Алайна вернулась к реальности. Судьба, которая заставила её лишиться родителей и пойти в Орден, сейчас решила сделать из неё бездумный механизм – бичевателя. У неё отняли всё, что можно: семью, счастье, любовь и даже нормальную жизнь. На этом экзамене у неё есть единственный шанс, чтобы не потерять саму себя.

Ученица стиснула зубы. Она приподнялась на коленях, подняла руки и в ту же секунду меж её ладоней, окутанных синеватой энергией, сформировалась магическая стрела. Она полетела в голема, проломила его каменную броню и попала прямо в магическое сердце.

Синяя сфера расширилась и тут же взорвалась, испуская волны синего дыма. Вся фигура голема разлетелась камнями по арене. Алайне пришлось прижаться к земле, чтобы её не задели разлетающиеся камни. Ученики на трибунах прикрылись руками, дабы в глаза им не попали мелкие камушки.

– Она справилась!.. – радостно произнёс Пурион, глядя на лежащую без сил Алайну. Архимаг глянул на своего протеже с сомнением. Он встал со своего стула и крикнул:

– Второй этап экзамена!

Сердце Пуриона ёкнуло. Он потратил множество душевных сил, внутри себя прочитал десяток молитв разным богам, чтобы эта милая девушка уцелела. Магификус и не подозревал, что у экзамена есть второй этап.

На арену вышло четыре мага. Экзаменатор-магистр, что призвал голема, их возглавил.

Один из магов поднял Алайну на ноги и отошёл в сторону. Она, стоя, как неуклюжая марионеточная кукла, взглянула на своих противников. Их равнодушные, строгие взгляды так напоминали взгляды мага и бичевателей, что забрали её из родного дома.

В сердце Алайны вспыхнула ненависть. Все эти бездумные, равнодушные маги готовы делать своих братьев и сестёр бичевателями. Они делают это с товарищами, которые были им верны десятки лет. Они сидели за одной партой, испытывали те же трудности от потери родных и свободы, они любили и страдали, ведь были живыми людьми.

И вместо того, чтобы хоть что-то сделать для счастья ближнего, они выжигают им мозг. Потом, сидя в покоях, эти нелюди успокаивают себя, что они лучше, они просто не подставились и сдали все экзамены, с ними-то такого точно никогда не произойдет.

Испытатели-маги встали вокруг Алайны и направили в её сторону руки. Магистр встал по центру.

– А это что значит?.. Что происходит? – спросил Пурион.

– Это называется магическое преломление. Испытатели направляют волны магической энергии в сторону испытуемой. Магические каналы в её теле блокируются, она не может сотворить ни единого заклинания. Однако каналы можно раскрыть. Для этого нужно обладать невероятной концентрацией и силой воли.

– Но для чего нужно это странное испытание?..

– Это проверка на психическую устойчивость. И это необходимо, ведь нашим выпускникам, почти всем, придётся воевать в легионе, на войне, где магам мешает постоянный шум и лязг мечей. Нужно уметь бороться с влиянием извне.

Экзаменатор кивнул испытателям-магам. Они сосредоточились и направили свою магическую энергию в сторону Алайны, которая тут же почувствовала сильное удушье. Из неё словно забрали все силы, которые только и успели восполниться за пару минут, и обездвижили.

Тут магистр, что командует магами, крикнул:

– Приступить к выполнению!

Алайна подняла руки, чтобы сопротивляться, но давление магических волн оказалось настолько сильным, что у неё разболелась голова. Инстинктивно она схватилась за голову, чтобы унять боль и нарастающий шум в ушах.

Наконец, она собралась. У неё не оставалось выбора – либо в жизни сохранится любовь, чувства, то прекрасное, что только в ней есть, либо… вокруг всё окутает вечный туман.

Алайна пересилила боль, лишь бы не стать одной из тех, кого ненавидит. Ученица подняла руки, хотя в голове у неё будто скрежетал металл и этот невыносимый резкий звук разливался болью в затылке. Она сконцентрировалась, магические волны возникли вокруг её рук, но тут же рассеялись.

Девушка почувствовала, как силы опять её покидают, упала на колени и начала рыдать. До этого момента она находилась на грани, но теперь ей стало очевидно, что экзамен провален. Её поведут в зал очищения, и она навсегда забудет о Мариусе.

– Но она не может! – воскликнул Пурион, поднимаясь со стула. – Нельзя ли дать ей второй шанс, но позже?

– Это экзамен. Все находятся в равных условиях. – холодно ответил архимаг.

Магистры приближались к Алайне и чем ближе они находились, тем сильнее было давление магической силы на неё. Ученица свернулась калачиком, плакала, головная боль и шум стали для неё безразличны. Больше ничего не имеет значения. Весь источник её жизнерадостности испили до дна.

Она вновь перенеслась в воспоминание о детстве.

Алайна лежит в своей кровати и плачет. Сегодня ей сообщили, что завтра она отправится в Орден. Тяжелее всего было собирать вещи вместе с мамой и смотреть в её лицо, полное слёз.

Больше ей не удастся увидеть ни маму, ни папу. Орден – путь в один конец. Почему она родилась такой? Почему для таких, как она, счастья не существует?

За приоткрытой дверью, в зале, слышен голос папы:

– Может это и к лучшему. У нас ведь есть ещё один ребёнок. Нормальный ребёнок. Как думаешь, что случится, если мы будем укрывать в своём доме мага? Да нас ведь казнят!

Слышен мамин плач. Она не находит, что ответить, ведь знает, что муж её прав.

Алайна закрывает глаза и пытается мысленно переместить себя в воображаемый мир, где не было бы ни магии, ни войн, ни империи. Только она, её родители и бесконечное счастье.

Но мечтания её разрушил взрыв невероятной силы. Хижина тут же разлетелась, оставляя на своём месте лишь догорающее пепелище.

Алайна открыла глаза, поднялась на ноги, озираясь, и поняла, что её родного дома больше нет. Взгляд её упал на три обуглившихся тела – два больших и одно маленькое. Она тихо заплакала.

Ученица открыла глаза и почувствовала, как нарастающая сила внутри неё вновь открывает магические каналы, заполняет всё её тело. Глаза её загорелись синим пламенем и она, больше не в силах сдерживать силу, тут же взорвалась.

Огненный взрыв прогремел на пять метров, но не задел трибун. Все присутствующие поднялись со своих мест. Среди учеников началось смятение. От испытателей остались обугленные трупы. Вокруг голой Алайны, что потеряла сознание, извиваются языки пламени.

– Схватить её! – крикнул архимаг. – Тащите её в Зал Очищения!

– Но отец! – воспротивился Пурион.

Архимаг тут же повернулся к магификусу и схватил его за руку. Он взглянул широко раскрытыми глазами в его лицо и тихо произнёс:

– Не называй меня отцом!.. Если кто-нибудь узнает, что ты мой сын, то конец и тебе, и мне!

– Она не заслуживает этого! Она просто не может себя контролировать!

Архимаг приблизил своё лицо к лицу Пуриона и тихо прошептал, неотрывно глядя ему в глаза:

– Она убила шестерых членов Ордена, а ты даёшь волю своим чувствам!..

Пурион опустил голову и сел на своё место. Бичеватели выбежали из бокового входа на арену и встали вокруг Алайны, медленно к ней приближаясь. Это люди в чёрных мантиях и с двуручными стальными палицами. Палицы представляют из себя цилиндр с шипами на длинной рукоятке.

Всё это время Мариус сидел в тренировочном зале и наблюдал в щель ворот за ходом испытаний Алайны. Увидев, что вышли бичеватели, он тут же открыл ворота и выбежал на арену, достав из внутреннего кармана ученической робы заточку. Бичеватели продолжили приближаться к ней и тогда Мариус бросился на одного из них, порезал ему руку, крича:

– Оставьте её!

Ученики начали живо обсуждать происходящее. Это выглядело, как представление на рыночной площади – удовольствие, недоступное членам Ордена и потому крайне захватывающее.

Бичеватель свалил тщедушного Мариуса одним ударом своего оружия. Ученик отполз в сторону, поднялся на ноги, наплевав на боль и подбежал к Алайне. Он оттолкнул ногой бичевателя, который попытался схватить её за волосы. Тут же удары палиц накрыли Мариуса. Он упал, укрыв своим телом Алайну.

В это время, когда смятение на трибунах особенно усилилось, со своего места встал мужчина с длинными усами, одетый в синий кафтан, и подняв руку вверх, обратился к архимагу:

– Именем императора я забираю эту ученицу в ряды легиона! Отзовите своих псов!

Глава 3

Император Йестин сидел за столом в дворцовых покоях, пытаясь ужинать. Уже который день он брал в руки вилку, насаживал на неё кусочек какого-нибудь изысканного блюда, и, поднеся его ко рту, тут же клал вилку обратно на тарелку. Аппетит оставил его, как и сон. Под глазами у императора появились синяки. В короткие промежутки сна, когда он не думал о военных планах, его мучал один и тот же кошмар:

Он стоит голый перед народом на городской площади. Крестьяне, рабы, ремесленники – вся чернь смеётся, тыча в него пальцем. Они кричат в один голос: «И это так называемый сын Гензо Безжалостного? Да не смешите нас! Это ведь Йестин Полоумный!»

Император пытается прикрыть свою наготу руками, убегает в переулки, дабы скрыться, но повсюду его настигают смеющиеся лица.

Вскоре Йестин попадает в тупик переулка – большой сияющий дворец преграждает ему путь, а перед ним стоит его дядя Вейрион, сложив руки на груди. Он, как и пять лет назад, стоит в образе пустынника, и, широко улыбаясь, говорит императору:

– Вы думаете, племянник, что я вас всегда буду любить?

С этими словами Вейрион достаёт из ножен изогнутый клинок и замахивается им на своего племянника. Последнее, что видит Йестин – летящее перед его глазами лезвие.

Он неизменно просыпался после этого кошмара в холодном поту, вскрикивая на весь дворец. Тогда, как и обычно, к нему прибегала его жена Ильфинна, целовала его в лоб и дожидалась, пока он снова уснёт.

Император сидел, анализируя свой кошмар и обдумывал мысль: «Во всех моих бедах виноват дядя! Если его не станет, то всё тут же наладится!», как вдруг кто-то постучался в дверь его покоев. Йестин резко дёрнулся, будто на сиденье его стула вспыхнули угли.

– Ваше Величество… – произнёс повар, стоя на пороге.

Император кивнул. Повар поставил широкое блюдо с запечённым поросёнком на стол, встал рядом с императором, и, окинув беглым взглядом стол, разочаровался. Все его кулинарные изыски оказались нетронутыми.

– Ну?.. – спросил император, глядя на повара. – Иди.

Повар поклонился и пошёл к двери. Не успел он дёрнуть за ручку, как перед ним предстал старший хронист Квирр. Кивнув друг другу, они разминулись. Квирр вошёл в покои императора и поклонился.

– Звали, Ваше Величество?

Йестин, увидев его, поднялся со стула и широко улыбнулся. Этот седой, немного сгорбленный старец вызывал в нём тёплые чувства, ведь именно Квирр ухаживал за ним, когда он был малышом. В то время мать императора занималась делами империи.

Йестин оглядел старика с головы до ног, увидел на нём холщовый балахон, подвязанный бечевкой на поясе, и подумал: «Старик себе не изменяет».

– Садись, старый друг. – император указал на стул за своим столом.

Квирр прошёл к столу, как и всегда прихрамывая, сел. Они разглядывали друг друга несколько минут. Йестин гадал, с чего начать разговор, а Квирр пытался понять причину, по которой его оторвали от важной работы. Наконец, Йестин тяжело вздохнул, и, глотнув вина, сказал:

– Скажи честно, что ты думаешь обо мне, как о императоре?

Квирр поднял седые брови, но не отвёл взгляда:

– У вас мало опыта, Ваше Величество. И всё же вы стараетесь.

– Считаешь ли ты, что моя мать справилась бы лучше в такой ситуации?

– Не знаю, Ваше Величество. Однако, советы вашей матери могли бы быть полезны. На мой взгляд, вы зря сослали её в замок Денцер.

Император снова вздохнул:

– Ты ведь знаешь, какая она. Мама никогда не давала мне править. Всегда считала меня маленьким сыночком… – при этих словах Йестин припал губами к бокалу вина.

– И всё же у неё большой опыт, а именно опыта вам не хватает.

Йестин опустил взгляд на запечённого поросёнка и улыбнулся.

– Ты честен со мной. Возможно, ты единственный такой на всю империю. Все эти лизоблюды, казнокрады – вши на императорской голове. – он перевёл взгляд на старшего хрониста. – Нам нужно больше подобных тебе, кто готов терпеть лишения ради идеи, кто идёт до конца! Дай же мне совет, добрый хронист. Как мне поступить на войне?

– Ваше Величество, я не обучен военному…

Йестин перебил его:

– Просто скажи своё мнение. Ты знаешь, какова ситуация. За всю войну мне удалось взять лишь город Крип, а постоянные набеги не принесли никакой выгоды. Мы несём большие потери и теряем в ресурсах. – он помедлил, почёсывая большим пальцем свою бородку. – Я облажался. Мой дядя, будь он проклят, изменник, оказался крепче камня. Он сидит там с золотом, драгоценными камнями, ведёт торговлю с Болотным Союзом и прекрасно обходится без империи. Если начистоту, будь ему нужно, он бы давно и империю захватил. Это сложно признать, но нужно смотреть правде в глаза. Что же мне делать?..

– Я не думаю, что с помощью насилия можно что-то решить. Подумайте о вашем народе. Попробуйте заключить торговую сделку с Болотным Союзом. А если вы готовы оставить обиды в прошлом, то и с Пустынным Царством…

– Благоденствие достигается с помощью жертв. – бегло и решительно произнёс император, встав из-за стола и направившись к окну, за которым на столицу опустились сумерки. – Спасибо за честное мнение, Квирр. Я уже представляю, что могу сделать для народа.

Император отпустил старшего хрониста и, сидя у своего камина, в одиночестве опустошил пару бутылок вина. После он пошёл в дворцовую кладовую, где молодая служанка раскладывала припасы, схватил её сзади за талию, повалил на пол, и, держа за волосы, попытался войти в неё.

Служанка кричала от боли и неожиданности, но никто во дворце её не слышал или, быть может, не хотел слышать. Йестин двигал тазом, пытался помочь себе рукой, и всё-таки через пару минут осознал, что все его попытки бессмысленны. Он слез со служанки, грохнулся на пол, кое-как подполз к стене и сел у неё. Прикрыв лицо руками, император зарыдал. Он не может быть искусным стратегом, смелым лидером, воеводой и умелым государем, как бы ни притворялся. Сыну от отца достались лишь безумные порывы, которые он кое-как научился сдерживать.

Успокоившись, стирая слёзы с красных щёк, Йестин сказал служанке:

– Если кто-нибудь узнает об этом, то ты умрёшь.

***

Архимаг Хиззард сидел за рабочим столом в своём кабинете, изучая древние фолианты и делая из них заметки пером на листок. Рядом, на роскошном диване, сидел магификус Пурион и перебирал бусины деревянных чёток. Это были храмовые чётки, на бусинах которых нанесены знаки девяти божеств.

– Что будет с той девушкой и с тем парнем, который выбежал её спасать?.. – задумавшись, спросил Пурион.

Архимаг продолжил делать заметки, усердно сведя брови. Он ответил, не отрываясь от своего дела:

– Их должны осудить по всей строгости закона Ордена.

Пурион помолчал, раздумывая о том, что это могло бы значить, и с сомнением в голосе произнёс:

– Как это?..

Архимаг тяжело вздохнул, оторвал свой взгляд от бумаги и перевёл его на магификуса:

– Как я и сказал, ученица будет подвержена обряду очищения.

Пурион задержал дыхание. В его голове проносились события прошлого дня: отважная борьба красавицы и попытка незнакомца её спасти.

– Но ведь смотритель мантии…

– Что? – строго спросил его архимаг.

– Он воспользовался императорским слово… А слово императора непоколебимо.

– Плевать я хотел на смотрителя и императора! – лицо архимага в одно мгновение покраснело и напряглось. – Этот император возомнил о себе невесть что! Ты хоть знаешь, какая сила таится в Ордене? Знаешь, что мы можем смять эту империю по щелчку пальца?..

Увидев смятение на лице своего сына, архимаг взял себя в руки, пару раз вдохнул, выдохнул и продолжил делать заметки, говоря уже более спокойным тоном:

– Маги куда сильнее обычных людей. Нас считают прокажёнными и потому держат в башне. Как думаешь, устраивает меня эта участь? Мы должны подчиняться, сын мой, пустоголовым кретинам, детям, которые даже трон не могут удержать в своих руках!

– Но если император…

– Что император? Что? По-твоему, он обладает хоть какой-то реальной силой? Этот сосунок, за которого всё делала его мамаша? Он должен идти нам на уступки, а не мы ему!

– А тот парень?.. Ну, который пытался спасти ученицу?

– Он нарушал порядок экзамена, а не кого-то спасал. Болвана, это порочное семя, надо бы казнить. – архимаг выдохнул, закрыл глаза, снял очки и начал двумя пальцами массировать переносицу. – Только по воле идиота-императора мы держим в Ордене таких отбросов. Когда-то давно Орден был пристанищем знатных людей. От магов низших сословий просто избавлялись, ибо они никогда не смогут принять правила игры высшего общества. – он пронзительно посмотрел Пуриону в глаза. – Нищета развращает, запомни, сын мой! Никогда не привечай бедняков! Только эта болезнь появляется на твоём пороге, как вся твоя семья нищает, становится беспринципной, униженной. И нынче наш Орден, нашу семью таким образом разрушают изнутри!

Пурион привык к постоянным тирадам отца, в которых он забывал суть вопроса. Собственно, не так уж его интересовала судьба того парня. Молодого магификуса больше заботила судьба девушки с прелестным личиком и золотыми волосами.

– Может, стоит подумать о том, чтобы даровать ступень мага ученице? Как-никак, в ней огромная магическая сила.

Архимаг коротко ответил, вновь принимаясь за заметки:

– Закрыли вопрос.

В этот момент в дверь кто-то постучал. Архимаг оторвался от своего дела и не успел произнести:

– Вой…

Как на пороге появился смотритель мантии – императорский советник, что надзирает за Орденом. Это высокий мужчина с блестящими русыми волосами, зачёсанными набок и с широкими кудрявыми баками. У него крупный нос, упругие скулы, которые слегка прижимают нижние веки кверху, отчего его взгляд становится улыбающимся. Он носит синий кафтан, серые штаны, заправленные в чёрные кожаные сапоги.

– Архимаг. – смотритель кивнул Хиззарду и перевёл взгляд на Пуриона. – Почётный магификус.

– Смотритель мантии Эндорф. Что вам нужно?..

– Мы можем поговорить лично?

– По закону Ордена почётному магификусу разрешено знать обо всех делах Ордена.

– Наш разговор выходит за рамки дел Ордена. Магификус должен покинуть помещение, чтобы мы могли обсудить внешние вопросы, касающиеся империи.

Архимаг смутился, но кивнул магификусу и тот вышел за дверь.

Смотритель мантии сел на диван, на место магификуса, и, чувствуя своё превосходство, широко раздвинул ноги. Он величественно произнёс:

– Вы сомневаетесь в силе слова императора?

– Кто вам такое сказал?

– Никто. Я всего лишь спрашиваю.

– Ни в коем случае.

– Тогда приказ будет приведён в исполнение. Ученица отправится служить в легион.

– Я вам этого не советую. Она не подготовлена, обладает неконтролируемой силой…

Смотритель прервал архимага:

– За вас уже всё продумано. Не надо рассуждений.

Архимаг вдруг вспылил, услышав, что его ни во что не ставят:

– Я ведаю делами Ордена, и я решаю, кого оставить в Ордене, а кого отправить в легион! Девчонка неуправляема и если не зарубить корень её силы, то проблемы только усугубятся! Я отправляю её в Зал Очищения!

Смотритель встал с дивана, подошёл к столу, облокотился на него и ухмыльнулся, глядя в глаза архимага:

– Думаю, император не будет так лоялен, когда узнает, что вы считаете его идиотом.

Тут архимаг осознал, что смотритель всё это время подслушивал за дверью. Он заскрипел зубами, вытаращился на смотрителя, желая всей душой его задушить здесь и сейчас. Однако разум взял верх. Нельзя поддаваться эмоциям – взял за правило архимаг. Такое высокопоставленное лицо имело право на истинные чувства лишь с близкими людьми. Слишком многое от него зависело.

Он вдохнул и выдохнул пару раз, а потом сказал абсолютно спокойно:

– Вы злословите на меня без повода, смотритель мантии. Спросите у императора, когда ему будет угодно принять меня, и я с ним обо всём договорюсь.

– Властью, данной мне императором, я смею убрать вас с поста архимага. Так что исполняйте приказ, Хиззард.

Эти слова поразили архимага в самое сердце. Он и не думал о том, что император может даровать какому-то смотрителю мантии такую высокую привилегию. Кроме того, этого никчёмный смотритель отважился назвать его по имени, без обращения по титулу.

Эндорф развернулся, и, улыбаясь во всё лицо, вышел из кабинета архимага. Он встретился взглядом с почётным магификусом, который стоял у двери, и, рассмотрев его поближе, сказал:

– Как вы молоды… Должно быть, пришлось немало постараться, чтобы получить высшую магическую ступень в таком юном возрасте. Мы с вами ещё обязательно побеседуем.

***

Мариус и Алайна лежали в лазарете Ордена на соседних кроватях. Лазарет представлял из себя широкое помещение со множеством кроватей, расставленных напротив друг друга. В соседнем помещении была операционная, где на столах были разложены склянки с разными жидкостями и металлические инструменты.

Мариус проснулся первым. Он смотрел, как рассветные солнечные лучи падают на нежное лицо Алайны. Внезапно она задвигала маленькими ноздрями, как если бы хотела почесать нос, попыталась достать руку из-под одеяла, но запуталась.

Мариус протянул руку и аккуратно почесал кончик её носа. Алайна улыбнулась во сне и продолжила мирно спать. Так он пролежал целый час, глядя на неё, запоминая каждую чёрточку её лица и моля Девятерых, чтобы ни одна из них не вылетела из его памяти.

Спустя пару минут Алайна открыла свои блестящие глаза и увидела, что Мариус разглядывает её лицо. Она удивлённо улыбнулась, тихо произнесла:

– Мне снилось моё детство. Всё было настолько реальным, что я даже сейчас не верю, что нахожусь здесь. Это… лазарет?

– Ты была на экзамене. Произошло нечто странное, но, думаю всё будет хорошо.

– Я помню второй этап. Моё тело оцепенело, а потом налилось силой, а потом… Что было дальше?..

Мариус смотрел на это доброе, по-детски наивное лицо, и раздумывал, рассказать ли ей всё, что случилось.

– С экзаменом не вышло. По крайней мере, тебя не поведут в Зал Очищения. Смотритель мантии использовал императорское слово, чтобы взять тебя в легион.

– В легион?.. – разочарованно спросила Алайна.

– Да. Это означает, что тебя возведут в степень мага.

Алайна улеглась на спину, посмотрела в потолок и вздохнула.

– Я уже и не знаю, что лучше. Быть бичевателем и нести зло внутри Ордена или быть магом легиона и нести зло по всему миру. Наш дар направлен лишь на смерть.

– Алайна… – Мариус вытащил руку из-под одеяла и взял её руку. – Ты останешься собой. И я останусь собой. И продолжу тебя любить…

Алайна посмотрела в его лицо и не смогла сдержать слёз. Как редко он произносил столь дорогие слова.

В этот момент в лазарет вошла женщина в чёрном камзоле, окантованном золотыми нитями. На поясе она носит меч, на эфесе которого блестит бардовая бусина. Длинные чёрные штаны делают её ещё выше, хотя и без того она имеет скорее мужской рост, чем женский.

Мариус сразу узнал её. Это Ортанна Мос – чёрная рука архимага и глава бичевателей. У неё каштановые волосы с проседью, завязанные сзади в пучок, узкий подбородок. На её правильном лице видны несколько шрамов-ожогов. Взгляд её металлических глаз, насколько помнит Мариус, никогда не смягчался.

Ортанна встала перед кроватями Мариуса и Алайны, держа руки за спиной. Оглядев обоих, она холодно произнесла:

– Ученицу направят в Зал Очищения. Ученик подвергнется испытанию воли и недельному заточению в темнице.

– В Зал Очищения? Но смотритель мантии направил её в легион! – Мариус приподнялся на локтях и вступился за Алайну.

Ортанна строго посмотрела на него. По спине Мариуса пробежал холодок. Тут же в лазарете появился смотритель мантии. Суетясь, он даже не заметил Ортанну и встал рядом с ней перед кроватями больных. Через секунду смотритель ощутил на себе тяжёлый взгляд её глаз, посмотрел на неё и спросил:

– Зачем вы здесь?

– Чтобы передать приказ архимага и привести его в исполнение.

– Приказ вынесен императором, а не архимагом.

Ортанна развернулась к смотрителю. Теперь между ними появился прямой зрительный контакт.

– Меня это не волнует. Я исполняю волю Ордена.

Они смотрели друг на друга минуту, после чего смотритель потянул руку к своей шпаге.

– Вы не оставляете мне выбора! – воскликнул он и тут же, вытащив шпагу из металлического кольца на поясе, выронил её из руки.

<1 2 3 4 5...10 >

На страницу:

Перейти

3 из 10