Выбиться в люди, или Разбиться вдребезги

– Да! Если бы можно было отказаться от граматы и взамен не прыгать в воду, я бы настаивала на этом, но это невозможно. А вот ты, что хочешь сказать, что если бы Владик утонул, спасая чужого ребенка, это было бы хорошо?

– Нет конечно, что ты говоришь, тфу-тфу-тфу, не дай Бог! Это было бы горе конечно, – сказала бабушка с недоумением и постучала по столу три раза.

– Вот ты сама и ответила, – резко ответила Евгения.

– Господи Евгения, мы же все люди и вырастить должны человека, а человек прежде всего должен быть человечным, иначе тьма беспросветная.

– Мама о каком человеке, ты говоришь? Ты о чем? Зачем мне человечный человек, герой, который готов отдать свою жизнь за чужих людей? Все это пустые слова. Разве для этого мы его растили? Мы вот с Владиславом работаем с утра до вечера, чтобы у сына все было, ты ведь сама столько сил в него вложила и все это зачем? Чтобы в один прекрасный день нам принесли похоронку и благодарственную грамату? А жить-то с такой трагедией нашей семье, а не всем этим людим, они конечно могут речи пламенные мне тут говорить. Да не надо мне все это! Мне важно, чтобы сын был жив и здоров, понимаешь, чтобы ему легко жилось, легче чем нам, чтобы он жил в достатке, а не с граматами и высокими идеями. Жизнь-то у нас одна, и я не хочу остаток своей жизни потратить на лечение сына, пусть даже и героя.

Настасья Никифоровка, качая головой вышла из комнаты. За ней вышла и Евгения. Влад остался один. Он никак не мог успокоиться и все думал и думал о сказанных словах, под утро ему все же удалось уснуть. Проснувшись он обнаружил, что грамата со стены исчезла.

– Мама, ты не видела мою грамату?

– Владик, дорогой, это я ее убрала, – мягко сказала Евгения, садясь на край кровати и нежно смотря на сына. – Пойми, все это только красивые слова, а тебе жить надо, понимаешь – рожала я тебя не для геройских поступков, а для того чтобы ты был счастливым. Пойми, в этой жизни никому не надо помогать, особенно чужим. Ты помогаешь человеку, а он потом привыкает и уже требует от тебя этой помощи, понимаешь сынок. Вот ты сейчас герой, вроде хорошо тебе кажется, здорово. А ты задумайся, ведь теперь все знают, что если что-то прозойдет, ты будешь рисковать, спасать, тебе надо быть героем, надо соотвествовать званию героя. Я и папа, мы очень хотим чтобы ты был жив, здоров и счастлив, поэтому не надо совершать больше никаких геройских поступков, договорились? – сказала Евгения. Она обняла и поцеловала сына.

Влад смотрел на нее широко открытыми глазами, его мир героев захлопнул двери, все стало опять пусто и уныло. Он кивнул, но ничего не ответил матери. В этот день он был молчалив и задумчив.

– Бабуль, как ты думаешь герои нужны? – вечером спросил он Настасью Никифоровну.

– Решай сам дорогой мой внучок, как ты решишь, так и будет. Только вот знай, что посеет человек, то и пожнет.

Прошла еще неделя, Леньку выписали из больницы и он заглянул к Владу. Владик к этому времени тоже поправился и собирался в школу.

– Заходи дружище! Как ты? – улыбнулся Влад, видя входящего к нему в комнату товарища с магнитофоном в руке.

– Как видишь! С кашлем повалялся дома пару дней после больницы, а сейчас вот как огурец, – радостно ответил Леня. – Ты знаешь Влад, вот пришел тебя поблагодарить. Спасибо тебе, что меня спас, – сказан он и обнял Влада. – Знаешь, – продолжил Леня, – вначале я не верил, что ты меня спасаешь, я думал, ты за шубу свою испугался, вот заберешь ее у меня и уйдешь. А потом мне родители рассказали, что ты даже под лед за мной нырял, когда я на льдине перевернулся. Если бы не ты, меня бы уже и не было. Спасибо друг!

– Так поступил бы каждый, – ответил Влад, глядя Лене в глаза. – Друзей я не бросаю!

Ребята вновь обнялись, затем Леня вдруг сказал: – Знаешь, я ведь твою шубу испортил!

– Да, она вся намокла! Я не рассказывал родителям, – немного раздраженно ответил Влад.

– Извини меня! Я вот хотел… тебе магнитофон отдать с двумя кассетами… Подарить! Может это как-то загладит мою вину.

– Ты серьезно? Твои родители в курсе? – обрадовался Влад.

– Да, все согласовано! Бери! – и он протянул Владу магнитофон.

– Спасибо дружище! – поблагодарил Влад Леню. Он аккуратно взял магнитофон, внимательно его осмотрел, протер и поставил в центре стола.

Ребята долго еще сидели вместе, вспоминали о случившимся, слушали Высоцкого, говорили о жизни, о школе. Ближе к вечеру Леня ушел домой.

Глава 5. Смерть и жизнь

Вскоре Влад перешел в десятый класс. Настало время определяться со своим путем в жизни, с выбором профессии. Без долгих размышлений, юноша выбрал путь науки, исследователя материи. Ему легко давалась математика и физика, что он не раз доказывал, занимая призовые места на конкурсах и олимпиадах. Можно сказать, он был влюблен в эти предметы. Его тянула их гармония, интеллектуальная сила и красота формул. Казалось путь физика или математика был ему предначертан, ведь юноша все свое свободное время проводил, изучая законы физики и математические теоремы. Пытался с их помощью проникнуть в суть явлений. Своими лучшими друзьями он считал Архимеда, Ньютона, Лейбница и других великих ученых с которыми постоянно вел мысленные диалоги.

В последнее время его разум захватила Великая математическая теорема Ферма. Он был поглощен, он жаждал доказать ее. Влад изучал все новые и новые разделы математики, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, но теорема никак не поддавалась.

На дворе был солнечный октябрь. Осень успела покрыть деревья разноцветными красками. На улице было еще тепло и можно было ходить не застегивая куртку. В один из таких осенних дней, класс Владислава отпустили на два урока раньше обычного. Юноша не пошел гулять с ребятами, а решил зайти в библиотеку, взять книги по математике, по разделу «Непрерывные дроби».

«Эти дроби, уж точно, приблизят меня к доказательству теоремы», – надеялся он.

У Влада было отличное настроение. Выйдя из библиотеки он направился домой. Его путь проходил через кленовую аллею. Прохладный ветерок бодряще дул в лицо, деревья были густо усыпаны янтарными и рубиновыми листьями, и на солнце они смотрелись богато и величественно. Он решил не упускать момент и принести кленовые листья домой, обрадовать бабушку. Он тут же стал собирать разноцветный букет. Вдруг где-то высоко в небе послышался крик птиц, юноша поднял голову и увидел прямо над собой высоко в небе летящий клин, одна сторона которого была несколько длиннее другой.

«Наверно утки, – подумал Влад всматриваясь. – А может журавли?»

Длинные шеи и особенный крик птиц совсем непохожий на кряканье уток не оставил сомнений – это журавли. Он стал наблюдать за птицами. Его интересовала форма и синхронность их строя. Через мгновенье вожак замедлил темп, пропуская летящих следом птиц, его место, набирая скорость занял летящий по соседству журавль, а сам вожак переместился в хвост клина. Клин при этом синхронно сжался, ничуть не сбавляя скорости и не нарушая общий строй, а затем также синхронно вновь растянулся.

«Здорово! Вот эта сила аэродинамики в действии», – восторженно подумал Владик.

Еще какое-то время он наблюдал за клином, пока стая не скрылась за горизонтом. С удовлетворением от увиденного, и еще больше желая стать физиком и знать как все устроено, он продолжил свой путь домой.

Подойдя к дому, и поднявшись по ступенькам, юноша позвонил в дверь. Он знал, что бабушка дома и сейчас откроет ему. Она всегда встречала его со школы, кормила и расспрашивала о новостях. Еще раз, посмотрев на неаккуратно торчащие кленовые листья в его руке, он решил поправить букет. Когда он закончил, то вытянул руку и оценивающе взглянул.

«Красотища! Бабушке понравится», – подумал он. – Так! Сколько я здесь жду? Почему мне никто не открывает?»

Юноша ухом прижался к двери и вслушался. Никаких шагов и голосов. Полная тишина ждала его за дверью.

«Странно», – озадаченно подумал он и еще раз нажал на звонок. Не снимая со звонка палец, он стал считать вслух: «Раз, два, три, четыре, пять, … десять» , – за дверью ничего не изменилось. Было тихо как и прежде. Прекратив звонить, он кулаком постучал в дверь. Тишина.

– Ну бабуля, глухая тетеря! – гневно прошептал он, и поставив свой портфель на бетонный пол около двери, свободной рукой начал искать ключи. Когда ключи были найдены, юноша, наконец, открыл дверь и вошел в квартиру.

– Бабуля я дома! – громко крикнул он и положил букет листьев на полку в прихожей. Снимая куртку и ботинки, он прислушивался. Было слышно, как вода бежит по трубам, слышны шаги на лестничной площадке, но никаких звуков от находящегося в квартире человека, он не слышал.

«Может заснула или ушла в магазин?» – подумал он.

Оставив портфель в прихожей, Влад зашел в ванную помыть руки. Вопросы в его голове не давали покоя: «Где бабушка? Почему она с утра ничего мне не сказала, не предупредила? Она же знает, что я всегда прихожу со школы голодный! Неужели мне самому надо готовить обед?.. Нет, такого быть не может. Наверняка бабуля все же дома. Может заснула?»

Влад решил проверить квартиру. Выходя из ванной, он взглянул на лежащий на полке букет, не смог удержаться и взял его в руки. Он пошел на кухню. Никого. Открыл дверь и заглянул в свою комнату. Никого. Затем открыл комнату родителей. Тоже никого.

Собираясь закрыть дверь родительской комнаты, он обратил внимание на стол. Обычно стоящий возле стенки, сейчас стол был раздвинут в длину и стоял посредине комнаты. На нем лежало что-то массивное, накрытое простыней.

«Похоже на лодку», – подумал он и, войдя в комнату, медленно подошел к столу. Любопытство не давало ему покоя. Он взял за край, свисающей простыни, и приподнял ее.

– ААА!.. – испугавшись, Влад резко отпрыгнул назад и машинально разжал свою руку с букетом. Яркие разноцветные листья взлетели вверх и с шорохом рассыпались по всей комнате, упав на простынь и… на, торчащие из под простыни, голые человеческие ноги.

Его сердце забилось, отдавая своими ударами в виски. На лбу выступил холодный пот. Он какое-то время стоял в оцепенении. Затем попятился назад и побежал в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Прыгнул на диван, поджал ноги и сидел так, как ему казалось, целую вечность. Его всего трясло.

«Кто это? Почему на столе?» – проносилось в его голове.

Придя в себя и немного успокоившись, он обратил внимание, что в комнате на бабушкином кресле находятся аккуратно сложенные вещи родителей. Зачем? Неужели у них нет места в собственной комнате? Что все это значит? Влад решил прояснить ситуацию. Юноша встал с кровати и, преодолевая свой страх, медленно направился в комнату родителей.

Здесь все было как и прежде: посередине комнаты стоял стол, вокруг были разбросаны разноцветные кленовые листья. На ближнем крае стола, небрежно лежащая простынь, приоткрывала чьи-то голые ноги. Приглядевшись, он отчетливо увидел под простынью очертания человеческого тела. Он подошел к столу. Холодящее чувство сковывало его. Однако набравшись смелости, юноша резким движением руки скинул простынь на пол.

Прямо перед ним на столе с закрытыми глазами лежала его бабушка Настасья Никифоровна. Женщина была одета в плотную ночную рубашку, которая задралась и приоткрывала ее точеные ноги.

– Господи, бабуля! – вскрикнул он. «Но почему на столе? Зачем она легла на стол?» – Влад мысленно задавал себе вопросы, на которые у него нее было ответа.

– Бабуля, что с тобой? – тихо сказал он, пытаясь понять, что происходит, и аккуратно дотронулся до ее руки. Женщина не шелохнулась. У него возникло нехорошее предчувствие, и он принялся тормошить ее руку. – Бабуля вставай! Вставай! Что с тобой? Ее рука, под тяжестью своего веса, соскользнула и свисла со стола. Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Женщина лежала неподвижно.

– Ты умерла? Ты мертвая? – сказал Влад вслух, и тут же, испугавшись сказанных слов, закрыл рот рукой. «Она умерла! Умерла!» – раскатами отдавалось у него в голове. Как же так! Его сердце колотилось, набирая скорость.

…Что творилось у него в душе… Его любимая бабушка, которая только утром провожала его школу, с которой он делился своими секретами, сейчас лежит дома на столе как мебель, как безмолвная вещь … Бред какой-то! Неужели я больше не увижу ее? Она больше меня не обнимет, не поддержит, не приготовит обед? Она кажется всю жизнь была со мной, и сейчас что? Ее нет? В его голове возникли теплые воспоминания. Страх сменился отчаянием, на душе стало горько. Ах как горько! Невыносимо горько. Он схватил руками свою голову и впился в нее пальцами. Его поглотила печаль. Влад стал всматриваться в черты лица своей бабушки.

Лицо Настасьи Никифоровны было спокойным и умиротворенным, оно казалось каким-то молодым, морщинки разгладились, нос немного заострился, уголки губ были приподняты. Он обратил внимание на ее чистую кожу, на лбу с правой стороны у ее виска, он заметил маленькую родинку, которую раньше почему-то не замечал. Чистый седой локон, нарушая общую идиллию, небрежно лежал на ее лице.

Его пальцы тут же медленно потянулись к этому локону, и как только дотронулись до него, в этот же миг, они превратились в бегающие рецепторы. Малейшие поверхностные прикосновения сразу отзывались во всем его теле. Он чувствовал небывалое количество оттенков ее прохладной, мягкой кожи и волос. Эти ощущения затрагивали какие-то глубинные слои его подсознания. Влад аккуратно убрал локон с ее лица.

«Может это сон такой… летаргический?» – подумал он. Он прикоснулся к ее носу, задержав ладонь около ноздрей, на несколько секунд закрыл глаза и затаив дыхание, пытался почувствовать хоть какое-нибудь движение воздуха. Но ничего не происходило. Он не чувствовал ни малейшего потока воздуха. Влад не мог поверить, что его бабушка умерла, что у него больше нет бабушки, у него больше нет его части.

«Сердце! Если оно бьется, тогда она жива!» – еще одна надежда озарила его сознание. Юноша ухом прикоснулся к груди женщины и зажмурился, превратившись в слух. Он стоял так около минуты, пытаясь уловить стук сердца или хоть какое-нибудь движение крови по венам. Ничего не услышав, он сделал шаг назад и сосредоточенно посмотрел на тело. Это был его первый опыт столкновения со смертью человека.

Ранее возникшее чувство печали стало сменяться новым чувством – отрицанием, чувстовм отторжения к этому бездыханному, безразличному, мертвому телу. Спокойное лицо бабушки стало напоминать ему восковую фигуру чужой женщины. Он больше не чувствовал, что это тело ему родное, знакомое, он не чувствовал сострадания, а, наоборот, оно казалось ему искуственным, инородным.

«Этому телу абсолютно все равно на меня… В чем его польза? – думал он, глядя на тело бабушки. Влад стал злиться на Настасью Никифоровну, что она покинула его так внезапно, взамен оставив свое жалкое, разлагающиеся тело, которое так немощно и так ничтожно. – Что стоит твоя любовь?.. Ничто! На тебя нельзя положиться! Ты обещала, что будешь со мной, пока я не устроюсь в жизни. Но ты… не исполнила свое обещание! Ты оставила меня! Получается… ты предала меня! И мне плевать на причину твой смерти!» – с горечью вел он внутренний диалог с Настасьей Никифоровной.

Послышался скрежет ключей. Влад тут же опомнился, переключился и закрыв за собой дверь, вышел из родительской комнаты. В квартиру вошла его мать. Увидя сына, она от неожиданнности вздрогнула и с дрожью в голосе спросила:

– Сыночек, почему ты пришел… так рано?

– Уроки отменили!… – сухо ответил он. – Что с бабушкой? Почему она на столе?.. Она умерла? – повышая голос, спросил ее Влад.

– Ты был в комнате? Ты все видел? – испугавшись реакции сына, спешно закрывая входную дверь, чтобы их разговор не был слышен соседям, мать ответила ему вопросом на вопрос.

– Да! Я видел! Бабушка лежит на столе. Что с ней?

– Сынок! – ответила Евгения, глядя ему в глаза. – Твоя бабушка… сегодня утром умерла, – ответила она, стараясь сохранять спокойствие.

– Почему? Ведь с утра все было хорошо. И почему она… на столе?

– Ты успокойся! Не переживай ты так! На стол мы ее положили, потому, что не хотели оставлять мертвую бабушку в вашей комнате, чтобы вас с Мариной не пугать, – сев на табурет и снимая обувь, начала спокойно объяснять Евгения. – В морг ее заберут только завтра. И чтобы вам сутки не находиться с трупом в одной комнате, мы с папой… – продолжала она, снимая пальто.

– Мам, ты так спокойно все это говоришь! Я не понимаю! Тебе что, все равно? Все равно, что бабушки больше нет? – недослушав ее, раздраженно спросил Влад.

– Нет! Мне не все равно! Конечно не все равно! Но, что тут поделаешь, она же уже старенькая была. Все люди в пожилом возрасте умирают, – ответила мать.

– Как это произошло?.. Расскажи! – требовал Влад.

– Твоя бабушка умерла сегодня утром, сразу как вы ушли в школу. А мне сегодня ко второму уроку надо было. Когда я собралась уходить, стала звать ее, чтобы она закрыла дверь. Бабушка не отвечала. Тогда я зашла к вам в комнату и увидела, что твоя бабушка лежит на диване и не дышит. Я сразу поняла, что это конец, – рассказывала Евгения сыну, развешивая верхнюю одежду на вешалки. Закончив с одеждой, она посмотрела на сына и спросила:

– Есть будешь?

– Есть? – удивленно спросил Влад, взглянув на мать с недоумением.

– А что здесь такого? Надо поесть, ведь ты не обедал. Кстати, у нас сегодня бабушкины щи… в последний раз. Я, вот, свежий хлеб принесла. Пойдем на кухню.

– Не хочу! – сказал он, и сев в прихожей на табуретку, неожиданно зарыдал, закрыв лицо руками.

– Ты это чего? – удивилась Евгения, ведь ее сын никогда не плакал. Она стала гладить сына по голове, но делала это как-то неуверенно.

– Роднее у меня не было человека! – шептал Влад сквозь слезы. – И наверно уже не будет! Почувствовав неуверенность матери, он резко отбросил ее руку от своей головы.

Евгения стояла около него в растерянности. Затем она снова попыталась утешить сына и мягко сказала: – А ты поплачь, поплачь! Легче будет.

Он посмотрел на мать с возмущением. Его лицо опухло от слез и покрылось красными пятнами.

– Не надо, мам! Смерть бабушки – это горе для меня, а для вас все просто, как мусор вынести. Так? Ты наверно уже и рада, что место освободилось? Вы же ждали с папой! Так об этом мечтали! Вот, объясни, почему в моей комнате полно ваших вещей?

Не дожидаясь ответа, он резко встал, направился к себе в комнату и громко захлопнул за собой дверь.

Евгения глубоко вздохнув, пошла на кухню. Она разогрела щи, отрезала себе свежий хлеб и, смотря в окно, принялась обедать. За окном ярко светило солнце, порывы ветра срывали с деревьев пожелтевшие листья, которые кружась в воздухе прикасались к окну. Евгения не замечала ни солнца, ни листьев, ни вкуса еды. Она вспоминала, как с утра нашла свою мать, небрежно лежащей на кровати, с открытыми глазами и ртом. Вспоминала как безуспешно пыталась привести ее чувства, как трясла ее, как позвонила мужу, и рыдая просила о помощи. Вспомнила горячий чай и развернутую плитку шоколада на столике рядом с телом. Как она села рядом со своей умершей матерью и смотрела на пар, поднимающийся из кружки. В тот миг время для нее остановилось.

Муж пришел через полчаса после ее звонка, он сразу позвонил в скорую. После того как врачи уехали, он аккуратно убрал в шкаф, выписанные ими документы о смерти Настасьи Никифоровны.

– Теперь место в комнате освободилось и можно перенести наши зимние вещи, – сказал он.

– Да, но как быть с телом мамы? Ты звонил в морг, когда они приедут? – спросила Евгения.

– Звонил. Сказали, что сегодня они не могут. Будут завтра утром… Придется сегодня ночевать с трупом, – вздохнув, сказал муж.

– С тупом?

– Да. Не оставлять же тело на ночь здесь, детям.

Супруги перенесли тело Настасьи Никифоровны к себе в комнату и положили на стол, чтобы не занимать диван, где они спали. После чего Владистав старший вернулся на работу в школу. Евгения же осталась дома. Она убралась в квартире, постирала белье своей матери, перенесла зимние вещи в освободившуюся детскую комнату. Посмотрев на часы, она решила, что успеет до прихода детей сходить в магазин за хлебом… Но не успела… придя домой, она застала сына. Женщина, сидя на кухне, вспомнила весь сегодняшний день по минутам. Она и не заметила как пришел ее муж с дочерью.

В этот день Владистав старший встретил дочь после уроков и по дороге домой рассказал ей о смерти бабушки.

– Только не бойся, тело бабушки находится сейчас дома в нашей с мамой комнате. Завтра его заберут. Думаю, тебе не надо заходить к нам в комнату, не надо видеть бабушку в таком виде, – сказал он дочери. Дочь кивнула и крепко прижалась у отцу.

Заядя домой, расстроенная Марина сразу с порога кинулась навстречу матери:

– Мама, мамочка, бабушка умерла!

– Да, милая. Твоей бабушки больше с нами нет, – обняв дочь, сказала Евгения. – Но жизнь продолжается. Ты переодевайся и приходи обедать на кухню.

В это время Владислав старший решил зайти в комнату, где лежало тело его тещи, переодется. Через мгновенье он вышел, так и не переодевшись. Подойдя к жене, он отвел ее в сторону и озабоченно спросил шепотом:

– Женя, я не понял! Зачем? Зачем ты сняла простынь со своей матери и украсила нашу комнату кленовыми листьями?

– Я? Я ее не трогала… Украсила какими листьями? – удивленно спросила мужа Евгения.

– … Кленовыми.

– Что? Ты в своем уме?

Евгения решительным шагом направилась в комнату. Следом за ней пошел ее муж. Войдя в комнату, женщина увидела труп своей матери, лежащий на столе без простыни, вокруг были красиво разложены разноцветные кленовые листья.

– Я… я этого не делала, – дрожащим голосом произнесла Евгения.

Супруги с ужасом посмотрели друг на друга и постарались, как можно быстрее, покинуть комнату.

– Ты хочешь сказать, она сама с себя простынь сняла? – спросил жену Владислав.

– Что?!.. Не продолжай, – испуганно сказала Евгения. – Я не буду сегодня ночевать в этой комнате!

– … И что будем делать? – озабоченно спросил ее муж.

– Давай на кухне посидим. На кухне можно и постелить. Только ты сходи в комнату и принеси постельное белье и пару одеял, лучше сейчас иди, а не ночью. А я туда больше не зайду.

Владислав старший снова зашел в комнату. Он посмотрел на труп тещи, лежащей на столе, и в его голове сразу появились страшные картинки: как тело Настасьи Никифоровны поднимается под потолок, летает по комнате, а из-за углов выползают разные черти и вурдалаки. Он усилием воли подавил эти картинки. На всякий случай, мужчина три раза перекрестился, поднял с пола, упавшую простынь, и закрыл ею труп женщины. На балконе он взял щетку, подмел листья и выбросил их в окно. Затем он взял постельное белье и одеяла, и принес их жене на кухню.

Их дочь Марина тем временем пообедала и пошла делать уроки. Супруги остались на кухне одни.

–… Может твоя мать ведьма? – после недолгого молчания, спросил Владислав свою жену.

Евгения посмотрела на него с настороженностью, но ничего не ответила.

– А как тогда объяснить все это? – продолжал спрашивать Владислав.

– Не знаю, – махая головой и пожимая плечами ответила Евгения. – … А ты крещенный?

– Да. Мать крестила в детстве.

– Я тоже, слава Богу… Надо молитвы почитать. А я не знаю ни одной! Все! Я собираюсь в церковь! Куплю молитвы, святую воду, что еще?

– Ты еще осиновый кол захвати, обязательно, – с ухмылкой сказал ей муж.

– Тебе смешно? Вот посмотрю, как ты ночью заговоришь, когда она к тебе руки свои протягивать будет.

– Сплюнь, дура.

Евгения быстро оделась и ушла в церковь. Немного спустя на кухню зашла дочь.

– Папа! Влад, сказал, что будет есть у себя. Что можно ему принести? – спросила она у отца.

Мужчина, до этого момента напряженно о чем-то думал, но, услышав дочь, сразу оживился.

– Влад? А он дома?

– Так он давно дома! Он был уже дома, когда мы пришли.

– Был дома. А почему он не пришел обедать со всеми?

– Он сказал, что никого не хочет видеть.

– А твой брат знает, что бабушка умерла?

– Вроде да. У него плохое настроение, он лежит на диване и со мной почти не разговаривает.

Владислав старший резко встал и пошел в комнату к сыну. Увидев входящего отца, Влад сразу отвернулся.

– Послушай сын. Тут такое дело. Ты ведь знаешь, что у нас горе?

– Да!.. Отстань!

– …Скажи мне, ты заходил к нам в комнату?

– Да.

– Ты открывал простынь?

– Да.

– Может быть ты украшал комнату кленовыми листьями?

– Украшал? Я не понял… у нас что праздник? – поворачиваясь, с недоумением и удивлением спросил Влад отца. – Или у вас с мамой праздник? А… я понял! Вы радуетесь! Вам смешно! – смотря на отца сказал он.

– Ты видишь, что я смеюсь? Мне не смешно, сын. Я серьезно тебя спрашиваю. Ответь да или нет.

– Нет.

– …Скажи, а как ты думаешь, кто по твоему мнению, мог бы украсить нашу комнату кленовыми листьями?