Маринетт Мортем: Наследие магии и острие духа режиссера

Остается поразиться точности карты: я снова выполнила свое обещание, отчиталась перед ним, и объяснила, как меня найти и мы снова с легкостью разбежались. (Разумеется, он не стал меня искать ни в том, ни в другом случае.)

Я уже уходила, как встретила того самого Диму, с которым приехала в лагерь. Сказала, что уезжаю сейчас, он ответил, что собирается побыть в лагере до вечера. Мне было все равно, ему, похоже, уже тоже. Было ясно, что ситуация между нами окончательно прояснилась – нам ничего друг от друга не было нужно. Мы по-приятельски попрощались, и я поехала домой.

Домой я ехала на «газели», и сидела впритык к молодому водителю. Рядом сидели еще двое упитанных людей лет 50. Меня поместили так, что переключатель скоростей находился у меня между коленками. Я была в джинсах, но все равно, мне было чертовски неловко, когда молодой водитель поминутно хватался за этот чертов переключатель, и двигал его у меня между ногами с самым невозмутимым видом. Он довез меня до дома. Это было слишком необычное поведение, а значит, это должен быть знак. Вероятно, он показывал мне вход в другие миры. Фокусируя внимание на матке, основном инструменте сновидения, женщины воистину способны совершать непревзойденные чудеса восприятия.

5

В понедельник, точно в указанное время я подошла к указанному месту, на котором стояло несколько машин. Там был только один грузовик, я видела такой у столовой в пионерском лагере, именно на него мне и показывал директор, объясняя, какая машина ходит в лагерь. Поэтому я уверенно подошла к грузовику. Двери кабины были открыты.

– Здравствуйте. Вы в лагерь едете? – спросила я мужичка лет 25, сидевшего за рулем. Мужичок был крепенький, невысокого роста, замызганный в смерть, как и полагается людям такого разряда.

– Да.

– В «Дружбу»?

– Да, сейчас поедем.

– Пожалуйста, возьмите меня с собой.

– Поехали.

Я влезла в кабину, села рядом. От мужика явно несло перегаром. Но деваться уже было некуда.

– Сейчас еще двое подойдут, и поедем, – сказал мне водитель.

Тут же нарисовались еще двое замызганных и поддатых, высокий жилистый мужчина лет 27 и растрепанная невысокая женщина, на вид 24 лет. Они залезли в кабину тоже, мужчина сел рядом со мной, женщина села у двери. Сидеть вчетвером в кабине было довольно тесно. Мы поехали. Сразу же начался оживленный разговор.

– Тебя как зовут? – спросила меня женщина. Темные волосы до плеч у нее были неаккуратно собраны на затылке в гульку, несколько прядей выбились и висели над ушами. Она была загорелая, не накрашенная, и похоже, что слегка опухшая с перепоя. У нее были карие смеющиеся глаза и круглые щеки. Она возбужденно улыбалась, сверкая золотой фиксой на левой верхней челюсти.

– Жанна, – я чертовски смутилась, оказавшись зажатой между двумя незнакомыми вкинутыми мужиками разухабистой наружности.

– А сколько тебе лет?

– 20.

– Класс. А меня Юля зовут, его (она указала на водителя) – Андрей, а его (мужчину, сидевшего между нами) Денис. Мне 24 года (я угадала), Андрею 23, а Денису 26. Мужчины оказались моложе, чем выглядели.

Когда Юля указала мне на мужчин, по дороге я смогла их рассмотреть. Андрей, водитель, был невысокий, ухватистый, круглолицый шатен с очень короткой стрижкой, с узкими, или сощуренными с перепоя глазами. Аккуратный нос, узкие губы. На казаха он был непохож, он был загорелый, с загорелыми руками, на которых были хорошо заметны выжженные на солнце волосы. Я отметила глубокие красные морщины, идущие от затылка на загорелой, вытянутой вперед шее. Он был одет в рубашку не первой свежести с короткими рукавами.

Справа от меня был Денис. Он был высоким, худым и жилистым. Он так же был загорелым. У него были темные волосы средней длины. Он был старше, и по нему было видно, что он внутренне знал, что он значительнее всех присутствующих. У него было вытянутое, слегка помятое, в подсохших ссадинах, лицо, тонкий нос, поджатые губы и щетина. Глаза блестели лихорадочным блеском, в руках у него были две бутылки пива, которые он открывал. Одну бутылку он оставил себе, другую дал Юле.

– Пи – -льная ты девчонка, Жанна! – со всем сердцем, радуясь и любуясь на меня, сказала Юля, – будешь пиво?

Я была обескуражена комплиментом, мне в жизни никто такого никогда не говорил. Но тон ее мне чрезвычайно понравился, я открыто разулыбалась ей, и не смогла отказаться от протянутой бутылки. Я глотнула прямо из горла, потом Андрей забрал у меня бутылку. Обстановка становилась все более тесной, веселой и азартной. Мы ехали и они все вместе орали песни. Я сидела и только молча радовалась и поражалась на какой-то новый для меня тип осознания, свойственный этим людям, на простое и неожиданное счастье этих людей – надраться с утра, катить на грузовике и орать песни. В промежутках между песнями выяснилось, что они живут в селе, которое находится по дороге в лагерь, и что продукты они в лагерь не возят и никакого отношения к лагерю вообще не имеют. Но они были так искренни, так жизнерадостны, по-детски непосредственны, и так захвачены настроением всеобъемлющей жажды жизни, в них было столько страсти и энергии, что я почему-то не слишком беспокоилась о том, попаду я когда-нибудь в лагерь или нет.

Мы приехали на берег реки. Все с радостью выпрыгнули из машины, потому что сидеть было неудобно. Денис достал водку и пластиковые стаканы, разлил, мы встали у машины в кружок. Стали пить. Я пить не стала, не столько из-за перспективы появиться с утра на новой работе под шафе, сколько для того, чтобы не показаться доступной. Но на меня никто не обратил внимания. Немного прогулявшись по бережку, решили ехать. Пустую бутылку аккуратно поставили на пляже, стаканы забрали. Денис указал Юле на закрытый кузов и спросил – полезли со мной туда?

– Аха, щас прям, – ехать в темноте в наглухо закрытом кузове с Денисом ей не хотелось. Мы все сели так же, как раньше и поехали. Андрей втопил по газам, мы ухнули и помчались. Вместо того, чтобы ехать по дороге, Андрей начал носиться с бешеной скоростью по выжженным солнцем кочкам и пригоркам, мы втроем вопили от ужаса и счастья, Андрей один не орал, он азартно улыбался. Машину мотало и подбрасывало, мы все хватались друг за друга и за сиденья, было ощущение небывалого куража, это была бешенная непрерывная энергетическая конвульсия. Ощущение острой, бесконечной любви к этим холмам, этому бескрайнему простору, небу, вольному ветру, к этим людям, ощущение дикого страха, счастья, риска, ощущение полноты жизни. Я обезумела от радости. Я даже представить не могла, что в моей жизни может быть что-то подобное. Впереди показался одинокий покосившийся деревянный столб, и Андрей издали пошел на таран. Несколько раз он петлял, не снижая скорости, как бы стараясь все-таки избежать встречи, но столб неизбежно вырос перед нами словно из под земли, и мы на полном ходу въехали в него. Мы все заорали, как ненормальные. Столб упал, и мы мигом проскочили по нему. Поездив еще немного, Андрей сбавил скорость и выехал на дорогу. Абсолютно счастливые, мы не могли найти слов, чтобы выразить свои впечатления. Понемногу мы успокоились, в отдалении показались лагеря.

Мы проехали на лагерный пляж, причем неожиданно остановились в кустах, я выпрыгнула из машины, поблагодарила их, взяла свою сумку, попрощалась с ними и пошла в лагерь.

– А ты где там будешь? – крикнула мне из машины Юля.

– В пятом отряде! – крикнула я ей в ответ, и пошла по дороге.

6

Разумеется, Юля, Андрей и Денис были людьми, но карта обозначила, таким образом, неизбежные встречи с иными невероятными, нечеловеческими, созданиями.

Когда моей мамы не было дома, папа умудрялся где-то занимать на бутылку. Сначала он играл на гитаре и пел, затем рассказывал о своей прошлой жизни, потом начинались сопли по поводу неприятностей на работе, которые заканчивались всплеском ярости. Приходила мама, и если он был слегка пьян, то он сразу же послушно шел спать, если же он выпил достаточно, то мама загоняла его спать, а он рвался выпить еще и выкрикивал оскорбления. На следующий день начинался разбор полетов, мама его прорабатывала, а он молча сидел, тихий, пристыженный. Он был сильным, веселым, и бесшабашным. Мама его всегда прощала, она верила, что в будущем он измениться, ведь большую часть времени он был вполне адекватным. Сейчас я к нему отношусь с пониманием, но тогда я считала, что его нужно раз и навсегда вычеркнуть из нашей жизни, я ненавидела его за то, что он оскорблял своих близких, и презирала его за его потребность выпивать. И я боялась его, потому что в пьяном виде он что-то пытался втолковать нам с сестрой, относительно того, что наша жизнь зависит от жизни мамы, и это всерьез воспринималось нами как прямая угроза убийства, в случае, если с мамой что-то случиться. К тому же он бахвалился своим ножом, и мое чрезмерное индульгирование в этом вопросе, в самом деле, плохо на меня повлияло. Когда внезапно он умер по невыясненной причине, я решила, что это произошло только из-за моей ненависти к нему. Я хотела избавить от него себя и свою маму, и я уже давно заметила, что мои сильные и конкретные желания выполняются сами собой с удивительной точностью.

Потрясение от смерти папы вызвало сильный сдвиг моей точки сборки, кроме того, я берегла чувства моей мамы, поэтому сдержанно и достойно изображала траур. А любое длительное контролируемое необычное поведение вызывает дрожание точки сборки. Возникшая разность потенциалов привлекла ко мне неорганическое существо, которое Кастанеда называл олли. Его появление было самым страшным потрясением в моей жизни. Я до сих пор индульгировала в религиозном ужасе, встретив его, я думала, что теперь я обречена, меня охватывали чувства жалости к себе и ужас перед неизбежностью. Я считала, что он пришел, чтобы забрать мою душу. Я не знала, что это такое, я до смерти боялась его, и единственное, что я знала, это то, что убегать было бы бесполезно.

Я ехала в переполненном трамвае, и уже готовилась выходить, как заметила его. Это был замызганный мужик, он сидел, не на кого не глядя. У меня отвисла челюсть, я непроизвольно уставилась на него. Я на сто процентов знала, что это кто угодно, только не человек. Он заметил, как я на него смотрю, и начал хитро на меня посматривать и улыбаться. Я испугалась, отвернулась, и тут же вышла на своей остановке, он неожиданно тоже вышел и пошел за мной. Тогда я молча к нему повернулась. Он был темноволосый, с черными цепкими глазами, ему было около 25 лет. Была зима, он был без шапки, в расстегнутой черной дубленке, и в черной рубашке. Он смотрел на меня, и криво улыбался. Он знал, что я про него знаю. Он был темным, мрачным и выглядел подавляюще значительно. В нем чувствовалось невероятная сила, власть и неизвестное мрачное могущество. У него был какой-то ужасный черный юмор во взгляде. Он сказал мне, что сегодня впервые за пол года он вышел на улицу, и встретил такую интересную девушку. Его попытка изобразить половой интерес поистине была гротеском.

Он сказал, что его зовут Сергей, я сказала, что меня зовут Жанна, и что я иду домой. Он спросил, где я живу. Я сказала, что недалеко, и указала на свой дом. Он сказал мне: «ну пошли?», и мы пошли вместе. Я шла к себе домой, он молча шел рядом, его присутствие граничило с неизбежностью. Потом мы зашли ко мне домой, он снял свою черную дубленку на козьем меху, положил ее рядом с собой и сел на диван. На нем была черная рубашка, под которой была серая футболка. Брюки у него были на тон светлее рубашки. Я сняла шубу, шарф и шапку и села напротив него на стул. Я ехала домой из института, была одета довольно стильно: на мне была черная длинная юбка клеш, черная водолазка и красный пиджак с черной отделкой. Комната моя шарахнулась в гротеск, гость мой похож был на выходца из преисподней. У меня перехватило дыхание оттого, что будет дальше. Он молча смотрел на меня, потом достал флягу и начал пить. Я спросила его, что там. Он сказал, что всегда носит с собой воду. И дал мне очень красивую металлическую флягу. Я испугалась еще больше, но взяла ее, и сделала один глоток. Там была обычная некипяченая вода. Я спросила его, чем он занимается. Он сказал, что он делает украшения на мотоциклетные шлемы, и сегодня один такой шлем он продал на базаре.

– Ты из дома вообще не выходишь?

– Да, сегодня в первый раз на улицу вышел за полгода.

– Интересно, как ты живешь?

– Поехали, я тебе покажу.

Я встала, мы оделись, и поехали к нему. Было уже около четырех дня. Выходя из подъезда, я спросила, далеко ли он живет. Он объяснил, где. В трамвае к нам подошла контролер, я показала проездной, он достал мелочь из кармана и заплатил за себя. Всю дорогу мы с ним молчали, смотрели друг на друга и значительно ухмылялись: было очевидно, что он знал, что я про него знаю. По привычке я ощупывала в кармане папин нож, который теперь я все время носила с собой, но я была уверена, что хотя этот субъект и очень странный, но мне не о чем беспокоиться: я точно знала, что как девушка я не могу его интересовать. В нем все было необычно.

В сумерках мы добрались, и зашли в однокомнатную квартиру на первом этаже девятиэтажного дома. Сразу было видно, что квартира не жилая. Сервант и стол стояли у окна, у стены напротив окна на полу лежало несколько матрасов и тюков с затхлыми тряпками. Мы подошли к серванту. В серванте были старые стеклянные рюмки, открытки и статуэтки. На серванте лежал красный шлем, к которому была приделана лента из закрученного стекла. Он достал его и показал мне. Это меня удивило, я спросила, насколько это долговечно. Он улыбнулся дьявольской улыбкой и сказал, что только сегодня на базаре к нему подошел мужик, и спросил то же самое.

– Так знаешь, что я ему на это ответил?

Он задержал паузу, я с интересом смотрела в искорки его черных глаз, из которых на меня рвалась бездна.

– Я сказал ему: «Стеклянный – - дураку не надолго. По – -л, и об угол!».

Он засмеялся, я тоже усмехнулась его афоризму. Потом он достал из серванта свои документы: паспорт и военный билет и начал их показывать мне. Сергей Фролов. 1972 года рождения. Потом он достал две фотографии, и дал их мне, рассказывая, что на одной он до армии, а на второй – после. Он сказал, что отец его священник, и что они не общаются. Это задело мои религиозные чувства, это дьявольское создание утонченно надо мной издевалось: он намекал на библейскую историю отношений между Богом и дьяволом. У меня от такой наглости перехватило дыхание: надо же, у него даже фотографии были для меня. Я пошла на кухню, остановилась у выключателя. Он пошел за мной и встал в двери. Выключатель был вырван. Он подкрутил провода, и на кухне зажегся свет.

– Что, так и мучаешься? – ехидно спросила я. Он молча оперся плечом на дверной косяк.

Я стала открывать один за другим все дверцы и ящики кухонного гарнитура, все они были абсолютно пустые. На плите стоял чайник. На кухне не было ничего, ни кастрюль, ни тарелок, ни кружек, ни столовых приборов, там вообще не было никаких продуктов. Холодильник был пустой. Смеситель над раковиной был сломан. Под раковиной только стояло ведро картофеля.

– Чем ты питаешься?

– Вот, картошка.

– Сырую ешь?

– Нет, варю.

– В чайнике?

Он показал мне на огромных размеров кастрюлю без ручек, которая стояла у холодильника. Я усмехнулась, подошла и заглянула в нее. В кастрюле был мелкий мусор, ясно, что она стояла тут с незапамятных времен.

– Без соли?

Он не ответил. Я пошла в комнату и села на стул. Я была уверена, что сейчас то он мне все скажет, я прижала его своей бесцеремонностью. Вместо этого он включил свет в комнате, потом включил точильный круг, и стал молча точить ножи. Это был гротеск. Я встала, достала «свой» нож, и отдала его ему. Он усмехнулся, покрутил его в руках, наточил лезвие до невероятного состояния, (я потом проверяла его на всем подряд), и вернул мне. Я взяла нож, положила в карман шубы, оделась и сказала, что я пойду. Он сказал: «приходи» и закрыл за мной дверь.

Было уже темно, я шла домой через плохо освещенный пустырь, холодный ветер дул со всех направлений и сбивал меня с ног. Меня шатало, я ощущала себя одинокой тенью на бескрайней снежной равнине. Я чувствовала отчаяние и одиночество этого проклятого заколдованного места, я целую вечность шла по этому безлюдному пустырю, на котором бушевал и безумствовал ветер, одна среди холода, снега, ветра и отчаяния, как будто я навечно застряла между мирами на этой чертовом безбрежном плато.

Через два дня, в субботу в три часа дня, и я почувствовала, что могу увидеть его снова в той квартире. Я оделась очень просто – в джинсы и серую спортивную кофту, чтобы не акцентировать внимание предполагаемой разнице полов между нами. Я надеялась получить ответ, и узнать какого рода отношения вообще могут быть между нами возможны. Это было что-то непостижимое, я хотела четко знать, что есть что. Я пришла, он молча открыл, и зашел в комнату. Я сама зашла, сняла шубу и шапку. В квартире был еще один парень, лет 23, худой сутулый маленький шатен с острым носом и близко посаженными глазами. Сергей уже сидел рядом с ним у окна. Они продолжили разговор, как будто меня и не было. Я прошла и молча села на матрасы. Тот парень нес совершенную околесицу, он рассказывал, как ходил к какому-то парню за деньгами, видимо их общему знакомому, и пересказывал их на редкость тупой разговор. Он подначивал Сергея пойти разобраться, тот значительно слушал и молчал. Этот парень был таким же фантомом, как и те документы, которые показывал мне Сергей. Я минут 20 смотрела на свои вязаные носки, краем уха слушала весь этот бред, и удивлялась его силе, и его настойчивому желанию убедить меня в том, что он человек. Еще раньше ко мне подходила «девочка», которая внушила мне острое понимание того, что ее не существует в нашем мире. Догадавшись об этом, она сама рассказала, где она живет, кто ее папа и мама, она очень хотела выглядеть достоверной, но я все равно, откуда-то, знала про нее. Я поняла, что он так и будет притворяться, встала, оделась, сказала у двери «До свидания» и вышла из квартиры. Никто из них даже не пошевелился.

Я уже выходила из подъезда, как Сергей выбежал за мной. Он был в той же черной рубашке, в черных штанах на тон светлее, и в шлепанцах. Он взял меня за плечи и заглянул в глаза. Я видела его глаза совсем близко, это было нечто невообразимое, я видела, что в нем нет ничего, что было бы хоть как-то похоже на человека. Его интерес ко мне лежал явно за пределами всех вероятных человеческих взаимоотношений. Здесь было нечто иное, и это бросило меня в ужас.

– Жанна, послушай. Ты мне понравилась. Я сейчас не могу с тобой поговорить, но обещай, что когда-нибудь мы еще встретимся. Мы будем с тобой встречаться! Ты обещаешь?

Меня трясло. Бездна дышала на меня, я чувствовала, что я умираю. Я сказала: «ладно», но это означало «нет». Я хотела скорее высвободиться из его рук и уйти. Он понял, что я очень сильно напугана. Тогда он еще раз повторил то же самое, но, уже притворяясь и вкладывая в эти слова попытку представиться парнем, который ищет встреч с понравившейся ему девушкой. Он все еще держал меня за плечи, и очень плохо притворялся. Это было кошмаром. Я ему не верила, я всем своим существом чувствовала, что передо мной стоит порождение тьмы. Я отворачивала лицо и отводила глаза, он потряс меня еще немного за плечи и отпустил.

– Мы с тобой увидимся еще?

Я сказала «да», на этот раз я была уверена в этом, и ушла. Я очень долго приходила в себя после этого разговора, я думала, что я пропала. Он распахнул передо мной ворота в преисподнюю, и я знала, что теперь мне не уйти.

Через день я еще раз пошла в эту квартиру. Я шла уже как в бреду, как Раскольников шел звонить в колокольчик. Мне никто не открыл. Я позвонила соседям. Открыл парень лет 30. Он сказал, что не знает никакого Сергея Фролова, и что прежние хозяева уехали, а квартира эта уже полгода, наверное, стоит пустая и в ней никто не живет. «А, хотя позавчера поздно вечером там что-то горело, мы уже хотели пожарных вызвать, как все прекратилось. Дым был сильный, как будто тряпки горели. А Вы, собственно, кто?». Я поняла, что пора смываться, пока не начались расспросы, извинилась и ушла.

Кастанеда описывал олли, неорганических существ, которые притворяются чем угодно, и людьми в том числе, и что животные безошибочно их определяют, избегают их и бояться. Я не могла его избегать, потому что он ясно обозначил свой интерес ко мне. У меня нет ни одного сомнения в том, что это был не человек, и у меня нет ни одного объяснения этим событиям.

Впоследствии потрясение от тяжелой и продолжительной болезни моей дочери, и от разрыва с близким другом привлекло ко мне еще одно неорганическое существо, которые Кастанеда называл олли. Я видела его как прозрачную мужскую фигуру, которая молчаливо стояла у меня в изголовье, стояла у меня за спиной, и следовала за мной повсюду. Однажды я видела его в виде вибрирующего столба. Его появление и присутствие вызывало во мне самый глубокий ужас, я то цепенела, то меня начинало трясти. Было ощущение невероятной силы и могущества, я чувствовала себя козявкой, и не смела даже взглянуть на него.

Я была перепугана до смерти, и, не зная, что с этим делать, и обратилась к бабке, которая занималась колдовством и лечением, чтобы рассказать ей все детали. Она удивилась, услышав рассказ, и я поняла, что она о таком впервые слышит. Когда она спросила меня: «А какая у тебя магия?», у меня потекли слезы от жалости к себе, я думала, что она меня прогонит, и просила ее хоть что нибудь посоветовать. Она ответила мне, что подобные вещи обычно мерещатся алкоголикам во время белой горячки, и от этого некоторые из них кончают самоубийством. В качестве рекомендации она велела мне выбросить книги о гаданиях, гороскопы и молиться. Я усердно молилась, книги я отдала, и выбросила все газеты. Я пошла в церковь, поставила свечи, мысленно попросила прощения у всех, кому я когда-то причиняла зло, и даже неожиданно для самой себя в отчаянии бомбила там пол лбом и рыдала. Люди расступились и смотрели на меня. Но все это не помогало. Он неумолимо присутствовал, а я все так же боялась реагировать на него, и он стал появляться все реже и реже. Но я была уверена, что новая встреча неизбежна, и что неизвестный ужас надвигается на меня.

Я чувствовала себя беспомощным насекомым, и чтобы как-то подготовиться к новой встрече, я стала искать и изучать разную литературу, но нигде не встречала ничего подобного, пока не встретила книгу «Тропа воина. Пособие по боевой энергетике». Автор описывал технику мысленной концентрации с последующей визуализацией разных образов. Для того, чтобы уравновесить энергию инь и янь требовалось визуализировать два столба, символизирующих эти начала, сунуть в них руки и представить, как энергия входит через руки и перемешивается в животе. Мысль сунуть руку в это существо наполняла меня неизмеримым ужасом, я написала сумбурное письмо автору книги с просьбой дать консультацию. И он оказался столь любезен, что попросил уточнить детали. На этот раз я описала все с самого начала, понимая, что от точности моего изложения, возможно, зависит моя жизнь. Автор был весьма удивлен прочитанным, и ответил, что подобные вещи ему неизвестны, к тому же он больше этим не занимается. Он перерос эту тему, и готовит теперь другую книгу. Я поняла, что значит «перерос». Человеку надоело заниматься ерундой: визуализировать взаимодействия с объектами своих умственных представлений.

Затем я нашла книги К. Кастанеды. Наконец то я получила описание мира, совпадающего с моим восприятием. У меня появилось знание о том, как себя вести, чего можно достичь и чего следует опасаться. Олли обладали силой, могуществом и знаниями, и встреча с ними должна быть большой удачей, если не считать, конечно, возможность летального исхода. От жадности у меня зашкалило мозги, я стала хотеть олли, как одержимая. И в то же время я очень боялась. Но не смерти – выходя из дома, я всерьез прощалась с дочерью, потому что знала, что вероятность выжить при близком контакте с олли у меня не велика, но я была готова умереть ради этого. Я искала их, я хотела встречи вне моего дома, и была уже на пределе. Дома у меня начали появляться мимолетные ощущения какого-то легкого присутствия, которое каким-то непостижимым образом затягивало меня черт знает куда. Я боялась именно этого – неизвестности. Я боялась не вернуться, потому что я считала, что я вообще единственный человек в мире, способный адекватно обеспечивать жизнедеятельность моей дочери.

Перед Новым Годом я всем купила подарки, и даже спросила у своих знакомых по Интернету, кому из них прислать подарок. Всем желающим я отправила открытки и письма, куда я вложила разные маленькие штучки. Я сидела на почте и заполняла адреса на конвертах, вокруг была суета, девушки, распространяющие косметику, распаковывали полученные коробки. Бабульки стояли в очереди за пенсией, другие платили за квартиру.