Чудовищный розыгрыш (серия: Аз Фита Ижица. Часть II: Хаос в калейдоскопе. Книга 4)

– Так Вы не скажете мне, что это был за вопрос?

– Нет, конечно.

– Стас, если то, что усиленно уходит от внимания, в данный момент в нём не нуждается, зачем Вы разжигаете моё любопытство?

– Чтобы использовать. А потому ещё три подсказки. Насколько я знаю, Вы хорошо и легко учились в школе, но также хорошо и легко забыли бо́льшую часть того, чему Вас там учили. Ира, как-нибудь на досуге перечитайте школьные учебники физики.

– Я думала, мы говорим о сверхъестественном. – Ира улыбнулась.

– Законы гораздо более естественного, изначального успешно функционируют и в естественном. Человечество неплохо изучило естественные законы. Так что, вместо того чтобы, как говорится, изобретать велосипед, гораздо эффективнее ознакомиться с его устройством.

Для более точного понимания процессов, как естественных, так и сверхъестественных, неплохо выяснить для себя, к примеру, чем в академической терминологии физики отличается то, что называют энергией, от того, что называют силой. В повседневной речи мы смешиваем эти понятия, превращая в синонимы.

Выяснить Вам, само собой, необходимо не только это. Что именно, сами разберётесь.

– Ладно. Как скажете. Завтра же займусь приобретением учебников.

– Ира, расслабьтесь. Полный школьный курс физики сам к Вам придёт в нужный момент. Сейчас я говорю об этом лишь для того, чтобы возникшее вдруг желание углубиться в точные науки не озадачило Вас своей кажущейся странностью.

– А оно должно у меня возникнуть? – весело спросила Ира.

– Оно уже формируется, и даже уже проявлялось. Вспомните свою работу над мебелью. Внутренние точки. Искривления плоскостей, создающее иные преломления энергетических токов. Это ведь Вы об этом говорили, не так ли?

Интерес к физическим законам тогда будто вытекал из конкретной задачи, ничем не противоречащей Вашему основному занятию, а потому и не зацепил Ваше внимание, не показался странным. Теперь же может получиться по-другому.

Откуда я это знаю? Подсказки к ответу тоже находятся в школьном курсе физики.

– Заинтриговали, однако!

Радный улыбнулся.

– Не спешите в школьную библиотеку. Тем более что каникулы уже начались. У Вас, насколько я знаю, есть Золотой Принцип: Чётко сформулировать задачу и забыть на время, отправить в подсознание на проработку. Верно?

– Да.

– Воспользуйтесь им и в этом случае. Это, кстати, была вторая подсказка. Ну а теперь третья.

Ира, Вы догадываетесь, почему так называемые Соглашения никогда не нарушаются?

– Что-то вроде верности слову?

– Нет. Человеческие ценности вроде чести, достоинства, верности слову здесь ни при чём.

Когда, независимо от состояния воплощённости, личности, или безличные силы, или личности и безличные силы вступают во взаимодействие, между ними возникают Соглашения.

Соглашения – это не законы и не правила, это не договоры и не обязательства. Само слово «соглашение» полностью объясняет суть явления. Ира, может быть, догадались? Ну?

Ира отчего-то растерялась и начала в панике перечислять всё, что у неё в этот момент ассоциировалось со словом «соглашение», прекрасно понимая, что перечень получается для данной ситуации дурацким:

– Мировое соглашение, соглашение о намерениях, соглашение о сотрудничестве, соглашение о конфиденциальности, соглашение о передаче полномочий, соглашение сторон, Шенгенское соглашение.

– И-и-ира! – в притворном разочаровании с шутливым упрёком протянул Радный. – Причём тут правовые акты? Хотя и в приведённых Вами словосочетаниях слово «соглашение» говорит само за себя. Вот только то, что я имею в виду, гораздо глубже и естественнее. Точнее, сверхъестественнее.

Соглашение – это когда соглашаются.

Соглашение никогда не нарушаются только потому, что все его участники СОГЛАСНЫ. Согласны на очень глубоком уровне.

Между людьми, то есть, в сфере человеческого воплощения, подобного рода Соглашений не существует. Есть некий суррогат – частные примеры которого Вы привели выше – но не более.

Однако между личностями, воплотившимися людьми, такие Соглашения действуют, направляя течение жизни, что люди называют судьбой.

Соглашение невозможно нарушить, потому что оно либо есть, либо его нет.

На Соглашения такого уровня не влияют мимолётные прихоти и смена убеждений. Но Соглашения появляются и исчезают, развиваются и видоизменяются, принимаются и отвергаются.

– Но тогда получается, что их всё же можно нарушить, – заметила Ира.

– Нет. Нельзя. Невозможно!

– Но почему? А если один из участников Соглашения в какой-то момент перестаёт быть согласным?

– Можно нарушить человеческие соглашения, так как, не соблюдая какие-то условия соглашения, субъект, тем не менее, остаётся в рамках соглашения.

К примеру, в трудовом соглашении оговорено, что работник обязуется – читай, согласен – приходить на работу к 9-ти часам утра. Приходя позднее установленного срока, он нарушает соглашение, но не перестаёт находиться в поле его действия.

Соглашения, о которых у нас с Вами идёт речь, невозможно нарушить потому, что любое малейшее отклонение от него выводит субъекта за рамки Соглашения.

Возвращаясь к приведённому мной примеру, если бы трудовое соглашение имело такую же силу, то опаздывающий работник не попал бы на место своей трудовой деятельности, а, грубо говоря, оказался бы туманом на Юпитере.

Соглашение действует, пока имеет минимум двух участников. Но, участников, как правило, гораздо больше. Дело в том, что в любом Соглашении двух личностей всегда задействован целый ряд безличных сил. Поэтому Соглашение двоих в чистом виде – это что-то подобное идеальному газу. То есть, нечто чисто теоретическое.

– То есть, Соглашение – это некое сложное поле, в процессах которого задействованы личности и безличные силы?

– Поле? Ира, Вы только что воспользовались термином академической физики. И не просто воспользовались, а воспользовались по назначению.

– Да? Я как-то и не заметила.

– Слово «сила», конечно, из той же области, но его применение в данном контексте носило более общеупотребительный характер.

Ира, я рассказал Вам вполне достаточно для того чтобы Вы смогли создать свой собственный код доступа. Хочу ещё раз напомнить, что любые слова – это лишь способ говорить и не более.

А теперь разрешите огласить все вышеизложенные пять подсказок, правда, немного в ином порядке, и добавить к ним ещё две, которые уже звучали сегодня, но без пояснения, что это – подсказки:

Первая подсказка:

Следуйте убеждению, что вопросы существуют для того, чтобы, независимо от того, кто и кому их задал, найти ответ в себе и сформулировать его для себя.

Вторая подсказка:

Следуя этому убеждению, попытайтесь разобраться с сутью Соглашений.

Третья подсказка:

Разбираясь с сутью Соглашений, освежите в памяти школьный курс физики. Эта информация непременно окажется полезной. И не только в сфере Соглашений.

Четвёртая подсказка:

В моменты, когда Вам что-либо будет казаться непонятным, нереальным, невозможным и непостижимым, проведите ладонью по любой поверхности, концентрируясь на тактильных ощущениях руки. Это эффективно напоминает, что для человека нет ничего до конца понятного, реального, возможного и постижимого.

Пятая подсказка:

Не тратьте понапрасну сил и не сомневайтесь, что то, что усиленно уходит от внимания, в данный момент не нуждается в нём.

Шестая подсказка:

Ищите в себе и старайтесь сознательно задействовать то, влияние чего малозаметно или незаметно вовсе, если не прикладывать к этому специальных усилий.

Седьмая подсказка:

Используйте свой Золотой Принцип, который заключается в том, чтобы чётко сформулировать задачу и на время забыть, тем самым, отправив в подсознание на проработку.

Вот и всё на сегодня.

– Всё, что Вы хотели мне сказать?

– Разумеется, нет. Это всё, что Вы сегодня хотели услышать, – в глазах Радного еле заметно светилась улыбка.

– В гости зайдёте?

– Спасибо за приглашение, но, к сожалению, у меня сегодня есть ещё дела.

– Тогда, до свидания, – сказала Ира, приоткрывая дверцу.

– Надеюсь, до скорого, – с налётом многозначительности заметил Радный. – Удачи, Ира!

К дому Ира неслась на всех парах, бегом поднялась из прихожей в гостиную, пересекая которую едва ответила на приветствия Зива и Лоренца, взлетела по лестнице на второй этаж и ворвалась в кабинет.

Там, скидывая с полки книги прямо на пол, она отыскала свой заветный листок с достоянием Точки Выбора, и, в едином порыве усевшись на пол рядом с хаосом из книг, стала, чуть ли ни прожигая глазами бумагу, перечитывать:

«Было – НАЙТИ. Стало – ПОНЯТЬ. СВЕТ – Радный; Радный и я. Человеческое – Гена. «Некое средство» – Женечка и Гиала».

Листок, зажатый обеими руками, дрожал с таким грохотом, словно он не бумажный, а металлический.

– Ирочка, ты дома? – послышался снизу голос Татьяны Николаевны.

– Да, Татьяна Николаевна! Я сейчас! Только переоденусь и спущусь.

Ира обвела взглядом собственноручно устроенный погром.

– Так. Сейчас всё убрать, – жёстко сказала она сама себе вслух. – Расслабиться. И… Короче…

Чего «И…» и чего «Короче…» Ира самой себе пояснять не стала даже и не вслух, а принялась расставлять книги на полке, аккуратно спрятав между ними листок.

Против обыкновения, Татьяна Николаевна составила Ире компанию за ужином. Милый вечерний «ни о чём», приправленный колкими замечаниями Зива и Лоренца, помог расслабиться почти до полного умиротворения.

Почти. Но не…

«Если я прямо сейчас начну разбираться со всем, что изложил мне Радный в купе с собственными проблесками озарений, то опять впаду либо в прострацию, либо в спячку наяву», – констатировала Ира.

Но впереди зловеще маячили суббота и воскресенье, перечеркивающие возможность до отказа забить свою голову производственными проблемами и тем самым загнать не на шутку расшалившихся мышей куда подальше.

Дабы оградить себя от себя, Ира за чаем позвонила Владу, рассчитывая пригласить его с семьёй в гости.

– Извини, Ир, никак не получится, – ответил Влад.

– А что случилось?

– У Алины сессия, а у меня… В четверг на следующей неделе Станислав Андреевич должен нагрянуть. Так что надо все хвосты подтянуть.

– А он разве не в Сочи?

– Нет, конечно. Он уехал ещё в ноябре. Почти сразу, как тебя нашли.

– Забавно, – отключив мобильник, медленно произнесла Ира.

– Что, Ирочка? – спросила Татьяна Николаевна.

– Да так, – с улыбкой сказала Ира, и блаженное чаепитие беззаботно продолжилось.

Потом Ира в компании Зива и Лоренца проводила Татьяну Николаевну домой, после чего они сходили окунуться в водопаде.

Зив неестественно веселился, а Лоренц безуспешно пытался скрыть нервозность.

Оказавшись дома, Ира вновь поднялась в кабинет. Она включила компьютер и, уже без учинения погрома, достала свой рукописный лист с достоянием Точки Выбора.

Ещё раз перечитав, она набрала его содержимое в Word-е, два раза кликнула Enter и принялась, восстанавливая в памяти, набирать «подсказки» Радного.

Созданный документ Ира сохранила под названием «for» в специально созданную папку под названием «Новая папка 23», которую, несмотря на то, что к информации в её компьютере никто не имел доступа, надёжно затеряла в одной из папок с клипартами.

Затем она распечатала только что набранное, сохранённое и надёжно спрятанное в недрах жёсткого диска, выключила компьютер, перечитала ещё раз и вместе с рукописным листком втиснула между книг.

Всё это она проделала формально, не позволяя себе вникать. Даже поверхностно.

Установки по умолчанию

– Доброе утро, Палладина! Ну что, как обычно? – разбудил Иру Женечка сначала пением мобильника, а затем собственным голосом.

Ира уже собиралась спросить: «Что, как обычно?», – но тут в сознании пронеслось воспоминание «сна».

– - -

Обычно по выходным Ира, Женечка, Зив и Лоренц, независимо от погоды, бродили по окрестностям. Нередко им составляли компанию Влад, Алина и Дана, но чаще только Дана, к которой Женечка, что называется, в няньки записался. Благодаря ему, Алине не пришлось переводиться на заочку, и занятия в институте она почти не пропускала.

Само собой, Женечкино рвение до конца понимала только Ира.

Наташа, периодически натыкаясь в соседней квартире на Женечку с Даной на руках, как-то высказала сомнение в отцовстве Влада. Сие замечание, сделанное в форме язвительной шутки, лишь шуткой и было воспринято. Внешнее сходство юной леди с родителем с каждым днём становилось всё более явным.

Влад воспринимал повышенный интерес Евгения Вениаминовича к своей дочери, как само собой разумеющееся, даже не пытаясь задаваться вопросом: «с чего бы это?».

Бабушки и дедушки, которым честь понянчить внучку почти не выпадала, единодушно втолковывали Женечке, что ему давно пора жениться и обзавестись собственным чадом. Женечка отшучивался, явно наслаждаясь.

Алина же откровенно радовалась. Совмещение материнства с учёбой давалось ей нелегко. Без Женечкиной помощи она вряд ли бы справилась. Алина понимала, что не отдавай Евгений Вениаминович столько времени и сил её дочери, и в рвении бабушек с дедушками было бы куда меньше энтузиазма.

Собственно, весь энтузиазм как раз-таки и произрастал из отсутствия необходимости участвовать в процессе заботы о грудном ребёнке.

Алиночкина мама квохтала больше и громче всех, но Ира не помнила, чтобы хоть раз видела Дану у неё на руках.

Алиночкин папа строил из себя жутко занятого крутого бизнесмена, изо всех сил рвущегося к внучке, но крайне редко имеющего возможность воплотить своё рвение в жизнь. Вообще-то, на уровне сочинского ларёчного бизнеса он неплохо держался на плаву, но делом был занят не настолько, насколько сие демонстрировал.

Валентиныч и Галина Андреевна исполняли бы роли дедушки и бабушки с куда бо́льшим успехом, а главное, желанием, если бы ими всецело не владели нежные чувства друг к другу, чувства с солидной выдержкой и совершенно нерастраченные.

Так что на самом деле, Женечкино активное участие в заботах об их внучке бабушек и дедушек очень даже устраивало. В первую очередь, конечно, отпавшей необходимостью самим заниматься этим хлопотливым процессом, но не последнее место занимала и представившаяся возможность безопасно выказывать свою невостребованную готовность.

То, что Женечка лихо умеет управляться с грудными детьми, Ира заметила ещё в прошлом году на примере Тенгиза – сына Нодара и Риты. Но теперь она поняла, что Женечка – это Арина Родионовна высшей категории.

Правда, Ариной Родионовной высшей категории Женечку впервые нарекла Алина за то, что он – неважно спала Дана или бодрствовала – непрерывно рассказывал ей сказки.

Для себя Ира снабдила слово «сказки» кавычками. Притчи, звучавшие из Женечкиных уст, ничем не отличались по стилю от архаичного фольклора. Говорил их он на манер древних сказителей. Разумеется, Ира понятия не имела, как «говорили сказки» древние сказители, но отчего-то была твёрдо уверена, что именно так, как делал это Женечка.

– Евгений Вениаминович, она ведь ещё ничего не понимает, – сказала Алина как-то Женечке.

– Это имеет значение? – спросил он с загадочной улыбкой и, словно в ожидании ответа, поднял глаза на Алину. – Ей нравится, – добавил Женечка, после нескольких мгновений, потраченных на созерцание смутившейся Алины. – Разве ты сама всегда понимаешь то, что тебе нравится? Разве ты отказываешься от того, что тебе нравится, лишь из-за непонимания?

Алина попыталась что-то возразить, но Женечка уже снова таинственным полунапевом выводил:

– Слово твёрдо, думы строги, как по горонькам высоким, через реченьки-скоротеченьки скачут зубрицы сребророги.

Вроде как всецело занятая новой зелёно-жёлтой погремушкой Дана недовольно захныкала во время попыток Алины выяснить, зачем ребёнку, ещё не понимающему человеческой речи, что-то рассказывать. Едва Женечка продолжил, Дана вновь принялась за всестороннее изучение погремушки.

Может, Алина и сочла это совпадением, но больше к Женечке с подобными расспросами она не приставала.

Чего нельзя было сказать об Ире.

Более всего её интересовал истинный смысл туманных присказок, но Женечка, сославшись на «не в меру разыгравшееся у Палладиной праздное любопытство», отказался объяснять. Зато принялся рассказывать о другом:

– Ира, ты когда-нибудь пробовала общаться с растениями? – Женечка взглядом подтвердил, что вопрос риторический. – Растения воспринимают звуковые волны, которыми является человеческая речь, но воспринимают их иначе, нежели животные и, само собой, люди в том числе.

Растения, как и подавляющее большинство животных, да и людей, говорящих на другом языке, не идентифицируют информационно-смысловую сторону речи. Сама по себе речь для них несёт не больше информации, чем для человека, к примеру, тактильное ощущение изменений вибрации воздуха от шелеста листьев.

Человеческая речь для растений ничто, но они понимают человека. И, поверь, гораздо лучше, чем человек их. Если вообще допустимо считать возможным, что человек их хоть как-то понимает.

Растения понимают человека, когда он говорит с ними. Но понимают не речь. Разговор в общении человека и растения необходим человеку, а не растению. С помощью разговора человек входит в нужное настроение. То есть, создаёт определённые параметры излучений, о которых сам не подозревает. Именно эти излучения являются информационными носителями для растений.

Излучения, являющиеся для растений информационными носителями, исходят от человека постоянно. Правда, они, из-за отсутствия со стороны человека к ним внимания, очень слабы и усиливаются в обычных условиях лишь во время переживания сильных эмоций. На слабые сигналы растения реагируют так же, как человек на неразборчивый шёпот. Однако некоторые непреднамеренные импульсы они улавливают и принимают меры.

Люди и не догадываются, как часто растения вмешиваются в их жизнь и насколько сильно влияют.

Но всё это так, к слову. Я, вообще-то, о том, что не только речь способна выполнять коммуникативные функции. Просто о других возможностях люди, овладев речью, напрочь забыли и вспоминать, похоже, не собираются.

Исключение составляют дети в первые месяцы жизни.

Сенсорные особенности младенца по своим свойствам, безусловно, кардинально отличаются от сенсорных особенностей растений, но в своей сути, гораздо больше похожи на них, нежели на сенсорные особенности взрослого человека.

Дана не понимает ни слова из того, что я ей рассказываю, но не понимает лишь так, как понимаешь, к примеру, ты.

– Если на то пошло, то я, хоть и знаю значение каждого слова из твоих сказок, общий смысл уловить не всегда в состоянии.

– Это потому, что смысл сказок невероятно многослоен и заключён не только и не столько – в разы не столько – в привычном смысловом значении слов. Он складывается из целого комплекса излучений различных спектров.

Сказки учат Добру. Но добру не в смысле этической и морально-нравственной категории. Сказки учат Добру в смысле Истине. Невыразимой Истине.

Даже если рассказывающий или читающий ребёнку сказку ни сном, ни духом о столь многогранном и глубоком значении, оно не теряется и достигает цели. Да, воздействие, в данном случае, бывает слабее. Но лишь бывает, и лишь в тех случаях, когда рассказывающий или читающий сам не проникается или недостаточно проникается тем, что он рассказывает или читает. А такое происходит крайне редко. В полном объеме лишь, если сам взрослый – непробиваемое быдло. Но подобные индивиды редко читают детям сказки.

Как ты, надеюсь, понимаешь, я говорю не обо всех сказках, а лишь о тех, которые входят в состав эпоса, мифологии, фольклора. И даже не обо всех из них, а лишь о тех, которые принадлежат к определённому пласту. Его принято считать самым древним, но нередко сказки из этого пласта рождаются и сегодня.

– В виде импровизаций, – вставила Ира. – Я рассказывала подобные своему Лёше.

– Ничуть в этом не сомневаюсь. Даже собирался намекнуть тебе, но ты сама догадалась.

Женечка улыбнулся то ли Ире, то ли Дане, помог последней вновь завладеть выпавшей изо рта пустышкой и продолжил:

– Первые месяцы жизни человеком – самое загадочное и таинственное время. Подавляющее большинство людей – практически все – имеют информацию о нём только по рассказам родителей. А это – лишь внешние данные ничего не говорящие о субъективных переживаниях.

Этот период даже от АЗ скрыт почти непроницаемой пеленой. О внутриутробном периоде АЗ информирован гораздо лучше, чем о первых месяцах жизни.

– Почему?

– В период внутриутробного развития человеческого тела, АЗ наблюдает за формированием, а в некоторых случаях и участвует в этом процессе.

Вообще-то, наблюдение тоже является участием в процессе, но пассивным.

Сразу после рождения начинается формирование «Я». И вот это – нечто поистине загадочное и таинственное.

– Знаешь, на что это похоже?

– На что? – спросил Женечка, всем своим видом подчёркивая крайнюю степень удивления.

– Я не уверена, что это так, – Ира растерялась от Женечкиной высокоэмоциональной реакции и замялась, – но мне кажется, что, наверное, всё же некоторое сходство есть.

– Говори, говори! – подбодрил её Женечка.

– Это непросто. Это – целая история.

– Так рассказывай!

– Это было, когда я ещё училась в Академии. Гене для какого-то номера понадобилась марионетка. Он мне подробно описал, как она должна выглядеть и что должна «уметь» делать.

Художественная сторона не вызывала у меня вопросов. Но вот техническая…

Чисто теоретически, я знала принцип механики марионеток. Со стороны кажется, будто сложного ничего нет. Подумаешь, кукла на нитках подвешенная. Но сделать так, чтобы её движения выглядели естественно, не очень-то просто.

Я стала отказываться и посоветовала Гене обратиться на кафедру театральных художников. Он не захотел, и мне пришлось взяться за работу.

Думаю, что процесс изготовления куклы чем-то похож на внутриутробное формирование тела, но это не самое интересное.

Чтобы добиться от движений куклы всех тех тонкостей, которые требовались Гене для его номера, в процессе изготовления я пробовала с ней работать. И вот настал момент полной боевой готовности, а следовательно, и первых полноценных испытаний перед передачей в Генино пользование.

Я и десятой доли того, что потом выделывал с ней Гена, воспроизвести не могла, но это неважно.

Управление куклой полностью захватило меня, и в какой-то момент я ощутила, что чувствую себя ею. У меня словно нервные окончания в неё проросли, словно нет нитей, словно я – эта кукла, и я сама двигаюсь.

В момент, когда я это осознала, наваждение прошло, и я снова оказалась сама собой с марионеткой в руках.

Я помню, как я взяла куклу в руки и начала ею управлять. Потом, помню, как чувствовала себя этой куклой, но сам переход, сознание никак не констатировало, а процесс «прорастания нервных окончаний» происходил постепенно. В этом я не сомневаюсь.

Не уверена, но мне кажется, что момент перехода ощущений в куклу чем-то похож на процесс формирования «Я». Хотя бы тем, что именно он никак ничем не фиксируется.

– Очень может быть. Не будет ошибкой сказать, что никто – ни как «АЗ», ни как «Я» – не помнит первых месяцев своей жизни человеком.

И всё же я знаю исключения. И даже сразу два.

Это – вышеупомянутый тобой Логинов Геннадий Васильевич и, – Женечка многозначительно выдержал паузу, – Стас. Попытай их при случае. Вдруг что расскажут.

Все обычные разговоры Иры с Женечкой, так или иначе, касались темы первых месяцев жизни человека, периодически слегка разбавляясь новой партией статей для будущего альманаха, которые поступали к Женечке от Гены, а от Женечки Ире.

Она даже не проглядывала их. Бумажные варианты складывала в стопочку на столе кабинета, а электронные – в папочку на рабочем столе компьютера. Гена ведь сам сказал, что это не срочно, а Женечка, передавая порции распечаток и новые файлы на флешке, подтверждал его заверения.

– - -

Воспоминание «сна» пронеслось в доли секунды. Женечка после своего «Доброе утро, Палладина! Ну что, как обычно?», по ощущениям Иры, не почувствовал паузы. Для него ответ прозвучал в режиме обычного разговора:

– Нет, Жень, хочу сегодня положить начало работе над вашим с Геной альманахом.

– Ира, он и твой тоже, – заметил Женечка.

– Пока нет. Но, возможно, уже сегодня вечером будет.

– Ир, что-то случилось?

– А что?

– У тебя тембр голоса изменился.

– На какой фразе, если не секрет?

– Да прямо на первой.

– А в какую сторону, если не секрет?

– Рад сообщить, что в обнадёживающую. Так, что случилось?