Честь Императора

Йестин принялся разрезать кусок говядины и класть отрезанные кусочки себе в рот. Он медленно их пережёвывал и это ему помогало справиться с напряжением. Хариф заметил недоумение на лице племянника и поторопился объясниться:

– Я здесь не для того, чтобы убить тебя. Ты ведь сам меня пригласил, Йестин, мой мальчик… А ты ведь когда-то писался у меня на руках. Твой взгляд, полный страха, не изменился с тех пор… – он сделал паузу, улыбаясь.

Йестин подавился. Через секунду он справился – проглотил разжёванный кусок и овладел собой.

– Мы могли бы править вместе, но ты, видно, в этом не заинтересован. Мальчишечья гордость… Она проходит, когда спину тебе ломят несчастья и ошибки прошлого. Ты ещё не вкусил этот горький вкус, сын молодости.

– Если ты не заметил, дядя, мне уже тридцать лет. Не всякий доживает до этих лет.

– Долгих лет тебе, мой мальчик, и быстрого обучения.

Йестин сжал зубы, на его щеках выступили прожилки. Он не выдержал и вскочил так, что стул резко заскрипел, шоркая ножками по полу:

– По закону империи я обязан тебя казнить! Ты мятежник, который захватил власть, отделился от Великой Империи… признал себя Богом!

Хариф наблюдал за ним, положив подбородок на выставленные на столе руки и улыбался.

– Будьте сыном благоразумия… – он поднялся из-за стола и подошёл к металлической стойке, на стенках которой выгравированы медвежьи лапы. На её вершине горит большая свеча. – Послушайте, что я вам скажу. Подойдите.

Йестин повиновался. Он встал из-за стола и подошёл к свече, у которой встал его дядя.

– Вы и сейчас показываете зубы. Захватили мой город Крип. Вы думаете, племянник, что я вас всегда буду любить?

– Что вы имеете в виду? – растерявшись, спросил Йестин, но тут же принял это как угрозу и начал швырять фразами, тыкая пальцем в пол, ибо не было у него смелости тыкать пальцем в дядю. – Вам меня не запугать! Я правосудие империи Эдей, и я истинный наследник своего отца! А вы лишь мятежник, что захватили власть в пустыне!

Улыбка до сих пор не сползала с лица Харифа, но после этих слов он стал серьёзен. Его лицо приблизилось к горящей свече, разделившись на светлую и тёмную стороны.

Сердце Йестина замерло. Он отступил на шаг и оцепенел, глядя дяде в лицо.

Сторона лица Харифа, что была прикрыта тенью, вдруг покрылась зелёной чешуей. Его пасть раздвоилась на человеческую и на пасть зубастого монстра. Глаз с тёмной стороны стал ярко-жёлтым, а зрачок вертикальным. Этот ужасный взгляд проник Йестину в душу.

Хариф отвёл голову назад. Теперь тёплый свет свечи освещал всё его лицо. Обычное, человеческое лицо.

Йестин стоял с отвисшей челюстью. Он хлопал глазами и пытался осознать, видел ли всё взаправду или ему только почудилось.

Глава 2

Рилли подрастал. В ходе следующих пяти лет он познавал себя и свой дом. В обычные дни мальчик сидел в своей комнате, изучая с мамой эдейский язык или слушая поучительные рассказы отца, а на хронос – выходной и заключительный день десятки, играл во дворе, но не отходил далеко по указу родителей.

Десятка – период времени из десяти дней, как узнал Рилли, девять из которых названы по именам девяти богов, а десятый назван в честь Хрона.

Хрон – несостоявшийся мессия. Вместо того, чтобы доносить до людей волю девяти, как гласит предание, он просто лежал на диване. Боги прокляли его, из-за чего Хрон был вечно обречён лежать без возможности встать. Лень это была или стойкое сопротивление воле богов – никто не знает. Но, однако, в день Хрона принято отдыхать.

Итак, Рилли практически не покидал родного дома за эти пять лет, а потому и остался в полном неведении насчёт окружающего мира. Он мог лишь слушать рассказы родителей, читать книги в дорогих переплётах, чтобы хоть как-то вникнуть в историю континента Невирр.

Однако он изучал и свою семью. Феней – тот хмурый мальчуган, что стоял в дверном проёме, оказался его старшим братом. Они никогда не разговаривали. Феней подо всякими предлогами избегал общества Рилли, да и общества своих родителей. Он казался замкнутым и подавленным, а его брат начинал догадываться, что Фенея тяготит нерассказанная тайна.

Рилли подрастал. На голове у него появились мягкие тёмно-русые волосы. Голубые его глаза, поначалу светившие небесным светом, приобрели оттенки грозовых туч. Он креп с каждым днём, удивительно быстро выучился ходить и говорить. Однажды он спросил у родителей, как очутился в этом мире. Они ответили, что его на порог их дома спустил на солнечном луче бог огня Люмен.

В один из дней – он назывался днём Йеланны – богини женской мести, Рилли узнал ещё кое-что…

В зале за столом сидел отец, а рядом на тюфяке его маленький пятилетний сын. Мальчик уже не раз слышал, как зовут его родителей: Яндер – отец, мать – Самвилла. Он наслаждался спокойной жизнью, полной родительской любви. Конечно, Рилли всё ещё задавался вопросом: «Что это за существо было, с которым я разговаривал в своём воспоминании?» Однако, больше никаких воспоминаний он не увидел, и потому жил в сладостном неведении.

Отец рассказывал ему разные истории, показывая события на деревянных фигурках, которые выточил сам. Феней, старший брат Рилли, которому недавно исполнилось пятнадцать, стоял, прислонившись к стене зала и наблюдал за отцом и братом. Феней был скрытен и молчалив, и даже со своими родителями не выказывал чувств. Самвилла в это время готовила ужин в котле на кухне.

– Я тебе ещё кое-что расскажу… Но тут нам понадобится карта. – сказал Яндер и достал с полки скрученную карту. Он развернул её на столе, положил бокалы на её края и ткнул пальцем в точку на бумаге:

– Седловина Дерра-Мот. Пять лет назад здесь произошла битва с пустынниками, в результате которой мы захватили город Крип. Наш город. – он запнулся и едва заметно улыбнулся. – Город находится в низине меж двух холмов, один из которых стал сокрушительным козырем в той легендарной битве! – отец придвинулся к сыну ближе, обнял его за плечико, и, улыбаясь, продолжил. – Мы закидали пустынников копьями с возвышенности, заставив их, понеся большие потери, броситься в отступление. Таким образом, мы отняли Крип у мятежников. Вот так битва, сын! Я уверен, каждый воин легиона, что здесь сражался, обрёл бессмертную славу!

Отец потрепал Рилли по голове, распушив его каштановые волосы, и продолжил:

– С получением седловины мы отодвинули границу и теперь город Крип является точкой сопротивления двух частей одного континента. – Яндер ткнул пальцем на запад, потом на восток. – Империи и мятежников… Но есть и Болотный Союз. – отец ткнул пальцем на юг. – С ними наш император заключил соглашение о перемирии, но, думаю, как только мы разберёмся с пустынниками, так возьмёмся за них. Империя должна быть едина.

Отец продолжил, указав пальцем на голубой круг на карте:

– А это озеро Саррад. Оно находится немного западнее от границы пустынников и южнее от нашего города Крип. Ещё одна важная точка в победе. У нас благодаря озеру есть вода…

– Идите кушать, мужчины! – крикнула мать из кухни. – Сегодня у нас рагу из песчаных жуков!

– Песчаные жуки! – радостно воскликнул отец и посмотрел на своего сына. – Мы съедим пустынников, как песчаных жуков! Никто не смеет нарушать священный закон империи!

Феней при словах отца съёжился, скорчил недовольное лицо и молча прошёл из зала на кухню. Рилли всё ещё раздумывал, как очутился в этом мире, но, тем не менее, уже благодарил судьбу за то, что оказался в приятной семье. Он был здоров – нечто помогало ему понять заранее, что это великая ценность.

И всё же его смущали странности – откуда он знает эдейский язык, на котором тут все говорят и откуда в его памяти возникают предметы, которые он видит вокруг? Ему стало очевидным, что он здесь не просто так.

Отец встал со стула, уже собрался идти на кухню, как вдруг его остановил крик, доносящийся от двери:

– Командующий! Войскам приказано стягиваться на границе!

Яндер повернулся и увидел легионера, что стоит на пороге. Легионеры в пустыне носили овальные открытые шлемы, кольчужные рубахи с коротким рукавом, подвязанные поясом, кожаные наручи с шипами, плетёные сандалии.

Отец тут же схватил своё копьё, за минуту натянул на себя пластинчатые доспехи, к которым сзади крепится чёрный плащ, надел открытый шлем с шипами на голове, поцеловал жену, поцеловал сыновей и вместе с легионером вышел из дома.

***

Рейна собирала за виллой Вельбре высохшее белье с верёвки. Она до сих пор не привыкла к сухому климату пустыни, к пальмам и широколистным кустарникам, которые, как ей рассказывали, ядовиты. Это наименьшее из зол. В настоящей пустыне нет ничего, кроме смерти. Пускай она и живёт под одной крышей с похабным стариком, зато рядом есть озеро Саррад, а значит, она не умрёт. Так она часто себя успокаивала, пытаясь забыть то, что он уже не раз пытался с ней сделать.

Спина её болела, и она невольно вспоминала о госпоже Вельбре, которая целыми днями гоняла её от виллы до озера. Госпожа обычно наполняла один лишь стакан из ведра, что приносила Рейна, выпивала его и, широко улыбаясь, разливала остальную воду из корзины на пол, чтобы та испарилась и наполнила воздух влагой. И потом всё повторялось по кругу. Рейне приходилось таскать тяжеленную корзинку с водой по двадцать раз на дню.

Сложив всё белье в тазик, сотканный из прутьев лозы, Рейна взяла его и уже собралась идти в поместье, как вдруг перед ней появилась фигура госпожи Вельбре. Рейна редко сталкивалась с ней, ибо госпожа, которую, как она узнала от других рабов, зовут Гистемона, обычно сидит в своих покоях, где мужчины-слуги отгоняют от неё жару опахалами.

Госпожа кинула на Рейну презрительный взгляд и прищурилась. Она осматривала её с головы до ног без всякого стеснения, будто выбирала кусок мясо, которым собиралась отужинать.

Рейне же выпал шанс хорошенько рассмотреть госпожу Вельбре. Гистемона носит фиолетовое платьице с полупрозрачными рукавами, сквозь которые видны её дряблые руки. На голове у неё растут или, быть может, отживают свой век редкие рыжие волосы. Поверх них сидит тиара, под которой продета полупрозрачная шаль, защищающая голову от жары.

Что же касается лица госпожи Вельбре, то оно кажется куда старше её возраста. Своё дело делают морщины – госпожа Вельбре смотрит, злобно прищурившись на своих служанок, ибо они часто выступают конкурентками в борьбе за сердце мужа. Ещё одно – чёрные тени, которые Гистемона так любит. Ей кажется, что чем больше теней, тем более серьёзно и внушительно выглядит её незамысловатое лицо. У неё маленькие глазки, маленькие губы, большие скулы, на щеках кожа стянутая, а ближе к челюсти она идёт складками.

Наконец госпожа Вельбре оценила свою конкуренту. Она уже не раз видела, как её муж бросает голодный взгляд на фигуру Рейны, однако, госпожа думала, что это не всерьёз. Два последних года изменили её мнение, а точку поставил недавно произошедший случай.

Дастан Вельбре подошёл к ней тогда и произнёс:

– Быть может, дорогая, тебе развеяться, отдохнуть? Граф Шермотт устраивает у себя пир, выслал нам приглашение. Я-то, конечно, не смогу – император может запросить моей помощи, ведь идёт война. А тебе было бы неплохо отдохнуть от жаркого солнца пустыни…

Всё это он говорил таким жалобным, писклявым, извиняющимся голоском, что Гистемона сразу всё поняла. Её муж никогда не умел врать.

Вспомнив это, госпожа, глядя в глаза Рейны, произнесла:

– Думаешь, ты нравишься моего мужу? Думаешь, достаточно иметь упругую задницу и сиськи, которые пока ещё не свисают до колен? – она приблизилась. – Я вижу тебя насквозь, варварское отродье. Я прикажу отдать тебя псам, если ещё раз увижу тебя с моим мужем! – её щёки задрожали. – С псами ты по крайней мере будешь, как дома. Знай своё место, рабыня!

Она развернулась и, гордо подняв голову, пошла обратно к вилле, черпая сандалиями песок.

Рейна смотрела ей вслед и недоумевала, чем заслужила такое отношение. Порою ей казалось, что лучше быть последней уродиной, чем иметь хоть какую-то красоту. До уродин не домогаются, с ними не воюют, а если не повезло родиться красивой рабыней, то можно с уверенностью сказать, что тебя ждёт судьба симпатичной игрушки – в конце концов, тебя сломают.

Наступил вечер. Рейна за весь день не имела ни минуты отдыха. Вот и сейчас она раскладывала на стол и случайно пересеклась взглядом со своим господином. Старик облизнул губы и прошёл мимо, а через час, когда все собрались на первом этаже за столом – господин и госпожа Вельбре, их дочь и сын, Рейна начала носить с кухни блюда.

Она подошла к столу, поставила жареного цыплёнка на стол и тут же почувствовала чью-то руку на своей ягодице. Рейна постаралась сделать вид, что ничего не заметила, однако госпожа увидела похотливое лицо своего мужа, потом поняла, куда он смотрит, и складки на её подбородке задрожали.

Рейна увидела гневное лицо госпожи. Она поняла, что находится в западне. С одной стороны похабный старик, с другой – ревнивая старуха.

За ужином никто не обмолвился ни словом. Отпрыски семейства Вельбре покорно ели, ожидая, когда наконец закончится этот ужин. Они недоумевали, зачем создана глупая традиция знатных семей, где все собираются за одним столом.

Наконец, ужин закончился. Рейна убрала со стола, вышла из виллы, спустилась к озеру и села за деревянной постройкой, в которой находился туалет для слуг, после чего тихо заплакала. Только здесь она могла находиться наедине с собой.

В этот же миг из виллы вышел и барон Вельбре. Он последовал за Рейной, как голодный волк за добычей. Девушка сидела, закрыв лицо руками, и ничего не подозревала. Барон бесшумно подкрался к ней и присел рядом.

Рейна заметила его, попыталась встать, но он тут же схватил её за руку, заставив сидеть на месте. Он приложил палец к губам, чтобы служанка вела себя тихо, придвинулся к ней ближе и начал стягивать платье с её плеча.

Дастон не знал, что его жена пошла за ним по пятам. И сейчас она, незаметно подкравшись с угла постройки, молча наблюдала за происходящим. Когда же её муж запустил руку под платье Рейны, она закричала:

– Стража!

Господин Вельбре дёрнулся, будто его застали за кражей. Он сглотнул, посмотрел на свою жену снизу-вверх и уже думал о том, чтобы просить прощения на коленях.

Госпожа продолжила:

– Ведите эту шлюху на псарню!

***

Алайна сидела в тренировочном зале, закрыв глаза и читая про себя молитву. Её сердце трепетало – если на экзамене возникнут осложнения, то её ожидает участь хуже смерти.

Лестничные ворота отворились и в тренировочный зал зашёл Мариус. Он огляделся по сторонам и понял, что кроме Алайны здесь больше никого нет. «Значит, бояться нечего». – подумал он и подошёл ближе.

Эта миниатюрная девушка с золотыми пышными волосами встала со скамейки и подошла ближе. Сердце Мариуса забилось чаще при виде её аккуратного носика, небольших губ в форме бантика, правильного лица. Алайна была для него безупречна даже в бесформенной ученической робе.

В свою очередь она смотрела на него, наслаждалась одним только видом Мариуса, и все опасения сами собой улетучивались из её головы.

Она рассматривала его чёрные, как ночь волосы, которые спадают до самых плеч, плечи, из-за худобы кажущиеся острыми, кустистые низкие брови, что делают его лицо более хмурым, широкий лоб, покрывающийся морщинами всякий раз, когда он хмурится.

Наконец, она посмотрела в его рубиновые глаза и обрадовалась, что недоверчивый взгляд его смягчился.

– Алайна…

– Мариус! – воскликнула она и бросилась ему на шею. – Ты пришёл!

– Я пришёл поддержать тебя.

– Поддержать? Тогда скажи, что меня любишь.

– Ты знаешь, что это запрещено…

Алайна отстранилась и строго взглянула на Мариуса.

– Я тебя люблю. – тихо произнёс он, сдавшись под её напором, и щёки его покраснели. Алайна была пламенем, а он – льдом. Всё в их отношениях было на грани пропасти. Порой Мариус был особенно нелюдим, а силы Алайны иссякали. Тогда холод принизывал её и девушке хотелось убежать подальше.

Конечно, чаще Алайне удавалось растопить его льды. Её бессмертный оптимизм заставлял умиляться даже такого ворчуна, как Мариус. Но как только это пламя становилось сильнее, обжигая вечную мерзлоту в его сердце, он пытался отстраниться.

– И я тебя! – она вновь бросилась ему на шею и впилась губами в его губы. После короткого поцелуя Мариус сказал:

– Ты знаешь, что стоит на кону.

– Всё неважно, когда ты рядом!

Впервые за разговор Мариус выдавил неуверенную улыбку. Как только его тонкие губы слегка натянулись, а уголки их приподнялись, на сердце у Алайны потеплело.

– Приготовиться! – эхом пронесся мужской голос по тренировочному залу.

Алайна поцеловала Мариуса и побежала к воротам, ведущим на арену. Экзаменатор-магистр открыл их. Как только Алайна вбежала на арену, магистр пристально оглядел тренировочный зал и, ничего не заметив, пошёл за испытуемой.

Мариус успел спрятаться за ученическим шкафчиком, который стоит напротив ворот. Он вспоминал все жесты и слова Алайны, подмечал её красоту, её искренность и сам себе задавал вопрос: «Неужели я что-то чувствую?..»

Мариус считал самого себя загнанным в клетку зверем, отверженным, у которого нет ни рода, ни племени. Кроме того, он никогда не мог довольствоваться обычными житейскими радостями. Любовь? Любая любовь смертна, а если так, то в ней нет смысла. Если нет смысла, то нужно держаться от любви подальше. Однако за всеми этими мыслями скрывался страх потерять Алайну, которая только что вошла на арену.

От круглых стен поднимаются ряды трибун, на которых восседают ученики. В каменном кармане, выделанном в стене выше трибун, сидит архимаг и почётный магификус Пурион. С потолка, на железных цепях, свисают фонари, которые освещают всю арену.

Экзаменатор-магистр подошёл к груде камней, что лежит на арене, и воздел к ним руки. Среди его тела появилась синяя магическая энергия.

Валуны поднимались с земли, как если бы их поднимала невидимая рука, и соединялись между собой. Вскоре из них образовалась огромная фигура. У неё, подобно человеку, есть туловище, руки, ноги и даже голова. В груди у каменного существа горит круглый синий шар – его сердце.

– Начать экзамен! – крикнул архимаг.

Ученики, каждый из которых был одет в серую ученическую робу, перевязанную на поясе чёрной лентой, сидели смирно, сложив руки на своих коленях. Они не поворачивали голов, смотрели строго на арену. Вольность на экзамене строго карается – не раз учили их маги.

Экзаменатор-магистр отошёл в сторону, чтобы не мешаться. Алайна взглянула на трёхметровую каменную фигуру, что возвышается над ней и крикнула ему:

– Давай, здоровяк! Держу пари, ты не сильно отличаешься от своих неподвижных братьев!

Она сжала посох в руках. Голем двинулся, выставил ногу вперёд и быстро побежал на неё. Когда он приблизился, замахнувшись каменным кулаком, она отпрыгнула в сторону и почувствовала дрожь земли. Голем ударил в место, где только что стояла Алайна и проломил каменную поверхность пола.

– Какое удивительное призванное существо!.. – произнёс магификус Пурион. Это молодой человек с толстыми щеками, налитыми румянцем. На его коричневых волосах, зачёсанных вбок, выделяется забавный хохолок. У него небольшие добрые глаза, толстые губы, уголки которых редко когда опускаются вниз. Он высок и упитан, талия его шире плеч, отчего фигура Пуриона напоминает грушу.

В день экзамена Пурион, как и любой магификус, надел парадную форму: сиреневую мантию с золотистой окантовкой, сиреневый колпак, по бокам которого на золотистых ниточках болтаются изумрудные камни в форме капель, алую рубашку, на которой вышит знак Ордена – фигура человека, руки которого расправлены в стороны. Фигура окружена магическим кругом. Внизу, у ног человека, расправила свои крылья птица феникс, которая является перевоплощением бога Эфраза.

– О, вам ещё предстоит увидеть много всего, магификус. Призыв голема – заклинание довольно сложное, однако имеющее огромный разрушительный потенциал. – заинтересованно ответил архимаг.

Архимаг – мужчина, старость которого выглядит благородно. Его лицо сохранило острые черты ещё с юности, а кожа лишь слегка потеряла свою эластичность. На переносице его сидят небольшие круглые очки. Задумавшись, он почёсывает свою седую бороду и представляет идеальное положение для Ордена – автономию.

У архимага тёмно-карие большие глаза, которые почти всегда смотрят с грустью, за исключением случаев, когда он ухаживает за растениями в саду Ордена. Тогда они смотрят с поистине детским восторгом. Он носит под тёмно-синим парадным плащом, на спине которого вышит знак Ордена, чёрную жилетку. На голове синий колпак, по кругу окаймлённый белой полосой, в которую вставлены красные блестящие камни в форме капель.

Тем временем Алайна встала перед големом. Она закрыла глаза, выставила посох вперёд и сконцентрировалась. Голем пошёл к ней и каждый шаг его ног сопровождался дрожью земли.

Среди рук Алайны появилась едва заметная магическая энергия. Она перешла в посох и на его вершине сформировалась магическая стрела – мерцающий осколок, который едва заметен человеческому глазу.

Стрела полетела в голема. Голем шёл неспешно и вдруг нога его угодила в пролом, оставленный им после удара. Тело его двинулось в сторону, и магическая стрела, летевшая в сердце, попала ему в руку. От неё отлетело несколько камней.

«Промахнулась!» – с досадой подумала Алайна.

Голем побежал вперёд. Казалось, магическая стрела заставила его впасть в бешенство. Он взмахнул рукой и откинул девушку в сторону.

Алайна стукнулась головой о стену арены. Из-за головокружения ей пришлось опуститься на одно колено. Голем медленно пошёл к ней.

– Но что же будет?.. Ещё один удар и он превратит её в мешок с костями! – воскликнул магификус Пурион.

– Терпение. Мы не убиваем учеников. Если она ничего не сможет сделать перед тем, как он дойдет до неё, то её поведут в Зал Очищения. Там её будут готовить в бичеватели.

– Бичеватели?.. Это вы о тех людях в чёрных мантиях, которые всегда смотрят, как умалишённые и ничего не говорят?

– Верно, магификус. Бичевателям не нужны слова. Они карающее орудие Ордена.

Голем в это время шёл к Алайне. Она пыталась собраться с силами и озиралась по сторонам в поисках своего посоха. Обломки его она увидела на другом конце арены. Теперь ученица поняла, что ставки как никогда высоки.

Если голем ещё раз настигнет её, то экзамен она точно провалит. Но что же делать?

Тогда Алайна выставила руки вперёд. Она решилась на отчаянный шаг – освободить магическую энергию через собственные руки. Таким мастерством овладевает далеко не каждый маг, к тому же, подобный фокус смертельно опасен.

«У меня ещё есть шанс!» – подумала она и тут же руки Алайны окутала магическая энергия. Ученица сделала последнее усилие, сконцентрировалась, чтобы сформировать энергию в магическую стрелу и в ту же секунду стрела с невероятной скоростью влетела в голема.

Она попала ему в туловище, отломив несколько камней. Сияющее сердце стало лучше видно меж камней.

– Да этот каменный истукан меня уничтожит! – крикнула Алайна, видя, как голем бежит в её сторону. Она побежала в сторону, но истукан топнул по земле, и ударная волна тут же свалила Алайну с ног.

– А что это за синяя сфера в теле голема? – спросил магификус Пурион, ёрзая на стуле. Он беспокоился об золотоволосой ученице, но боялся открыто выдать это архимагу.

– Магическое сердце. При призыве маг формирует в него ману. Сердце притягивает камни к себе и создаёт тело голема.

– Так значит, нужно уничтожить его?

– Верно. Но до него нужно ещё добраться.

Лёжа на земле, Алайна видела, как голем приближается к ней. Пускай она и выдохлась, обессилела, но сдаваться она собиралась. Она всего-то вспомнила лицо Мариуса и в этом воспоминании оно ожило, и сказало: «Ты сможешь, любимая!»

Алайна напрягла каждую мышцу своего тела, дабы хоть где-то найти силы. Упираясь руками в пол, выставляя сначала одну ногу, а потом другую, она поднялась на ноги. Голем уже возвышался над ней.

В случае, если бы испытуемая осталась лежать на земле, экзамен бы закончился, ведь голем уже настиг её и ему осталось только раздавить её тело. Но испытуемая поднялась на ноги, а значит, она способна продолжать.

Алайна попыталась сконцентрироваться, вновь выставив перед големом руки, но всё тщетно. Её силы иссякли. Она упала на колени и, ощутив глубочайшее отчаяние, вдруг перенеслась в воспоминание своего детства.

Она прибежала к своему дому. На пороге её встречает мама, они обнимаются. Сзади Алайну нагоняют маг и два бичевателя. Маг выходит вперёд и говорит маме:

– У вашего ребёнка проявились магические способности. Сегодня собирайте ей припасы в дорогу. Завтра мы отправимся в Орден.

– Я не хочу уходить! – кричит Алайна, обнимая маму.