Предатель в красном

«Ну почему я не грохнула этого человечишку?! Черт дернул его спасать, еще и деньги на билет дала… Ну точно больная!»

Расталкивая прохожих, я бежала по темным улицам со сбитым дыханием. На ноге снова лопнула мозоль, уже который раз пачкая кровью сапоги.

Я всегда бежала.

От наемников, от ведьм, от хищников.

От портовой грязи.

Бежала к мечте.

Убедившись, что удалось оторваться от преследования, я чуть не рухнула на асфальт. Спрятавшись за огромным мусорным контейнером, прислонилась спиной к холодной кирпичной стене рыбного магазина, задаваясь одним и тем же вопросом: «Когда я раскрою себя?»

Пока на голове платок – никто не знал.

Безликая. Чужая.

«Взгляды».

Некоторые ведьмы и волки с окраин порта знали, что я за эфилеан. И каждый раз, когда я оказывалась в тех краях, неизменно видела один и тот же взгляд – отвращение.

«Шепоты».

Ведьмы шептались у меня за спиной, желая мне поскорее кануть в небытие, как и всему эфилеанскому огню геноцида, а эфилеанские волки не стеснялись демонстрировать оскал.

– НАШЕЛ!

Я оцепенела. Бежать смысла нет. О нападении в лобовую и речи быть не могло: огонь в ночное время использовать никак нельзя… Наказания не избежать.

Поднявшись с асфальта, я выпрямилась и предстала перед тем, кто с наидовольнейшей рожей наслаждался моментом предстоящей бойни.

– Я не прогадал, когда решил пойти в центр. Крыса спряталась рядом с мусоркой, где ей и место.

– Может, перейдем сразу к делу, Лысоед?

Неспешно приближаясь, он недовольно скривился, отчего бандитская рожа стала еще страшнее.

– Мне не нравится, когда меня так называют. Здесь, на родине, я всегда был Лысоедом, но на Солис-ден, на службе у правительства, меня звали Максимилиан.

– Что делает служитель высшей знати Солис-ден в этой вонючей дыре? Соскучился по родине?

– Есть кое-какие дела. Но сейчас не об этом. Почему бы тебе не снять платок, крыса? – Он остановился метрах в семи от меня, сложив руки на груди.

– Зачем тебе мой платок?

– Мне не нужен сам платок, мерзость. Я хочу увидеть, что под ним.

– Я не лысая, если ты об этом.

– Я и не сомневался! Покажи мне цвет волос.

Меня прошибло холодным потом.

– Ты уже должен был избить меня. Что за тупые разговоры, ископаемое?

– Я могу и сам содрать с тебя этот платок. Не сможешь ведь одолеть меня в открытую, сама это понимаешь, по роже твоей бандитской вижу. Но у меня есть кое-какие подозрения. Потому хочу, чтобы ты сама показала мне «это».

Пот стекал жирными каплями по спине, а осознание неизбежности уронило сердце в пятки.

«Он знает, кто я».

Лысый эфилеан оказался не таким безмозглым. И он был прав – мне не победить в открытую, потому рука пораженчески спустила с головы желтую ткань, обнажая красные волосы. Лысоед в тот же момент заулыбался во весь свой кривой зубной ряд.

– Я был прав… Солис-Солис, эфилеан огня собственной персоной! – он показательно вскинул ручищи. – Ах… Помню эти времена после Огненного геноцида. Давно это случилось, ты еще, наверное, в пеленках была. Знаешь, что произошло? Высший совет пустил белые маски на зачистку ваших остатков по всей земле. На Солис-ден я помогал им. Лично отлавливал красноволосых детишек! Правда, самих белых масок я не видел, их вообще никто вовек не видел. Но представляю, что они с ними делали… – Он жадно облизнул губы. – Я конченый подонок, как ты видишь, просто обожаю издеваться над слабаками!

– Замолчи…

– Малявки пищали, словно котята, когда я их связывал! Как и те ушлепки на границе пищали про Кампус.

– Замолчи!

Лысоед округлил глаза, на его лице сияло безумие.

– Как представлю твою тонкую шейку в руках… Аж кровь кипит и член стоит! Грохну красную и, как гвардеец, сделаю благое дело – убью падаль. – Он сложил руки на груди. – Но я обещал Тогу, что ты останешься жива. Так что, малявка, ты должна пищать и вопить, да так, чтоб мне понравилось!

– ЗАМОЛЧИ!

Схватившись за нож, будто в пелене слепой черной ярости, я тут же набросилась на эфилеана, но тот ловко увернулся. Я подсекла его, но умелый гвардеец будто предвидел все мои удары и отражал их один за другим. Молниеносный разворот, и мой локоть нанес ему удар со спины, но здоровяк успел его заблокировать и откинуть меня на асфальт.

Легкость в движениях массивного тела – мастерство стражей солнечной земли людей и барьеров. Он явно не соврал про свою должность. Вероятно, про зачистку тоже…

Лысоед сжал кулаки, и они покрылись каменной коркой.

– Один такой удар – и тебе конец. Ну же, вопи!

Он подлетел ко мне и сделал пару мощных замахов, от которых чудом удалось увернуться. Подобрав момент, резким движением я снова порезала ему лицо. Лезвие скользнуло по плоти изящно и точно. Эфилеан остановился и коснулся щеки: в этот раз кинжал оставил не просто царапину, а глубокий кровоточащий порез.

– Ножечком махать вздумала, сопля… Без огня ты ничто! Вопи, я сказал, вопи!

Резко сорвавшись, он снова сделала замах, от которого мне удалось увернуться, но затем последовал тяжелый удар ногой, который тут же опрокинул меня на землю. Навалившись сверху, Лысоед, одной рукой сжимая мою шею, другой наносил удары в лицо. Один за другим.

– ВОПИ! ВОПИ, ЕСЛИ ЖИЗНЬ ДОРОГА!

У меня потемнело в глазах, а тяжелое тело, сидящее сверху, почти полностью выдавило из легких кислород.

Но на самом деле удары были не такими уж и сильными. Я знала, как по-настоящему бьет стихия земли: Лысоед явно сдерживался, наслаждаясь процессом.

– Женские тела такие хрупкие, я уже хорошо тебя разукрасил. Ты должна кричать, неужто не больно?

Больно? Да, мать твою, больно. И страшно… От того, что если не найду Кампус, то всю свою жизнь проведу вот так, на улице, пока на мне сидит какой-то эфилеанский мужик и бьет по лицу. Что буду много лет работать наемницей, а когда здоровье сойдет на нет – стану точно так же лежать на спине, но уже на кровати в борделе. Бритая под ноль, чтобы никто не узнал. Работать за гроши, пока на мне будет сидеть или лежать какой-то мужлан и точно так же, потешаясь во время плотских утех, будет требовать вопить, кричать или стонать.

Темнота подступала ближе и ближе. Мне казалось, что, лежа на грязном асфальте, я умирала.

– Вырубилась, что ли? – раздосадованно вскрикнул Лысоед. – Я не услышал криков!

Он отвесил мне пару смачных пощечин, но я не желала видеть, даже расплывчато, его уродливую рожу, поэтому смотрела куда-то в пустоту, а внутри отдавался мой собственный голос:

«Во-о-о-от же сраная жизнь выдалась. А ведь я не так много просила: стать принятой Кампусом, познать тепло близких, и все. А потом и брата увидеть. Ну не много же? Чертова гнильная земля… Отпустила бы уже в небытие, да побыстрее».

– Эй! Открой глаза! – Огромная ручища вновь отвесила мне пощечину. – Если сдохнешь, мне от Тога влетит!

Лицо горело, а местами будто онемело. Ноги затекли от тяжести его тела, глаза не открывались, возможно, уже заплыли от ударов.

– Мать твою, сдохла, что ли? – горячая рука коснулась моей шеи у белой ленты в поисках пульса. – А, нет! Еще жива! Тог будет доволен. Однако я – нет. Избил слабую тушу, так изящно старался, а она даже не пискнула! Знаешь, как противно? Будто переспал со шлюхой и не смог кончить. – Он наконец поднялся, позволяя вдохнуть.

Приоткрыв один глаз, который не так сильно заплыл, взгляд все же наткнулся на его физиономию, отчего стало еще противнее.

– На сегодня хватит, – выпрямившись, Лысоед закурил сигарету. – Я работал с Тогом еще до того, как он стал местной шишкой. Его методы всегда одинаковы. Не совершай провинность дважды. Это просто мой совет, – сухо бросил он, выдохнув дым, и сплюнул возле моей головы. – К твоему сведению: я буду и дальше душить слабаков. Трусы, бегущие в Кампус, будут стерты с лица земли, как позорные отбросы эфилеанского общества. Все! Эфилеаны должны жить в открытом мире, как нам положено по природным законам, и бороться с Бездной страха. Запомни это.

Бросив недокуренную сигарету, он засунул руки в карманы и ушел, растворившись вдалеке.

Из разбитого носа стекала кровь. Было чертовски тяжело оставаться в сознании. Но если поддамся слабости и манящему зову темноты, то уже скоро лишусь органов или окажусь иссушенной местными ночнорожденными.

Или можно попытаться найти в себе силы, отвергнуть зов небытия и как-то встать. Дойти до съемной квартиры, обработать раны и хорошенько отоспаться, чтобы позже нанести визит Лысоеду не как портовая крыса, а как эфилеан огня.

* * *

Раны заживали две недели. Челюсть самой вправить не удалось, рассеченная рана на лбу так и не срослась, поэтому пришлось платить медикам за помощь. Человеческий мужчина в белом халате всегда опускал взгляд, когда я заходила в его кабинет, лишь указывал рукой на стул, а после поворачивался к шкафу и, как обычно, доставал антисептики, бинты и хирургические приспособления, уже давно не спрашивая, с чем я к нему пришла.

Заказы больше не присылали: Тог знал, что я сама приду, когда залижу раны, поэтому не отправлял посыльных.

Некоторые ведьминские мази сработали намного лучше, чем человеческие химические сгустки в алюминиевых тарах, которые они называли медикаментами. Крепкий сон тоже сделал свое дело.

Пришло время повторной встречи.

* * *

Сегодня выдалась на удивление глубокая ночь. Прогуливаясь по ярким ночным улицам, я пришла в тот самый переулок, где лежала на асфальте рядом с рыбной мусоркой. Плевок уже давно смыл дождь, а вот мусор, кажется, не выкидывали с того дня, потому что вонял он хуже прежнего.

Как мне удалось узнать, Лысоед жил на шестом этаже старого краснокирпичного домишки недалеко от центра. Тог каждый раз арендовал именно эту квартиру, когда гвардеец Солис-ден Максимилиан приезжал на родину, становясь Лысоедом. Чем он занимался с Тогом, узнать не удалось, но вот репутация громилы, как оказалось, была более чем скверной, как на земле солнца, так и на земле гнили и льдов.

Говорят, Лысоед поехал головой, когда провалил задание наркобарона, и в наказание свита подпольного бизнеса жестоко убила всю его семью. Тогда шел массовый набор на военную службу на землю солнца: объявления были расклеены на всех столбах. Убитый горем эфилеан земли отправился в долгий путь, чтобы насладиться роскошной жизнью. Но из-за садистских наклонностей, постепенно раскрывавшихся в нем на протяжении службы, с гвардейской работой начались проблемы, и Максимилиан был вынужден приезжать на родину в поисках дополнительного заработка.

Сегодня в календаре была отмечена пятница. Согласно хорошим источникам, лысый эфилеан любил проводить пятничные вечера в барах: бить морды и веселиться, а после снимать дорогую шлюху и долго потешаться с ней в своей квартирке.

Шлюх я знала почти всех. С ними было намного проще работать, чем с буйными отморозками-мужиками. Их ничего не волновало, кроме денег. Есть деньги – будет информация. Если заказанная Тогом цель оказывалась слишком предусмотрительной и мне не удавалось вытянуть нужные сведения напрямую, в дело вступал шарм продажных женщин и ведьмовские порошки – тогда даже самый молчаливый шпион открывал рот. Нежные руки, ловко смешивающие яды, милая улыбка, прикосновения к эрогенным зонам – и самый стойкий шпион начинал говорить.

«Люблю портовых шлюх! С ними хорошо иметь дело».

Забравшись на крышу соседней шестиэтажки, я увидела в приоткрытом окне, как голый Лысоед трахал у стены орущую проститутку. Согласно моим советам, кричала она знатно, еще сильнее раззадоривая: звонкий голос слышался на весь двор.

Я пригляделась: на столе в квартире Лысоеда стояли пустые бокалы. Шлюха сделала свою работу, подмешав низкопробный яд, притупивший силу эфилеана, чтобы тот не махал кулаками, когда его настигнет кара огня.

Расстояние между постройками было минимальным, примерно пять метров. Осмотревшись, я наметила железную антенну на крыше соседнего дома и, сосредоточившись, с первого раза смогла закинуть веревку и сделать петлю. Удача? А может, сами джелийские боги хотели, чтобы я поскорее совершила кару огня?

С центральной башни раздался грохот. Часы пробили полночь.

Время!

Кричащая шлюха высунулась из-за спины Лысоеда, и я одобрительно кивнула. Крик ее притих. Громила остановил свой бойкий темп, и между ними случилась короткая словесная перепалка. После шлюха поцеловала его и нагая поспешила, вероятно, в ванную, позволяя мне сделать свой ход.

Здоровяк уселся на кровать. Почесывая промежность, он лениво взял с тумбочки сигарету и закурил. Его лицо было таким умиротворенным…

Это выражение…

Я припомнила, как этот больной извращенец орал, разбивая мне лицо. Руки задрожали от гнева и предвкушения, нагревая веревку. Закрепив другой ее конец и убедившись, что натяжение достаточно крепкое, я содрала платок с головы. Пряди рассыпались по спине и стали колыхаться от слабого дуновения ветра. Перекинув платок через веревку, я разбежалась и, выставив ноги вперед, перелетела улицу, разбив окно квартиры Лысоеда.

Осколки тут же рассыпались по комнате. Голый эфилеан выронил сигарету изо рта и вскочил. Он выпучил свинячьи глазки. На лице громилы нарисовалось осознание того, кто именно почтил его визитом, когда он заметил мои красные волосы.

Кругом стоял запах пота и спермы, а блаженная тишина будто просила наполнить ее верещанием ублюдка.

– Сегодня я пришла к тебе не как портовая крыса, а как эфилеан огня.

Обнаженный мужчина оцепенел, как статуя, и от подобного вида внутри стало разливаться наслаждение.

– Пытка огнем – яркое зрелище. Ты будешь кричать, Шосс… визжать будешь, как свинья на скотобойне! Получают ли удовольствие извращенцы от собственных криков?

– У тебя нет причин, – тревожно промямлил Лысоед. – Я избил тебя, потому что это было наказанием, а не моим желанием.

В голове пронеслись сказанные им слова:

«…К твоему сведению: я буду и дальше душить слабаков. Трусы, бегущие в Кампус, будут стерты с лица земли, как позорные отбросы эфилеанского общества. Все! Эфилеаны должны жить в открытом мире, как нам положено по природным законам, и бороться с Бездной страха. Запомни это…»

«Не позволю… Ни за что не позволю тронуть беженцев!»

Температура в комнате подскочила. Раскаляя воздух, я заставила Лысоеда покрыться новым слоем пота – в этот раз уже не от пылких утех, а от пронзающего страха.

Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, я подняла голову и обратилась к ублюдку:

– Правильно делаешь, что не рыпаешься. Видно, ты действительно не так глуп, как кажется. А еще в тебе ведьминская химия. Спасибо шлюшке!

Он сжал кулаки, но не атаковал. Перед ним стояла не просто наемница, а остаток кровопролитной истории, потомок истинного гнева – эфилеан огня.

– Тела горят быстро, но я знаю, как продлить пытки на часы. За такое наемникам хорошо платят. Под конец ты будешь умолять, но есть шанс избежать мучений, – указав на его ноги, я приказала: – На колени.

Лысоед покорно опустился на дрожащих ногах, в то время как в моей голове продолжали всплывать отголоски его паршивых слов:

«…Я буду и дальше душить слабаков…»

Моя раскаленная рука схватила его за горло. Где-то в душе скреблось отвращение, но не за себя… это было чем-то большим – за целый подвид огня.

– Вы, элементалии стихий, всегда презирали огонь. Потому что на самом деле его боялись! – Рука со всей силы сжала глотку, заставляя его хрипеть.

– Я лишь… делал свою рабо… ту…

– Ты отлавливал детей!

– Я делал свою работу… Хотя… дети тоже слабаки… Сильный поглощает слабого. Видела ли ты, чтобы хищник щадил добычу лишь потому, что тот был… мелким зверенышем? Нет! Эфилеаны – не люди. Я… был сильнее, они слабее.

Отголоски становились ярче:

«…Трусы, бегущие в Кампус, будут стерты с лица земли, как позорные отбросы эфилеанского общества. Все!..»

Я раскрыла ему рот и схватила язык.

– Беженцы – те же эфилеаны, которые хотят мира! Они не убивают всех подряд! – Рука раскалилась. Лысоед таращил глаза и истошно мычал. – А вот ты – кусок эфилеанского дерьма.

Пламя.

Огонь в руке принялся сжигать язык, опаляя глотку. Лысоед до крови кусал мои пальцы, хватаясь за запястья.

Пламя.

Новая волна проникла глубже, добираясь до желудка, сжигая стенки органов, пока эфилеан из последних сил пытался вырваться, однако действие ведьминской химии не позволяло ему этого сделать.

Пламя.

Рука, что сжимала его шею, вспыхнула, полностью сжигая глотку.

– Ты встал на колени перед ненавистным огнем. Смерть будет быстрой.

Пламя.

Пламя.

Пламя.

* * *

Через несколько дней, после новостей о зверском убийстве Лысоеда, Тогу пришлось нанять нового вышибалу. Ягар хорошо вписался в эту должность – теперь он перестанет днями и ночами хлестать эль и донимать Хенгеля бредовыми рассказами. Тог прекрасно знал, кто в порту сжигал своих жертв, но ему было плевать. Все, что не относится к бизнесу, не имеет значения. Сегодня на него работает один вышибала, завтра другой.

Перед уходом из квартиры Лысоеда я осмотрела все углы и собрала неплохой улов в виде старых печатей, дорогих камней с Солис-ден и прочих недешевых безделушек.

Держа в руках огромный мешок драгоценностей, я встала перед выбором: оставить эти вещи себе или продать и отдать деньги Хенгелю, чтобы тот смог расплатиться с долгами? Любой эфилеан в здравом уме забрал бы все себе, но тогда старик Хенгель продолжит без выходных трудиться в баре, окончательно посадит здоровье и умрет. В итоге в этом гребаном порту не останется никого, с кем бы я могла просто поговорить… Совсем никого.

Через пару дней старик получил посылку, набитую дешманским барахлом. Мой посыльный хорошо работал и… шпионил, если меня не было в порту. Он рассказал, как Хенгель удивился, а после, покопавшись в коробке поглубже, обнаружил пачки зеленых купюр и записку от незнакомца:

Поговорив с Тогом, я взяла две недели выходных, чтобы исследовать окраины и собрать побольше информации о Кампусе, так как в последние месяцы слухи о «беженцах» разносились все чаще.

На месте Лысоеда мог оказаться любой эфилеан. Кто угодно. И я поступлю с ним так же, если тот позволит себе издеваться над беженцами и поливать дерьмом Кампус.

Я все еще двигалась к своей мечте, искала место мира и понимания: город, где меня примут, несмотря на историю, написанную предками, и на воспоминания о боли, оставленные сожженными эфилеанами. Где примут такую, какая есть.

И я пойду на все, чтобы добраться туда.

Все ради мечты.

№ 6. «Элен»

Территория: Кампус

Подражание людям

Определение: Шанайский пир – процедура поимки нарушителей закона в порту Шосс на Джелида-ден.

Дул прохладный ветер. Игривый, ласковый, он не срывал платка с головы, только дарил приветственные прикосновения. Под ногами расстилалась серая брусчатка, а яркие лучи солнца освещали окружающее нас величие. Величие – именно так можно было описать одним словом это место. Оно огромно и прекрасно!

Вокруг гудела жизнь: толпы эфилеанов спешили по своим делам, издалека доносились крики и какие-то хлопки – звуки, как во время тренировки. Как выяснилось, эфилеаны разных видов жили здесь бок о бок, работали, учились, тренировались и отдыхали. Белые стены Кампуса скрывали внутри самый настоящий людской город, который населяли порождения природы.

«Брату здесь понравится!»

Мы, эфилеаны, могли находиться и в мире людей. Однако, расхаживая по городским улицам, всегда выделялись повадками, одеждой, а волки и ведьмы так еще и запахом: от одних несло тиной и болотом, сколько их ни мой, от вторых – собачьим запахом и потом. К тому же жить среди людей было противозаконно: люди и эфилеаны могли находиться вместе только на таких нейтральных территориях, как Шосс. В людских городах эфилеанов по закону быть не должно.

Но здесь по улицам расхаживали огромные смуглые эфилеаны земли, в переулках можно было заметить бегущих эфилеанских волков, а центральную мостовую очищали эфилеаны воздуха простыми движениями рук, словно дворники без метел. Эфилеаны воды лениво поливали цветочные клумбы, а ночнорожденные носили тяжелые строительные балки и другие неподъемные материалы.

Кирпичные и деревянные здания, смотровые, базары, пабы, зеленые зоны – все, как у людей. Несмотря на то что эфилеаны по зову природы отвергали человеческие технологии, какую-то часть их изобретений мы все-таки использовали в быту. Хотя Кампус явно не дотягивал по уровню цивилизации до бетонных джунглей – больших городов. Атмосфера здесь напоминала поселения людей столетней давности: по улицам вместо машин ездили кареты с запряженными лошадьми, некоторые деревянные сооружения пахли затхлостью, а на паре перекрестков, что мы успели пройти, воняло канализацией, как и в те годы.

– Берегись! – крикнул смотритель, резко дернув меня за рукав. Я пошатнулась. Мимо нас, словно дикий порыв ветра, промчался посыльный эфилеан с сумкой, набитой письмами. – Смотри по сторонам! Посыльный смотреть не будет – сразу снесет. У него строгое расписание, – добавил он, и я заметила, что речь смотрителя имела явные оттенки арианского шипящего языка, но и местный давался ему хорошо.

– А что, телефонных будок тут нет?

– Нет. Дон не стал настолько уподобляться людским изобретениям.

Смотрители, что-то вроде местных полицейских, стояли в голубой форме на постах. Детали костюма – черные пуговицы, высокие стоячие воротники и бархатные вставки на манжетах – выглядели вполне солидно. Статно. Смотрители сразу выделялись на фоне жителей, создавая ощущение порядка на оживленных улицах. В основном на постах я успела увидеть гигантских эфилеанов земли и темных жнецов. Это было ожидаемо: жнец, воплощающий саму смерть в эфилеанском обличье, заставлял дрожать живых от одного своего вида так же, как и верзила-камнекрушитель.

– Инар сто девятнадцатый! – крикнул мой сопровождающий одному из смотрителей. – С тебя мховые настойки, не забудь!

– Двести восемьдесят шестой, – крикнул тот в ответ, помахав рукой. Форма небесного цвета была ему явно велика – рукава болтались ниже кистей. – Я все равно перепью тебя! – Инар кичился перед другими стражами.

– Ну да, ну да.

– Шита́а со ба! [5]

– Шита́а со ба шта! [6] Мелюзга. – Мой сопровождающий смачно харкнул на брусчатку и тут же словил угрожающий взгляд эфилеана воды, вероятно, дежурного уборщика.

Наблюдая за атмосферой прошлых столетий, я с ноткой грусти осознала, что такое человеческое изобретение, как черно-белый телевизор, который я видела в Шоссе, здесь, вероятно, отсутствовало. Но с этой мыслью я почувствовала необъяснимую тревогу. Все здесь было и без того слишком человекоподобно.

«Топь его… Кампус населяют не люди, а эфилеаны, потому… уж слишком красиво. Пусть даже и без телефонных будок и телевидения».

– Привыкнешь. Мы все привыкли к этому. – Мужчина заприметил, как я рассматривала округу, и снова недовольно дернул меня за рукав.

Мы поспешили выполнить все пункты из проходного списка, соблюдая такое количество формальностей, будто я вступала в какой-то шпионский отряд. И все шло по плану, пока наш спешный путь не прервал рев, доносящийся со стороны жилых построек. Туда мигом кинулись два дежурных смотрителя, но никто из прохожих, кроме меня, даже не обратил внимания на крик.

– Что случилось? – спросила я у сопровождающего.

– Не смотри, – сквозь зубы пробурчал он, подталкивая меня, вынуждая продолжить путь.

Вскоре из-за угла выволокли двух искаженных эфилеанов. Шосс… Они были изуродованы химией ведьм. Мутация тела – побочные действия гнильных отваров. Руки одного из эфилеанов покрывали синие волдыри, половина из них кровоточила гнойной слизью. Второй захлебывался пеной изо рта.

– Я сказал: не смотри, – уже грубее повторил сопровождающий.

– Их отравили! Нужно помочь.

– Смотрители делают свою работу.

Снова раздался рев. Искореженный эфилеан неистово верещал, почесывая волдыри и цепляясь трясущимися руками за смотрителя, пока тот волок его по брусчатке.

– Черный рынок заплатит за это! – рявкнул второй, пока смотритель заламывал ему руки.

– Про что они говорят? – пытливо спросила я.

Смотритель нахмурил лохматые брови и возмущенно закричал:

– Да сколько еще повторять, дикарка? Не смотри туда и не задавай вопросов.

– Но они ведь горожане!

Состояние искореженных эфилеанов ничуточки не смутило смотрителя. Его поведение вызывало не меньше вопросов, будто он видел такое каждый день.

– Арейна Шаата́… [7] – прошипел смотритель. – Слушай меня и не связывайся с мусором из подполья, чтобы подобного не произошло и с тобой.

Крики стихли, нарушители порядка скрылись с глаз с эскортом в форме, и мы продолжили путь, однако тревожное послевкусие от увиденной картины осталось где-то в подкорке.