там вообще, не смотря на профиль деятельности, рабочие в штате не состояли.

Получив подписи на договорах и переодевшись, наш ново сформированный коллектив, отправился знакомиться с первым объектом. Это оказалось здание обогатительной фабрики, с тремя, разными по высоте и площади, крышами. Самая высокая из них, была этаж с восьмой и квадратов тридцать по площади. Но начать решили с средней, самой большой. И конечно первой, в цепи необходимых для ремонта работ, стояла вырубка. Мы с Лешей провели мастер-класс и, оставив молодую часть бригады получать свою первую порцию впечатлений от славной профессии кровельщика, поднялись на верхнюю крышу, что бы оценить какие работы нужны там. Но этот процесс прервался, даже не успев начаться. Когда Леша оказался на середине крыши, под ним вдруг проломилась плита и он стал падать вниз.

Жизнь все-таки не предсказуемая штука. Иногда в ней то, что мешает человеку, то, от чего он хочет избавиться, спасает ему жизнь. Падая, Леша зацепился своим объемным задом за балку перекрытия, и благодаря этому, успел удержаться на крыше, зависнув, в комичном, но опасном положении. Я не растерялся, и действуя как спасатель, вытаскивающий провалившихся под лед, помог Леше выбраться, а когда заглянул в провал, то понял, что это была реальная угроза жизни. Прямо под образовавшейся дырой шла конвейерная лента, уходившая вниз, и падение, с большой долей вероятности, могло закончиться трагически. После этого инцидента нам выдали альпинистский пояс и дали расписаться в журнале по технике безопасности. А Леша сильно перетрухнул, он на отрез отказался в дальнейшем подыматься на верхнюю крышу, мотивируя это тем, что под худым (намекнул на меня), крыша бы не провалилась. Пришлось мне самому заниматься восстановлением целостности верхней крыши, а Леша с молодой бригадой, начал тянуть стяжку на средней.

На обед, мы все коллективом, уютно расположились на крыше и разложили тармозки, но первое же дуновение ветра, обильно приправило нашу пищу пылью, и нам пришлось спускаться вниз, что бы не перебарщивать с приправой. После приема пищи, все потянулись за сигаретам. Толик тоже хотел закурить, но вдруг остановился и спросил:

–– А хотите фокус?

–– Хотим, хотим, – радостно сказал Антон.

Толик оторвал от мешка из-под цемента кусок бумаги и протянул его Антону:

–– Мни, только мни хорошенько.

Антон с усердием стал мять бумагу. Через минуту тщательных усилий, Толик попробовал бумагу на ощупь.

–– Хватит, – сказал он, и вместе с бумагой, сигаретой и зажигалкой, направился в сторону зарослей. Все похватались за живот от смеха, только Антон с возмущением спросил:

–– А, фокус?

–– Так ты его и показал, превратив жесткую бумагу в туалетную, – пояснил Леша.

Когда мы закончили с растворными работами на всех трех уровнях, прибыла мастика. Это была установка, доставленная длинномером. Пока ждали кран, пока разгружали, водитель длинномера из кабины не выходил, только когда установку сняли, и можно было уезжать, он подошел к нам и спросил:

–– Мужики, как эту хрень можно отмыть?

Водитель длинномера, имел ввиду мастику, и отмывать было что. С трудом мы признали в нем представителя Европеоидной расы, и только по интонации в голосе поняли его душевное состояние, поскольку разобрать его по выражению лица, оказалось не возможно, оно все было густо покрыто мастикой. Более того, мастика так же густо покрывала все не защищенные одеждой, части тела – шею, руки, волосы. Да и сама одежда была вся в мастике, включая обувь. Складывалось такое впечатление, что водитель нырял в установку. Мне на ум сразу пришли «Джентльмены удачи», и я попытался пошутить:

–– Хороший цемент, совсем не отмывается.

Но водителю явно было не до шуток, и он еле выдавил из себя кривую улыбку. Леша сочувственно спросил:

–– Что случилось?

Оказалось, что в Кальчике, заполнив установку, рабочие забыли закрыть люк на болты крепления, и когда длинномер мчался по трассе на большой скорости, перед ним, со второстепенной дороги, выскочил какой-то лихач, и водителю длинномера пришлось экстренно тормозить, что привело к волновой реакции внутри установки, и мастика хлынула из люка в открытые окна и в открытый люк кабины. Водитель сказал, что в салоне было так много мастики, что она доходила до колен. В подтверждение своих слов, он показал саму кабину, и с наружи, и внутри, все было черным. После этого, водитель стал говорить, что стребует с нашей фирмы деньги, за материальный и моральный ущерб, но я посоветовал ему даже не пробовать это, поскольку наш руководитель, такая, хитросделанная личность, что может с него самого снять деньги за расход мастики, цена которой в такой ситуации, сильно превысит ее реальную цену, да и пролитое количество, тоже возрастет.

Мы дали водителю чистых тряпок, порекомендовали содержимое бака его машины как средство, и показали в каком направлении баня. Когда уже уходили в конце рабочего дня, он все еще пытался отмыть кабину. Наверное, я думаю, мы видели его в последний раз.

Работа шла полным ходом, и часть крыш уже была залита первым слоем, хотя подготовить их к заливке, оказалось делом не простым, все-таки шахта. Вокруг летали объемные массы пыли, и нам приходилось всей бригадой браться за веники, чтобы разрыв во времени, между выметанием и заливкой, был минимален. Но был у нас в прошлом один объект, где вымести крышу, совсем не получилось. Это был завод по изготовлению доломитной пыли, так там, просто дождь шел из этой пыли, и мастика там легла, и на доломитную пыль, и щедро присыпанная ею. И ничего хорошего из этого не получилось.

Несмотря на молодость, бригада быстро освоилась, подучилась, и ремонт крыш шел не плохим темпом. Толик выбил у сестры две двухсотлитровые бочки, и это было очень удобно для проклейки. Когда бочки в очередной раз опустели, Леша отправил Толика и Артема наполнить их. Этот процесс им уже был понятен, но прошло совсем немного времени, и со стороны бочек, раздался душераздирающий крик:

–– Стой, стой.

Мы повернулись в ту сторону и увидели, что Артем пытается вытащить край шланга из бочки, при этом, из горловины бочки, сильным напором, разлетаются во все стороны, интенсивные струи брызг. Даже из далека было видно, что Артем уже весь покрыт плотным слоем мастики. Я подбежал к краю крыши и махнул Толику, что бы он выключил насос. Мастика перестала разбрызгиваться, и мы разобрались, в чем дело.

У бочек была не большая горловина, чуть больше диаметра насадки для заливки. Артем поленился снимать насадку, и вставил шланг в бочку вместе с ней, а она проходила в горловину впритык и только под прямым углом. Когда бочка наполнилась, Артем решил перекинуть шланг в другую бочку, не выключая насос, но видимо вытягивал его под углом, насадка цеплялась за край горловины, и вытащить шланг не получалось. А бочка тем временем, наполнилась до предела. И поскольку мастике деваться больше уже некуда было, то она стала вырываться из бочки. Артем запаниковал, и не догадался подбежать к парапету и махнуть Толику, а кричал и продолжал пытаться вытащить шланг. Из-за работы насоса (как вы уже знаете), Толик его не слышал, и Артем, отчаянно крича, все больше обрастал мастикой.

Оценив ситуацию, мы поспешили отправить Артема вниз, что бы он помылся, пока мастика не высохла, но пока он спускался, мастика, под действием теплого воздуха снаружи, и тепла тела изнутри, успела подсохнуть, и остаток дня, Артем оттирался бензином, а после, в бане, долго пытался смыть с себя его запах. Но когда наш коллектив возвращался с работы, в автобусе стоял такой сильный запах бензина, что мы опасались, как бы Артему не пришлось остаток пути, идти пешком.

Больше других, напрягали маркие особенности мастики, Толика, особенно её присутствие под ногтями, от которого он всё время старательно пытался избавится, правда без особого успеха. А еще его очень раздражала грязная роба (хотя по сравнению с той в которой работали мы с Лёшей, она была ещё в отличном состоянии). Когда раздражение достигло своего пика, Толик решил, в конце рабочего дня сдать свою робу в прачечную шахты, и от этого решения был очень доволен собой, надеясь с утра надеть чистую робу. Я его предупредил, что с мастикой просто так не справиться, но Толик в ответ усмехнулся: «Там стирают кипятком, и никакая грязь не устоит».

С утра, по прибытию на шахту, Толик отправился за своей робой. В баню он пришел, со слипшимся комком в руках и, продемонстрировав нам, раздраженно бросил его на пол:

–– В прачечной просили, такое больше не приносить.

Роба, под воздействием кипятка, так сильно слиплась, что Толик не смог ее разодрать. Пришлось ему эту робу выкинуть и вернуться домой за новой. Все-таки если человек чего-то очень сильно хочет, то он этого обязательно добьется. И Толик, как и хотел, начал рабочий день в чистой робе.

Погода благоприятствовала, и мы еще до обеда покрыли все три уровня последним слоем, и, подготовив установку к переезду, разместились в курилке, передохнуть. Толику не терпелось поскорей закрыть крышу и получить деньги:

–– Жарень такая. Через пару часов мастика высохнет, и я могу привести сеструху, что бы она приняла крышу.

–– Нет, нет, – возразил я, – лучше что бы пришла завтра с утра.

Мне сразу вспомнилось, как мы сдавали крышу в Красноармейске. Когда пришли ее принимать, то всплыла, одна не значительная, ну по крайней мере, так считали наши вожди, особенность, «Ну просто мелочь», – как выразился Гриша, – «мелочишечка». Витя, учитывая эту особенность, назначил время приема крыши, на утро, но приемная комиссия, пренебрегла Витиным желанием и пришла к обеду. Когда главный приемщик сделал первый шаг на крышу, то он неприятно удивился, поскольку его туфель, благополучно влип в мастику, да так сильно влип, что его пришлось выковыривать отдельно от ноги. Приемная комиссия, в полном составе, гневно – удивленно, измерила Витю взглядом, требуя объяснений, и Витя, густо покраснев, стал оправдываться: