Период распада

Заоконный пейзаж её укачал, и Юля увидела себя посреди средневековой арочной галереи в бархатном платье, расшитом тесьмой, кружевом и драгоценными камнями. Тонкая талия утянута корсетом. Красиво выпирают хрупкие ключицы под кожей. Волосы спрятаны под такой чепец, как в сериале… Нет, без чепца… Пусть волосы будут падать волнами до талии, а несколько передних прядей надо собрать на затылке… Да, так.

Юля представляла себя в роли Анны Болейн, второй жены Генриха Восьмого, того самого, который в итоге Болейн обезглавил, а потом стал роком и для других своих жён. В сериале «Тюдоры», который они смотрели с Мишей после пар, кровавый исход их любви выглядел не так страшно, скорее, наоборот, возбуждал. И Юлю, и Мишу. Они смотрели серию за серией и привыкали друг к другу физически.

Конечно же, долгое лежание в обнимку приводило к поцелуям, но пока ни разу не кончилось сексом. Член Миши поднимался, но потом, перед тем, как войти, обмякал. Миша волновался. Юля это видела и делала вид, что всё нестрашно, но с каждой неудачной попыткой она словно измазывалась в противном чувстве жалости к нему. Эти случаи, хоть и происходили нечасто, но заставляли Юлю всякий раз вспоминать Андрея, у которого с этим было всё в порядке.

В остальном Миша возбуждал её так же сильно, как Джонатан Рис-Майерс в роли Генриха Восьмого. И ведь как всё сходилось: Генрих, как и Миша, бросил первую жену – Екатерину Арагонскую, или Анну Ноготкову – ради страсти к любовнице, Анне Болейн, или Юлии Метельской. Правда, от первого брака у Генриха уже был ребёнок, а у Миши не было, но это уже к счастью. Ради того, чтобы иметь возможность жениться на любовнице, Генрих объявил религиозную реформацию в стране, а Миша… Юля задумалась… Что же Миша?.. Миша ради неё разводится.

Пока Юля мысленно обживалась в шестнадцатом веке, Игорь уже проехал Заднепровский рынок и въезжал в Заднепровский район.

Они проехали железнодорожный вокзал, и Юле вспомнилось, как она однажды пошутила, что Миша казнит её, как Генрих Анну, и женится снова. Миша, конечно же, сказал, что остановится на второй жене, больше ему не надо. На той самой Юлии Болейн. Но против истории не пойдешь: однажды он казнил и её, и женился снова, а потом снова и снова. И, наверное, даже превзошёл того самого Генриха. Но, кажется, я тороплюсь: побудем ещё немного в той части истории, где король и его возлюбленная пребывают в начале своей большой и трагичной любви, и видят в туманном будущем только хорошее.

– Ну и куда дальше? – спросил Игорь.

Юля вынырнула из средневековых фантазий и увидела берёзы вдоль трассы и двухэтажные кирпичные домики за ними. Это был Печерск.

– Перед церковью налево, а там дальше по дороге.

– Понял.

Игорь съехал с трассы так резко, что Юля чуть не вылетела в окно, в последний момент она успела схватиться за сиденье. Асфальт кончился, и перед ними теперь вилась грунтовая дорога, вся в пробоинах, лужах и грязи.

– И здесь прошёл, значит, – вздохнул Игорь про дождь.

Машина проваливалась в ямки и иногда слегка завязала там. В какой-то момент Юля испугалась, что из очередной ямки они просто не выберутся.

– Да не едь ты туда. Я дойду. Вон и Миша.

– Да? Ну тогда здесь и выходи.

Юля открыла дверь, почувствовала приятный запах мокрой травы, но, заметив под подножкой грязевую жижу, сказала:

– Тут месиво. Ты можешь отъехать?

– Да куда я отъеду, Юль?! Тут везде так. Иди давай.

Юля начала прицеливаться на относительно сухой островок в этом море грязи, как вдруг подошёл Миша и, улыбаясь, подхватил её на руки.

– Привет! – сказал он Игорю и добавил: – Донесу свою женщину сам.

– Давай-давай, неси! – усмехнулся Игорь и крикнул Юле: – За тобой в пять?

Юля крикнула, что да, и они пошли. Вот так просто, без официоза, произошла первая встреча Миши с Игорем.

Игорь был таким по натуре: простым в общении, заточенным на дело, только вот дел с тех пор, как он ушёл из банка, у него поубавилось, поэтому и бесился на пустом месте.

На неделе он развозил Ольгу и Юлю по делам. Первую охотно и с радостью, а вторую – по большой просьбе гражданской жены. Перед Юлей он старался казаться занятым человеком, для этого держал лицо невозмутимым, много не болтал, шутил над бывшими коллегами, какие они бесправные буратинки в своих банках.

Миша в тонких шортах, футболке и в шлёпках нёс Юлю на руках. Пальцы ног то и дело погружались в дорожное месиво, хотя он и старался прыгать только по сухим островкам. На каждый прыжок Юля кричала, что они сейчас завалятся вместе. Редкие прохожие засматривались на них и шли мимо с улыбкой.

Когда они вышли на ровную дорогу без грязевых кратеров, Миша вернул Юлю на землю.

– Как вы вчера посидели? Ты же на такси вернулась? – спросил Миша, пока она поправляла шорты, которые по дороге стали трусами.

Услышав это, Юля чуть не поставила зацепку на колготках. Поднимать голову и смотреть в лицо Мише не хотелось. Она буркнула «ага» и рассматривала теперь подошву сапог.

– Дальше будет сухо, – сказал Миша. – Но, если что, я пронесу. Так как вы посидели? Ия, конечно, видно, что из Москвы, такая…

– Понравилась? – Юля подняла голову. Она даже обрадовалась возможности зацепиться за Ию. Тем более, вчера ей показалось, что та бросала на Мишу слишком заинтересованные взгляды, а он под ними слишком смущался. Так же, как смущался с ней.

– Юль, – Миша наклонил голову, посмотрел на Юлю с полуулыбкой.

– Что? Я просто предположила. Симпатичная девушка всё же, писательница.

– Ты тоже симпатичная, – сказал он, и Юля с грустью подметила, что не писательница.

– Я переживал, как ты доедешь. Встретить же не разрешила, вредина! – усмехнулся Миша.

Юля с удивлением осознала, что она уже тогда, когда Миша уходил, неосознанно рассчитывала, что позвонит Андрею, иначе попросила бы Мишу её встретить.

Юля вспомнила, как с Андреем лежала на полу, на скинутой им с дивана шкуре, вспомнила, как сминался под её спиной искусственный белый мех. Ну не могла она знать, что всё так выйдет!

А ведь сначала всё было даже прилично: Андрей слушал её, потягивал вино, делал вид, что ему интересно, что парень его бывшей имеет какое-то там армейское звание, приехал из другого города, работает и даже был женат. Юля знала, что ему больно, но всё равно зачем-то рассказывала и рассказывала, хотелось что-то в нём такое разбудить.

Юле казалось, что есть у неё такая суперспособность: чувствовать мужчин. Стоило ей «правильно» поговорить с новым знакомым, как он начинал смотреть на неё заинтересованно. Но секс с бывшей был не в правилах Андрея. Не то, чтобы она это знала наверняка: полноценных бывших у Андрея не было, и она была у него первой, но как-то по нему было понятно и так: он бы себе такого не позволил. Нет, он бы не стал.

Но! Пара взглядов, точное построение предложений, правильная поза. И вот он уже крутит её по полу, и, наверное, винит себя, а потом диалог в его голове замолкает, остаётся только слабый свет потолочных огоньков-звёзд и эта примятая белая шкура, и весь этот их личный космос.

– Мы вчера много выпили, – объяснила Юля своё долгое молчание. – Сегодня аж тошнит.

– Знакомо, – усмехнулся Миша. – Сейчас буду отпаивать тебя чаем.

Они дошли до свежепокрашенного голубого дома, и Миша открыл калитку. Во дворе залаяла собака. Юля дёрнулась, но потом заметила цепь, которая едва ли, по её прикидкам, дотянула бы до забора, и вроде успокоилась. На вид собака была не породистой, обыкновенная дворняжка (как и её папа, Юля любила собак и разбиралась в породах). Миша потрепал пса по вихрастой чёрной голове:

– Это мой дружище.

Юля окинула взглядом дом: он был плоским, как большая лепёшка. Снаружи выглядел вполне крепким, с ровным бетонным фундаментом. Дом напомнил Юле другой, скукожившийся и покосившийся, а именно – дом прабабушки, маминой мамы, к которой Юля, будучи подростком, ездила каждое лето с одиннадцати до тринадцати, пока прабабушка не стала совсем старенькой, а Юля такой взрослой, что захотела проводить лето в городе, с новыми друзьями со двора.

– Пойдем, а то я замёрз, – сказал Миша и открыл дверь.

Они вошли в застеклённую пристройку, где на лавках, по одной справа и слева, стояли пустые тазы и банки, а на полу было много старой обуви. Не задерживаясь там, Миша сразу же открыл следующую дверь.

Комната, в которой они оказались, была чем-то типа веранды. Там стоял диван, накрытый красноватым выцветшим ковром, а перед ним был пузатый облупившийся шкаф. Одежду вешали на крючки возле входа.

Пока Миша пытался прицепить Юлину куртку на и так переполненный крючок, дверь, ведущая в дом, распахнулась, и на пороге появился мальчик лет пяти. За ним шла худенькая маленькая женщина средних лет, с пакетом в руках. Выходя, она говорила:

– Кать… Кать, ну успокойся. И так надавала уже… Савелий, говори Кате спасибо. Ох, теперь со всем этим потащимся до остановки, – она подняла набитые пакеты и посмотрела Юлю и Мишу с виноватой улыбкой, потом встрепенулась:

– Оппа, Мишка! Ну, здравствуйте. Вы Юля, да?

Юля подумала, что, возможно, это и есть та самая Мишина тётя, хотя уж больно молодая.

– Здравствуйте, – ответила.

– Проходите, мы с Савелием уже уходим.

Нет, то была не тётя. Гостья с пакетами и с Савелием ушли, а Миша сказал Юле заходить в дом, сам же решил заскочить в туалет.

Зайдя внутрь, Юля увидела низкорослую полноватую женщину с короткой рыжей стрижкой. Она ходила вдоль столешницы, энергично взмахивая руками и проговаривая свои же действия. Юле она напомнила фею-крёстную из «Шрека». На вид ей было за пятьдесят.

Женщина поправила очки в красной прямоугольной оправе и встретила Юлю строгим взглядом.

– А вот и вы, вот и вы! Проходите, Юлия. Я – Катя.

Кухня тёти была большой и просторной. От входной двери справа находилась кухня с плитой, духовкой и холодильником, а слева стоял длинный стол со стульями и диваном у стенки. По тому, каким большим был этот стол, Юля сделала вывод, что здесь гостей любят.

Из кухни через арку просматривался тёмный зал, а из зала, через приоткрытую дверь, была видна ещё одна комната. По всему дому рассеялся какой-то дым, и поначалу Юля подумала, что что-то подгорело. Но потом Юля заметила пепельницу с дымящейся сигаретой. Катя поймала её взгляд и сказала без всякой неловкости:

– У нас курят. Тебе ничего?

– Нормально, – соврала Юля.

– А то смотри, я окно открою.

Но Юля снова повторила, что ей нормально.

– Я курю, муж курит, а Мишка уже привык к нам.

Катя снова взяла из пепельницы дымящуюся сигарету и, зажав её во рту, принялась переносить тарелки с кухни на обеденный стол, но потом резко остановилась, посмотрела на Юлю поверх очков и сказала то ли в шутку, то ли серьезно:

– Если что, для тебя я Катя. Только так и никак больше. Не люблю «Екатерина Борисовна» и вот это всё, понятно?

Юля не сразу поняла: Катя сейчас грубит или шутит, но потом увидела скупую её улыбку и тоже улыбнулась.

– Мишка, тарелки расставь. Глянь, стоит руки в боки! – Катя шутливо прикрикнула на появившегося в дверях племянника, и подмигнула Юле, как сообщнице.

Пока Миша и Катя расставляли посуду и тарелки с едой, Юля, не решаясь садиться без них, держалась за спинку стула и рассматривала над диваном полки с книгами. Просмотрев корешки, Юля обнаружила Шолохова, Толстого, Ремарка и даже Гомера с Платоном и сильно удивилась такой библиотеке в поселковом доме.

– Это всё отцовское, – услышала она Катин голос. – Отец был инженером от бога… Многие его знали… Мужик на все руки… Дом этот… Своими руками… Представляете? Своими руками…

– Дом хороший у вас, большой, – сказала Юля.

– Основательный. Всё, как отец любил… Но ты, наверное, и лучше дома видела.

Катя затушила сигарету, окинула придирчивым взглядом стол и, что-то вспомнив, подняла указательный палец, направилась к кухонным шкафчикам.

Юля выцепила Катины слова про то, что она видела дома и лучше, и решила, что это, наверное, как-то связано с должностью её мамы. Слишком часто ей приходилось чувствовать себя белой вороной, особенно среди людей, знающих её, а таких было в городе немало. Люди часто делали на этом особый акцент: то негативный, то, наоборот, приторно-позитивный, в зависимости от их отношений с самой Ольгой. И даже здесь, в печерском доме, должность регионального директора филиальной сети «Агропромбанка» догнала Юлю.

На столе стояли бутерброды с маслом и красной икрой, порезанный ломтями куриный рулет с черносливом, поддон с холодцом и квашеная капуста, кабачковая икра, какие-то соленья и большая миска, видимо, с варёной картошкой (была плотно укрыта полотенцами).

– А потом будем делать плюшки с яблоками и корицей. Я уже, вон, тесто с утра замесила, – Катя кивнула в сторону столешницы.

– Обожаю твои плюшки, – сказал Миша и прокомментировал Юле: – Катя очень вкусно готовит.

– А Юля мне помогать будет, такое у меня правило: кто пришёл в дом, тот помогает. Ты, давай-ка, тоже тарелки расставь. Уселся он!

Сказав это, Катя шлёпнула Мишу, который после её слов лениво поднялся, по попе. Уткнувшись взглядом в бутерброды, Юля сделала вид, что не заметила этого. Может, в их семье ничего не видели в таких жестах, но Юля смутилась.

Миша расставил тарелки, разложил приборы. Теперь всё было готово для обеда. Юля, уже очень голодная, была рада приступить к еде. Она положила себе картошки и взяла кусок куриного рулета. От стеснения вкуса она почти не чувствовала. Зато Миша наворачивал холодец, и картошку, и всё, что было на столе. Катя не ела, следила за тем, как едят они, и как будто бы умилялась.

– Вот как уплетает! Молодой организм! – усмехнулась она и потянулась за пачкой сигарет.

– Ты вкусно готовишь, что я могу поделать? – ответил Миша с набитым ртом.

– Вкусно готовишь, – передразнила его Катя, затянулась и, выдохнув дым кверху, как-то пристально посмотрела на Юлю. – Получается, в институте познакомились?

– Я же тебе рассказывал.

– Ты, оболтус, мне так, вкратце описал. Я хочу у девочки узнать.

Юля рассказала, как ей написал Миша, как он потом пришел с утра с розой. Любопытство тёти ей было понятно: самой нравилось слушать чужие истории отношений. Умолчала только, что она знает о Мишиной жене и о грядущем разводе, но Катя перешла к этому сама.

– Бывшая жена выдворила его, считай, на улицу, – Катя покачала головой и злобно покосилась куда-то в сторону: – Парню нужна была помощь.

Юля кивнула.

– А у нас тут комната… Вот такая дрянь… Ну ничего, Мишань…

Катя переглянулась с Мишей и подмигнула ему. Юля удивилась, что такие близкие доверительные отношения могли сложиться между взрослой женщиной и молодым парнем. Катя, наверное, так реализует свой невостребованный материнский инстинкт, ведь детей, насколько было известно Юле, у них с мужем не было.

После Катиных слов повисла неловкая пауза. Но, к счастью, в кухню тут же вошёл пожилой мужчина. Спортивные штаны еле держались на его костлявой талии, в них была заправлена футболка из синтетики, она была вся в катышках. Его русые волосы казались тонкими и сальными и блестели в свете люстры. В худощавых, но неожиданно жилистых руках он держал пачку сигарет и зажигалку.

– Здравствуйте, – сказал он мягко и посмотрел на Юлю большими голубыми глазами.

Юля поздоровалась.

– Ром, уйми Боба. Иначе я ему сейчас бошку разможжу. Чего он разлаялся? – обратилась к мужу Катя.

– Ничего-ничего, – сказал Роман Маркович, говорил он спокойно и как будто с иронией, а глядел с хитринкой. – Сейчас дам ему поесть, и он уймётся. Мне знаешь что?

Катя сморщила лоб и наклонила голову, мол, что ещё.

– …Леонидыч звонил. Говорит, что подарок тащат огромный. Я говорю, вы чего там удумали? Слона подарить решили? – Роман Маркович посмеялся, отрывисто, словно закашлялся. Всё это время, пока стоял у входа, он норовил засунуть в рот сигарету, но всякий раз не доводил её до рта, рука подвисала на уровне груди.

– Передай Витьке, что не надо мне подарков, – сказала Катя, по её лицу скользнула улыбка, и Юля поняла, что это всё то же грозное кокетство, которым она приправляла все свои слова. – Ладно, иди. Я сама Галине скажу.

Катя махнула рукой на Романа Марковича, и тот послушно скрылся за дверью. Она потянулась к подоконнику за телефоном и, достав его, начала там набирать сообщение, приговаривая:

– Это сегодня у нас друзья собираются… По случаю моего дня рождения…

– Ой, я не знала, – Юля смутилась. – Поздравляю вас!

– Не, не сегодня день рождения.

– У Кати уже был. Во вторник, – объяснил Миша.

– Решили собраться в субботу, посидеть. Так всем удобнее, – Катя наконец отложила телефон и заговорила быстрее. – Все свои. Миш, ты всех знаешь… Витька с Галей, Скворцовы, Максим с Леной… Шершеневич, наверное, будет… И вы…

– Спасибо, но я, наверное, не смогу, – смутилась Юля и выразительно посмотрела на Мишу, мол, помоги мне отмазаться. Они с Мишей собирались поехать к ней и субботний вечер провести вместе.

– Я тоже поеду. С Юлей, – улыбаясь, ответил Миша, и посмотрел на Катю.

– Уедешь? – она подняла обе брови.

– Да.

– А я думала, ты поможешь мне тут. Ладно, езжай. Когда ещё, если не в вашем возрасте… Потом, знаете…

Катя начала суетливо собирать со стола тарелки. На последних её словах на кухне снова появился Роман Маркович и, притулившись у дверного косяка, стал наблюдать за женой с той же иронией во взгляде, с которой, кажется, глядел всегда.

– …в пятьдесят четыре совсем другая жизнь начинается, – продолжала Катя.

Роман Маркович усмехнулся.

– …Совсем другая жизнь, – сказала она, а потом каждое слово повторила, но уже с особой интонацией. – Совсем… Другая… Жизнь…

– Ай, Кать, – усмехнулся Миша, с тревогой наблюдая за её беготней между столом и раковиной. – Чего ты?

– Какая я тебе Кать? – с наигранным возмущением ответила Катя. – Я уже взрослая девочка. Тётя Катя… Екатерина Борисовна, вообще-то… Ты на работе, мне смотри, не катькай!

Она закинула тарелки в мойку и на снова чистый стол с грохотом водрузила миску с тестом.

Наблюдая за Катей, Юля испытывала трепет. Она была такой неожиданной в своём поведении, невозможно было предсказать, загрустит или развеселится она в следующую минуту, и вообще, серьёзно ли она сейчас с тобой говорит или шутит, взгляд у неё был неизменно строгий.

Юля заметила, что Катя, говоря с ней, часто смотрела не на неё, а как бы на макушку, и вначале её это смутило, но постепенно она стала к этому привыкать, как привыкла и к непредсказуемости и резкости в выражениях.

– Давайте помогу, – подскочила Юля.

– Конечно, давайте. Вместе быстрее сделаем. И оболтус пусть помогает, а то расселся как султан.

Катя сделала вид, что замахивается дать Мише подзатыльник.

– А где руки помыть? – спросила Юля.

– Вон, иди девочке покажи, туалет где.

Миша пошёл на веранду, и Юля за ним. Туалет – пластиковая дверь в дальнем углу веранды. Там помещались душевая кабина, унитаз, раковина с пластиковым зеркалом, но едва поместились Миша и Юля. В туалете было холодно, и от их движений хрустела пластмасса на стенах и полу, точно в жилище Барби и Кена.

Юля покрутила кран и сунула холодные руки под горячую воду, и не столько мыла, сколько грела. Своими руками Миша обхватил Юлины руки. Юля подняла голову и посмотрела на него.

– Всё хорошо? – спросил Миша.

– Ага.

– Катя забавная. Строгая, но добрая. Не испугалась её?

– Нет, я её поняла. И ещё поняла, что у вас близкие отношения.

– Она просто помогает мне… С ней, если поговорить… Она вообще очень глубокий человек, умная женщина.

– Она не против, что тебя не будет здесь вечером? Ты можешь остаться, ничего страшного.

– Не, я с тобой хочу. Ну что мне, со стариками сидеть, что ли?

Прикрыв глаза, Миша начал водить носом по Юлиным волосам.

– Твои родители сегодня на дне рождения же? – спросил.

Юля кивнула и, вытерев руки о полотенце, висящее на таком же хлипком, как и всё в этом туалете, крючке, вывернулась из Мишиных объятий. Миша намекал на очередную попытку заняться сексом сегодня у неё дома, но после вчерашнего ей было противно об этом думать.

– Пойдём уже, – сказала.

Миша вышел за ней из туалета, и они вернулись на кухню, где Катя уже раскатывала тесто.

– Нарезайте вот на такие квадраты, – Катя указала на свой идеальный квадрат теста. – Сначала давайте так, а потом покажу, как сворачивать.

Юля с восторгом посмотрела на стол, усыпанный мукой. В серости, надвигающейся из окон, кухня с запахом теста была для неё островком уюта. На фоне играло радио. Юля принялась нарезать квадраты.

– Мирка тоже в банке работает. Мирка с Савелием, ну вы видели. Пацан – заноза в заднице. Твоя мама в этом, как его? В Агро… А Мирка в Сбербанке. Пришлось выйти… Дома сидела… Савелий её… болезненный… Вот, мужик её загулял. Да, вот так… Развелись… Но сейчас у неё уже новый…

Из нагревающейся духовки на них тёк оранжевый свет. Всё это напомнило Юле время с прабабушкой: как Юля лепила пироги под её руководством, как весь стол был в муке и велись разговоры о чём угодно.

– Начинка будет «яблоки»? – спросил Миша, лёжа на диване.

– Яблоки, изюм, корица, – перечислила Катя и, поставив миску с начинкой и чёрный поднос из духовки возле Юли, начала уже сворачивать из квадратов конвертики и выкладывать их на смазанный маслом поднос. Юля делала то же самое, но сидя, и Катины пальцы оказались у неё на уровне у неё на уровне глаз. Полные, ловкие, от курева они были слегка пожелтевшими, а ногти неровными, неухоженными. Юля ощутила тогда брезгливость, как ко всем курящим людям. Из её родственников курил только папа, но с ним она с пятнадцати лет не жила под одной крышей, а из женщин в Юлиной семье не курил никто.

Наконец поднос заполнился конвертиками.

– Вот и всё! Через двадцать минут теперь приходите.

– Украду тебя пока, – Миша взял Юлю за руку и потянул за собой в тёмный зал.

Юля обернулась и посмотрела на Катю: та задвинула поднос в духовку и снова придвинула к себе по столешнице пачку сигарет, а потом и зажигалку, отошла к окну, закурила. И потом стояла так, молча, глядя в окно.

За Мишей Юля прошла в гостиную, потом в следующую комнату, кажется, в спальню Кати. Там стояла кровать, застеленная покрывалом, всё в оттенках – золотого, чёрного, белого. Алые сатиновые шторы закрывали практически всю стену и комкались внизу. Над кроватью висел, тоже во всю стену, чёрный ковёр с изображением леопарда в джунглях.

Всё здесь было пропитано страстностью, всё было под стать порывистой Кате, но совсем не подходило её мужу. Юля подумала, что совсем не представляет, как он и она могут заниматься любовью на этой африканской кровати. Ну разве что это было с ними когда-то давно.

На спинке стула, стоящего возле туалетного столика, висели, вот так, не скрываясь, синий полупрозрачный пеньюар, лифчик и трусы. Юля подумала, что Миша, должно быть, много Катиного белья так перевидал.

В Мишину комнату можно было попасть только из спальни. Скорее всего, она планировалась в качестве гардеробной или кабинета, прикинула Юля, оглядывая эту маленькую комнату, в которой помещались только стол и односпальная кровать. На столе лежал уже знакомый Юле ноутбук.

– Стол какой большой. И фотография тут моя уже. Ты где её взял?

– Я распечатал из «ВКонтакте». А стол Катя с фабрики привезла. Классный, да? Эту доску я сам шлифовал, – Миша кивнул на столешницу из светлого дерева.

Он сел на кровать, опёрся спиной на спинку кровати и, широко улыбаясь, протянул к Юле руки, позвал к себе.

– Тебе норм так… жить? – спросила Юля, чуть понизив тон.

– А что такое?

– Я имею в виду, тут спальня их, так близко.

– Да, вообще без проблем. Они вместе всё равно не спят. Маркыч в зале спит на диване, здесь только Катя.

– Хм, я почему-то так и подумала.

– Что подумала?

– Ну, что они не спят вместе.

– Ну, ты оказалась права. А я знаешь что? Я с твоей фотографией в конкурсе участвовать буду.

– Что? – Юля поднялась и удивлённо посмотрела на Мишу. – В каком ещё конкурсе?

– В конкурсе красоты. Принесу твою фотку, и ты по фотке победишь, – Миша сильнее сжал Юлю в объятиях. – В фотошопе буду делать работу на базе твоей фотки. Ты не против? Я прям влюбился в неё.

– Да, делай, – ответила Юля с удовольствием и, помолчав недолго, спросила: – А у них детей нет?

– Не, нет.

– А почему?

– Не знаю, встретились поздно. Решили, что не надо им. Да я, Юль, если честно, и не лезу в такое. Не спрашивал я, а Катя сама не рассказывала.

– Понятно. А чья она сестра? Я так и не поняла.

– Мамина.

– Родная?

– Нет, двоюродная вроде, – ответил Миша, и щекой прижался к голове Юли, а потом повернул её к себе, и его губы оказались рядом с её губами. – Я скучаю по тебе… Ну как бы… По всей тебе.