Никто, кроме тебя

– Давай быстрее. Пробки из— за дождя, можем опоздать, – сказал Даниэль уже мягче.

И… я что, слышала улыбку в его голосе?

Мои губы растянулись в едва заметной девичьей улыбке, как только за ним захлопнулась дверь.

Просить прощения совсем не страшно. Страшнее всего признать свою ошибку, но у меня с этим не было проблем.

С самого утра за окном барабанил дождь. Даже сейчас слышалось, как он стучал по стеклу. Его было слишком много в последние недели. Особенно для Италии. Обычно в наших краях стояла знойная жара, от которой хотелось скорее убежать и скрыться в волнах моря, где вода приятно ласкала бы твои плечи.

Когда вышла на крыльцо, дождь только усилился. Даниэль ждал с зонтом. Я быстро встала под него, и мы направились к машине. Дэн открыл мне дверь, и я запрыгнула в салон, ощущая, как коленки дрожат от прикосновения холодных капель к голой коже.

Сегодня надела классические велосипедки с высокой посадкой и футболку оверсайз в оттенке моих глаз.

На самом деле, у меня не было настолько страшных шрамов, от которых можно было ужаснуться. Но мне было неприятно, что кто-то мог увидеть даже малую их часть. Что кто-то станет свидетелем моей слабости.

Даниэль захлопнул дверь, сложил зонт и сел за руль, стряхнув с волос капли дождя. От этого его мокрые волосы стали еще более небрежными.

Я смотрела и не могла остановить желание провести по ним пальцами, спуститься ниже и ощутить на ощупь его щетину. А как она ощущается во время поцелуя?

Вот же черт, куда меня несет?

Быстро отвернулась к окну, прикусывая губу. Такие мысли ничем хорошим не обернутся. За весь свой подростковый период я не общалась с противоположным полом. В школу ходила редко, так как чаще всего из— за избиений и войны в клане переходила на домашнее обучение. В клане не приветствовалась дружба между женщиной и мужчиной, кроме как брачных уз. Мне было не с чем сравнить эти ощущения. Впервые меня кто-то заинтересовал на таком уровне, что я понятия не имела, как с этим справляться.

Как и предполагал Даниэль, в городе была суматоха. Несколько аварий, пробки. Мы опаздывали на десять минут. Я успела предупредить об этом подругу по балету – Мари.

Балетная студия находилась на другом конце области. Нас встретила неоновая вывеска: «Studio di danza «Magnolia»».

Даниэль успел вытащить зонт. Я прошла внутрь, и, конечно, он пошел следом.

– Ты в раздевалку тоже пойдешь со мной? – приподняла бровь, остановившись перед дверью. – Она женская.

Здесь, к слову, других раздевалок и не было. «Магнолия» принимала только девушек.

После моих слов девочки— подростки в углу захихикали. За ними последовали и девушки постарше в противоположной части коридора. Но, кажется, хихикали они вовсе не из— за моих слов.

– Хочешь пригласить? – усмехнулся Даниэль, играя бровями. Я не сдержалась и шутливо ударила его по животу, чувствуя, насколько крепкий у него пресс.

Он… флиртует?

– Лучше бы я не просила прощения, – буркнула и скрылась за дверью, борясь с желанием показать язык девушкам, жадно разглядывающим его.

Что со мной не так?

Зайдя в раздевалку, порадовалась, что опоздала. Хоть это и нехорошо, но переодевалась я одна. Без лишнего шума и чужих глаз.

Быстро собрала волосы в пучок и закрепила шпилькой. Надела капроновые колготки и балетный купальник с длинными рукавами в черном цвете. Последний штрих – шопенка из фатина французской длины, в тон костюму.

Подошла к зеркалу и осмотрела себя с ног до головы: волосы зачесаны назад, облегающая форма подчеркивает каждую линию тела. Лицо сияет от радостной улыбки. Оно выглядело намного свежее – синяки исчезли, губа окончательно зажила.

Всю неделю я ждала этот день.

Если не считать многое, кажется, я жила только ради балета.

Схватив бутылку воды и пуанты, выбежала к выходу. Даниэль все еще стоял за дверью, неподвижный, как и прежде.

Кратко ему улыбнулась, ощущая, как горячо его взгляд скользнул по мне.

Снова это тепло растеклось по телу.

Вот же черт.

– Пошли? – кивнула в сторону студии.

Мы направились к остальным.

Видеть меня с телохранителем ни для кого не открытие. И то, что он всю тренировку стоит за дверью нашего зала, тоже не удивляет.

Вошла в студию со стуком и поздоровалась с Мэган, нашей преподавательницей, заранее извинившись. Она кивнула и пропустила меня.

Надев пуанты, быстро побежала к своему месту – впереди Мари и остальных. Я стояла первой.

– Новый телохранитель? – тихо поинтересовалась Мари, подавшись вперед. – Видела вас через окно, – подруга кивнула в сторону стеклянной стены, выходящей на главный вход в студию, где и стояла моя припаркованная желтая Ferrari.

В этот момент раздался звонкий голос Мэган и хлопок в ладоши:

– Ну же, девочки, активнее! Раз! Два! Три!

Тренировка продолжалась ровно час, после чего все разошлись по домам. Я, как всегда, осталась одна, заплатив за дополнительный час. Даниэль ждал меня в коридоре.

Мне нужно было уединение.

Подойдя к аппаратуре, подключила телефон и включила песню, под которую танцевала почти всегда. Сердце забилось в предвкушении.

Я встала в позицию три и вытянула руки вперед.

Зазвучали первые ноты, и тело само начало двигаться в такт, словно птица в полете. Ноги сменяли друг друга, как и руки. Я танцевала, почти не дыша.

Oh, I hope some day I'll make it out of here

Надеюсь, когда— нибудь я смогу выбраться отсюда,

Even if it takes all night or a hundred years

Даже если это займет всю ночь или сто лет.

Need a place to hide, but I can't find one near

Мне нужно найти место, где я смогу спрятаться, но я не могу найти такое поблизости.

Wanna feel alive, outside I can't fight my fear

Я хочу почувствовать себя живой, снаружи я не могу бороться со своим страхом.

Isn't it lovely, all alone

Разве это не прекрасно? Я совсем одна.

Heart made of glass, my mind of stone

Мое сердце хрупкое, как стекло, моя голова тяжела как камень.

Tear me to pieces, skin to bone

Разорви меня на кусочки, от меня остались кожа до кости.

Строчки пробирались под саму кожу, заставляя чувствовать, как каждая частичка болит. Болит от всего, что я чувствовала.

Подняв руки вверх, подпрыгнула в арабеск. Глаза прикрылись, тело двигалось в унисон с мелодией, а руки ныли от напряжения.

Но мне нравилось это чувство. Чувство, доказывающее, что я жива.

Как только музыка умолкла, я упала на колени, не в силах собраться. Плечи сотрясались от отдышки.

Закрыла глаза и замерла, когда почувствовала, как пространство вокруг стало слишком тесным. Тело вновь напряглось, словно ожидая чего— то.

Я не понимала, чего именно. Только чувствовала, как он сел напротив.

Следовало открыть глаза, посмотреть на него и хмуро сказать: «Что ты делаешь?»

Но что— то внутри противилось этому.

В тот же миг ощутила теплое прикосновение губ.

Мягкие. Горячие. Требовательные. Я чувствовала его запах, вкус, тело, и сердце забилось с новой силой.

Его руки крепко сжали мою талию, словно он нуждался во мне, как умирающий от жажды путник.

Мои губы приоткрылись ему навстречу, словно только и ждали этого. Я не хотела, не могла думать о последствиях. Ответила на поцелуй с закрытыми глазами, стараясь не показать свою неопытность. Медленно коснулась его шеи, ощущая под подушечками пальцев гулкое биение сердца, и скользнула выше, зарывшись в немного жесткие волосы.

Его губы не торопились, медленно исследуя меня на вкус, проникая все глубже. Щетина приятно колола кожу, а прикосновения на моем хрупком теле превращали мир в розовый туман.

Тело отзывалось вспышками, словно лава, прорывающаяся наружу.

Даниэль целовал меня.

Я целовала его.

Мы были слишком близко. И на грани.

Эти мысли пугали.

Резко отстранилась, открыла глаза и встретилась с бездной его темных.

Они горели.

Никогда раньше я не видела в них столько чувств.

– Что ты делаешь? – выдохнула, будто в полусне, удивленно касаясь пальцами своих губ. – Зачем ты меня поцеловал? – сорвался шепот.

Неожиданно горло сдавила обида.

Да, мне было обидно. Потому что между нами ничего не могло быть.

В нашем мире не было места для таких чувств. Нас бы просто уничтожили. Не дали бы права на выбор.

Даниэль молчал.

Я молчала.

И эта тишина становилась удушающей.

Он понимал, что делал?

Мы сидели напротив друг друга и не могли оторвать взглядов.

Последующие слова разбили мое сердце окончательно:

– Я не знаю, – Даниэль резко встал.

Мне пришлось поднять взгляд, чтобы видеть его лицо.

Он больше не смотрел мне в глаза. А я сидела и не могла встать.

Не была уверена, что смогу удержаться на дрожащих ногах.

– Это вышло само, – Даниэль скинул руки в стороны, будто не понимал, что делает. Было видно, насколько его потрясла эта ситуация.

Он злился из— за этого поцелуя. Ядовитого поцелуя, что заставил сердце поверить во что— то. Поверить в чудо.

Как же наивно.

Верить в эту любовь, все равно что верить в существование единорогов.

– Я не знаю, что на меня нашло. Этот танец, твой танец… – Даниэль осекся.

Мое сердце забилось еще чаще.

– Ты украл мой первый поцелуй, – это было все, на что я оказалась способна.

– Un bacio legittimo non vale mai un bacio rubato, – выдал он с полуулыбкой, заставляя меня замереть.

Я прекрасно понимала, что это значит.

«Украденный поцелуй ценится больше разрешенного».

– Но ты…

– Ты заставила проявить меня слабость, а это стоит больше, чем первый поцелуй, дьяволица, – закончил Даниэль и бросив, что будет ждать меня в машине, вышел из студии.

Даже здесь я слышала, с каким ревом завелась машина.

Я закрыла лицо руками, тяжело выдохнув, и ощутила, как по телу прошла дрожь от воспоминаний о его губах.

Это было так неожиданно, но в то же время…так пленительно сладко.

Сумасшествие.

Полный хаос.

Слова Даниэля обрушились на меня, как лавина, и разбились внутри, как айсберг, оставив трещины.

Почему было так обидно?

Щекотка на щеке. Я коснулась пальцами и поймала слезы.

Никогда не пробиваемая Андреа де Лазар, что не плакала вот уже более пяти лет, заплакала.

Из— за парня.

Какая дура.

***

Домой мы ехали в полной тишине. Я не осмелилась даже потянуться к радио.

Да и как? Я села на заднее сиденье, ведь ясно поняла, что стоит держать дистанцию.

За окном стремительно садилось солнце, и я наслаждалась этим.

Лигурия – как дыхание.

Свежая, соленая, густая, будто сама ночь выдохнула себя на этот берег, растянув свои тени вдоль трассы, что бежит у самого моря.

Я смотрела в окно. Волны, как расплавленное стекло, блестели в отблесках фонарей, которые цеплялись за шоссе неровными пятнами. Где— то там, за тонкой полосой перил, начиналась бездна – море, которое знает больше, чем мы способны вынести. Оно шумело, будто шептало тайны, унесенные с берегов Генуи.

Пальмы мелькали тенями, чуть склоненные, будто вежливо кланялись проезжающим. А за ними склоны, вросшие в камень дома, облепленные светом, как медом. Маленькие деревни прятались на холмах, с закрытыми ставнями и спящими окнами.

Я украдкой посмотрела на Даниэля. Он молчал. В его взгляде та же Лигурия: безмолвная, сильная, бескрайняя.

Лигурия впитывала в себя все: мои мысли, его напряженные пальцы, стук сердца, гул мотора и вкус невыраженных слов.

Эта дорога могла бы не кончаться.

Я бы не возражала.

Справа от нас раскрывался вид на бескрайнее море. Закат на горизонте окрасился в нежные оттенки огненного. Кислород в груди задержался от такой красоты. Я не поняла, как выпалила на автомате:

– Остановись.

Но мы ехали дальше.

Даниэль посмотрел вопросительно. Я повторила:

– Остановись, Даниэль.

На этот раз он притормозил у обочины.

Я немедля распахнула дверь и спустилась к морю.

Вступив на песок, сняла обувь, ощущая тепло под ногами. Губы сами собой нарисовали улыбку.

Следом спустился Даниэль. Он встал позади, соблюдая расстояние.

Я решилась на еще несколько шагов вперед, ближе к воде, подальше от бездны позади.

Волны касались моих ног. Я чувствовала взгляд Даниэля, но не оборачивалась.

Все еще помнила его губы, прикосновения, запах. Вот бы избавиться от этих ощущений. С каждой минутой я становилась зависимой от них. Хотелось нырнуть и забыться. Пусть волны унесут эти воспоминания.

Солнце окончательно исчезло, оставив лишь мазки розового на горизонте. Ночь медленно оседала на Лигурию. Ветер был холодным из— за прошедшего дождя.

Но вода в море оставалась теплой.

Я решилась.

Быстро сняв с себя одежду, осталась в одном комплекте бежевого белья. Тело покрыли мурашки от прикосновения ветра и взгляда, упавшего на мою спину.

Сделала шаги в воду и погрузилась по самые ключицы.

Мне нравилась вода. Ее бережное прикосновение к коже. Бушующие волны и торжествующая тишина вокруг.

Краем глаза уловила взгляд телохранителя. Он стоял, как непоколебимая стена, глядя на меня. А я на него. Насколько позволяли метры между нами.

«Не следует так открыто разглядывать мужчину», – с подросткового возраста твердит Роберта.

Только сейчас решила прислушаться к ее совету. Отвернулась.

Поцелуй. Он возвел стену между нами.

Я взглянула на звезды и отражение полумесяца в воде. Кончики моих длинных волос потяжелели, впитывая воду. Они тянули ко дну. И я не возражала. Задержала дыхание и отдалась морю.

Пусть затянет. Пусть сделает частью себя.

Может, тогда станет легче?

Я встречусь с мамой, обрету покой, буду жить свободно?

Может…

Это и был выход?

Легкие сжались от натиска воды. Тело пыталось выбраться, но душа…

Но душа противилась, желая отдаться бездне, что тянула на дно.

Я сдалась. Больше не могла. Устала.

Жизнь была как полет птенца. Я не понятия не имела, как летать, но пыталась. Делала взмах крыльями, не зная, встретит ли меня лазурное небо или черные решетки, не дающие взлететь. Мир ставил условия, и я оказывалась в ловушке. Падала… падала… пока не сломали крылья.

Я перестала задерживать дыхание. Легкие наполнились водой. Закрыла глаза, позволяя волнам забрать меня в глубину, но…

Меня рванули вверх. Одним сильным движением вытащили из воды. Кислород врезался в грудь. Я задыхалась, кашляла, жадно хватала воздух. Открыла глаза и встретилась с темнотой чужих. Сердце колотилось в истерике, а пальцы судорожно вцепились в Даниэля, в единственный мой спасательный круг.

– С ума сошла?! – выдохнул он, тяжело дыша.

На нем не было одежды. Я чувствовала под ладонями его горячую кожу. Подтверждение того, что я все еще жива.

С волос стекала вода. Я дышала прерывисто, между болью и странным облегчением.

– Ты не дал мне этого сделать… – прошептала, будто в бреду.

Волны били по нам, и я прижалась к нему теснее. Только сейчас, приходя в себя, осознала, насколько крепко он держал меня. Словно боялся потерять. Будто и правда испугался.

Даниэль смотрел хмуро. А потом неожиданно усмехнулся:

– Серьезно? По— твоему, я должен был смотреть, как ты убиваешь себя? – его голос дрожал от эмоций.

Смысл его слов ударил в сознание.

Я правда хотела умереть? Правда дошла до такого? Эта мысль вызывала и страх, и отвращение к самой себе.

– Это все из— за поцелуя? – раздраженно и тихо спросил он. – Черт, что же…

– Нет, – уверенно перебила, отплывая и выскальзывая из его рук.

Я дрожала. Только вот от холода ли… или от его прикосновений?

Быстро поплыла к берегу и вышла из воды. Даниэль пошел следом. Мой взгляд невольно скользнул в его сторону. Легкие сжались от новой волны нехватки воздуха.

Он оказался потрясающим. Высоким, сильным, в меру мускулистым. На боку мелькнула татуировка, но темнота скрыла детали. Будто почувствовав мой взгляд, Даниэль отвернулся и начал собирать вещи, а я не могла отогнать мысль – какого это, касаться его тела?

Боже, девочка, что с тобой?

Натянула на мокрое тело футболку и остальную одежду, нашла обувь, подняла ее и босая направилась к машине. Даниэль шел позади и вдруг сказал:

– Если серьезно… зачем ты это сделала? – я застыла, – Если это из— за поцелуя, Андреа…

Я обернулась.

Почему внутри все сжалось от его слов?

Уже стояла возле машины. Под ногами нагревался асфальт, в воздухе пахло дождем. Посмотрела в глаза своему телохранителю, надеясь, что он поймет без слов. Но он не должен был понимать. Не имел права.

– Это вышло случайно, – выпалила, не думая. – Я просто испугалась. Что— то зацепило за ногу, и я начала захлебываться. Поцелуй был мимолетным порывом, Дэн.

Я должна была это сказать.

Даже если для меня это не было правдой.

– Поэтому стоит просто забыть, – сглотнула ком в горле. – И ты же не думаешь, что я хотела утопиться?

Даниэль сузил глаза, будто выискивая в моей речи крупицы истины.

– Что— то слабо верится.

– А ты поверь, – бросила и села на заднее сиденье, захлопнув за собой дверь.

Почему— то хотелось рассказать ему все. Перечеркнуть ложь. Высказать боль, что грызла изнутри. Но это было мое бремя. И я не имела права перекладывать его на чужие плечи.

Дома нас встретил Вико. Его ошеломленный взгляд говорил сам за себя. Я была босая, мокрая, будто вернулась из ада. Даниэль не лучше: мокрое худи облепляло тело, а волосы торчали в разные стороны.

– Ваш отец… – Вико кивнул в сторону кабинета. – Хочет поговорить.

Устало выдохнула, молча показывая, что не в состоянии. Но Вико поджал губы, видимо собираясь сказать то, что мне не понравится.

– Он желает обсудить ваш союз с синьором Рицци.

Сжала кулаки. За спиной Даниэль резко напрягся. Это слышалось по голосу, когда он коротко сказал, что пойдет переодеться. Мне же так хотелось, чтобы он пошел со мной. Не оставлял меня наедине с этим чудовищем. Но язык не повернулся произнести это вслух.

– Я спущусь, когда переоденусь, – бросила, проходя мимо Вико и бегом поднявшись в свою комнату.

Хотелось закричать, разбить все к чертям. Но я сдержалась.

Я была выше этого.

Натянула домашние штаны в клетку, тонкий серый свитшот и спустилась вниз. Вив сидела в гостиной с книгой и улыбнулась мне. Роберты не было. И Даниэля тоже.

Я не придала этому значения. Подошла к кабинету. Рука поднялась, чтобы постучать, но застыла. Сделала глубокий вдох и наконец постучала.

Марко сидел за столом с сигарой в одной руке и бокалом виски в другой. Вальяжно устроился в кресле и, не глядя, приказал:

– Садись.

С трудом сдерживая желание ответить колкостью, села напротив.

Он затянулся, выдохнул дым и только потом заговорил:

– Завтра, когда приедут Романо, я жду от тебя покорности, – проговорил он, излучая власть и контроль.

Он хотел, чтобы я подчинилась. Без споров. Без дерзости. Но у меня был другой характер. Я – не моя сестра, которая безмолвно приняла навязанный брак. Он хотел напугать меня. Поставить на место. Дать понять, кто тут хозяин.

– Ты выйдешь за него, Андреа. Станешь женой и родишь наследника.

Меня передернуло.

Как можно делить постель с тем, к кому не испытываешь ничего? Как можно жить в клетке, даже не выбрав ее?

– Я не хочу этого! Как ты не понимаешь?! – сорвалась я.

Марко вдавил сигару в пепельницу так яростно, что, казалось, пробьет дно стекла. Наверняка представлял на ее месте меня.

Его злой взгляд встретился с моим – спокойным и вызывающим. Я ожидала, что он ударит. Как в прошлый раз. Но он не сделал этого.

Конечно. Синяки не зажили бы к завтрашнему дню.

– Ты играешь с моими нервами, девочка. Не испытывай меня, – прошипел он. – Ты будешь жить в роскоши. Подумай. Рядом с сестрой. Вместе. Всегда.

Сердце пропустило удар. Он бил в слабое место. Гад.

– Чем выгоден тебе этот брак? – выпалила, не скрывая ненависти.

Он рассмеялся громко, с наслаждением.

– Твоя мать не смогла родить мне наследника. А Вивьен – бесполезна. С женами мне не повезло, – усмехнулся он.

Хотелось закричать, когда он упомянул маму.

– Моя армия не должна попасть в чужие руки. Она должна остаться в семье. Это лучший способ. Тина не рожает пять лет. Возможно, она бесплодна. Моро заберет Чикаго. Но если все достанется Рицци – твои дети унаследуют империю. Ты станешь женой дона. Выше всех. Разве ты не хочешь этого?

– Нет, – отчеканила я.

Он яростно сжал руки. Костяшки на его кулаках побелели.

– На твоем имени – один из моих банков. Половина казино. Земли, бары – все на тебе, – прорычал он, подаваясь вперед.

– А я просила? – с вызовом приподняла бровь. – Мы оба знаем: мне это ничего не дает. Все это твои интересы. Но ты задумался, что будет, если все это уйдет не в те руки?

Моя усмешка вывела его из себя. Я знала, что будет дальше.

Марко сорвался. Рванулся ко мне, схватил за челюсть, заставляя смотреть ему в глаза. Его пальцы впились в кожу. Боль пронзила лицо. Но я не отводила взгляда, упрямо не моргая.

– Только попробуй, и от тебя даже клочка волос не останется! – прошипел он и резко дернул меня за волосы, потом оттолкнул.

Едва не упала, но удержалась. Подняла голову именно в тот момент, когда передо мной упала кредитная карта.

– Возьми. Купи что— нибудь приличное на вечер, – процедил он. – Что— нибудь женственное, а не это барахло.

Молча взяла карту и вышла. Вивьен попыталась что— то сказать, но я взглядом дала понять: не сейчас.

Поднялась в свою комнату… и замерла.

Дверь Даниэля была приоткрыта. Обычно она всегда была закрыта.

– Нет. Не могу, понятно? – донесся его раздраженный голос. – Я не могу разорвать с ней все так быстро. Это дело чести, Тристан. Они…

Слушать дальше не хотела. Я быстро зашла в свою комнату и захлопнула дверь.

Значит, я была права.

У него была девушка. Конечно. А с кем же еще он не мог порвать?

И почему меня это волновало?

Он – мерзавец. Поцеловал меня, будучи не свободен.

Дура. Дура. Дура.

Кинула кредитку на туалетный столик и устало плюхнулась на кровать, устремляя взгляд в потолок. Вдоль стены тянулись длинные ветви сакуры нежно— розового оттенка. Губы тронула легкая улыбка от воспоминаний. Их рисовала мама. Я до сих пор помнила, с какой улыбкой она это делала.

Моя комната была довольно просторной и делилась на две части. В одной находились кровать, туалетный столик и домашний лежак, а в другой – гардероб и ванная. Но больше всего я любила местечко у кровати. Могла смотреть на этот рисунок часами. Он растворял все проблемы. Напоминал о маме…

Невольно вспомнился первый поцелуй, и я медленно коснулась губ. До сих пор не могла понять, что это было.

Может, это был сон? А что, если я просто буду думать так?

Подумать только, я отдала первый поцелуй своему телохранителю. Человеку, которого знала всего— навсего две недели. Абсурд полный.

Мысли прервал телефонный звонок. Оторвалась от кровати и начала разыскивать мобильник в куче вещей, наброшенных сегодня на стол. Звонила Тина. Улыбка расцвела на губах мгновенно.

– Тин? Неужели ты?! – радостно подпрыгнула на месте.

Сестра не звонила мне уже неделю, и я сильно соскучилась. Она улетела в Испанию с мужем и решила отдохнуть от телефона.

– Андреа? – ее голос прозвучал грустно, нагоняя на меня страх. – Ты как? Я… я только услышала…

В ее голосе проскользнули нотки сожаления.

– Он не сделал тебе больно?

Сделал. И всегда делал. Но я не хотела об этом говорить. Очевидно, от нее все скрыли, зная, что Тина будет в ярости. А из— за ее отпуска я не могла ей ничего рассказать. Ее тоже, по сути, поставили перед фактом.

– Все… – попыталась ответить «в порядке», но не смогла. Горло сдавило от подступающих эмоций. – Ужасно, – призналась я. От сестры ничего не утаишь.

– Милая… мне так жаль. Рицци…

– Я не выйду за него, сестра, – перебила тут же.

Тина выдохнула в трубку.

– Я знаю, что трудно это принять. Но отец не даст тебе отказаться. Он заставит.

– Как я могу пойти на такое? Я не смогу… Не смогу отдаться без любви, – понимала, что говорю лишнее, но не могла остановиться.

Мне нужно было выговориться. Держать все в себе, а потом пытаться утопиться? В самом прямом смысле этого слова.

– Любовь не приходит сразу, – попыталась образумить сестра. Я покачала головой и села на край кровати. – Их семья хорошая, Андреа. Я живу с ними уже пять…