Флот и Фолкленды. Схватка за острова. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года

Другим негативным фактором явилось то, что как раз в это время (начиная с 10:51) с «Шеффилда» велась передача, а точнее делалась попытка установить соединение по каналу спутниковой связи. Сигналы передающего устройства SCOT создавали помехи работе корабельной станции РТР UAA-1. Дело в том, что спутниковая связь (восходящий луч), РЛС «Агава» и ГСН ракеты «Экзосет» использовали близкие радиочастоты в I-диапазоне. Как пишет Николас Бато: «Система SCOT вела передачу непосредственно перед атакой, и поскольку она работала в том же диапазоне частот, что и радар „Агава“, мы были слепы к „Агаве“ и ГСН „Экзосетов“. Разрешение на использование SCOT давалось с учетом нескольких дней безэксцессного нахождения в боевой готовности №2. Но я ожидал, что офицер управления оружием прикажет „задушить“ SCOT сразу по получении оповещения „Кондор“. Судя по тому, что перед самым попаданием мы засекли работу ГСН ракеты, это в конце концов было сделано».

Радиовахта на «Блестящем Шеффи» также неслась без усердия, а радиопереговоры по коротковолновому радио на частоте оператора штаба ПВО вообще никто не слушал. Поэтому оповещения с эсминца «Глазго» об обнаружении излучения РЛС «Агава» на нем поначалу пропустили мимо ушей. Согласно рапорту кэптена Солта, вошедшему в материалы следственной комиссии, первые два сообщения кэптена Ходдинотта услышаны не были и сигнал «Кондор» принят только в 11:01, примерно за минуту до пуска аргентинскими самолетами ракет. По другим сведениям, это оповещение поступило в 10:58, однако было неверно или не полностью расслышано. В любом случае ему, памятуя о многочисленных первомайских ложных тревогах, не придали значения, поскольку из штаба ПВО на «Инвинсибле» никаких тревожных сигналов не поступало.

Кратковременное появление противника при выполнении «горки» в зоне обзора радара Тип 965R на «Шеффилде», судя по всему, просто зевнули. В 10:59:55 РЛС Тип 992Q обнаружила нечеткие эхо-сигналы по пеленгу 280° на дистанции 24 миль63, однако классифицировать цель как два низколетящих самолета удалось только после поступления «трека» по системе «Линк-10» от «Глазго». «На учениях, – сокрушаются Хастингс и Дженкинс, – британских моряков учили, что после обнаружения объекта – советского самолета – до попадания в цель выпущенной им ракеты должны пройти двадцать минут». Здесь события развивались с беспощадной быстротой. В 11:01:30 аргентинские самолеты повернули в направлении «Шеффилда», на курс 100°. В оперативном зале отреагировали на это вызовом по громкоговорящей связи все еще отсутствовавшего офицера ПВО и приведением зенитных огневых средств в БГ №1. В 11:01:45 радар «Шеффилда» зафиксировал разделение цели на дистанции 12 миль, одна шла курсом на корабль (ракеты), другая – отклонялась вправо (выходящие из атаки самолеты).

Иными словами, «Шеффилд» наблюдал на радаре и «Супер Этандары» в момент выхода в атаку, и выпущенные ими ПКР. В дополнение к этому в 11:02:15 от верхней вахты с мостика поступил доклад: «Два контакта, дымные следы, пеленг 297», но и ему не придали значения. На командном пункте не понимали, что имеют дело с ракетоносцами, а не обычными истребителями-бомбардировщиками, и тщетно надеялись сбить их «Си Дартом». Носовая РЛС УО Тип 909 (у кормовой противник находился в мертвой зоне) начиная с 11:01:55 настойчиво и безуспешно пыталась взять цель на сопровождение. В довершение расчет ЦКП на протяжении всего этого времени был фактически лишен руководства.

Командир «Шеффилда» последний раз побывал там около 09:45. По боевой готовности №2 от него не требовалось постоянного нахождения на ЦКП, хотя командиры двух других эсминцев противовоздушного дозора присутствовали там практически неотлучно. «Отсутствие кэптена Солта на командном пункте, – заступается за своего подчиненного Вудворд, – было следствием неблагоприятного стечения обстоятельств, а не плохого управления. Он имел полное право находиться в своей каюте. Командир корабля, если он хочет сохранить свою работоспособность, не может все время пребывать на вахте. У него должно быть время для отдыха, и он должен доверять своим подчиненным». Насколько им можно было доверять, это другой вопрос. В преданных гласности британским министерством обороны материалах официального отчета о потере эсминца, вся персональная информация вымарана, однако, по данным газеты «Гардиан», в ходе проведенного расследования «два офицера были признаны виновными в служебной халатности, но избежали дисциплинарных взысканий64, очевидно, дабы не нарушать эйфорию, охватившую большую часть Великобритании в конце войны».

Главным виноватым оказался лейтенант-коммандер Бато, в ответственный момент отлучившийся со своего боевого поста, а вернувшись туда, не сумевший быстро разобраться в тактической обстановке. Это, впрочем, не помешало ему продолжить службу в Королевском флоте, завершив ее в звании кэптена. В 2006 году, в связи с обнародованием официального отчета, уязвленный критикой джентльмен опубликовал на британском морском веб-форуме свою версию произошедшего.

Заступив на вахту, лейтенант-коммандер счел необходимым сходить на ходовой мостик, чтобы лично, не доверяя вахтенному офицеру, оценить погодные условия и параметры облачности. На посту он отсутствовал с 10:40 до 11:02:10. В состоянии боевой готовности №2, по словам Бато, это было совершенно нормальным для PWO или AAWO – ненадолго по служебной необходимости покинуть ЦКП. Проведя некоторое время на свежем воздухе, он направился обратно на командный пункт. Однако кратчайший путь туда преграждали водонепроницаемые двери, задраенные, как того требовала БГ №2, пришлось идти в обход.

«Следуя вниз таким маршрутом, – пишет Бато, – я оказался вблизи моей каюты, на той же палубе, что и кают-компания, и зашел в свою каюту, чтобы просмотреть секретный пакет и уточнить детали системы прицеливания при сбросе свободнопадающих авиабомб, используемых аргентинцами. Эта информация находится на спецхранении и не была доступна в ЦКП. Ознакомившись с ней, для чего потребовалось открыть сейф, я направился через кают-компанию и кладовую, чтобы добраться до трапа по правому борту, избегая, таким образом, необходимости открывать водонепроницаемую дверь. Проходя через кают-компанию, я повстречал небольшую группу стюардов. Они спросили меня, как идут дела, и, зная, насколько изолированными они, должно быть, себя чувствовали, не имея доступа к какой-либо оперативной информации, я потратил несколько минут, чтобы побеседовать с ними и попытаться убедить их, что они в безопасности и все в порядке. Вполне возможно, что во время этого разговора мне предложили чашку кофе, но кофе не был той причиной, по которой я находился в кают-компании. Просто это было по пути на ЦКП. Разговаривая с ними, я услышал вызов по громкой связи „AAWO на ЦКП!“ [время 11:01:40] и поспешил вверх по трапу, находившемуся за дверью кормовой кладовой, на командный пункт. Там PWO сразу же доложил мне о „Кондоре“. Точно не уверен, но должно быть, речь шла об оповещении с другого корабля [радио с „Глазго“]. Я занял свое место, надел наушники и немедленно запросил оператора управления истребителями, нет ли каких-либо наших самолетов CAP на указанном пеленге. Он ответил отрицательно. Затем я взглянул на свой дисплей и увидел массу отметок автоматического слежения и один или, возможно, два близких или перекрывающихся четких контакта».

Давно уже было пора объявить боевую тревогу и позвать командира на ЦКП, но никому это в голову почему-то не пришло. Единственное, что как-то предупредило экипаж корабля о неминуемой атаке, это настойчивый тон вызова AAWO по КГС. Отстрел снарядов радиолокационных помех эсминцем в итоге также произведен не был, а ЗРК «Си Дарт» подтвердил свою неспособность осуществлять перехват низколетящих целей, тем более столь малоразмерных, как «Экзосет». Несмотря на отданный артиллеристам приказ «Stand to»65, посты у «эрликонов» и пулеметов на крыльях мостика все еще пустовали. Так что даже из этого оружия «последней надежды» стрелять по ракете было некому.

Неприменение «Шеффилдом» средств РЭБ его офицер ПВО объясняет тремя причинами. Во-первых, не было известно об угрозе «Экзосетов». Не только в смысле слепоты станции РТР и отсутствия общего оповещения, но и в принципе. Как он утверждает: «В одной из разведсводок четко говорилось, что, хотя аргентинцы располагали несколькими ракетами „Экзосет“ воздушного базирования, они не смогли интегрировать их с носителем „Супер Этандар“. Теперь известно, что это было неверно, но в то время я так считал и серьезно к этому относился». Звучит не слишком убедительно, с учетом того, что сведения об угрозе «Экзосетов» были распространены по эскадре еще 26 апреля. Во-вторых, нежелание расходовать ограниченный боекомплект ПУ «Корвус». И, наконец, в-третьих, непонимание тактической обстановки. «Я знаю, – признает британский офицер, – оглядываясь назад, это кажется нелепым и неправильным (что и было), но я уверен, что было внутреннее нежелание использовать дипольные отражатели, пока мы не были уверены, что ракета уже выпущена, чтобы не тратить впустую наше ограниченное количество снарядов помех… Я не поставил ложные цели, поскольку не мог понять, что происходит. Уверен, что на это решение повлияла острая нехватка снарядов помех, о чем я упоминал выше, и тот факт, что я ожидал только атак с использованием свободнопадающих бомб».

Что цель на радаре – это ракеты, на ЦКП «Шеффилда» поняли за считанные секунды до того, как в 11:03 одна из них проделала дыру в корпусе эсминца, – в последний момент лейтенант Толли все-таки распорядился отключить мешавшую работе станции РТР систему спутниковой связи. На постановку ЛЦ времени уже не оставалось. «Следующее, что я почувствовал, – продолжает свой рассказ кэптен Бато, – был удар по кораблю. Не взрыв, больше похоже на сильный удар при столкновении. Уже после попадания, полагаю, оператор станции РТР доложил об обнаружении работы ГСН ракеты „Экзосет“… Я хотел бы подчеркнуть, что не может быть и речи о том, чтобы какие-либо другие члены экипажа „спали“ или каким-либо образом были небрежными или халатными при выполнении своих обязанностей. В исключительно сложных обстоятельствах все старались изо всех сил».

На мостике неслась усиленная сигнальная вахта, к которой по БГ №2 привлекались не только матросы секции связи, но и свободные от других обязанностей младшие офицеры. Таковыми были инструктор по спортивной подготовке саб-лейтенант Стивен Якову и пилот вертолета лейтенант Брайан Лейшон. Именно они, примерно за 10—15 секунд до попадания, первыми заметили приближавшуюся ракету. Она летела так низко над водой, почти касаясь гребней волн, что была ошибочно принята Стивом Якову, первым увидевшим ее в бинокль, за торпеду. Он крикнул:

– Торпеда!

Стоявший рядом Лейшон немедленно повернулся и прищурился в бинокль в указанном направлении.

– Нет, это «Экзосет», – произнес он спокойно, но достаточно громко, чтобы слышали все на мостике.

Вахтенный офицер лейтенант Питер Уолпол уже и сам невооруженным глазом наблюдал по правому крамболу быстро увеличивавшуюся в размерах зловещую точку с дымным шлейфом:

– Что за хрень?! (Или в более ранней газетной редакции: «Боже мой, это ракета!»)

Оставалось пять секунд до попадания. Он рванул на себя трубку связи с ЦКП:

– Ракетная атака! Укрыться!

Последнее было адресовано в большей степени членам ходовой вахты, которые, следуя его команде, быстро попадали на палубу, каждый выбирая себе в качестве укрытия тумбу устройства помассивнее. Все, кроме двух младших лейтенантов, Якову и помощника вахтенного, которые завороженно уставились на неумолимо сокращавшую расстояние ракету, и только в самый последний момент последовали примеру остальных. Объявить по громкоговорящей связи боевую тревогу или включить ревун уже не сложилось. «Я дважды крикнул в трубку связи с ЦКП: „Укрыться!“ – вспоминает Уолпол, – и хотел перейти на место помощника боцмана, чтобы включить общекорабельную трансляцию, но так и не дошел, и в момент удара лежал на палубе».

«В этом состояла одна из военных ироний, – насмехается аргентинский исследователь Диего Зампини, – один из самых современных кораблей Королевского флота только криком был предупрежден о ракетном ударе».

Старшему матросу Кристоферу Перселлу, который только поднялся на мостик, побывав на камбузе, где попросил заварить чай, приближающаяся ракета показалась большим огненным шаром. Услышав команду укрыться, он нырнул за снарядный ящик и ощутил глухой удар в борт корабля. Через несколько секунд верхняя палуба покрылась черным дымом, а тех, с кем он недавно разговаривал на камбузе, уже, очевидно, не было в живых.

В командирской каюте удар «Экзосета» пришелся просто как хлопок, «совсем не впечатляющий». «Было похоже, – вспоминал Сэм Солт, – как будто 20-мм орудие „Эрликон“, расположенное как раз над моей каютой, открыло огонь. После одиночного выстрела я подумал: либо его заклинило, либо это не „Эрликон“. Потом погас свет, и… вы знаете то необычайное чувство тонущей подводной лодки, когда перестает работать вспомогательное оборудование, вы получаете полную тишину и понимаете, что случилось что-то катастрофическое… Я сразу же бросился на мостик. К тому времени, когда туда добрался, мы потеряли пятьдесят процентов электроэнергии, почти всю связь, и корабль погрузился в темноту. Дым начал подниматься прямо к мостику. Все в считанные секунды…, и мы не могли оповестить команду о происходящем».

Большинство членов экипажа «Шеффилда» поначалу даже не поняли, что корабль поражен противокорабельной ракетой. Многие посчитали, что это НУРС. Попадание было воспринято как сигнал боевой тревоги. Моряки бросились занимать места по боевому расписанию, а когда видели, что их боевые посты уже охвачены или отрезаны пламенем, включались в тушение пожара и другие мероприятия по борьбе за живучесть.

О судьбе второй выпущенной ракеты трудно сказать что-то определенное, кроме того, что она не попала в цель и, согласно британскому официальному отчету, упала в море в полумиле от левого траверза «Шеффилда». Комментарий в приложении «H» к отчету гласит, что такой вывод сделан на основании показания единственного свидетеля и не является окончательным. Действительно, у моряков «Шеффилда» после попадания ракеты было достаточно забот, кроме того, как вглядываться, что сделалось со вторым «Экзосетом». Но в пользу данной версии также говорят наблюдения радиолокационного поста эсминца, что одна отметка эхо-сигнала шла прямо на корабль, а другая отклонялась к югу, хотя в качестве южной отметки могли выступать «Супер Этандары», совершавшие маневр выхода из атаки. Существует и другая версия – что вторая ракета прошла севернее «Шеффилда» и упала в воду, израсходовав топливо и не долетев до авианосца «Гермес». Она подкрепляется докладом сигнальщиков находившегося в 14 милях к NO от «Шеффилда» фрегата «Ярмут», утверждавших, что видели пролетавшую мимо «ракету с оранжевыми стабилизаторами». Аргентинцы не красили стабилизаторы боевых ракет в оранжевый цвет, но такое впечатление могла создать реактивная струя. Впрочем, здесь нужно учитывать, что в британском соединении «Ярмут» держал непререкаемое первенство по количеству ложных контактов, в связи с чем неоднократно склоняется в мемуарах Вудворда. Резюмируя, можно заключить, что с головкой самонаведения одной из ракет явно было что-то не так.

Какая из двух ПКР попала в цель, и вовсе, по-видимому, останется навсегда неизвестным. Сами аргентинцы для себя четко решили, что это была ракета, выпущенная Бедакаррацем, а ракета Мажоры навелась на фрегат «Ярмут», но оказалась дезориентирована пассивными помехами и упала в море66. Значки силуэта поверженного корабля, к которому позже прибавились и другие, стали красоваться на фюзеляжах обоих принимавших участие в атаке «Супер Этандаров». Аналогичной символикой был отмечен и осуществлявший целеуказание самолет «Нептун».

Молчание «Шеффилда»

В то время как на пораженном «Экзосетом» эсминце уже отчаянно боролись с последствиями ракетного попадания, на других кораблях британского соединения силились понять, что произошло. Как ранее отмечалось, три эсминца радиолокационного дозора обменивались сведениями по УКВ-радио и в коммуникационной системе «Линк-10». «Ковентри», находившийся дальше всех на севере, получив оповещение с «Глазго», тоже произвел постановку ЛЦ. Из трех дозорных кораблей бережливость в отношении боезапаса комплекса выстреливаемых помех, похоже, проявляли только на одном «Шеффилде». Причем сам он на некоторое время выпал из радиообмена. Затем в эфире прозвучал взволнованный голос его радиста: «В нас попали!» После этого «Шеффилд» погрузился в молчание и ни на какие запросы больше не отвечал.

Первыми, кто выяснил, что там случилось, был экипаж вертолета «Си Кинг» 826-й эскадрильи, осуществлявшего противолодочное патрулирование. Увидев, что дозорный эсминец окутался черным дымом, он подлетел ближе, а затем, зависнув над кораблем, опустил на него с помощью лебедки оператора ГАС. Поднявшись обратно, тот сообщил командиру вертолета о причине и характере повреждения, о чем в 11:12 (14:12Z) было доложено на «Гермес».

В штабе ПВО на «Инвинсибле» все еще считали, что «Шеффилд» подвергся атаке из-под воды. В результате все дежурившие в воздухе противолодочные вертолеты были направлены искать вражескую подводную лодку. Так продолжалось, пока по инициативе лейтенант-коммандера Найджела Уорда истребители воздушного патруля не слетали на разведку, обозрев поврежденный корабль с предельно малой высоты.

«В момент атаки „Супер Этандаров“ я вместе с командиром авиагруппы находился на посту управления полетами, – рассказывает Уорд. – Прошла информация, что „Шеффилд“ был торпедирован… Я завладел радио и связался с Мортимером, который только что приступил к боевому дежурству в воздухе: „Мортс, это босс. Отправляйтесь, посмотрите на „Шеффилд“ и сообщите нам, какие повреждения ему нанесены, выше или ниже ватерлинии. И скорее!“ Через пару минут Мортс вышел на связь с кораблем: „Он продырявлен над ватерлинией, босс. Либо это очень умная торпеда, либо „Экзосет“, а дыра точно на высоте „Экзосета“. – „Вас понял“. Проблема была решена».

Авианосец «Гермес» готовился поднять самолеты для нанесения авиаудара по Гуз-Грину, когда стали поступать донесения о случившемся с «Шеффилдом». Взлет «Си Харриеров» был отложен до выяснения обстановки, чтобы иметь возможность при необходимости задействовать их для противовоздушной обороны. Ожидалась вторая волна аргентинской воздушной атаки, которая, однако, так и не последовала.

«Я обсуждал на ФКП с офицером штаба план действий на вечер, – вспоминает Вудворд, – когда несколько минут спустя после удара по „Шеффилду“ мы получили первое сообщение, без каких-либо деталей. „На „Шеффилде“ взрыв!“ и более ничего определенного. Время 14:07Z.

Взрыв? Он мог быть следствием многих причин: пожара, взрыва газа, неисправности систем оружия и так далее. Причин не счесть. Могла быть торпеда и даже ракета. Мысли проносились в моей голове. Но тогда почему нас на флагманском корабле не оповестили?

Я терпеливо ждал и только спросил:

– Связь с „Шеффилдом“ есть?

– Да, сэр, – ответили мне.

По крайней мере, это хороший признак. Но корабль молчит. Я внимательно слежу за действиями кораблей и самолетов в районе событий.

„Эрроу“ и „Ярмут“ начинают двигаться к „Шеффилду“. Мне кажется это разумным. Поступило сообщение от „Глазго“. Он оставил свою позицию в дозоре и полным ходом следует к „Шеффилду“. Теперь мы знаем – произошло нечто очень серьезное, хотя все еще неясно, что именно.

Мы видим спешащие на помощь вертолеты. Картина проясняется. Единственное, о чем я думаю: „Если это была ракета, то следующая в любой момент может поразить и нас“. Направляю сигнал „Глазго“: „Занять позицию для прикрытия „Шеффилда“. Другое приказание „Эрроу“: „Окажите помощь „Шеффилду“. В вашем подчинении „Ярмут“ и вертолеты“.

Через несколько минут мы, наконец, получаем донесение от поврежденного эсминца: он действительно был поражен вражеской ракетой. И теперь от „Инвинсибла“ идет оповещение по кораблям: „Атака „Этандаров“. Подтверждаю, атака „Этандаров“. Вероятно, с применением „Экзосетов“».

Полное понимание произошедшего пришло только полчаса спустя, после того как на палубу авианосца «Гермес» сел улетевший с горящего эсминца вертолет «Линкс»67, который доставил на борт флагмана офицеров управления оружием «Шеффилда» лейтенант-коммандера Бато и лейтенанта Толли. Их доклад был безотрадным. «Один из моих офицеров штаба, – пишет Вудворд, – воскликнул: „Адмирал, вы должны что-то сделать!“ Но я достаточно вежливо ответил: „Нет, оставьте это“. Я не хотел отдавать поток детальных распоряжений, находясь в двадцати милях от бушующего огня, который угрожал, если достигнет ракетного погреба ЗРК „Си Дарт“, взорвать эсминец вместе с экипажем».

«Оставить корабль!»

Ракета «Экзосет» врезалась под углом сорок градусов в правый борт «Шеффилда», продырявив его на уровне второй палубы, примерно в двух с половиной метрах выше ватерлинии, между камбузом, носовым отделением вспомогательных механизмов и носовым машинным отделением, и, не встречая на своем пути серьезных препятствий, прошла вглубь корпуса. Во внешней обшивке образовалась рваная пробоина размером 4,5×1,2 м. Боевая часть ракеты не взорвалась, однако повреждения, вызванные ударной волной, распространились вверх, вплоть до нижнего яруса надстройки. На корабле погас свет, были обесточены многие электросети, вышла из строя система внутрикорабельной связи. Однако один дизель-генератор обеспечивал подачу электроэнергии. Управление рулем с мостика не действовало, но сохранялась возможность делать это из румпельного отделения. Газовая турбина «Тайн» правого борта вышла из строя сразу, турбина левого борта продолжала работать, но без возможности управлять ею.

Главным бичом при борьбе за живучесть стал сильный пожар. Тут сыграло роковую роль сочетание трех факторов:

1. Наличие на корабле большого количества быстровоспламеняющихся и легкогорючих предметов и материалов (изоляционных, отделочных, лакокрасочных и др.); тем более что приказ командующего по пути следования в Южную Атлантику по максимуму избавиться от пожароопасных элементов на эсминце был выполнен без особого рвения.

2. Командир эсминца и старший помощник командира не имели достаточного опыта службы на надводных кораблях и сравнительно недавно приняли должности на «Шеффилде», поэтому плохо знали матчасть и оказались не готовы эффективно осуществлять руководство борьбой с пожаром.

3. ПКР «Экзосет» благодаря свойству твердотопливной смеси гореть без доступа кислорода непрерывно до полного выгорания явилась практически идеальным «зажигательным снарядом».

Невыработанное топливо ракеты вызвало сильные пожары в отсеках, через которые она прошла. Температура в эпицентрах горения достигала 1000 °С. Стальные конструкции раскалялись докрасна. Площадь возгорания стала быстро разрастаться. Хотя использование пресловутых алюминиево-магниевых сплавов, которые начинают плавиться при температуре 600 °С, а при более высокой – гореть так сильно, что потушить практически невозможно, в конструкции кораблей Тип 42 было сведено к минимуму, на борту «Шеффилда» нашлось достаточно легковоспламеняющихся отделочных материалов, синтетических красок и пенных наполнителей тепловой изоляции для создания горючей среды. Их горение сопровождалось обильным выделением высокотоксичных газов, что сильно затрудняло действия боровшихся с пожаром. Огнеупорные костюмы не выдерживали высоких температур, пропускали жар, в результате чего одежда моряков, изготовленная из синтетических тканей, плавилась, прилипая к телу и вызывая сильные ожоги. Корабль быстро наполнился плотным удушающим черным дымом, который распространился по всем прилежащим к местам возгорания внутренним помещениям, включая пост энергетики и живучести (располагался на 2-й палубе над кормовым машинным отделением) и центральный командный пункт, откуда пришлось эвакуировать личный состав, верхней палубе, а потом дошел и до ходовой рубки.

Тушение пожара сразу столкнулось с множеством сложностей и велось недостаточно организованно. Пост энергетики и живучести из-за сильного задымления перестал функционировать вскоре после попадания ракеты. Некоторое время руководство действиями аварийных групп осуществлялось с мостика, однако едкий дым добрался и туда, заставив находившихся в ходовой рубке сначала перейти на крылья мостика, а затем эвакуироваться. После этого никто не пытался организовать новый центр по тушению пожара и борьба с огнем велась спонтанно, хотя и с большим мужеством и напряжением сил. Пламя, бушевавшее в средней части корабля, разгородило «Шеффилд» надвое, разделив людей в кормовых и носовых отсеках. Связь между ними была потеряна, а попасть на корму можно было только по раскаленной верхней палубе левого борта.