Период распада

Юля хотела отказаться, мол, рано ещё, после развода будет комфортнее. Но возникла и другая мысль: может, лучше вовремя посмотреть на его родственников и, если что, соскочить, пока не поздно?

Победило любопытство, и Юля неуверенно кивнула.

***

Не успев проработать ни дня на своей новой работе, Миша уже заказывал в «Шоколаде» направо и налево: две порции «Осаки», оливье с домашним майонезом, тоже две порции, Юле «Тирамису», себе «Наполеон» и чайник марокканского чая (дважды).

Больше никаких маршруток и трамваев. Миша обещал, что они будут ездить теперь только на такси. Вот и до Сашки Миша вызвал такси из ресторана, правда, не до подъезда, а до «Нахимовского», собирались там прикупить что-то, чтоб не идти с пустыми руками.

Сашка жила в тускло-голубой, в мелкую плитку девятиэтажке, в обычной панельке. Целая россыпь таких коробок стояла в том районе районе.

Мишу и Юля встретил нарисованный чёрным баллончиком знак анархии, а за их спинами скрипнула единственная детская карусель, скорчившаяся на один бок.

– Поднимешься на минутку? – спросила Юля, и Миша, как всегда, не отказался.

Лифт не работал, поэтому на двенадцатый этаж поднимались пешком. Юля шла, и чувствовала мелкую дрожь в теле: как Сашка и её подруга, девушки с претензиями на богатых парней, посмотрят на её Мишу?

Дверь им открыла подруга из Москвы, Юля знала, что её зовут Ия, видела фотографии, но лично не приводилось. Первым делом Юля уставилась на её рот – по форме извивающийся червяк, по цвету – морковь. Голова в огненном облаке мелких кудряшек. На правой руке, от плеча до локтя, татуировка, чёрное кружево и ещё что-то, но Юля не разглядела, что.

– Привет! – сказала Ия и крикнула в сторону кухни. – Саш, я открыла!

Из кухни появилась Сашка: она слизывала крем с пальцев, под волосами тряслись и шелестели длинные, как маленькие люстры, многосоставные серёжки.

– О, ты с Мишей! Класс! – сказала и снова скрылась в кухне, потом крикнула оттуда: – Я сейчас подойду! Только руки помою.

Вернулась через минуту и стала их обнимать по очереди своими мокрыми руками. Миша впервые как будто засмущался, привычная улыбка заползла на лицо сама по себе.

– Ия моя, – погладила Сашка плечо подруги. – Из Москвы причалила.

Улыбается как дурочка, раздраженно отметила про себя Юля. На Ие был тонкий плетёный топик, в котором заметно топорщились соски. Дай бог, Миша не заметит.

– Давайте-давайте, – указала Сашка на кухню, и все потянулись туда. По ходу она продолжала на все лады нахваливать Ию.

– Помнишь, ты у меня книжку брала в том месяце? Помнишь, я тебе говорила, что это подруга моя написала? Так вот, это ж она, – говорила Сашка.

– Ну я так и поняла, – скомканно ответила Юля и прибавила: – Миш, там рулет и шампанское в коридоре. Я забыла отдать.

– А ты до сих пор, наверное, не прочитала, – закатила глаза Ия в укоризну Сашке.

Юля достала рулет из принесённого Мишей пакета и как бы невзначай, словно и не сильно ей это интересно было, спросила у Ии:

– Ты книги пишешь? Или только вот эту одну написала?

– Одну, – отмахнулась Ия, взяла чипсину из круглой миски, стоявшей на столе, и, сомкнув на ней морковные губы, хрустнула. – У меня мама издатель. Напечатала. А так, я в основном рассказы пишу.

– И их тоже где-то печатают, – снова влезла Сашка. – Людмила Улицкая наша. Правильно же назвала эту тётку? Или как её?

Ия странно покосилась на Сашку. Ей было явно неловко рассказывать про свои литературные успехи при чужих.

– Это я так, для института делаю, для пар по литмастерству, – сказала она, глотая чипсы и слова.

Литмастерство? Юле хотелось бы разузнать у неё всё про это, она и сама хотела поступать на филологический, метила в СПбГУ, только после школы мама не отпустила, сказала: «Там с тобой обязательно что-нибудь случится, а СТИ возле дома и престижно, престижно для Смоленска». Юлина тётя, сестра папы, забила последний гвоздь в крышку гроба: с экономическим образованием не пропадёшь, а это всё твоё литмастерство – трали-вали какое-то. И всё было решено.

– А где учишься? – спросила ещё.

– Филологиня она, – Сашка расставляла бокалы под шампанское и всё хохмила, подмигивая Мише, который сидел молча и как будто чувствовал себя неуютно.

– На четвёртом курсе РГГУ, на переводе, – ответила Ия.

– У вас там сильное отделение творческого письма, я слышала.

– Откуда такие познания? – хихикнула Сашка, и Ия тоже посмотрела на Юлю с удивлением.

– Я когда искала вуз для поступления, читала много на форумах.

– Ого, не знала, – сказала Сашка и прыснула от смеха.

– И я не знал, – произнёс Миша, и Юлю это взбесило: с чего он должен всё про неё знать? Андрей да, знал. Вспомнилось, как он поддерживал её, когда она пыталась отстоять перед мамой поступление в Питер. Он её понимал, а этот просто поддакивал в разговоре.

– Я пишу с детства, сколько себя помню, – прервала её мысли Ия. – Чем-то другим заниматься бы не смогла. Да я ничего больше и не умею.

Юле это всё было понятно. У неё самой дома, под стопкой старых тетрадей лежали дневники со стихами, которые она писала с шести лет. Но говорить дальше с Ией на эту тему перехотелось.

– Андрей, – обратилась она к Мише, – подай мне тот пакет.

И, кивнув на пакет, стоявший у стены, тот, с которым они пришли, вдруг поняла, что сказала. Было видно, что Миша растерялся, потому что начал глупо улыбаться.

– Ну ты даёшь, – Сашка осуждающе посмотрела на Юлю.

Ия смотрела на всех попеременно, она не знала, кто такой Андрей, но наверняка примерно понимала, в чём дело. Миша шутливо махнул рукой: всё, мол, нормально.

– Я случайно, – сказала Юля Сашке.

– Это правильно, что вы шампанское взяли, – Сашка затараторила, желая чем-то поскорее забить неловкую ситуацию, но Миша, как будто не обиделся вовсе, – а то я как-то всего двумя бутылками запаслась, а нас тут четверо.

– Миша вообще скоро пойдёт, – сказала Юля.

– Как? Куда? Зачем ты его прогоняешь? Миша, оставайся, – начала умолять Сашка.

Всё-таки выпили по бокалу, и всё-таки проводили Мишу, который не упирался вовсе. Раз Юля сказала, что Миша уйдёт, значит ему правда пора, разве нет?

– У вас уже было эт самое? – захлопнув за Мишей дверь, спросила Сашка.

– Не, – смутилась Юля, но сразу же постаралась напустить на себя более развязный вид, тронула волосы.

Сашка никогда раньше не спрашивала её про секс, всё и так было ясно: у Юли один Андрей и уже давно. Но и Юля Сашке вопросов не задавала. Ей тоже всё было понятно: парень со двора приходил к Сашке домой, а фотограф Василевс (неясно, настоящее ли это имя) бесплатно снабжал Сашку новыми аватарками. Бесплатно ли?

Зато между Ией и Сашкой всё, кажется, было иначе.

– А у тебя как с котом Базилио продвигается? – спросила Ия, и они с Сашкой так рассмеялись, словно были только вдвоём на этой кухне.

– Прекрати меня смешить, – отмахнулась Сашка, достала с навесной полки белую пачку сигарет. – Кто будет?

– А что это? – спросила Юля. То, что Сашка курит, для неё стало сюрпризом.

– Сигариллы. Я так, иногда.

Юля знала, почему Сашка говорит ей не всё: Юля, по её мнению, ничего не знает про взрослую жизнь, она живёт в семье, с родителями, в то время как сама Сашка, начиная с одиннадцатого класса, совсем одна.

Сашкины родители развелись, отец запил и съехал от них к своей матери. А мама после развода смоталась в Москву за лучшей жизнью и работой, но зато, в отличие от отца, присылала деньги.

После института Сашка планировала к ней переехать. Переводиться в Москву она не хотела. Говорила, что из-за дружбы: Юля была ей как сестра.

Наверное, как раз потому, что они были практически родственниками, Сашка и не рассказывала ей про анальный секс с Василевсом, про Пэла и Кэла, ночевавших у Сашки попеременно, а один раз даже вместе, и совсем новую историю с сорокашестилетним Евгением тоже скрывала. Если бы не эти пьяные разговоры с Ией, Юля, наверное, никогда бы так хорошо не узнала свою подругу.

– Он разводится со своей сейчас, – сказала Сашка про этого Евгения.

Сашка положила в рот тонкую сигарету, стрельнула зажигалкой у самого кончика и, вскинув голову, выдула первый дым, затем, прищурив один глаз, посмотрела на Юлю.

– Клубничные? – спросила Ия и потянулась взять себе.

– Ты будешь? – спросила Сашка Юлю, словно испытывала: будешь отмазываться теперь от меня?

Она протягивала ей не пачку с сигариллами, а тот свой мир, который раньше она так старательно скрывала. Мы с тобой одной крови? Юля не может, не должна была отказываться.

– Жена продолжает ему названивать? – хихикнула Ия.

– Ага, и всё по ночам. Я как бы понимаю, она бухгалтер у него на фирме, он с ней во всём советуется. Но я-то вижу, что она просто поводы выдумывает. Про детей что-то задвигает ему. Они так могут часа по три говорить.

– Вот, сто процентов он её трахает, когда к детям ходит, – сказала Ия и откашлялась.

– Может, и трахает. Но мы ещё только месяц вместе. Я пока не могу ему вот так сказать, мол, не бери трубку. А вдруг это по работе?

Они рассмеялись. Юля потягивала шампанское и делала вид, что всё понимает и совсем не удивлена. В руках она крутила сигариллу, надеясь, что Сашка про неё не вспомнит и не подожжёт.

– Он уже у тебя оставался? – спросила, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

– Ну так, пару раз, – ответила Сашка. – Я собиралась тебе рассказать как раз, не обижайся. Я сама просто ни в чём не уверена ещё.

– Понимаю, – кивнула Юля.

– Я, кстати, на практику, наверное, к ним в компанию пойду. Если хочешь, могу и тебя пристроить.

В июне у них должна была начаться производственная практика. Три недели в реальной компании. Решай, где – или место тебе предоставит кафедра. И если в прошлые годы Юля с Сашкой только писали практические работы, то в этом нужно было ходить на практику, как на работу.

– Я уже договорилась с мамой, – ответила Юля.

– Ну как хочешь. У Женьки нам бы и ходить не пришлось. Он подпись поставит, что всё чики-пуки.

– У Саши будет постельная практика вместо производственной, – засмеялась Ия.

– Горловая, ага, – ответила Сашка и затушила сигариллу.

– Кстати, без шуток. Для горла это даже полезно, – важно закивала головой Ия.

– Спроси Юльку, она в этом мастер. С первым парнем только этим, считай, и занималась.

– Серьезно? – удивилась Ия, взглядом потребовала подробностей. – И сколько протянули?

– Со школы, – ответила Юля, Сашкина шутка ей не понравилась.

– Года три мурыжила парня. Представляешь? – продолжала Сашка. – И он не уходил, наоборот, как котёнок у её ног вился. Рестораны тебе, подарки. Он ей однажды медведя на полкомнаты припёр. В институт отвозит-встречает. Там такие отношения были, Ий!…

Сашка закатила глаза. Теперь уже Ия смотрела на Юлю, как на телезвезду. У Юли внутри всё расширилось и потеплело: вспомнили про Андрея, и словно он тут, с ней рядом оказался.

– И ещё Андрей этот её очень красивый, – мечтательно глядя в потолок, добавила Сашка. – Ну правда, он мне всегда нравился. Но этот тоже хороший.

– А почему расстались? – спросила Ия так серьёзно, словно собиралась куда-то себе записать это.

– Миша, – ответила Юля.

– Куртизанка, в общем, – пожала Сашка плечами, а потом предложила выпить за новые Юлины отношения.

Юля сделала глоток и пошла в туалет: выкинуть, наконец, эту мерзкую сигариллу в унитаз. Она так ни разу и не затянулась, надоело держать её между пальцев. И с шампанским она уже незаметно для себя перебрала: пока шла по коридору, её качало.

А в туалете начались вертолёты. Начало казаться, что где-то здесь стоит Андрей. Она даже запах его ощутила, древесный и немного ягодный, его любимый одеколон.

– Я буду рядом, – говорил он. – Ты же моя… Моя… Он тебя совсем не знает, а мы как одно. Мы не можем друг без друга.

Юля шевелила побелевшими губами, что-то отвечала в пустоту.

– Через десять лет мы снова будем вместе, – Андрей тускнел, сквозь него уже проглядывали ниши в туалетной стене: туалетная бумага, бутылки с чистящими средствами.

Юля держалась на стенки и висела, опустив голову.

– Ты моя любовь… И всегда будешь… Первая и единственная…

Андрей исчез. Юля рухнула на унитаз, и её стошнило.

6

Ольге Метельской только исполнилось двадцать четыре, когда она пришла устраиваться в «АгроПромБанк» младшим кассиром. Не верила, что возьмут. Это был крупнейший государственный банк, из десятки лучших, а у неё ни опыта, ни вышки, и за спиной только экономический колледж да декрет. Но на собеседовании Ольга понравилась заведующей филиала, та сказала: «Эта девка землю грызть будет, и тяжелого труда не побоится. Берём без но и если!».

И как в воду глядела: уже через год солдатского режима «работа-дом» Ольга доросла до старшего кассира (на счастье, Юлька так же, по-солдатски, ходила в сад и почти не болела), а спустя пять лет в Смоленской области открылись ещё четыре филиала, и Ольгу назначили заведующей одного из них. Потом, в две тысячи шестнадцатом её назначили уже заместительницей директора. Прежняя ушла на повышение в Москву и на своё место порекомендовала Ольгу.

Ольга работала чётко, но без фанатизма: уходила в шесть и не минутой позже, по пятницам – в пять, отгулов не брала. Директриса ценила умеренность Ольги в труде: во всяком случае, такая замша её не подсидит.

Так, спустя аж два десятилетия не особо усердного, но регулярно-рутинного труда, Ольга стала директором всей филиальной сети области: к марту две тысячи одиннадцатого филиалы под её руководством исправно делали планы. Московское руководство выписывало благодарственные письма и, конечно, более крупные, чем раньше, премиальные.

Всё работало как часы, а Ольга – и радовалась, и грустила. Радовалась, потому что, наконец, догрызла ту самую землю. Из ободранной комнаты в общаге, куда они с тогдашним мужем Вадимом принесли из роддома Юльку, они переместилась в двушку в центре города с евроремонтом. И грустила, потому что больше «грызть» было как будто бы нечего, а за карьерой в Москву она ехать не собиралась. Оставалось следить, чтобы ничего из построенного не сломалось. Сломать же всё было непросто: растущая экономика тащила банковский сектор, как солёное море своих пловцов, а крупные банки, вроде «АгроПромБанка», и подавно не испытывали существенных трудностей.

Главный филиал банка находился в историческом здании тысяча девятьсот сорокового года постройки по улице Коммунистической. Там у Ольги был типично-директорский кабинет: просторный, с рабочим столом, основательным, точно сделанным не из дерева, а из мрамора, и примыкающим к нему длинным столом для переговоров; со шкафом для хранения верхней одежды и кофемашиной «Delonghi» с двенадцатью видами кофе. На столе – традиционный настольный набор для руководителя: подставка для визиток, канцелярский нож, лоток для бумаг, чёрная кожаная накладка на стол, золотистые перьевые ручки, которыми никогда не писали (для таких случаев в этом же лотке торчали обычные шариковые). На стене в золотистой раме висела карта с филиалами «АгроПромБанка», отмеченными, словно точки сражений, красными флажками.

Сотрудники Ольгу любили и немного побаивались. Или лучше: побаивались и немного любили. Рабочие костюмы у неё были как футляры, но каждый с капелькой искусства, с какой-нибудь брошкой из драгоценных камней и металлов, и всегда в виде чего-нибудь прекрасного: птицы, цветочка, жучка или стрекозки, ну или в непростые дни – логотипа банковского значка.

Окна её кабинета на втором этаже выходили на новый жилой дом, отделанный под старину. На первом этаже того дома находилась любимая кофейня Ольги, «Кофейня Гримм». В обед она ходила туда морально выдохнуть.

Сверху, прямо над кофейней, располагалась жилая квартира. Мужу и жене на вид обоим около сорока, но моложавые, и у них девочка семи лет. Когда Ольга впервые заметила её, прыгающую по их модерновой (тысяч триста, наверное, за неё отдали) кухне, аккуратные косички летают вверх-вниз, то с тоской вспомнила, что Юлька такой не была, с этой всегда были проблемы, чтобы причесать, а сделать хвост – и подавно, Юлька столько на месте не сидела. После трёх лет с ней и сам чёрт бы сладить не мог. Не ребёнок, а наказание какое-то. Вредная, капризная. Чуть что не по её было – сразу нахохливалась.

Ольга следила за этой семьёй напротив от скуки, но себе объясняла, что тренирует зрение. Просто улица была слишком тихая и безлюдная, тренировать зрение там было не на чем, только изредка к дому напротив набегали мамочки с детьми (там, через стенку от кофейни, работал центр детского творчества). Поэтому в ту пятницу двадцать второго апреля Ольга снова погрузилась в рутину семьи напротив.

В коротком шёлковым халате мамаша намазывала масло на кругляшки багета. Её муженёк (Ольга проскользила взглядом по его пальцам правой руки, убедилась, что там кольцо), потянулся облизать ей пальцы, она убрала руку. Он наклонился, и почти потерял равновесие, но в итоге чмокнул её в щёку, женщина засмеялась.

Ольга сделала глоток кофе. Тепло и уютно было в её тёмном закрытом кабинете. Ещё пара глотков и свет всё-таки придётся включить, загудят потолочные лампы, и дверь тоже придётся открыть, чтобы каждый мог не только зайти и доложить о делах, но и увидеть, что директор на месте, звонки делаются, встречи ведутся.

Зная, насколько священен этот первый час рабочего дня, секретарша Леночка к самому приходу Ольги – а Ольга никогда не опаздывала – ставила на директорский стол поднос с кофе и с хрустящими бискотти с миндалём и сушеной клюквой. Такие продавались только в одном магазине в городе, и Леночку всегда отпускали в рабочее время пополнять запасы.

За тем, чтобы директриса ни в чём не нуждалась, Леночка бдила по-военному ответственно. Она даже изобрела для начальницы особый рецепт кофе: капля эфирного апельсинового масла и щепотка корицы.

Ольга говорила, что Леночка – душа коллектива, хотя Леночка сидела не в основном зале, который был на первом этаже, а в её приёмной, на втором, в общем-то в одиночестве, не считая ожидающих аудиенции сотрудников и клиентов. Ольга ценила энтузиазм и заботу секретарши и ту большей порцией личного общения. В отличие от других подчиненных, с которыми она держала необходимую для работы дистанцию, с Леночкой она разрешала себе обсудить и отпуск, и косметику, и десерты в кофейнях города. Всё потому, что по финансам, если вычесть траты Ольги на Игоря и дочку, они были практически ровней.

В банке Леночка получала двадцать две тысячи, ещё около пятнадцати она зарабатывала на своих «маленьких увлечениях для души». Год назад это были нумерология и энергопрактика, теперь вязание игрушек и рисование мандал, а также гадание по мандалам других, но такие заказы появлялись нечасто. Кроме того, у Леночки был джокер в рукаве – карта, привязанная к счёту мужа, держателя пары-тройки игровых автоматов.

Вот уже полгода как Леночка вязала игрушки из плюша и львиную долю выручки делала прямо на рабочем месте. Стоило какому-то сотруднику войти в приёмную и усесться на стул, напротив, как из тумбочки хитро улыбавшейся секретарши выскакивали собачки, кошечки, зайчики.

Дети банковских сотрудников из всех отделов: из обслуживания физических и юридических лиц, ипотечного, валютного, а также отпрыски кассиров, безопасников и даже инкассаторов – все играли в Леночкины игрушки. Одной только Ольге Леночка ещё не предлагала свой товар: то ли боялась порицания за партизанскую торговлю, то ли по часто поджатым губам начальницы понимала, что спроса нет. Да, в этом они не сходились, но было у них другое: Леночка несла Ольге личные неурядицы, могла даже всплакнуть в чашку с кофе: то снова задержка у неё случится, то со свекровью снова скандал, то муж загулял, тоже снова.

Удивительным образом у Ольги находился совет на любой случай: она не осуждала, лишь журила с высоты личного опыта. И это Леночку даже успокаивало, как исповедь и последующее отпускание грехов.

Опыт у Ольги был богатый. Ну хотя бы целых восемнадцать лет семейной жизни с Вадимом Метельским, «человеком неимоверно трудного характера, но с моторчиком»: когда-то он даже прославился на весь Смоленск благодаря тому, что в своём бистро «Мастер Шеф» стал предлагать посетителям первые в Смоленске бургеры и картошку фри, и лишь годами позже в городе появились другие рестораны быстрого питания, сети, типа «Домино» и «Макдоналдс».

Когда Ольга была в хорошем настроении, то говорила о бывшем муже с гордостью. Такие хвалебные речи всегда хорошо работали на Игоре, а именно, поселяли страх, что Ольга ещё может вернуться к Метельскому, который вроде бы, со слов той же Ольги, был очень даже за.

С Игорем Ольга познакомилась, когда ещё была замужем. Три года назад он пришёл к ней в банк собеседоваться на вакансию клиентского менеджера VIP-сегмента.

Ольга и её заместительница Дарья Киселёва изучили резюме. Молодой, тридцать два всего, но послужной список приличный. Начинал с младшего операциониста в «Россельхозе», дорос до главного операциониста, затем до руководителя группы. С менеджерским опытом, предприимчивый, трудолюбивый (другие так долго в банках не живут). Смущал лишь один факт.

– А почему уходить решили? – спросила Дарья Киселёва.

– Знаете, не вижу перспектив ни для развития, ни финансовых. Готов, чувствую, что готов, брать больше ответственности. И зарплату, конечно, хочется побольше.

– Понятно, – протянула Дарья Киселёва. – Ну что сказать? Мы развиваемся активно. И платим хорошо сотрудникам. Но мы абы кого не берём. Нам нужны профессионалы, учить, как говорится, на передовой некогда.

Ольга была благосклоннее замши, Игорь сразу ей понравился. В нём она увидела молодую себя: как и она, Игорь приехал из маленького городка, из Рославля (почти тот же посёлок, что и Ольгина Ельня). Игорь – шестой ребёнок в семье, а Ольга – единственная у мамы, но та тянула её без отца, так что на табло один-один. Он пробивался с низов – ни знакомств в банковском секторе, ни удачи, только тяжёлый честный труд. Ольге всё было про него ясно.

Как опытный руководитель, Ольга не могла не учесть его пол и возраст. Должность клиентского менеджера предполагала общение со средним и крупным бизнесом. Это всегда были по большей части грузные мужики, владельцы коммерческой недвижимости, сетей кафе, аптек и стоматологий, прилетающие с Мальдив и Швейцарий в родной город, чтобы перекредитоваться, или другая вариация той же модели – лысеющие деды, акционеры производственных предприятий. Такие всерьёз воспримут только мужчину, не слишком молодого и не слишком старого, такого, как Игорь.

Игорь и внешне был довольно представительным. Гладко выбритые щёки блестели. Русые волосы с тёплым бежевым оттенком были уложены на ровный пробор. Парфюм неброский, но точно какой-то модный. На собеседование он пришёл итальянским модником: всё выглажено, чуть ли не накрахмалено. Зажим же на галстуке, который Ольга с удивлением обнаружила у него к концу встречи, поставил жирную точку в вопросе: брать его или нет.

Всё сработало так, как и предполагала Ольга: клиенты принюхались и признали Игоря, и всё чаще мимо её кабинета шли прямиком в кабинет Игоря, что-то дообсудить. Планы он тоже делал споро. Жаль, только что проработал у них всего три года.

Жаль банку, а Ольге совсем не жаль, ведь со всей своей лощёностью и готовностью к подвигам Игорь перешёл в полное её ведение, на ставку сначала любовника. С Вадимом на тот момент Ольга жила уже почти по-соседски. Секс, хоть и водился, но был редким и пресным. Она претерпевала их интим как повинность, чтобы муж не бухтел. Он был старше её на два года, но у него уже появилась одышка (от курения нон-стоп и пьянства на рыбалках) и прочие проблемы со здоровьем, о которых Ольга стеснялась рассказать даже близкой подруге, директрисе из «АлюмБанка» Марине Вяземской.

Месяц они с Игорем поездили на его съёмную, и она объявила Вадиму, что всё, уходит. Уже через неделю она, утомлённая и непривычно вспотевшая от постельных дел Ольга засыпала с Игорем в своей кровати. Теперь перед сном она гладила не рыхлый кожаный шар, а россыпь напряжённых волосатых кубиков.

Конечно, Ольге завидовали. И не только Вяземская и другие региональные начальницы и предпринимательницы из дальнего круга, но и сотрудницы её же банка. Первые надеялись, что Игорь познакомит их с какими-нибудь такими же друзьями, а, может, и сам нет-нет, да обратит внимание (Ольга подозревала, поэтому бдила). Вторые верили, что если усердно работать, то однажды и они станут директорами и сменят своих застиранных потолстевших мужей на таких же, сексуальных и галантных.

Завидовать было чему: Игорь ухаживал за Ольгой, как за королевой, благо времени у него теперь было много. С тех пор, как у них начался роман, Ольга попросила его уволиться. В банке не должно быть романов, это запрещено, да и родственникам нельзя работать вместе, конфликт интересов, за такое Ольга может враз потерять место.