Без сомнений

Повторной попытки прильнуть к «живому» судьба Оглое́ду не подарила. Жертва проворно унеслась. Бросила! Столь дерзкий, «подлый» проступок осиротил нацеленное на смак чудище. Оставшиеся «огрызки» алигло́тов и жалкие капельки, что хранили а́уру сбежавшего, лишь подчёркивали глубину фиаско. «Так дело не пойдёт!» – возмутился монстр. Мелодия удравшего звала и волшебно очаровывала. Это добавляло негодования и ярило. Фантазии о сладости не попавшей в утробу плоти взрывала разум. Их обаяние перекрывало всё, чего едал гурман. Обида и гнев терзали, рвали на части.

Безмятежное существование «кровожадного» гиганта внезапно приобрело сакральный смысл. Мысль, найти улизнувшего, посмевшего сбежать наглеца, плотно поработило сознание. Разум беспрестанно рисовал картины наслажденья: смакование каждого кусочка, крови, костей, мышц… Венец пиршества: впечатавшаяся в память а́урой душа, ипостась «подло» обманувшего благодарного едока обеда. Музыкальный след вёл за собой. Хитрец спрятался в окружённое непроходимой для «славной» нечисти чертой, за флуум2. Не беда. Оглое́д засядет в той точке на границе миров, где добы́ча неизбежно её переступит: «Подождём. Квантум сатис!3».

***

1. В пространстве междумирья 4 измерения. Обитателя окружают в каждом с двух сторон – всего 8. ИАП

2. Флуум – ограждающая явь от нави плёнка, ВАТ

3. Квантум сатис: столько, сколько нужно по латыни, ИТ

Глава 8. Консуэлла

Сгустились тучи, грянул гром,

и я подумала – вот он…

Оглушительно играла музыка. Стелился и напористо обволакивал всё вокруг фривольными облаками пронзаемый разноцветными пляшущими лучами белёсый дым. Орды буйствовали на переполненном танцполе. Консуэлла решительно шагала сквозь беснующуюся безликую толпу. Пару, другую раз её пытались остановить. Запястье бесцеремонно цепляли жёсткие мужские пальцы. Девушка молча выдёргивала руку. Не оборачивалась. Не бросала на приставалу взгляда. И шла неуклонно вперёд. «Позови Барби!» – отрывистый, с ноткой экзальтации глубокий женский голос пробился сквозь шум зала над выросшей из сутолоки стойкой.

– Кого?

– Эйдана Дорана

– Кто спрашивает?

– Конси!

– Что-нибудь выпить?

– Виски с колой и льдом! Впрочем, нет. Три виски без ничего.

«Келли, мистера Эйдана, ждёт некая Конси», – оповещающий охрану клуба по рации ба́рмен разлил обжигающий алкого́ль по стопкам. Тонкие пальчики ухватили первую и филигранным махом опрокинули в изящный ротик. Тёплые струйки собирались «под ложечкой». Спускались пониже. После третей Консуэлла понемногу расслабилась.

«Позвольте Вас угостить», – вкрадчивый голос заставил обернуться. Нагловатый коренастый парень излучал нахрапистость не желающего выслушивать возражения хама. Он цепко ощупывал взглядом стоя́щую перед ним хорошо сложённую среднего роста молодую латинос.

Шикарный бюст упруго обхватывал пепельный топик. На нём извивались слева наискосок узкие полоски ткани с коричневым кантиком и добавляли объём. Завязанный бантиком, полупрозрачный, каштановый шарфик обтягивал тонкую талию. И позволял угадать плоский оливковый живот. Широкие бёдра облегала чёрная блестящая юбка до колен. Агатовые замшевые полусапожки подчёркивали загар на стройных длинных ногах. Тонкая золотая цепочка с шеи падала в соблазнительный разрез груди. Распущенные свободными локонами до плеч смоляные волосы окаймляли правильные черты лица. Аккуратный макияж мягко гармонировал с естественным очарованием молодости. Рядом с красоткой на стойке лежала цвета кофе с молоком и отделкой в тон сапожкамнебрежно брошенная сумочка.

«Я занята» – отрезала Конси. «Давайте, я угощу Вас, пока ожидаете?» – настаивал новоявленный кавалер. «Не советую переходить дорогу хозяину сего заведения», – с мимолётной улыбкой тихо сквозь зубы предупредил ба́рмен. Парень поперхнулся, спрятал глаза в пол и как пуля слинял.

В глубине бара широко распахнулась дверь. К стойке вальяжно придвинулся мужчина лет тридцати. Кучерявые рыжие волосы выдавали в нём ирландца. Он на голову возвышался над ожидающей девушкой Решительные и благородно утончённые черты лица – причина клички «Барби». Произносить вслух которую отваживался не каждый. Светлая однотонная футболка не скрывала атлетическое телосложение подошедшего. «Конси, я весь внимание», – лучезарно улыбнулся «аполлон»1. И с вызовом глянул в сверкающие праведным гневом тёмные зрачки.

– Эйд, ты, подонок!

– Зачем тогда пришла?

– Посмотреть тебе в глаза. И… вот ещё: это твоё, забери.

Конси сняла с левого запястья турмалиновый браслетв золотой оправе и положила украшение на стойку перед собой. Не оглядываясь на вытянутое от зло́бы уже не напоминающее «барби» лицо Эйда, освободившаяся от кавалера как от дырявого подследника красотка с ощущением хорошо выполненного дела устремилась к выходу.

Консуэлла села в белоснежный двухместный кабриолет, мерседес-бенц и удовлетворённо надавила на газ. «Почему мне достаётся лишь одно дерьмо?» – выезжая на трассу, огорчённо спрашивала себя она. Однако сожаление вызывала только потеря полюбившегося браслета. Украшение славно смотрелось на руке, а напитавшийся теплом тела турмалин мягко возвращал его и дарил чувство уюта. Хотя лёгкая грусть в глубине продолжала тревожить. Чтобы избавиться от неё, расставшаяся с кавалером девица стала распевать весёлую испанскую песенку: «Me gusta cantar, encanta bailar, comer y beber – me gusta vivir!»2и качать головой ей в простенький такт.

Несущее искательницу приключений в новую жизнь авто мчалось по пустынной дороге в сторону города. Консуэлла ахнула. Силуэт! Бухнуло по капоту! Визг тормозов заложил уши. Кабриолет проскочил четыре десятка метра и замер изваянием на асфальте. Девушка словно сомнамбула вылезла из автомобиля. «Ох!» – ноги предательски не сгибались. Она в прострации доковыляла до места столкновения. Уобочины забыто лежал окровавленный куль. «Человек!» – пульс едким молоточком застучал по виску.Охватившая паника заставила броситься к машине, сесть за руль и устремиться подальше от страшного места.

Смятение отступило, сменилось раскаянием. Консуэлла затормозила, заглушила двигатель и целых пять минут вглядывалась в свои дрожащие пальцы рук. «Она едва рассталась с дерьмом, как превратилась в него сама!» – мучительно переживала новоявленная убийца. Страх ответственности неотвратимо пролез в мозг. Сделанного не воротишь – пришлось приня́ть непростое вынужденное решение.

Молодая женщина скрупулёзно протёрла от крови бампер и капот. Увы, глубокую вмятину так не скроешь, да и на фаре трещина конкретная. Спрятала использованную ветошь в целлофановый пакет (благо тот нашёлся в багажнике). Затем – магазин, где приобрела рулон полиэтиленовой плёнки и лопату. Без свидетелей возвратилась к случайно сбитому незнакомцу. Для перестраховки проконтролировала на шее пульс. «О! Ужас! Он жив!» – все корыстные планы полетели в тартарары…

Невдалеке от общественной городской больницы остановился белый кабриолет без номеров. Из него показалась аляповатая фигура, в наспех сооружённом из полиэтиленовой плёнки балахоне. Она выволокла из багажника громоздкий свёрток и с одышкой и остановками подтащила к заднему входу. Развернула поклажу – на пустынный порог вывалилосьтело мужчины. Тоненький женский пальчик осторожнопозвонил в дверь… Ипока никто не открыл, гостьястремглав кинулась обратно к спасительному креслу в родное авто. Поспешность не помешала осторожности. Улики, полиэтилен из-под тела подсунутого пациента Конси не забыла забрать с собой. «Чёрт! Сломала каблук… Где он?! Не найду…» – прыгнувшая за руль «фигура» унеслась прочь и растаяла как мираж…

Пустыня Мохаве. Доли́на Смерти. Безлюдная просёлочная дорога. Около догорающего костра стоит одинокий силуэт. Светает. Воняет горящими пластмассой и кожей. «Хорошо, что плёнки хватило и на балахон, и на то, чтобы его замотать… Сапоги жалко – такие красивые, удобно сидели. А пришлось сжечь! Повезло – вожу с собой сменную обувь… Я не такое уж и дерьмо… Как тяжко пришлось тащить! Ну хоть сподобилась маслица под полиэтилен накапать – всё полегче. Качка, как Эйдан… Родила бы, но не доволокла…» – утешала неугомонную совесть Консуэлла.

В бардачке кабриолета покоился плотно обёрнутый в салфетку круглый медальон из грошового, но красиво обработанного камня с витиеватым узором. «Наверно дорог ему, раз носил. В МЛК-ЛА не Форт-Нокс3, да и такой контингент: стянут или потеряют. Как слыла как «Король-убийца», так и осталась после переименования: лечат всю шваль из Южного и Центрального Лос-Анджелеса. А я верну как в аптеке… Коли выживет», – объясняла прикарманивание чужой вещички с притягивающим взгляд рисунком черноволосая красотка.

Возвращение домой, в уютную кровать облегчения не принесло: Консуэлла ворочалась с одного бока на другой. Едва дрёма частично захватывала в свои тёплые объятья, виделся неизменный сон – воспоминанье. Беловолосый мужчина протягивает к ней правую руку то ли в мольбе, то ли в сильной страсти: сознание тонет в глазах цвета василька. На этом жесте она сразу просыпа́лась. Мысли путались, фантазии будоражили разум. Нереальность произошедшему добавляли особенности причудливого облика сбитого человека.

В детстве Консуэлла любила читать про разных сказочных существ, синеокий незнакомец ей напомнил одного из них – эльфа: прекрасный и вечно молодой. Забыть произошедшее не удавалось вторые сутки: неведенье выворачивало наизнанку. Лежать и мучиться в постели она уже не могла – требовалось немедленно узнать: жив или нет. Утро ещё не наступило, а кабриолет мчал хозяйку к больнице…

Уиллобрук. Между Уотсом и Комптоном. Клиника имени Мартина Лютера Кинга-младшего. В регистратуре посетительница, пытается найти пропавшего мужа: «Двадцать три года. Волосы белые до плеч. Лазурные глаза. Лицо без бороды и без усов». «Посмотрите на фото поступившего этой ночью, неопознанного мужчины, «белые» к нам попадают нечасто», – предлагает медсестра, кокетливая молодо выглядящая афроамериканка. Служащая брезгливо разглядывает бесформенную фигуру в бирюзовом брючном костюме. Лицо просительница «упаковала» несколькими медицинскими масками того же ужасного цвета, что и платок на голове. «Свирепствующий «ковид-19» преобразил рожи многих, а эта мымра со своими тряпками, вообще, как одно грязно-мятное пятно!» – с ноткой брезгливости подумала чернокожая красотка.

– Он!

Выведенное на экран фото продемонстрировало знакомое лицо «эльфа». Веки прикрыли глаза, но умиротворённое выражение дарило надежду.

– Поступил с колотой раной в спину и множественными ушибами головы. Умер. Вам надо опознать тело. Да, синьора Консуэлла Мария Вальдес Альфаро, Вы не указали телефон для связи.

Монотонное стрекотанье служащей, как гвозди вбивало слова в мозг заявительницы. У юной авантюристки перехватило дыхание. Все соображения безопасности вылетели из головы как колибри из открытой клетки: она бездумно, автоматически прошептала свой обычный, а не специально заготовленный, телефонный номер.

«А-а-а-а-а! Доктор Робертс! Охрана! Охрана!» – прорезал вопль деловитую суету больницы. Персонал и посетители уставились в сторону внутренней лестницы, откуда этот крик раздавался. Вахтёры у входа сорвались с места. Стараясь не привлекать лишнее внимание, Консуэлла осторожно выскочила наружу.

***

1. изображающая взрослую, фигуристую девицу кукла, Барби – синоним приторной женской красоты, а древнегреческий бог света Аполлон – мужской, ИТ

2. Мне нравится петь, люблю танцевать, поесть и попить – мне нравится жить! Перевод с испанского

3. МЛК-ЛА (общественная больница имени Мартина Лютера Кинга-младшего) основана взамен печально известной высокой смертностью и закрытой после крупных скандалов клиники Кинг-Нарбор. В народе слывёт как «Король-убийца». Форт-Нокс хранилище золота в США. ИТ

Глава 9. Жажда

Ах! Кровь прекрасна и вкусна́!

Зачем ещё нужна она?!

Оглое́д мчался сквозь пространство вдоль поблазнившего аппетитной душой «логовища живых». Никакая прочая еда не отвлекала воодушевлённого надеждой монстра. Тонкая переливистая мелодия разыскиваемого лакомства звучала и вела за собой. Лавирующий между многочисленными недобро колышущимися ре́те преследователь не терял направление на цель. Звук приближался, подбадривал и невольно заставлял глухо урчать утробу. Недалёк миг, когда хищник будет рядом с местом, где за тонкой, но непроходимой для нечисти плёнкой скрывается беглец. «Настанет прекрасный момент. Негодник выглянет наружу, а рядом… Я!» – с мечтательной ноткой смаковал предвкушение лакомства кипучий душегло́т (способное расщеплять чужой дух и усваивать высвобожденный гавва́х существо).

Несущееся с огромной скоростью каплевидное тело чудовища с множеством щупалец неожиданно распласталось, что на длительной памяти давнего путешественника по миру мёртвых произошло впервые. Оглое́д растерялся: он встретил в междумирье помимо флуум странную преграду. Но отделяющая живых от мёртвых черта жжётся – не прикоснёшься, а эта – нет. Попробовал обойти – вернулся в собственный след. Оглое́д проявил настойчивость: обшарил препятствие. Результат огорчил: космического размера «волдырь» без прорех прижимался к черте с явью и закрывал нужную хищнику часть.

Знакомый с геометрией человек понимает: создать внутри пространства замкнутую фигуру возможно, когда мерность «границы» уступает на единицу. Нарисованная одномерная окружность на двумерном листе бумаги размежёвывает его на две части: внутри и снаружи круга, но для кончика карандаша в руке художника она не препона – сверху поставит закорючку. Также и забор остановит путешествующего пешком, но не помешает перелететь птице. Аналогично со сказанным: плывущий по воздуху мыльный пузырь подобно делит имеющий три измерения простор перед взором. Но в четырёхмерном пространстве для проникновения внутрь рушить структуру шарика необходимости нет. Поэтому «волдырь» Оглое́да не похож на вздувшуюся мозоль: он не двух, а трёхмерный.1

«Неужели конец мечтам? Что делать?» – забеспокоился монстр. В тоске потерянный душегло́т вернулся в точку столкновения. Расплющился об поверхность и загрустил. Несвойственное привыкшему к однотипным простым помыслам о еде звериному сознанию удивление сдвинуло тектонические глыбы обыденности. Хищник основательно задумался. Из глубин памяти прорисовался напрасно, по глупости забытый волшебный способ попадать к тому, кто нужен – телепортацию через итеринме́нт. Так лучше! Не надо ждать, когда добы́ча появится в междумирье. А полакомится прямо в обиталище живых.

Перенестись к обладающей характером и отказавшейся принять гостя чужой душе – безмерно трудно. Придётся сломать волю, что для человека, и точно волшебника, весьма сложно. Согласится? Кто настолько обезумел, что позовёт себя откушать? Ответ очевиден. Но любой дух оставляет следы на вызывающих чувства предметах. Они готовы приня́ть бесплотного визитёра. Их спрашивать «дозволенья» смешно. Нечёткость а́уры и геометрические размеры отпечатка чужого разума – единственные помехи влить туда часть естества.

Чующий до незначительных подробностей желанную цель, зверь ощутил обертона вкуса вытекших с убежавшего живого капель крови. «Дружок» поранился – к освободившимся от власти человеческого духа крупицам жидкости обозначился свободный от запретов путь. «Узковат», – деловито оценил возможности пролезть Оглое́д. «О! Новый! Пошире! Попробую!» – «спрут» междумирья выбросил тонкое щупальце внутрь созданного им портала душ…

«Доктор Робертс, у нас неизвестные антигены!» – вбежала в кабинет начальника лаборантка. «Давайте разбираться. Оставьте на столе. Я посмотрю», – ответил доктор подчинённой. И недовольно молчком буркнул: «Опять эти тупицы напутали. Постоянно отвлекают от важных дел лишённой смысла суетой». Врач отложил анализируемые материалы научного исследования и подвинул к себе принесённый комплект с вакута́йнерами.

Со скучающим взглядом медик проанализировал наличие агглютинации.2Результат озадачил учёного. Отсутствие антигенов A, B и D значило: первая отрицательная. Но где к ним антитела? А их нет! Ни к одному. Как в четвёртой положительной. Парадокс явно взбодрил. Томная банальность замерцала любопытной загадкой. «Возможно, бракованные вакута́йнеры. Надо провести повторно забор крови», – это здравый резон мимолётно пронёсся у него в голове и заглох. Желание эксперимента поработило сознание.

Помимо клиники, Робертс работал по гранту Пентагона. Научный проект занимал все помыслы. Важное для страны секретное исследование будоражило мозг. Увлекало и захватывало разум. Ночное дежурство – прекрасный способ полностью погрузиться в поэзию цифр и химических реакций. В дневное время раз за разом надоевшие обязанности руководителя гематологической лаборатории раздражали учёного рутиной. Но сейчас! В творчестве царил застой. А навязанный «тормозной» ассистенткой примитивный анализ сулил пробить брешь. «Эврика!» – воскликнул новый Пол Моравитц3.

Мазок на стёклышко из пробирки с маркировкой «без реагентов» и под микроскоп. Закружилась голова, убыстрился пульс. В крови пациента помимо стандартных, знакомых врачу, частиц плавал добрый десяток науке неизвестных. Доктор закрыл глаза, успокоил дыхание, посмотрел ещё раз, и мужчину прорвало…

Робертс делал один опыт за другим. Всё подтверждалось: эта кровь не человека или владелец родился не на Земле. «Инопланетянин?!» – ошарашенно свербело в мозгу. Неумолимо тикали часы, звонили в дверь. Доктору не до них: «Плевать – подождут!». Лихорадочный блеск радужек глаз и дрожащие кончики пальцев выдавали сильное эмоциональное напряжение. «Чёрт», – пробирка с чистой кровью опустела. Необходимо ещё!

Подавляя обуревающие чувства, начальник лаборатории отправился на первый этаж в Приёмное отделение. «Какое счастье», – дежурная медсестра зашла в сестринскую. Шаг в нужную палату. Донор в обмороке – опять везёт. Сорок секунд набатного пульса простучали как столетие. Всё срослось. «Достаточно: двести кубиков хватит», – как нашкодивший ребёнок, уважаемый медик на негнущихся ногах помчался к себе в кабинет. Драгоценная пробирка с кровью скрывалась в рукаве. «Пройти побыстрее, чтоб никто не окликнул!» – теребила беспокойная мысль. Стыд заливал румянцем «голубому4» воришке лицо. Перед ним долгожданная дверь: «Скорее внутрь!».

Ёмкость с материалом для опытов стоит и манит в кабинете на столе. Робертс осторожно глубоко вздохнул, прикрыл веки, усилием воли успокаивая нервы. Треск разрываемого стекла заставил широко распахнуть глаза, всё сильнее удивляясь. Пред врачом размером с ладонь растёкшаяся лужа крови. Остальная часть поверхности усеялась багряными брызгами и мелкими осколками разбившейся пробирки от внутри произошедшего «взрыва». Из центра ярко-красного пятна торчит толстым концом белёсый червяк, а другим, худым методично поспешно хватает густую, алую жидкость каплю за каплей: из общей лужи, из отдельных брызг. Действия червяка завораживают…

Доктор очнулся от наваждения только тогда, когда кровь со стола исчезла и небрежно оставила после себя горсточку бледно-бурого порошка. Червяк потолстел. Его вылезшая из глади стола стать изогнулась в виде вопроса в направлении человека. Сужающаяся часть червяка ринулась в сторону наблюдателя. Врач рванул из последних сил, но, по глупости, не к двери, а в противоположную сторону.

Червяк догнал спину убегающего рядом с окном: Робертс умер мгновенно и не увидал картины ужасающей драмы. Руки трупа намертво цепляются за штору. Средняя часть туловища от поясницы до подмышек тает и оставляет пустой кокон одежды. Запутавшаяся в халате верхняя часть человеческого тела вместе с непрозрачной занавесью падают на пол и впускает в окно наступающее утро. Яркий солнечный свет заливает весь кабинет. Червяк беспомощно скукоживается, втягивается в стол и исчезает. Пару секунд постоявшая нижняя часть останков доктора с глухим стуком падает. Обескровленные бёдра упираются в лежащий на полу затылок. Торчащие, скрюченные в судороге задеревеневшие руки напоминают рога спящего уродливого карлика.

Удачная охота радовала Оглое́да. Гибель тоненького щупальца никак не умаляло плюсов. Помимо желанной крови сбежавшего живого, кого зверь считал уже практически братом, получилось насладиться ещё одной «смачнюгой». Сожрать добрый кусок плотной трепещущей плоти. Испить изумительных на вкус вод тела. И насытиться мягко переливающейся в утробе душой. Монстр ощущал себя везунчиком. «Эврика!» – кричало естество.

Внутри гурмана волнами расходилось мягкое тепло, пузырились и разбегались прохладные мурашки. Умиление вызывало гордость за прозорливость. Когда отпечаток расширился, Оглое́д удержался от жгучего желания построить итеринме́нт покрупнее и забраться внутрь солиднее. А пик наслаждения доставлял восторг от воспоминаний о подробностях трапезы.

Но ключевой момент, вишенка на торте: вновь открывшееся, прочно забытое умение расширило горизонты возможных забав – показало путь в гнездилище умопомрачительно-вкусных живых. В иным способом недоступное логово вела ниточка к любимому «брату» и его манящим следам, вдобавок к отпечаткам второго того, кого съел в прошлый раз. Когда появится шанс построить коридорчик, куда пролезет тонюсенькое из щупалец и не обжечься, плотоядная нечисть будет готова к новому сафари. Остаётся ждать и непрерывно пытаться. А терпения вечному хищнику не занимать…

***

1. Опять тут автор «натопологил»: вообразить, как внутрь замкнутой в обычном представлении сферы попасть извне через 4-е измерение, способен не каждый, но попытаться сто́ит

2. Медицинские термины при анализе крови: вакута́йнер –одноразовая вакуумная пробирка для хранения крови; агглютинация – выпадение осадка при реакции на сыворотку, ИТ

3. Пол Моравитц: основоположник донорства крови в Германии (1879–1936)

4. Определение «голубой воришка» взято из «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова

Глава 10. Допрос

Кому поспать, кому пожрать,

а кой-кому в крови блевать…

На четвёртый день по приезде комиссия Романда́нта сподобилась допросить малолетнего убийцу Климента.

Надзорный советник Тайной канцелярии Хе́кслет возмущённо втихомолку ругался: «Какая наглость? Обычный «герцогишка»! В масштабах страны властитель зёрнышка. А гонору!». Его раздражал запрет на участие в физических пытках членам комиссии: только указания без подробностей исполнения здешнему палачу Кре́линсу. Заносчивый феодал подсунул им для работ не старшего в Аланделе́йн, с кем проводили досу́г игрой в картишки, а замкового. Взамен благородного норави́нга – смерда непонятных кровей.

«Романда́нт, толку то, что камергер, а поставить гордеца на место не смог», – сетовал обожатель заплечных дел. Внутри феода права синьора законами империи не ограничиваются. Что взбредёт в голову, то и творит. Напрямую навязать собственную волю зарвавшемуся самодуру нельзя. Но у ключника главы государства множество инструментов, чтобы косвенно заинтересовать или прину́дить к нужным поступкам любого зарвавшегося землевладельца.

Хе́кслет с магом Фере́нсисом и кардинал-священником Бора́тисом ждали в допросной, когда приведут исследуемый объект. Каждый заседал за снабжённым перьями и бумагой массивным столом из дерева и молча разглядывал окружающую утварь. Пламя торчащих из стен под косым углом длинных факелов сносно освещало просторную комнату. Слева помогал огонь из простоватого полукруглого камина, с обеих сторон подпираемого этажерками. На полках аккуратно разлеглись различные клещи, молотки, гвозди, крючки и прочие атрибуты любой пыточной. Спереди темнела остатками отмытых крови и нечистот с затейливостью оборудованная горизонтальная дыба. Справа находился целый арсенал непосредственно палача: хлысты, секира, топор, меч… Одна из стен чиста от предметов. Служит выходом портала при попадании внутрь не содержащей ни окон, ни дверей камеры.

Из открывшегося овала волшебного коридора шагнул Кре́линс, без видимого труда волоча мэнкетчер с упирающимся юнцом, как уборщица швабру. «Ещё ребёнок», – улыбнулся Фере́нсис. «Но оперившийся закоренелый преступник», – твёрдо прошептал Хе́кслет. Священник скривился: «Это язычник. На нём нет божественной благодати. Милорды, я робко полагаю, что в присутствии представителя Церкви вы не нуждаетесь. А сие недозрелое семя в беседе о собственных преступлениях не приобретёт помыслы о Боге».

– Полноте, Ваша Светлость! Вино не остынет. Да и ведущий в сию замкнутую келью портал тю-тю – придётся поработать вместе. Я ж колдовать в Скрепи́нтере имею право внутри приютившего нас зала: переправить Вас вне, в местный храм к бражничающей компании не смею и пытаться.