Записки работяги

Мне удавалось положительно влиять на Толика, за что его мать меня очень любила. Я не пью алкоголь, не курю, не употребляю наркотики, и Толик, начав со мной общаться, стал более сдержан в этом. Мне кажется что его дальнейшая жизнь полностью зависит от того какие люди встретятся ему на пути.

Окончив рабочий день, мы пошли в баню. Недавно на шахту устроилась новая банщица, ей было лет двадцать пять, и она хорошо выглядела и лицом и фигурой. Как только она появилась, я сразу начал предпринимать шаги к более близкому знакомству – угощал шоколадом, пирожными, звал на свидание, оборвал последние розы на клумбе перед конторой шахты, рискуя попасть под горячую руку директора шахты, который с заботой относился к этим розам и здесь даже были уволены пару человек, пойманных при попытке их оборвать, но усилия мои оказались тщетны. Толик тоже сильно заинтересовался новой банщицей, но когда и его попытки ни к чему не привели, сразу нашел в ней кучу изъянов – и грудь у нее маленькая и уши большие. Так и в этот раз, сделав, снова неудачную попытку к более близкому знакомству, наш коллектив мылся под упоминание Толика о недостатках новой банщицы. Выйдя из бани, мы направились на автобусную остановку. По дороге нам встретилась девушка, мне знакомая, это была подруга Тани из Кировского, по имени Юля. Мы часто с ней там общались и были в хороших отношениях. Поравнявшись с ней, я поздоровался, но Юля не обратила на это внимания. Я подумал, что она меня не заметила, и дотронулся до ее руки, что бы привлечь взгляд, но Юля на это раздраженно спросила:

–– Что надо?

Я ответил, что просто хотел поздороваться.

–– А, – ответила Юля и пошла дальше.

–– Что случилось? – увидев мою растерянность, спросил Толик.

Я объяснил.

–– Да непарся, – сказал Толик, выслушав меня.

«Да непарся» – это любимое выражение Толика и его философия восприятия жизни. Оно значит – «не напрягайся», «не беспокойся», «не принимай близко к сердцу». И Толик действительно умел непарится. Я часто мог беспокоиться о чьем-то мнении обо мне, о каком-то поступке, о не качественно сделанной работе, а Толик, легко и непринужденно от этого уходил, выбрасывая не нужное из головы.

Но я все-таки «парился» из-за этой девушки. Несколько раз, после этой встречи, мы виделись, и она вела себя так же, не желая ни замечать меня, ни здороваться. Потом я узнал что она работает где-то в управлении шахты, каким-то секретарем, какого-то секретаря, и видимо ей просто было взападло, с высоты своей должности, здороваться с простым работягой.

Вечером пошел сильный дождь. Уютно было с чашечкой горячего чая смотреть на происходящее за окном. Порывы ветра сбивали в кучу падающие капли дождя, выделяя их плотностью из общего потока и образовывали из них подобие пылевой бури. Ближе к ночи дождь затих и только моросил, тихонечко постукивая по окну, и под этот монотонный шум, я легко и крепко заснул.

Утром, перед работой, ко мне зашел Толик. Весь вид его показывал, что он был очень доволен собой.

–– Что то во мне вчера человеческое проступило, – начал он с порога, даже не поздоровавшись. И расположившись на стуле, и отхлебнув предложенного мной чаю, Толик рассказал душещипательную историю, случившуюся с ним, накануне вечером.

Поздно ночью, когда дождь уже закончился, он возвращался домой. Повсюду напоминали о прошедшем дожде большие лужи, и Толику с трудом удавалось маневрировать, что бы не замочить ноги (он был слегка простужен и опасался обострения заболевания). Возле его дома, на перекрестке, с давних времен, существовала яма, превращавшаяся в дождь в огромную лужу, которую местные жители называли – озерцо (поговаривали, что после сильного дождя там можно было рыбачить), а посередине этого озерца, деформированным асфальтом, подымалось небольшое возвышение, на пару сантиметров выступавшее из воды. На этом возвышении, весь мокрый и продрогший, сидел котенок и жалобно призывал о помощи. Толик захотел ему помочь, но достать до него рукой не получилось, и тогда, подталкиваемый проступившей в нем человечностью, Толик разулся, закатил штаны и полез в воду. Правда он утверждал, что вода дошла ему чуть ли не до колен, но я думаю что он слегка преувеличил. Достав котенка, Толик отнес его в свой подъезд. Занести его в квартиру он не решился, боксер мог не понять порыв своего хозяина, поэтому, оставив котенка в подъезде, Толик сходил домой, взял полотенце, теплую кофту, и обсушив горемыку, устроил ему из кофты, теплую постель. После этого Толик сходил в ларек и купил рыбных консервов. Накормив и убаюкав котенка, Толик отправился спать крепким сном праведника. Правда утром он котенка на месте не обнаружил, и дальнейшая его судьба не известна, но Толик предпочел себя успокоить, твердо решив что тот попал в хорошие руки.

Вечером, после работы, я зашел к моему знакомому, за новой книгой. Он угостил меня чаем и мы разговорились.

–– Какой я вчера фильм видел, – сказал мой собеседник. – «Сладкая жизнь», Феллини. Лучший, наверное, кинокадр двадцатого века. Это когда переносят с места на место статую Христа. И вот мы видим как вертолет несет эту статую и все что происходит – Рим, какие-то праздники, собрания, светские тусовки, рабочие что-то роют, археологи раскапывают. Над всем этим летит статуя Христа и мы все видим сквозь ее благословляющие руки. Вот это такой благословляющий Феллини. В мире происходит черти что – грубость, глупость, обман, предательство, а над этим всем летит солнечное благословение.

–– Благословение? – несколько иронично переспросил я. – Благословение чего? Грубости, глупости, обмана, предательства? Благословение мира, в котором один ест гной, что бы не сдохнуть с голода, а другой покупает себе грибы по двести евро за сто грамм, которые даже не еда, а специя. Мира, в котором один живет в коробке из-под телевизора, а другой платит за картину двадцать миллионов долларов, которую что бы нарисовать, всего-то надо черная краска, кисточка и линейка. Мира, в котором сидит где-то в кожаных креслах горстка ублюдков и решает, какую страну начать бомбить или где замутить революцию, что бы в их неисчислимом количестве нулей, еще добавилось. Посмотришь иногда новости, так и кажется что если бы была под рукой кнопка, нажав на которую, этот мир исчезнет, без боли, без страданий, так, в один миг, то нажал бы. Столько зла, жестокости, отвратительного. Зачем? Зачем так? Зачем такой?

–– Ну, неисповедимы пути Господни, – философски сказал мой собеседник.

–– Да, да. Самая распространенная отговорка людей, которые сами не знают, во что верят.

–– А! Ты же у нас не верующий.

–– Оно и можно было бы верить в религию и почитать ее за благо для человека, несмотря на всю фантастичность ее основ, если бы все или хотя бы большая часть ее служителей, были бы такие как тот в «Отверженных», но ведь не редко они затмевают человека в своем грехопадении, порой сильно затмевают. И как-то смешно звучит угроза страшным судом, если даже лица наиболее приближенные к Богу, его не боятся, и он не останавливает их перед нарушением заповедей.

–– Каждый получит по делам его.

–– Ох, как-то это все притянуто. Сидит там выше всех, могущественный и добродушный старик, и смотрит как люди веками пожирают друг друга. Не слишком ли много терпения у вашего Бога. Несет он миру свое величие громадой церквей и золотом куполов, когда всего-то надо, деревянная церквушка для молитвы. Зачем? Что бы подавить? Да и почему рабы божьи? Ведь у слова «раб» есть четкое определение. Разве рабы ему люди?

–– Вы конечно же читали «Похождения бравого солдата Швейка»? – не дождавшись ответа, спросил я.

–– Читал.

–– Так вот, мне кажется что я разгадал замысел Гашека. Швейк это пародия на Бога.

–– Ух ты, куда тебя занесло. Откуда такой вывод?

–– Там есть эпизод когда Швейк был в плену и к нему в камеру зашел фельдкурат, и приближаясь к Швейку, тому казалось что он приближается к Богу. Вот этот момент и натолкнул меня на такую мысль. И я думаю, что если бы роман был закончен, там в конце обязательно что-то такое было бы.

–– А в чем пародия?

–– Ну, в книге описываются все ужасы войны, происходящие пред глазами Швейка, и он добродушно и невинно, смотрит на все это. Вот так и Бог, спокойно и умиротворенно взирает на зло, творимое на им же созданной планете, им же созданными.

–– …………….

Поскольку речь зашла о книгах, я, пользуясь тем что мой собеседник хорошо разбирается в русской литературе, поднял давно существующий, но пока еще неразрешенный, вопрос:

–– Так зачем все-таки Герасим утопил Муму, как вы считаете?

–– Сложнейший рассказ, – начал мой собеседник. – Что значит «муму» для Герасима? Это единственное слово которое он может сказать, это все лучшее что есть у него в душе, все добро, все счастье, которое он туда вкладывает. Так вот, если не убить свое «муму», свободным человеком стать нельзя. Первый акт освобождения, это убить все что ты любишь. Если ты это убил, тогда ты свободен. Пока у него есть Муму, он не может уйти от барыни, есть то что привязывает его к жизни. Сложнейшая тургеневская мысль, и я не до конца к этой мысли готов. Но Муму убить, это значит стать свободным, это единственный способ стать свободным, это значит, никакого другого варианта нет. Так вот, по Тургеневу, самое драгоценное что в человеке есть, это «муму», вот эта неназываемая вслух, душа, духовная сущность. Убить душу, значит стать свободным.

–– Как вы усложнили. Мне кажется все гораздо проще. Убил потому что приучен был подчинятся и угождать, и так понял пожелание барыни. Там ведь был знак удушения и подтверждающий кивок. И Герасим ведь не ушел сразу как утопил, а вернулся в дом, так что изначально он и не планировал уходить. Просто как это часто бывает у человека, осознание того что совершил, пришло к нему уже после сделанного. А когда Герасим вернулся в свою комнату, где все напоминало о любимом существе, он понял что не сможет там жить, что слишком тяжело будет на душе. Да и зная свой характер, Герасим боялся, что увидев барыню, которая, как он понял ,приказала убить Муму, он потеряет контроль над собой. Поэтому и ушел. Что бы покинуть место где все будет напоминать ему о любимом существе, и что бы не брать грех на душу.

–– ……………

И раз уж речь зашла о воде, я рассказал моему собеседнику о спасении Толиком котенка, закончив словами: « Хорошо все-таки, что человек может измениться».

–– Знаешь а я не верю в возможность вообще, человека измениться.

–– Не верите? – переспросил я.

–– Не верю. Я за эстетическую последовательность. Кому велено чирикать, не мурлыкай. Я очень мало верю в порывы злых людей к добру. Человек рождается уже готовым, и изменить его не возможно, и переделать его не возможно. Вот у Горького, в одном из ранних рассказов, в одном из лучших, вор, уходя от преследования, решает спасти ребенка ….

–– Да, да, читал, – перебил я, – но подождите, вы ведь верующий человек.

–– Да, верующий.

–– Ну тогда вы, либо противоречите сами себе, либо не верите в религию, в которую верите.

–– Это почему же, – удивленно, спросил мой собеседник.

–– Я хоть человек и не верующий, и слабо разбираюсь в вопросах религии, но все же постараюсь объяснить, что я имею виду. Ведь одной из главных целей религии и является задача направить человека на путь истинный, а это все-таки, в большинстве случаев и значит, изменить его. Да и где-то я слышал, что Бог больше всех любит исправившихся грешников, ставших на путь истинный, а значит, изменившихся. Да и как насчет борьбы добра и зла за душу человека. Ну и вообще есть ли шансы у этой планеты, если человек не способен стать лучше, да и какой тогда вообще смысл ее существования, с точки зрения христианства.

–– ……………

Вернувшись в свою комнату с новой книгой, я уютно расположился с чашкой чая и уже готов был погрузится в раскрытие «Загадки Старка Монро», но дверь распахнулась и в комнату вошел Толик со своим другом. За разговором, Толик все допытывался, с кем я мучу в общаге, и просил показать. Я отказывался и это его сильно злило. Он конечно сказал: «Базара нет, джентльмен, уважуха», но сказал это с явным раздражением. Толик относился к этому совсем по-другому. Всякий раз, когда нам встречалась девушка, с которой у Толика что-то было, он рассказывал об этом в мельчайших подробностях, и моя позиция в таком вопросе была ему понятна, но чужда. Не дождавшись ответа на интересовавший его вопрос, Толик предложил пойти посидеть в кафе. Мы спустились на первый этаж, там в холе, у телевизора, сидели жители общаги и смотрели КВН. Я предложил немного задержатся и посмотреть на веселых и находчивых. И мы на время, растворились среди общества общежития. Выждав паузу и осмотрев присутствующих женщин, друг Толика, решил блеснуть, частым, шутливым обращением к девушкам при знакомстве. Он повернулся к приглянувшейся ему даме (одной из тех двух нимф, посетивших нас с Лешей в день приезда, той которая по примеру подруги покушалась на меня), и спросил:

–– Вашей маме зять не нужен?

На это, нимфа, нисколько не смутившись, ответила:

–– Мама была бы рада, – чем повергла в крайнее смущение, друга Толика, явно не ожидавшего такого ответа, и он, остаток времени у телевизора, потупившись, молчал, видимо опасаясь сватовства.

Насмотревшись на веселых и находчивых, мы пошли в кафе, где подсели к компании девушек. Толик сразу же увел одну танцевать, а я пытался разговаривать с приглянувшейся мне. Друг Толика молчал, явно остерегаясь сболтнуть чего-то лишнего. Разговаривать было сложно, музыка ну очень громко играла, и я предложил девушке пройтись, пообщаться. Когда мы оказались на улице, я поцеловал ее, и не встретив сопротивления, предложил найти укромный уголок. Но девушка предложила пойти к ней. Я поинтересовался кто у нее дома.

–– Только дети, – ответила она.

–– И сколько их у тебя?

–– Трое.

И когда она успела нарожать. На вид ей было лет двадцать пять. Но к ней мы все же пошли. Дети спали, комнат было достаточно, и я провёл в её обществе приятную ночь. Девушка оказалась неэгоистичной и очень умелой, что в полной мере и совсем не скупо, и демонстрировала, пока заря не возвестила о том что скоро на работу. Мне так понравилось её общество, что я пошел к ней и на следующий вечер, но помня о детях, по дороге купил большой пакет сока. Но оказалось, что у ее сына день рождения и в квартире гости. Я был чужой на этом празднике жизни и хотел уйти, но девушка попросила меня остаться.

Извинившись перед именинником, за то что пришел без подарка, я вручил ему пакет сока. Но пакет произвел настоящий фурор, и имениннику пришлось отстаивать свое право на него, хотя остальные дети и пытались ему объяснить, что надо делится. Меня усадили за стол и предложили торт, он я отказался, не решившись, обделить детей. А они весь вечер увлеченно играли, с быстро опустевшим, но все же общими усилиями, пакетом. Когда гости ушли, а дети уснули, девушка продемонстрировала мне что не все свои способности раскрыла при первой встрече, а через пару дней всплыла и ещё одна её способность, я почувствовал острую боль при мочеиспускании. Я рассказал о возникшей проблеме Толику, и он предложил съездить в Енакиево. Поскольку в тот вечер, после кафе, он ушел с подругой, наградившей меня девушки, то он тоже решил проверится, так на всякий случай. И решил не зря. Ну мой диагноз был понятен и так, а вот у Толика обнаружили Трихомонады. Услышав свой диагноз, Толик стал возмущаться: «Что ж она сука болеет, а в постель со мной легла?». Но доктор объяснил ему, что женщины в основном, являются только носителями, и болезнь у них часто не проявляется. Закончив с пояснением, доктор взял бумагу для рецептов и почесал затылок: «Что же делать с этими Трихомонадами?», но что-то все же на бумаге начеркал. Свой рецепт я выбросил, лечится у врача, задающего подобные вопросы, мне совсем не хотелось, и я решил обратится к более квалифицированному специалисту, а Толик, все-таки предпочел доверится этому светиле.

Отправляясь в Донецк, я заехал на шахту, и поставив задачу Антону и Артему, уехал поправлять свое здоровье. Как только болезнь была повержена (а это получилось не сразу, поскольку под первым слоем тоже обнаружили Трихомонады), я собрался возвращаться на работу. Перед отъездом, Витя попросил меня забрать с офиса бумаги по общежитию на подпись. Это было кстати, на лечение пришлось потратиться. По дороге в Ждановку, я сразу заехал на шахту, но ни Артема, ни Антона, на объекте не обнаружил. Более того, с момента моего отъезда, на крыше вообще ничего не было сделано. Там и оставалось то немного, и я рассчитывал что когда приеду, мы начнем заливать. Такое отношение к работе меня сильно разозлило. Спустившись с безлюдной и плаксивой крыши, я пошел в управление, и встретил в коридоре директора шахты. Он взял у меня бумаги по общежитию и поинтересовался, когда мы наконец закончим с деревообрабатывающим цехом, и что нам мешает это сделать. Для него не осталось не замеченным, что какое-то время крыша пустовала, а поскольку под ней делали изделия из дерева, протекающая крыша его очень беспокоила. Это еще больше настроило меня против Антона и Артема.

Когда мы с директором не спеша шли по коридору и я пытался оправдаться, ссылаясь на постигшее меня заболевание, правда не уточняя какое, я увидел идущую нам на встречу Юлю. По выражению ее лица было видно, что она очень хочет со мной поздороваться, но я проигнорировал это и не ответил на ее: «Привет». А дальше произошло довольно странное и комичное действие. Боковым зрением я заметил, что оказавшись за моей спиной, Юля перешла на другую сторону коридора, а он был достаточно широк для этого, и обогнав нас, вернулась на ту сторону коридора, по которой шли мы с директором, и снова пошла нам на встречу. В этот раз, желая наверняка привлечь мое внимание, она коснулась моей руки и громко повторила, в первый раз проигнорированное – «Привет». Поскольку я человек все-таки воспитанный, пришлось поздороваться. Объяснение такому маневру, я нашел в том, что, увидев меня с директором шахты, Юля решила возобновить наше знакомство или может хотела, показав что мы знакомы, дополнительно засветиться перед высоким руководством.

Приехав в Ждановку, я первым делом зашел к Толику, и застал его в угрюмом настроении. Лечение ему надоело, особенно болезненные уколы витаминов и необходимость воздерживаться от алкоголя. Я рассказал о ситуации на объекте, и он решил на следующий день выйти на работу.

И мы с Толиком стали доделывать крышу, а через пару дней на объекте появились и Антон с Артемом. Но я все еще был зол на них и сразу же их выгнал. В этот же день приехал Витя, он забрал бумаги по общежитию и отдал за него деньги. А вечером, ко мне в общагу, пришли Антон и Артем за зарплатой. Но я отдал им только половину от того что должен был, объяснив это наказанием за прогулы. Они пытались возмущаться, но безрезультатно. Я поступил так, отчасти, по тому что был зол на них, а отчасти, под влиянием Толика. Как только я выгнал Антона и Артема, он стал настойчиво намекать на то, что их надо кинуть на деньги. Он нагнетал атмосферу, говоря о том как они меня подвели, что все могло закончиться хуже, и только то что его сестра прикрывала нас, не осложнило ситуацию. Толик предложил не давать им ничего вообще и поделить их деньги между собой, но я был категорически против этого и до последнего не принимал никакого решения, но увидев в дверях моей комнаты их самодовольные рожи, поступил так, как поступил. Я потом жалел об этом, поскольку этим поступком уподобился тем ублюдкам, которые наживаются на простых работягах, не платя им зарплату. И меня это мучило несколько дней, и я даже подумывал отдать что-то из своих денег, но один эпизод успокоил мою совесть, и она больше к этому не возвращалась.

Я был на объекте и проклеивал парапет, когда к зданию подошла женщина и окликнула меня. Она спросила старшего и я сказал что он перед ней. Это была мама Артема. Оказывается он ей пожаловался на меня. Восемнадцатилетний парень пожаловался своей маме. Я ждал что он придет со своими друзьями, что бы набить мне морду, но никак не ожидал, что придется выяснять отношения с чьей-то матерью. А она стала меня пугать родственником в СБУ и проблемами, которые он устроит фирме. Но на это, я рассказал ей о договоре, подписанном ее сыном, по которому он нанимался на работу с минимальной заработной платой, и что, исходя из этого, я ему даже переплатил. Мама Артема ничего не ответила мне и зло ушла. Больше эта тема не поднималась.

Возвращаясь с работы, в магазине, я встретил Юлю. После эпизода в коридоре, она как-то видела меня выходившим из кабинета директора с бумагами, и это сильно укрепило мои позиции, теперь в ее глазах я был значимым человеком, с которым стоило здороваться, что она всячески и показывала. В магазине она сама подошла ко мне, и была мила и кокетлива, и по ее взгляду я понял, что легко могу пригласить ее к себе в общагу и наказать за прежнее поведение. Но не пригласил, побрезговал. Не хотелось марать орудие наказания об такую суку.

В выходной, Толик предложил отметить зарплату, и мы пошли в кафе. Но я побыл там немного и ушел. У меня в общаге намечалась одна встреча, и это было интересней, а Толик остался пьянствовать, подвязавшись с какой-то компанией. Возвращение в общежитие я проложил через аптеку. После столкновения с болезнью, я для себя порешил, никогда больше, без средств защиты, близкие знакомства с незнакомыми девушками, себе не позволять. Моя гостья не заставила себя ждать, но вопреки моим желаниям, тянула меня в кафе, ей сильно хотелось выпить кофе. Я заверил ее что сделаю кофе гораздо лучше чем сделают там и начал приставать. Моя гостья была совсем не против, но сильно настаивала на походе в кафе, намекая что после, я получу все в полной мере. Причина такого сильного желания посетить это заведение, мне была ясна. Она недавно залетела и парень, который помог ей в этом, включил заднюю и предложил просто остаться друзьями, и теперь он отдыхал в кафе, а моя гостья, хотела с моей помощью, показать ему, что она не одна. Такая роль мне была не по душе, и дав моей гостье пакетик растворимого кофе, я отправил ее наслаждаться им в одиночестве. А ночью меня разбудил стук в дверь. Открыв, я увидел немного знакомую мне девушку, с которой у меня как-то раз был легкий флирт. Она извинилась за ночной визит, но сказала что ей скучно. Я пригласил ее войти и угостил арбузом, за что она была мне благодарна, и я досыпал ночь, уставший, но удовлетворенный.

А рано утром меня разбудило мое имя, доносившееся с улицы. Это оказался Толик. После попойки он выглядел плохо, но и был еще и чем-то крайне раздражен. Не сдерживая, громко, раздражение, Толик рассказал что проснулся утром в постели с той девушкой, которая его заразила. Этот факт его сильно раздосадовал, и он, что бы это впредь не повторилось, ударил девушку сильно и несколько раз. Закончив рассказ о неприятном пробуждении, Толик сказал что поедет в Енакиево, проконсультироваться с доктором, и потом приедет на объект. Должны были привезти мастику, и мы планировали заливать.

К назначенному времени, я поехал на шахту, и там меня уже ждал Леша. Я подумал что он привез мастику, но нет, оказалось, что Витя прислал его проверить готова ли крыша под заливку. Вот это была новость. Сначала Витя поставил Лешу надо мной старшим, а теперь прислал проверить мою работу. От такой информации я испытал сильное раздражение, но шутя сказал: «Иди, проверяй». Но Леша пошел. Спустившись, после инспекции, с крыши, он с крайне самодовольным видом, сказал:

–– Ну, в принципе, крыша готова, но есть пару недоделок, – и тут же их перечислил.

От объёма злости, закипевшей во мне, я думал что у меня лопнут сосуды. Дело в том, что Леша перечислил те же недоделки, которые мы оставляли и в Кировском. Сжав кулаки, я двинулся на него.

–– То есть, когда мы работали в Кировском, и в таком виде заливали крышу, тебя все устраивало, хоть ты и был там бригадиром. Себя такой работой ты утруждать не хотел, а теперь ты мне рассказываешь, что это все-таки надо делать.

Я сокращал расстояние между нами, Леша пятился. Его самодовольная ухмылка (ну такая же как у Вити, не зря они так сошлись), сползла с лица, сменившись обеспокоенностью. Я понимал что горячусь, но остановить себя уже не мог, еще шаг и последует удар. Но Леша, оценив всю опасность ситуации, поспешил заговорить:

–– Ладно, ладно, что ты, я шучу. Нормальная крыша. Скажу Вите, что она под заливку готова, – и для подтверждения своих слов, он потянулся за телефоном.

Я развернулся, и не став прощаться, ушел.

Конечно, крышу можно было сделать лучше, гораздо лучше, но простой математический подсчет, не давал этого. Перед тем как приступить к объекту, Витя говорил цену за квадрат, и мы знали сколько получим за крышу денег. Так же нам примерно было известно, сколько уйдет времени на то что бы ее сделать, и при определении, нужных для ремонта работ, мы исходили из того, какой будет наша зарплата. То есть, чем меньше видов работ, будет применено при ремонте крыши, тем быстрей она будет готова, и тем больше, в итоге, выйдет за рабочий день. Конечно же при этом мы исходили из того, что бы крыша не текла, вопрос был только в том, сколько она пробудет в таком состоянии. Понятно что это ложилось на нашу совесть, но никакого желания работать за гроши у нас не было, тем более на такой работе. Поэтому мы и пренебрегали некоторыми действиями. И Леша делал точно так же, но видимо приобретение, даже самого маленького портфельчика (а Леша ездил с барсеткой), меняет взгляды человека на жизнь.