Полная версия
Может быть Капулетти только и мечтает о мире с Монтекки. Ибо:
– Преграда может быть проложена и не самими этими семьями, а спровоцирована как раз этими князьями-герцогами в придачу с графом.
Парис говорит, что долго ждал этого дня. И неизвестно: то ли венчанья, то ли смерти Джульетты.
Нет Фона, кроме того, что было сказано:
– Разыгранная смерть, – а до этого?
Была ли разыграна дуэль?
Нет именно тайного, не сказанного, но очевидного фона. Не видно, что зрители видят больше, или, наоборот, меньше, чем актеры.
Может быть, он будет сделан одним росчерком пера, как у Пушкина в Дубровском или в Метели:
– И вы не узнаете меня?
Хотя в Дубровском вообще ничего не говорится, кроме посылки:
– У Читателя есть разум. – И довольно-таки прямо на это указывается:
– Дубровский – его слуга на самом деле – встречает карету с князем Верейским в маске, ухаживает потом за этим раненым бабушка, а она по книге его мать.
Здесь – нет предыстории. Хотя там ее не больше. Конец в Дубровском – это действительно:
– Делу венец.
Как и во всех Повестях Белкина.
Вещь сложная именно потому, что везде действует обкарканный со всех сторон субъективный идеализм Канта, – как не существующий на территории Земли – априори, и точно такой же его напарник объективный идеализм Гегеля – оба:
– Ставят Человека на первое место.
Но на это противникам – в общем-то – не очень боятся. А вот то, что:
– Почему?! – а именно, указывается на Очевидность существования Посылки, совершенно элементарной на вид:
– Слова не висят в воздухе, они могут быть написаны только на бумаге.
Как и человек имеет место быть только на Фоне Бога. Это Новый Завет.
Недопустимый еще и потому, что целиком и полностью прекратил существование Ветхого Завета. Ибо Ветхий Завет почитавшийся уже почти мертвым – ожил именно в Новом Завете всей – так сказать – своей:
– Прошлостью!
Джульетту выносят, но в венчальном платье.
Природа слабодушна и рыдает,
Но разум тверд, и разум побеждает.
На свадьбу и на похороны в одном и том, – Капулетти.
Накрытый стол послужит для поминок,
Венчальные цветы украсят гроб.
Всё обратилось в противоположность!
Пётр, слуга Кормилицы заказывает плясовую, когда все отправились в церковь с мертвой Джульеттой.
АКТ V. СЦЕНА I
Мантуя. Улица
Входит РОМЕО.
– Ко мне жена явилась,
А я был мертв и, мертвый наблюдал.
И вдруг от жарких губ ее я ожил
И был провозглашен царем земли.
В ответ на сообщение слуги Петра о смерти Джульетты Ромео говорит:
– Я шлю вам вызов, звезды!
Вот момент:
– Письмо имело очень важный смысл.
Задержка этих строк грозит несчастьем.
Что должно значить: расшифруй правильно, я письмо, или принесший его.
Хотя, в принципе, Ромео уже ответил правильно: в ответ на отрицательные вести в виде отсутствия письма, что сделал и Протей в Двух Веронцах, сказал, по сути, что письма от Валентина нет, – и:
– Рассказал Сильвии про свою любовь к ней. – И если вы актер нас сцене настоящий – значит поймете, что скрытая для других правда, для вас ясна, как именно то, что вы говорите и есть послание Валентина, а чтобы и дальше никто ничего не понял, ответила по поверхности, в ответ на прямой смысл:
– Начала ругаться.
Также и Ромео, не получив письма от Джульетты, вместо письма Брата Лоренцо, что всё хорошо, и Джульетта его ждет и любит, рассказ о том от своего слуги Бальтазара, что она умерла.
По сути один в один с ключевой сценой в Двух Веронцах. Вместо хороших вестей плохие, и на плохие надо ответить плохими, как как хочется петь и плясать, а главное:
– Играть роль, что всё отлично по содержанию, а одежды жизни могут быть любыми.
В Двух Веронцах не было такого, что Валентин отказался от Сильвии, но и здесь Джульетта не отказалась от Ромео, несмотря на что уже умерла, но умерла, только по ошибочному мнению Бальтазара, тем не менее, он отвечает, как и Сильвия руганью – в данном случае покупает яд для себя у бедного Аптекаря.
И прямо перед этим сообщением слуги Бальтазара выдал решающее резюме:
– Я видел сон. Ко мне жена явилась,
А я был мертв и, мертвый наблюдал.
И вдруг от жарких губ ее я ожил.
И был провозглашен царем земли.
О, как живит любовь на самом деле,
Когда так оживляет мысль о ней!
Описана ситуация буквально обратная тому, что будет видно зрителям, ибо мертвым был не он, а она, Джульетта, и от губ его она не ожила, как здесь он оживает от ее жарких губ.
Мы видим, следовательно, везде две ситуации, одна идет, как дезинформация, а другая правда. Но дезинформация – это именно правда на Сцене, где можно находится только в:
– Роли.
И если вы врете, то на сцене надо играть правду, и наоборот. Поэтому вранье в системе вранья – это правда. Но главное, что таким образом герои демонстрируют джунгли устройства реального мира, а не мистификацию сцены. Получается всё наоборот, не-передача письма Ромео от Брата Лоренцо, что Джульетта на самом деле не умела, а только и ждет его в таком законсервированном состоянии срабатывает, как игра на сцене:
– Обратного.
Все они здесь запаслись ядами, которыми можно запутать зрителей, а был применен нож – как быть с этим? Пока неясно. Тем не менее, главное, недоступное злу действие, происходит – если так можно сказать – за кулисами. Они, следовательно:
– Тоже сиэтэ.
Здесь не просто, как в Двух Веронцах Протей придуривается, а внешние, независимые от героев обстоятельства, как рука бога, меняют одну противоположность другой противоположностью, одну неувязку другой. Как сейчас непереданное Ромео письмо от Брата Лоренцо, должно еще больше усилиться рассказом его слуги Бальтазара, о его уже мертвой царевне, но вот семь богатырей:
– Искусства, – спасают ее, разумеется с Елисеем – Ромео во главе.
И печаль, скорее всего, будет от того, что:
– Мы с такими людьми жить не будем.
Что значит, как в битве у горы Синай:
– Она была. – Не все потащили провода связи на Вторую Скрижаль Завета, многие были против. – Но это, в общем-то, лирика.
А с другой стороны, почему лирика – Корделия в Короле Лире умерла, а она была верующей в Новый Завет там.
Неужели эти пьесы Шекспира о тех, кто сражался за Новый Завет и погиб в этом бою? В рамках такой пьесы вряд ли удастся доказать, что:
– Все живы.
У Пушкина в Повестях – потому и – Покойного Ивана Петровича Белкина верх одерживает жизнь, что там, как и спел Владимир Высоцкий:
– Данте к своей Алигьери запросто шастает в Ад.
Здесь мистики нет, но мистификации занимают буквально все места, даже на галерке.
Так-то, в принципе, ясно, что доведенный до полного понимания мира зритель, доведенный этими противоположностями, сможет в конце спектакля со спокойной душой сказать:
– Они умерли, и это было последнее их вранье для нас, так как в этом мире сплошных пьес:
– Да всегда выступает в роли Нет, и наоборот.
Так должно быть уже потому, что Брат Лоренцо обещал хороший конец с – практически – каменной уверенностью.
Зрители, как в гладиаторском бою древнего Рима, только сами могут решить, куда им повернуть палец:
– Вверх или вниз.
В Дубровском это – тем не менее – очевидно.
Здесь пока нет. Хотя помощь:
– Со стороны – это помощь именно Зрителей.
По логике, да, всё ясно, смерть играет роль жизни. Но удастся ли это почувствовать, как в Повестях Белкина, как в Дубровском, как в Капитанской Дочке? Хотя, конечно, Пушкин на русском языке – это полный подлинник, Шекспир жил давно, и писал на другом языке, но сделано всё великолепно, когда невозможность передать письмо Ромео о живой Джульетте, дополняется сообщением о ней, как уже о мертвой, расшифровывается такой же ложью, как признание Протея в любви к Сильвии, ибо, как посвященная она должна понять правду, чтобы быть достойной Валентина:
– Мир по Новому Завету разделился надвое и только одна часть видна, как находящаяся перед вами, а другая, извините уже:
– В вас. – Вы априори знаете, что смысл меняется на противоположный в зависимости от посылки.
В данном случае основная Посылка:
– У Сцены есть еще одно пространство – это Зрительный Зал.
Рука помощи и протянута должна быть оттуда. Уходящему, так сказать, в небытие Ветхому Завету.
Зрительный Зал должен оказаться Сценой, куда переход со сцены, ставшей зрительным залом будет для некоторых закрыт.
Всё происходит точно также, как в обычных спектаклях, только в них – обычно – зрители видят всё, а некоторые герои на сцене – части не кумекают. Поэтому и хорошо ходить на спектакли – зрители всегда умные, а некоторые актеры только отчасти.
Здесь Зритель выступает в роли Героя Романа, такого же Короля Лира, который настолько обалдел от уже пригрезившегося ему Нового Завета, что:
– Чтобы не забыть, где по Гегелю верх, а где по Канту низ – привязал на голову пучок травы – следовательно, низ – это именно там. Ибо трава растет на земле.
Правда понравилось это ему только тогда, когда все хорошие уже умерли. Пали, так сказать:
– В борьбе за Это.
Здесь, в общепринятом варианте, предлагается сделать тоже самое, но пусть умрут только двое – зато самые лучшие. Как и в Короле Лире Корделия.
Я думаю, будет, как в Дубровском, примут единогласное друг с другом решение, что и в Англии жить можно даже намного лучше. Фактически не очень ясно:
– Что же человек покидает такое, что было хорошее, но его уже больше не вернуть?
Раз это было, когда Адам и Ева покинули Рай, чтобы увидеть вот это светопреставление на Земле. Но здесь всё-таки самое главное – это, я думаю по-прежнему:
– Покидая Ветхий Завет.
Зрители, читатели, люди должны почувствовать, как в произведениях А. С. Пушкина, Повестях Белкина и других:
– Реальность существования Второй Скрижали Завета.
Тогда Ромео и Джульетта останутся живы.
Перенесено из Не Хлебом Единым, но Ж. цв. больше не ставлю, ибо:
– Зачем, – кроме, как эти две строчки.
Лучше писать всё одном месте, в этом Эссе и подряд, но – боюсь – тогда не все мысли будут ко мне приходить, которые бывает находятся при написании романа, как в жизни.
29.01.19
АКТ V. СЦЕНА I
Мантуя. Улица.
Входит РОМЕО.
Ромео – царь земли.
– Я шлю вам вызов, звезды!
Бальтазар:
– Не надо падать духом, господин.
Писем нет, но Ромео говорит:
– Всё равно.
Ромео:
– Джульетта, мы сегодня будем вместе.
Обдумаю, как это совершить. – Это после известия, Бальтазара, что она умерла.
Сейчас идет разговор Ромео с Аптекарем. До этого был, что-то калякающий Бальтазар, – но!
В том-то и дело, что нельзя думать, как эти люди только что прибыли с корабля на бал:
– Все в курсе происходящих событий!
Дочитал до конца, и с первого взгляда противоречие только одно:
– Зачем столько мистификаций с посланными и непереданными письмами, убийствами и нет, отравлениями и нет, если в результате всё так и осталось, как в Дяде Ване:
– По-прежнему.
Ибо:
– Что тогда было по-прежнему?
Что уже был Новый Завет, и он просто сыграл в карты с Ветхим, чтоб показать ему:
– Вернуть назад уже ничего нельзя?
Как у Дяди Вани хотели отнять праздник, который пусть не всегда, но раз в год:
– Со мной, – в виде Елены Прекрасной на побывке.
И хотели отобрать это:
– Разбой-ничанье Дяди Вани, но вынуждены были согласиться:
– Не получаецца!
Кто здесь занимается разбоем Новый Завет или Ветхий?
По крайне мере, не как в кино, где зарезались оба – здесь только Джульетта.
Но, в принципе, и это не указ, что:
– Всё кончено, Юпитер – значит ты был неправ, – так как и эту сцену в кладбищенской темноте можно подстроить.
Важно лишь, что, да:
– Подстраиваниями мы не только занимаемся часто, но и вообще всегда.
О чем и вся пьеса, о неувязках и мистификациях.
Парадокс, что нет Бенволио, или я пропустил, где его тоже, так сказать:
– Туды-твою убили или выслали с глаз долой, как правдивого свидетеля.
Перекрыто всё, кроме того, что этого не может быть.
Главный ответ в том, что это опять тот же ответ Сильвии Протею, чтобы он шагал куда подальше, тогда как на самом деле она рада именно этому известию:
– Их либэ дих, – что значит:
– ВСЕ согласились разыграть эту форму разницы между Новым и Ветхим Заветами:
– Там, где раньше была смерть – теперь есть жизнь.
Ибо и суть Нового Завета именно в этом, что вместо мира одномерного, появился мир Двойной в виде Зрительного Зала, что значит:
– Вы видите не Подлинник, а рассказ о нем.
Подлинник – сама суть его в этом – невидим-м. Так как возникает только в голове Читателя или Зрителя.
И так получается, что Все – о, мама мия! – в этом спектакле Играют.
Ибо Новый Завет – это и есть Театр. Со всем, как было сказано, а не только с паровым его отоплением, но главное, что со:
– Зрительным Залом, а значит и со Сценой, где Правда Игра-ется.
А не просто Ветхий Завет разложен на роли для еще большей простоты и веселья.
Как уходили Ромео и Джульетта? Вот, как и написано, вся деревня, где они жили вступила в Орден Актеров, и разыграла их отход, но не думаю, что они удалились дальше Мантуи, а скорее всего, так и остались здесь в виде:
– Враждующих между собой Монтекки и Капулетти, – но:
– Как-то меньше, меньше.
Можно сказать, театр, сплошной театр.
Хороший парадокс у Чехова в Дяде Ване, где всё остается – так сказать – по-честному, но это по-прежнему, есть не что иное, как право первой ночи Дяди Вани на чужую жену, которую не дали любить просто так, и он согласился:
– Буду эдак, – иначе бабла, как было раньше – не получите.
Ибо они и приехали не за тем, чтобы отнять у него последнюю радость:
– Именье, – а именно, чтобы он прекратил это своё нахальство.
Что хорошо видно по покладистой дерзости Смоктуновского, и меньше у Дяди Вани Павла Деревянко, который у Кончаловского не очень-то весел, не говорит, что ему приснилось, как Ромео:
– Я умерший спасаю живую Джульетту.
Ибо, наоборот, оживаю в ее роли.
Как и Дяде Ване нужна Елена Прекрасная:
– Чтобы играть в любовь, как:
– Ее роль.
Здесь, в Ромео и Джульетте, право первой ночи тоже осталось у князей и графов, но только в виде имитации трахтодрома невесты, как покойницы, а потом мордобития за это, вплоть до того, что князь или граф должны были притвориться мертвыми.
Ветхий Завет исчезает, не замечая этого, как и написана Шекспиром Ромео и Джульетта:
– Всё остается по-прежнему, всех убили, всех зарезали, а кого не успели – сами зарезались или отравились, – но:
– Только на Сцене.
Все боятся переходить в Новый Завет из Ветхого, – и:
– Решают только в угоду богу, – играть в Него.
И, пажалста:
– Больше-то ничего ему и делать не надо, как только сходить в кино.
Сложность только в одном:
– Зрители должны увидеть со Сцены не только свет рампы, но и услышать голос – вот этот голос князя Верейского или гусарского полковника Бурмина:
– И вы не узнаете меня?
– А мне говорили, что вы погибли в сражении под Скулянами, граф.
– — – — – — – — – — – —
П.С. – Добавить про вхождение в одну и ту реку дважды.
– — – — – — – — – — – — —
29.01.19
Повторю – и если второй раз – повторю второй раз, как Ромео становится царем мира, будучи оживлен поцелуем Джульетты. Что очевидная информация, что мы видим спектакль – правда, не само событие – следовательно – а рассказ о нем, что:
– Очевидно.
Но, чтобы было видно, и нужен этот Поцелуй Джульетты из Зрительного Зала:
– Поцелуй умершей умершего, – чтобы было ясно:
– Действие происходит не в одном, а в двух временах.
Видящий это и есть царь Земли.
Они наперегонки умирают, чтобы уйти со сцены в зрительный зал и этим оживить другого, доказывая этим – кто из них ни был в Ветхом, а кто уже в Новом Завете – авось:
– И оба были в Ветхом, но вот здесь и получили разрешение их абстрактной древней вражды, каждый умирает, чтобы спасти другого с помощью так испугавшего сначала всех Нового Завета, когда и появилась этb- Войти в одну и ту же реку дважды, начать жизнь сначала, объявив уже свершившееся событие смерти:
– Рассказом о жизни в Ветхом Завете.
Почему и ложен Образ, что он в Новом Завете рвется занавесом между Сценой и Зрительным Залом, что и произошло во время распятия Иисуса Христа:
– Завеса в храме разорвалась.
Человек, одна его фраза – как фраза Джонсона и Макферсона – находится у них обоих, как расположенных:
– Один в Тексте пушкинского произведения Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана – другой на его Полях.
Это очевидно, но непредставимо!
– — – — – — – — – — – — – —
30.01.19
Тем не менее, второй спектакль я не почувствовал, как в Дубровском, Воображаемом Разговоре, Макферсоне и Джонсоне, а только:
– Уверен логически.
Нет, чуть-чуть задело еще за несколько сцен до финала, что мертвая сцена – это вид именно из зрительного зала – больше ее никто не видит, а значит он сам, ЗЗ:
– Уже на ней, на Сцене, или по-другому:
– На проводе с ней, через барьер между Полями и Текстом, как Яго умел бегать у Шекспира в Отелло. – Не лишнее?
– — – — – — – — – — – — —
31.01.19 – из не Хлебом Единым, написанное сегодня утром вместо утерянного такого же фрагмента
– А мне говорили, что вы погибли в сражении под Скулянами, граф.
– — – — – — – — – — – —
П.С. – Добавить про вхождение в одну и ту реку дважды.
– — – — – — – — – — – — —
Произошло ужасное событие потерял новое открытие.
Думал, думал, как лучше прояснить открытие Шекспира в Ромео и Джульетте, – и:
– Додумался до конца на прогулке с цвергшнауцером, ибо было неясно, почему пьеса понятна, но всё равно лежит, как рыба, которая уже давно:
– Сдохла без доступа подводного воздуха, так как и давно – здесь сидим – лежит на этом берегу настоящего времени.
Автоматически поднять ее можно, но есть противоречие, что тогда следствие будет находится поперед батьки в пекло. Раньше причины. Ибо:
– В чем всё-таки причина древнего раздора между семьями Капулетти – Джульетты и Монтекки – Ромео?
Всё уже нашел в процессе вчерашнего письма, с одной только посылкой до старта! И надо же потерять этот текст! Искал три часа. Нет и всё. Жаль, что того, что там само Эссе выкрутило в конце великолепный ответ, который я, конечно, помню, но там он получился так неожиданно, что Ромео перед тем, как умереть – еще на сборах в этот последний бой – сказал:
– После поцелуя Джульетты я ожил – так как был мертвым – и стал царем всем Земли – я:
– Этого не знал, что так выйдет – выдало результат само Эссе.
Теперь не знаю, как получится рассказать его.
Главное противоречие здесь в том, что в пьесе, практически не участвует третья семья, семья герцога Лоренцо и графа Париса. Так, чё-то болтаются между ног.
И, значит, предположено, что Тибальт вышел в эту степь Донецкую не просто так погулять и случайно встретить Ромео, чтобы с ним лишний раз полаяться, – а:
– Шел уже сознательно на заказное убийство!
Но!
Не Ромео, а именно Меркуцио. Зачем, – спрашивается? Затем именно, чтобы и произошла эта древняя вражда. Как показанная здесь, в настоящем:
– Лицом к лицу со зрителями или читателем.
И вражда эта заключается в том, что одна семья старается заручится поддержкой третьей семьи, семьи герцога и графа, которые вынуждены лавировать, чтобы не показать этого своего приоритета к одной из них во имя мира и дружбы. Для чего они и призваны править Вероной.
В данное время Парис – граф хочет жениться на 14-летней Джульетте, а нельзя, так как это поднимет приоритет ее семьи, Капулетти, и мир в Вероне будет нарушен.
С первого взгляда получается, что после убийства Меркуцио – родственника Париса – стало еще трудней это сделать – Парису сделать предложение Джульетте, так как Меркуцио убил ее двоюродный брат Тибальт.
Но выходит, как раз наоборот! После того, как Тибальт убил Меркуцио – зачем и пришел на площадь, где гуляли Ромео и его друзья Меркуцио и Бенволию:
– Не с Ромео скандалить, а именно, чтобы убить Меркуцио.
Ибо в этом случае семья Джульетты – Капулетти – получали право принять предложение Париса, так после убийства попали в менее выгодное положение, чем семью Ромео – Монтекки:
– У них – можно сказать – уже началась вражда с правителями города герцогом Лоренцо и его родственником графом Парисом.
Если Парис и Джульетта поженятся – паритет будет восстановлен. Семья Капулетти не будет чувствовать себя виноватой перед правителями города из-за убийства их родственника:
– Меркуцио.
И!
Ромео идет в атаку. Чтобы восстановить реальное равновесие, так как – очевидно – не равенство будет после свадьбы Париса и Джульетты, а явный перевес семейства Капулетти над Монтекки. Идет, следовательно, на Вы, чтобы:
– Завоевать Джульетту.
Вот здесь и возникает восхитительное противоречие, которое дало толчок написанию этой части всего эссе Ромео и Джульетта, – ибо, как?
Если Ромео в это время даже не знает о ее существовании!
В этом, собственно, весь смысл Шекспира. Что настоящее не просто моделирует прошлое, а делает с прошлым:
– Реальную связь, – что значит, происходит, как при фотографировании:
– Изображение прошлого в настоящем переворачивается! – И значит, теперь следствие опережает причину.
Ибо настоящее видит прошлое целиком.
В Дубровском этим необъяснимым открытием было, что в роли князя Верейского выступает Дубровский, а потом уже логика объяснений – здесь подъем пьесы с глубины падения происходит, также очевидным, но не сразу объяснимым, что идет борьба за паритет между семьями, но объяснить эту битву можно только с позиции всезнайства, – что и значит:
– Следствие опережает причину, ибо видна не часть – в этом объяснении – уже:
– Всё.
И именно сама эта восхитительная Идея – равна Идее, пришедшей прямо из уже прочитанного давно Дубровского, – как:
– В роли князя Верейского находится Дубровский.
Но увидеть этого невооруженным глазом нельзя. Ибо это не просто логика Хэппи-Энда, а и есть логика Нового Завета, провозглашенная Иисусом Христом перед тем, как идти На Крест:
– Но, как Ты хочешь, а не как Я.
Ибо Я не может хотеть, чтобы было следствие шло раньше причины, так как это и невозможно, что человека. Для Бога – как и сказано:
– Возможно всё.
Перед тем, как отправиться на спасение Джульетты Ромео сказал, что он умер, а она оживила его поцелуем, и он стал правителем мира. Фраза интересная, но привязать ее к содержанию пьесы даже поближе – сразу:
– Невозможно. – Сейчас, пожалуйста.
Но сначала сравнение содержания этой пьесы с такой же точно пьесой в Ветхом Завете. Что можно думать, Шекспир ее оттуда и взял, как идею.
Идею, однако, доступную только для избранных, а не каждых.
Так можно думать потому, что и другие пьесы Шекспира, как Король Лир, Отелло, Гамлет, с которыми сражался Лев Толстой, – написаны буквально о сражениях Нового и Ветхого Заветов.
Их мировоззрений, как свойств души человека.
В Ветхом Завете написано, что вместо Исава – первенца и поэтому законного наследника – царем после Исаака стал Иаков, – но в том-то и дело, что только:
– По предположению Ветхого Завета.
Новый Завет потому новый, что он меняет и Ветхий Завет! В этом смысл битвы Монтекки и Капулетти, что нельзя сделать:
– Вы как хотите, а мы, как будем – ибо: все попремся – хотел сказать:
– Всем придется.
Если рядом с Ветхим Заветом будет жить Новый Завет, то и Ветхий – это уже не Ветхий, а Новый Завет. Почему и очумел от этого открытия Король Лир. Нельзя быть рядом, а думать и даже гадать:
– По-старому. – Чтобы не забыть эту истину привязал к голове пучок травы, чтобы напоминала:
– Земля не под ногами, а там, на голове.
Та же самая перевернутая перспектива, что и здесь в Ромео и Джульетте.
И та же самая, что и истории Ветхого Завета между тоже:
– Тремя семьями Исаака, Исава и Иакова.
