Полная версия
Честь Императора
Смотритель присел, схватил шпагу, но не смог выпрямиться на ногах. По голове ему будто прошлись булавой, всё в его глазах извивалось, плыло. Тело его слабело с каждой секундой, будто кто-то высасывал из него все соки. Он напрягся, использовал последнюю крупицу силы, и, покачнувшись назад, сумел выпрямиться.
Но пальцы его разжались. Шпага вновь оказалась на полу. Он глянул Ортанне в глаза, не понимая, что происходит, и вдруг ощутил реальную тяжесть её взгляда. Смотритель согнулся, упал на колени и распластался на полу, полностью обессилев.
Ортанна вновь повернулась к Мариусу и Алайне:
– Вставайте с кроватей и следуйте приказу архимага.
Глава 4
Рейна лежала на подстилке из сена и рыдала. В других вольерах по обе стороны от неё сидели короткошёрстные охотничьи собаки, которые отличались боевым нравом, но, тем не менее, быстро обучались командам. Они даже не пискнули, когда привели чужачку Рейну.
Псарь же сидел за столом. Ближе к вечеру он зажёг свечу. Старая служка Лукреция, отличающаяся сварливым нравом, но невероятно кроткая перед господами, из виллы принесла ему несколько отварных картофелин, морковь и небольшой кусок свинины в глубокой глиняной тарелке. Он поблагодарил её и спокойно отужинал.
Через минуту служка вернулась обратно, чтобы принести псарю бокал вина.
– От баронессы Вельбре. – сказала она и совершила поклон. Псарь вытаращился на неё, как если бы увидел настоящее чудо природы. Где это видано, чтобы какому-то псарю подносили вино?
Служка ушла. Бокал стоял на столе псаря. Одним глотком он осушил его, так как боялся, что этот широкий жест мог быть ошибкой и вино вскоре у него отберут.
Прошло полчаса. Псарь сидел на своём табурете, перевирая пищу, сдобренную вином. Никто не вернулся. Теперь ему стало ясно, что он чем-то заслужил похвалу знатной дамы.
Псарь встал из-за стола и начал расхаживать взад-вперёд по псарне, заложив руки сзади, бормоча себе под нос:
– Что же я такого сделал?.. Может, барон удачно поохотился с моими собаками?.. Тогда бы я увидел тушки животных. – он продолжил задумчиво расхаживать по псарне. После недолгих размышлений он выпрямился и широко раскрыл глаза. – Неужто баронесса любит меня?
Поражённый своим предположением, он стал расхаживать взад-вперёд ещё быстрее. Вскоре он остановился и тихо произнёс:
– Барон… Педаль.
Псарь тут же огляделся, чтобы убедиться, что его никто не слышал. В этот момент он заметил Рейну и только сейчас вспомнил, что в его вольере сидела служанка.
Рейна смотрела на этого чудаковатого псаря и удивлялась, как госпожа Вельбре всего за один бокал вина смогла заполучить расположение простолюдина. Она знала, что его не раз высекали за то, что собаки не могли сделать на охоте необыкновенных вещей – поймать налету птицу или одолеть в схватке волка, а потому особенно поразилась произошедшим.
– Педаль… – тихо произнесла Рейна. Он вдруг остановился и удивлённо взглянул на служанку, выглядывающую из-за решётки вольера. Педаль и не подозревал, что она знает его имя.
– Госпожа не оставит меня в покое. Освободи меня.
Педаль почесал голову и, осознав значение этих слов, громко рассмеялся. Он не был злой и язвительный по натуре, но столь нелепая просьба рассмешила бы любого.
– Ты что, не знаешь, что со мной за это сделают? Да меня могут избить до смерти или скормить моим же собакам!
– Но ты ведь свободный человек! Ты можешь идти куда хочешь!
– Свободный! – с досадой произнёс Педаль. – Уж поверь, это ничего не меняет. Кто, по-твоему, накажет семейство Вельбре, если псарь Педаль пропадёт? Император? Да он даже не знает о моём существовании! Может, городская стража? Да мы ведь за городом, а значит всем плевать!
В этот момент, когда уже сгустился вечерний мрак, на псарню пришла госпожа Вельбре. Псарь поклонился и тут же принялся зажигать навесные факелы на псарне.
По раскованному виду госпожи, по её довольной улыбке и лёгкому пошатыванию, Рейна поняла, что та много выпила. Госпожа подошла к вольеру, где сидела Рейна и, мерзко улыбнувшись, покосилась на псаря, который уже зажёг все факелы и уселся за свой стол.
Она произнесла, ухмыльнувшись:
– Вы ещё не давали ей костей? Бедняжка совсем проголодалась… Хотя, возможно, ей больше интересны члены женатых мужчин.
– Да не нужен мне ваш господин! Он сам ко мне пристал! – вскрикнула Рейна, вцепившись руками за решётку вольера.
По псарне словно пробежала кошка. Собаки в одну глотку залаяли. Псарь принялся их успокаивать, но собачий лай оказался сильнее его. Госпожа свела свои тонкие, аккуратно подстриженные брови и метнула гневный взгляд на псаря:
– Вы даже своих подчинённых успокоить не можете. Вам нужно преподать урок, Педаль! – тут же она перевела взгляд на Рейну. – Но сперва разберёмся с ней.
Она подозвала псаря к себе пальцем и сказала:
– Заведите самого крупного кобеля в вольер к этой шлюхе. Пусть они наслаждаются.
Педаль пару секунд стоял на месте, пытаясь осознать, правильно ли он всё понял. Своим нелепым, расстроенным видом он заставил свою госпожу засмеяться. Псарь стал похож на ребёнка в ступоре, который не понимает, чего от него хотят.
– Педаль! – злостно крикнула госпожа Вельбре и псарь тут же повиновался. Он зашёл в вольер к самому крупному кобелю, натянул на него ошейник и за поводок повёл его к клетке Рейны.
– А теперь посадите кобеля на суку. Я хочу увидеть, как они сношаются.
Педаль вновь оцепенел. Он бросал взгляд то на госпожу, то на служанку, пытаясь понять, что же ему всё-таки нужно делать. При движении головы мясистые щёки его забавно дёргались.
В этот момент это были уже не раболепные размышления, а метания человека пускай и необразованного, но доброго. Кем он будет, когда совершит подобное? Сможет ли он спокойно спать по ночам? В мягком сердце Педаля закрадывалась надежда, что из-за его придурковатости всё сорвётся, но госпожа была неотступна:
– Быстро, Педаль! Иначе тебя высекут!
Псарь повиновался. Он завёл в вольер Рейны кобеля. Служанка сидела у прутьев решётки и смотрела на госпожу умоляющими глазами:
– Пожалуйста, госпожа, не надо! Я не проявляла никакого интереса к вашему мужу!
– Заткнись, рабыня! Педаль, усади её на четвереньки!
Видя, что положение безвыходное, Рейна сама приняла нужную позу. Педаль дрожащими руками поднял передние лапы собаки и положил их на бёдра Рейны.
– Давай, Гип. Давай. – хлопая кобеля по животу, произнёс Педаль.
Гип сидел на Рейне, нисколько не шевелясь. Он высунул язык и непонятливо глядел, как и сам псарь, то на госпожу, то на служанку.
На лбу Педаля выступил пот. Он начал дёргать собаку, чтобы та наконец приступила к делу.
– Ну?! Заставь свою псину сношаться! – рявкнула госпожа. Её лицо покраснело от вина и злобы. Но вдруг она зашаталась, будто у неё случился солнечный удар, опёрлась рукой о входной проём псарни и промычала:
– Кажется, я перебрала…
Она сделала пару шагов к выходу, чтобы никто не видел этого позора, но не выдержала. Баронесса упала на колени и за несколько заходов отрыгнула содержимое своего желудка на землю, при этом задев и своё дорогостоящее платье.
Собаки молчали. Псарь с удивлением глядел на госпожу. По щекам Рейны текли слёзы, но её взгляд, полный ненависти, был устремлён на изрыгающую рвоту старуху.
С трудом поднявшись на ноги, госпожа вытерла рукавом платья рот и, пошатываясь, побрела к вилле. Она не оборачивалась и в полутьме была похожа на ходячий, кое-как ковыляющий труп.
Педаль проводил её взглядом, выдохнул, отсадил собаку в сторону и помог Рейне подняться. Гип высунул язык и радостно гавкнул, когда госпожа Вельбре удалилась на почтительное расстояние.
Рейна потрепала пса по голове. У него крупная морда, аккуратные лапы, небольшие, но добрые глаза и длинный пушистый хвост, который весело дёргался из стороны в сторону.
Педаль украдкой взглянул на Рейну. Он тут же покраснел, дёрнул за поводок и повёл Гипа в его вольер.
– Постой. – сказала служанка. – Помоги мне сбежать.
Псарь замер, как вкопанный. Гип радостно загавкал, прыгая на месте.
– Ты же знаешь, что утром она примется всех наказывать. И ты первый, кто попадётся под горячую руку. – продолжила Рейна.
Педаль сглотнул, оттянув ворот своей рубахи. Он не мог не признать, что Рейна права, однако страх наказания был сильнее.
– Я не могу. Я ничего не умею, кроме как воспитывать псов.
– А разве этого мало? – удивилась Рейна. – Добротному псарю всегда найдется место. Да и руки у тебя, как вижу, целы. Значит работу всегда найдешь.
Педаль с недоверием взглянул в лицо служанки и тут же угодил в её сети. Рейна в этот момент откинула волосы в сторону и по-особенному взглянула на псаря. У него отвисла челюсть. Воздух перестал поступать в лёгкие. Большие голубые глаза Рейны и длинные чёрные волосы в один миг свели его с ума, поразили его, словно разряд молнии.
Чтобы такая красотка, как она, да так мило с ним заигрывала? Рейна имела нетронутую женскую красоту, которая отдавала благоуханием первых полевых цветов. Всё её упругое тело было свежим, налившимся соками женственности хранилищем девственности.
«Это не кабацкая шлюха, продающаяся за пару монет». – подумал псарь и это невероятно прельстило ему, ведь женщин, подобных Рейне, он встречал крайне редко и никогда не был объектом их внимания или уж тем более желания.
Он имел привычку трезво оценивать свои шансы и потому знал, что в его положении и с его внешностью он никогда не получит себе такую красивую и чистую девушку. Его участь – вечно нести наказания за своих псов, поклоняясь господам и подставляя спину.
И чего стоит такая жизнь? Он мог бы помочь Рейне спастись и построить с ней семью. Он такой несуразный, с пятачком вместо носа и с глазами навыкате, мог бы обрести счастье.
Сделав выводы, Педаль решительно отворил вольер. Рейна вышла из него и мило улыбнулась ему. Он неловко улыбнулся в ответ.
– Тогда решено. – пробормотал Педаль, достал из ящичка своего стола длинный нож и засунул его себе под пояс. Он посмотрел в окно псарни и увидел, что уже наступила ночь. – Держись ближе ко мне и не отставай. Мы побежим в Крип, а там что-нибудь да придумаем.
– Вот так вот сразу? – удивилась Рейна.
– Нам больше нечего ждать. За ночь мы успеем убраться отсюда и найти жилище в Крипе подальше от центра. Нас с тобой никто не должен узнать.
Гип загавкал в вольере. Он схватился зубами за решётку, пытаясь её прогрызть.
– Давай возьмём его с собой! – сказала Рейна, радостно подбегая к его вольеру. За столь короткий период Гип стал для девушки четвероногим другом. Он не поддался животному порыву и, более того, признал Рейну своей хозяйкой, дав себя погладить. Вот и сейчас он порывался, чтобы помочь ей и псарю.
Педаль без упрёков вывел Гипа из вольера, надел на него ошейник, присел к нему и сказал, гладя его ушко:
– Постарайся не болтать по чём зря, дружище.
Пёс весело завилял хвостом и гавкнул в знак согласия. Втроём они выбежали из псарни и побрели в сумерках на северо-восток. Педаль знал короткую дорогу до Крипа, которая, к тому же, проходила за виллой.
Они тихо пробирались виллой. Педаль глянул на окна второго этажа. Они оказались зашторены. Потом глянул в окна первого этажа и увидел на кухне тощую фигуру Лукреции, что стоит с медным подсвечником, в котором горит свеча. Через секунду свеча погасла и на кухне стало темно.
– Она нас видела?.. – оцепенев, спросил Педаль.
– Кто? – спросила Рейна, глядя на виллу. Она ничего не заметила.
– Если нас увидела Лукреция, то пути назад нет. Пойдем.
Псарь ускорил шаг. В быстром темпе они преодолели несколько песчаных холмов и пошли через седловину Дерра-Мот.
На извилистой тропе впереди сидят трое вокруг костра. Первый – темнокожий здоровяк в львиной шкуре, ноги которого обмотаны тряпками. Рядом с ним на пеньке лежит секира. Второй – рыжий, тщедушный прохвост с кривым носом и вечно приоткрытым ртом, откуда выглядывают кривые зубы. Он носит зелёную крестьянскую рубаху и льняные штаны. В руках держит короткий лук. Третий – заросший бродяга, лица которого за чёрными кудрями совсем не видно. Он носит длинное платье, подвязанное шнурком. За поясом у него изогнутый ржавый клинок.
Рыжий, заметив гостей, встал у них на пути и сказал, широко улыбаясь:
– Вот так-на! Путники на большой дороге! – он оглядел Рейну, Педаля и Гипа, присвистнул, засунув два пальца в рот и остановился взглядом на Рейне. – Проход здесь платный, но, я погляжу, даже с пустыми карманами вы найдете, чем расплатиться.
– Я сам с ними справлюсь. – сказал здоровяк, поднялся, схватил секиру и встал перед Педалем. Он обернулся к рыжему, и, не меняя сурового лица, рявкнул: – А женщину оставлю себе.
Рыжий цокнул языком, натягивая тетиву. Гип незаметно проскользнул меж ног здоровяка и подобрался к лучнику. Не успел он выпустить стрелу, как пёс вонзил свои клыки в его руку и начал её трепать, пытаясь вырвать из плеча.
Рыжий завопил, зажмурился и попытался второй рукой разжать челюсти Гипа. Пёс лишь недовольно зарычал и начал двигать головой ещё яростнее, разрывая сухожилия рыжего. Педаль достал из-за пояса нож, воспользовавшись замешательством, и бросился на темнокожего здоровяка. Не был он воином, но отчаянно хотел защитить Рейну, за что и поплатился. Лезвие секиры тут же снесло ему голову.
Рейна спринтом побежала вперёд мимо здоровяка и рыжего, но заросший бродяга преградил ей путь.
– А ну иди сюда, сладкая! – сказал он, показывая ей чёрные зубы.
Рейна испугалась. Пытаясь найти выход с тропы, оба выхода с которой закрыли бандиты, она совсем растерялась. Гип тут же ринулся к ней на помощь, отпустив руку рыжего.
Лучник попытался натянуть тетиву, чтобы убить собаку, но его разорванная кисть безвольно повисла. Из неё сочилась кровь, и лучник не нашёл ничего лучше, как второй рукой оторвать себе рукав и перевязать им культю.
Гип в это время набросился на бродягу. Тот заметил пса раньше и потому начал размахивать во все стороны клинком, дабы не подпустить собаку ближе.
Выждав момент, найдя лазейку меж его атаками, пёс бросился на бродягу и прокусил ему руку, в которой он держал клинок. Бандит завыл от боли и выронил оружие на землю.
Рейна увидела, что четвероногий друг освободил ей дорогу и принялась бежать. Лишь на мгновение она обернулась. В это время темнокожий здоровяк нанёс мощный удар эфесом секиры по голове Гипа. Пёс заскулил и рухнул на землю.
– Нет! – крикнула Рейна, не выдержав страшного зрелища. Её крик привлёк внимание бандитов. Она тут же побежала по тропе вперёд и начала взбираться на песчаный холм, чтобы выбрать из седловины.
– Сторожите псину! – приказал темнокожий здоровяк двоим бандитам-калекам и кинулся в погоню за Рейной. Девушка, чувствуя невероятный страх, все же смогла преодолеть подъём. Она взобралась на холм, но тут же рука здоровяка схватила её ступню. Маленькая ножка Рейны выскользнула из кожаного башмака, оставляя его в подарок здоровяку.
Рейна покатилась кубарем. Песок увлёк её тело, будто поток бурной реки, с холма прямо в песчаную бурю.
Темнокожий здоровяк поднялся на ноги, держа в руке кожаный ботинок с полу оторванной подошвой. Он посмотрел с холма вниз. Буря полностью застлала, создав облако из мечущихся частичек песка.
– Анодова дева! – ругнулся он, плюнул с холма и пошёл к своим бедолагам, мучившимся от боли.
Рейна в это время с трудом поднялась на ноги, и, оторвав кусок ткани от своего платья, прикрыла им рот и нос. Она почти не почувствовала падения – песок смягчил его. Однако этот же песок настырно лез в уши, нос и глаза.
Она сняла второй ботинок и выкинула, чтобы её по нему не нашли. К тому же, под его дырявую подошву забивался песок. Рейна медленно побрела босиком наугад, преодолевая резкие порывы песчаной бури.
Солнце стояло высоко. Рейна чувствовала себя маленьким муравьём, которого какой-то ребятёнок на небе хочет прижечь с помощью лупы. Платье в мгновение налилось тёмные пятнами пота. Она шла, изнывая от жары, по раскалённому песку. Когда ветер особенно сильно задувал, платье её развивалось, а колени подгибались.
По пути она вспоминала Педаля, Гипа, свою семью, которой уже давно нет в живых и уговаривала себя идти дальше и не сдаваться. Псарь и его пёс пожертвовали ради неё собственными жизнями. Нужно сделать так, чтобы эти жертвы не были напрасны.
«Кто же виноват в их смерти? Неужели я?» – задавала она сама себе вопросы и, убеждаясь в своей вине, всё так же продолжала путь. И всё-таки глубоко в душе она свесила всю ответственность на госпожу и господина Вельбре, ведь если бы они не создали скотских условий для псаря, то он бы и не захотел сбежать. А если так, то эти высокородные твари должны расплатиться за смерть тех, кто её спас и за все те унижения, что ей причинили.
«Нет! Я выживу!» – она выбирала жизнь, задыхаясь в гуще песка.
Через несколько часов пути Рейна чуть не упала замертво. Она почувствовала невероятную жажду, и, видя, что буря продолжается, подумала, что это конец. Она встала на колени, сложила руки на груди и начала молиться богу своего народа Кувычару, который управлял всеми стихиями.
– Бог земли и неба, огня и воды, ветра и природы, проведи меня путём истинным по твоей воле и во имя твоё! Я принесу тебе в жертву земную тварь! Я разолью по земле кровь своих и твоих врагов! Я дам духам пищи!
Закончив молитву, Рейна встала на ноги и попыталась пойти дальше, но тут же от бессилия упала на спину. Она подняла глаза к небу, прощаясь с ним, и увидела голубое небо, пробивающееся сквозь облака песка.
Оно становился всё чище и чище и вскоре Рейна смогла увидеть горизонт над холмами седловины. Всего через пару минут небо и солнце не закрывала ни единая частичка песка.
Рейна откашляла горсть песка. Она вдохнула полной грудью и поняла, что наконец-то может дышать. И хотя в глотке её было сухо, как и в самой пустыне, Рейна радовалась уже тому, что пережила песчаную бурю. Значит, путь был не бессмыслен. Кувычар услышал её.
Девушка поднялась на ноги и огляделась. Вокруг предстал непередаваемый пейзаж, контраст природы в самом прямом смысле – граница пустыни и степи, песчаные холмы и плоскогорья.
Она стоит на равнине, где западнее начинаются степи с полумёртвыми, едва живыми кустарниками, а восточнее ещё более жаркая пустыня, где кроме песка совсем ничего не видать.
В ста метрах от себя Рейна заметила высокие стены из камня и городские ворота. Она закрыла глаза и, от переутомления потеряв сознание, упала лицом в песок.
Глава 5
Солнце поднималось над городом Крип, как и песчаные волны, гонимые ветром c пустыни над холмами седловины. Утро было прохладным; воздух ещё не успел напитаться жаркими парами.
Ремесленники, неимущие, рабы, отпущенники, женщины из простонародья, шуты, изувеченные ветераны легионов, танцовщицы и дети-подмастерья – все вставали с первыми лучами солнца, чтобы не затягивать свою работу до вечера и не жечь драгоценные свечи, а потому жизнь в городе кипела с самого рассвета. Эти люди совсем как разные овощи, что варятся в одном котле. Каждый из них даёт свой особенный вкус и аромат городской жизни.
– А ну просыпайся, лежебока! – воскликнул отец. Рилли с трудом разомкнул веки и, не осознавая, что происходит, повернулся на правый бок к стене. Старые привычки, такие как сон до обеда, оставались в нём с прошлой жизни.
Отец не стал терпеть подобного разгильдяйства. Он приблизился к сыну, раскручивая в руке верёвку, на конце которой завязан мощный узел. Между верёвок узла выглядывают длинные зелёные шипы плода пустынного кактуса.
Рилли ни о чём не подозревал, всего лишь мило посапывал, когда внезапный удар узла по ноге заставил его встрепенуться. Его словно кипятком ошпарили. Он вскочил, вскрикнул и, ошарашенный, начал плакать.
– Настало время готовить тебя к взрослой жизни. – холодно произнёс отец. – Тебе скоро шесть, а значит, наступает время отдать тебя в Стальную Академию.
Слова отца возымели на сына мощнейшее действие. Теперь-то жизнь уже не представлялась ему приятной и тёплой сказкой, где дети рождаются в хороших семьях и где весь мир открыт для свободного плавания. Вместе с этим осознанием по его ноге разлилась жгучая боль; он увидел на ней красные пятна, как от крапивницы, которые набухали и превращались в волдыри.
Яндер воспринимал сына, как огромный бесформенный камень, из которого необходимо выточить искусную скульптуру. Дисциплина, строгая нравственность, каждодневные тренировки – вот инструменты, которые заменяли ему долото и молоток.
Он понял, что пора действовать, быстро схватил сына за руку и потащил на улицу. Оказавшись на пороге, отец с силой дёрнул маленького мальчика вперёд, да так, что тот, пролетев метр, упал животом на землю и начал плакать.
Яндер поднял брови, удивляясь тому, что его сын, ребёнок столь успешного воеводы, не смог приземлиться на ноги. Где же его сноровка? Где реакция? Как он будет защищаться от ударов врагов?
Люд вокруг проходил мимо, занимаясь своими делами. Громкий плач Рилли заставил их обратить на происходящее внимание. Они подошли ближе и вскоре образовалась заинтересованная толпа.
Мальчик добился своего. Он плакал не только от обиды, разъедавшей сердце и не только от невозможности дать отпор. Инстинктивно он понимал, что громкий плач привлечёт всеобщее внимание, и воспользовался этим, чтобы спастись.
Но толпа вразрез его ожиданиям и не думала что-то делать. Она стояла, наблюдая за ребёнком, слёзы которого всё сильнее размазывают грязь по лицу, и тихонько посмеивалась. Кое-кто среди них перешёптывался, кое-кто показывал пальцем.
Яндер грозно оглядел толпу и рявкнул так, что стало слышно в половине города:
– Чего уставились? Идите по своим делам!
Толпа притихла и начала расходиться. Каждый в Крипе знал, кто такой Яндер и что бывает, когда он недоволен. С удалением толпы удалялся и настороженный ропот, который вскоре стих под свистящими порывами ветра.
Рилли осознавал, в сколь унизительном положении находится. К этому примешивалось и то, что все его ожидания на лучшую жизнь рассыпались в прах. Отец подошёл к нему, поднял Рилли за руку над землей и поставил на ноги. Он присел так, чтобы его лицо было параллельно лицу сына:
– Жизнь создана не для слабых. Тебе кажется, что я требую от тебя слишком многого, но поверь, выживание потребует от тебя ещё больше.
Рилли слушал, продолжая рыдать. В его маленькой, недавно родившейся душе произошёл раскол, ибо доверие к отцу оказалось неоправданным.
Яндер тяжело вздохнул и отошёл от него на пару метров, раскачивая узел в руке, как маятник. Сделав резкий выпад, он ударил узлом в бедро сына. Рилли вскрикнул, но рыдания его прекратились. Он встал, почёсывая ногу и съеживаясь под взглядом отца. Тогда отец снова стеганул сына, но уже по другому бедру. Рилли согнулся, сжал зубы, пытаясь стерпеть боль.
– Принять позицию для толчков от земли! – скомандовал отец и снова метнул узел в сына. Тот машинально отпрыгнул в сторону, увернувшись.
Яндер прыжком подскочил к Рилли и резким ударом ноги в грудь повалил его на землю. Он продолжил раскручивать в руке узел, и сын, видя его перед лицом, испытал невероятный ужас.
– Переворачивайся на живот, сомкни ноги и поднимайся на руках, толкая своё тело от земли!
В два движения Рилли, детский нрав которого укротили за несколько ударов, перевернулся на живот и покорно встал в нужную позицию. Отец, с хладнокровием, присущим ветерану легионов, скомандовал:
– Раз!
Рилли поднял своё тело на руках. Он заметил странность: каким-то образом его руки помнят подобное положение. Тело будто подстраивается, распределяя вес и усилия. Возможно, когда-то он уже делал подобное?
Колючий узел тут же впился в его поясницу. Рилли всхлипнул и зажмурился, претерпевая жгучую боль.
– Задницу ниже! Два!
Рилли отжался. В этот раз удар прилетел по его левой руке.
– Руки шире!
Время тренировки шло. Отец наказывал сына за каждое неправильное движение, за торопливость или медлительность, и даже за слёзы.
– Пятьдесят три!.. – скомандовал он, но Рилли, обессилев, упал на землю. Из-под его тела поднялись мелкие облака пыли.
– Пятьдесят три! – снова прорычал отец. Сын лежал на земле и, тяжело дыша, смотрел в никуда, словно изнурённое животное.
Яндер начал раскручивать в руке верёвку. С каждым оборотом узла Рилли раздумывал над тем, какой силы будет удар и когда он произойдет. Тело его устало настолько, что отказывалось сопротивляться. И сам Рилли, устав превозмогать, смирился со своей участью. Он закрыл глаза и постарался забыть о боли.
Внезапно послышался хлопок, будто кому-то дали пощёчину. Рилли открыл глаза. Над ним стоял отец, а рядом Феней, что схватил отца за руку, в которой тот раскручивал верёвку. Феней в свои пятнадцать лет был рослым малым с крепкими запястьями. Пускай его рука и дрожала от усилий, но она смогла удержать руку Яндера – командующего легионом.