bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
15 из 21

этим «телегам» – кому-то ведь надо работать… за не очень большие деньги). «Кошка», по

материальным причинам вынужденная разрываться одновременно между трёх СМИ, игнорировала завистливые игры «пса», поглядывая на него сверху вниз и за глаза

добродушно называя «алконавтом», что не очень противоречило действительности.

Была ещё молоденькая корреспондентка-хохотушка, любившая «порулить» и от

избытка креативной энергии изнывавшая под гнётом административной

невостребованности. Кокетливой нимфе оказывал знаки внимания инженер пенсионного

возраста – важный маховик производственного механизма, технически обеспечивавший

проводное радиовещание. Невысокий и кряжистый Пан, багровеющий из-за всякого

пустяка – не более вменяемый, чем прочие обитатели сочинского телерадиоолимпа, мог, к

примеру, в студии звукозаписи замахнуться на Терникова стулом на почве ревности к

юной даме сердца. Мол, неча с ней любезничать без служебной необходимости!

Здесь же Глеб познакомился с дикторшей Мальвиной Синицыной, колоритной и

незаурядной коренной сочинкой, позиционировавшей себя Любовью Орловой

107

черноморского разлива – аристократично-лучезарным «ликом курорта». Во времена оны

она, наряду с телерадиопередачами, вела концерты звёзд эстрады на приморских

сценических площадках и, действительно, благодаря грамотному русскому языку, помноженному на внешний шарм, могла состязаться в премудрости-прекрасности с

иными Василисами – против собственной воли массово разбивала сердца.

Годы, увы, беспощадны. В коридорах телестудии хихикали, будто «ровесница

«Кавказской Ривьеры» где-то разжилась эликсиром Макропулоса – судя по всему, несертифицированным, хотя долголетие гарантирующим. Но Мальвине Сергеевне, до сих

пор вгоняющей в благоговейное оцепенение и не возражающей против приторных

комплиментов, до колкостей завистников не было дела. Пусть зубоскалят, главное –

прилюдно возводят на пьедестал и не мешают выходить в эфир. А в эфире – почти как в

стихах Беллы Ахмадулиной:

Она читала, я внимал

То с восхищеньем, то с тоскою…

Нет, смысла я не понимал,

Но впечатленье – колдовское.

В ЛУЧАХ телевизионных юпитеров основательно припудренная

последовательница-наследница Медеи – с мертвенной бледностью лица, выражающего

хроническое недовольство, вопреки искренним попыткам изобразить дружелюбие; с

большим, немного искривлённым ртом (в результате иньекций собственного жира?) и

полными губами, накрашенными помадой в тонах «запёкшейся крови»; с угольками

колючих асимметричных глаз, мерцающих синеватым пламенем, и блуждающе-двусмысленной улыбкой; с низким хриплым голосом, как у больных ларингитом; с

узловатыми из-за полиостеоартроза пальцами и лишёнными естественной лёгкости

движениями; с хрупкой, как высохший анчар, фигурой в стильных неотечественных

нарядах, сочетающих обычно оттенки чёрного с жёлтым и удачно подчёркнутых

брендовой бижутерией; с осветлёнными недлинными волосами, аккуратно уложенными в

многослойной форме стрижки боб, – меньше всего ассоциировалась с приветливой музой

Сочи. Точно не излучала ауру семейных ценностей и не казалась воплощением доброй

души (добротой она, скорее всего, не отличалась и в молодости). А вот роль генеральши

Сугробиной в экранизации готической повести Алексея Толстого «Упырь» – мистическом

триллере киноклассика Евгения Татарского – могла бы, вероятно, получить без проб. Глеб

по неосторожности с кем-то из коллег поделился наблюдением, которое тут же довели до

сведения Мальвины Сергеевны. Та без церемоний при случае спросила парня в лоб:

– С чего вдруг сравниваете меня с Марфой Сергеевной?

– Хотя бы с того, – быстро нашёлся «припёртый к стенке», – что у Евгения

Марковича в образе генеральши даже утончённо-рафинированная Марина Влади менее

убедительна, чем могли бы быть вы.

– Граф, да вы – льстец, – самодовольно усмехнулась Синицына.

– Благодарю, – слегка склонил голову Терников. – Позвольте полюбопытствовать: вознося меня из низкой доли до дворянского титула, кого из сиятельных

предшественников имели в виду – Сен-Жермена, Калиостро или Дракулу?

108

– Последнего, конечно, – дикторша разразилась резким глухим смехом. –

Румынский генерал Влад Цепеш, господарь средневекового княжества Валахия, судя по

портрету XVI века, тоже носил усы. Сходство просматривается и в остальном… Что, квиты?!

ТЕРНИКОВ не возражал. Образу туна-чародея в коми фольклоре сопутствовали

вероломные и коварные представительницы прекраснейшей половины человечества, вроде аналога Бабы-яги – Ёмы, а также финской Лоухи, мордовской Вирявы, карельской

Сюоятар, латышской Лаумы, балканской Бабы Роги, германской Хольды, японской

Ямаубы и прочих молодящихся особ из клана Гекаты, древнегреческой богини Луны, магии и колдовства, состоящей в близком родстве с титанами (то ли дочки, то ли внучки).

Языческая красавица-хозяйка леса, хранительница родовых традиций и проводница

в мир мёртвых, Ёма с приходом христианства обрела демонические характеристики, включая строго недобрые намерения. По словам фольклористов, в отличие от Бабы-яги, она не помогает героям, а только вредит.

Глеб запомнил на лекциях своего учителя – профессора Сыктывкарского

университета и авторитетного фольклориста Анатолия Микушева, что этимологически

коми слово «ёма» восходит к прибалтийско-финскому «юмала» (бог). На севере

Восточной Европы в легендарной стране Биармия, известной по историческим летописям

и скандинавским сагам, при храме Юмалы состояла жрица, обладающая даром

предвидения и иными сверхъестественными способностями, а самого идола описывали

как золотую статую старухи. В датируемой 1418 годом Софийской первой летописи 1396

год побудит на запись: « Преставися Степан епискуп Пермьский… живяше посреди

неверных человек.., моляшеся идолом, огню, воде и каменю и Золотой бабе и

кудесником и вьлхвом и древью».

Дипломат Священной Римской империи Сигизмунд фон Герберштейн в 1549-м в

«Записках о Московии» отметит: « Золотая баба, то есть Золотая старуха, есть идол,

находящийся на устье Оби, в области Обдоре, на более дальнем берегу…

Рассказывают или, выражаясь вернее, баснословят, что этот идол есть статуя в

виде некой старухи, которая держит в утробе сына, и будто там уже опять виден

ребёнок, про которого говорят, что он её внук».

Итальянский издатель Алессандро Гваньини в 1578-м в «Описаниях Европейской

Сарматии» уточнит, что изваяние – в виде старой женщины с ребёнком на руках, а рядом

другой ребёнок – внук. Английский дипломат и поэт Джайлс Флетчер в своём труде «О

государстве Русском» в 1591-м будет настаивать, что Золотая баба – скала, имеющая вид

женщины с ребёнком на руках. Шведский дипломат Пётр Петрей де Ерлезунда в 1615-м в

«Истории о Великом княжестве Московском» засвидетельствует, что позолоченная, выдолбленная изнутри статуя способна издавать трубные звуки и, «подобно

Дельфийскому оракулу», предсказывать будущее. Вот и английский дипломат-путешественник Энтони Дженкинсон в пояснительной надписи к своей «Карте Руссии, Московии и Тартарии» в 1562-м укажет: « …Идол (удивительное дело!) даёт

вопрошающим ответы, и предсказания точно сбываются».

«. ..Туземцы около Тобола и на Оби, – подтвердит в 1705-м в своём сочинении

«Северная и Восточная Тартария» известный нидерландский учёный и политик Николаас

Витсен, – поклоняются дьяволу, который, они говорят, появляется им в виде

109

женщины с детьми на коленях. У неё на теле звенящие колокольчики. Её очень

боятся и почитают». А шведский офицер-путешественник Иоганн Филипп фон

Страленберг в 1730-м в «Историко-географическом описании северной и восточной

частей Европы и Азии» впервые отождествит Юмалу скандинавских саг с Золотой бабой

Перми Великой.

Трансформация последней, по-коми – Зарни ань, в кровожадную Ёму произойдёт, по словам Анатолия Микушева, в процессе формирования классового общества. Глебу

Терникову уже тогда придёт на память коми сказка «Как сотворилась земля», где Ёма

выступает богиней плодородия: « А народы на Земле произошли от Войпеля и Ёмы».

Однако в преданиях о тунах Ёма, злокозненная спутница жизни кудесника, сообщает врагам магический способ уничтожить неуязвимого супруга. Поэтому

кармически эскортирующий Глеба архетипный образ влиятельной фемины, включая Веру

Копотеву, в Сочи всего лишь пополнится ещё одной мифической ипостасью – «дочерью

Солнца»: в коми-пермяцкой сказке «Пера и Зарань» интерес к коми парню Пере проявит

наследница небесного светила – Зарань, или Зарни ань…

Глава девятая

ДОЧЬ СОЛНЦА

НЕМОЛОДОЙ дикторше льстило внимание редактора-режиссёра, годящегося ей

во внуки (это потом она будет утверждать, что на самом-то деле в отношении возраста всё

наоборот). Когда Терников садился на диван в дикторской, а его летние брюки из лавсана, в соответствии с синтетической природой ткани, смешно топорщились в причинном

месте, Синицына неизменно заходилась в приступах хохота-кашля: «Граф, неужели вы до

такой степени рады меня видеть?!» Мальвине Сергеевне доставляло удовольствие

появляться на публике с молодым провожатым: чем я хуже Шер или Аллы Пугачёвой?!

Всё в духе безобидных шуток, но чуть ли не в приказном порядке.

Глебу почётная миссия пажа не добавляла счастья. Общественное предубеждение о

взаимном притяжении немолодых женщин и молодых мужчин, предпочитающих

отношения с мужчинами, идеально вписывалось в роскошь человеческого общения с

умудрённой богатым жизненным опытом сиреной. Да и опыт состоял преимущественно

из пикантно-бородатых анекдотов, осевших в памяти сочинской Лорелеи на правах

неосуществившихся собственных желаний, спроецированных на скандалы из личной

жизни московско-питерской богемы.

А ведь, казалось бы, хочешь быть легендой, будь ею. Вежливость не позволяла

Терникову, предвидевшему результат чужой игры, ломать её. Тем более что подыграть не

составляло труда:

– Мальвина Сергеевна, не знакомая вам поэтесса Ирина Данилова из города

Печора, что в Республике Коми, написала стихотворение, лирическая героиня которого

мне кого-то очень напоминает:

Как хотелось стать колдуньей

С голубой прозрачной кожей,

Золотистыми глазами,

110

Нежной зеленью волос.

Быть похожей на русалку

И на гостью неземную,

А ещё на отраженье

Снов предутренних и грёз.

А хотелось быть колдуньей,

Чтоб твоё пленить мне сердце.

Мало чарами земными,

Так небесными почти.

Чтобы ты, однажды встретив,

Ничего ещё не понял,

Но уже не смог, как прежде,

Мимо просто так пройти…

Глеб заметил, что удостоившая его своим вниманием очередная «королева-фея» не

очень любит себя в силу нарциссического растройства, а прорехи в самооценке, спасаясь

от неуверенности и глубоких эмоций, скрывает масштабированием своей проекции.

Гипертрофированное чувство собственной значимости обуславливало преувеличение

таланта и достижений.

По доброте душевной всемогущий председатель ТРК Лейнер через Министерство

культуры России (был дружен с министром) помог Синицыной, несмотря на её

непрофильное образование, получить высокое почётное звание. И тем не менее на

летучках и производственных совещаниях Вениамин Гаврилович, человек от природы

честный, называл авторские программы Мальвины Сергеевны из цикла «На хвосте у

синички» нафталином.

И действительно, цикл был построен на записанных «при коммунизме» беседах

Синицыной с известными гостями курорта. Эти видеоматериалы, зачастую низкого

технического качества, перегонялись с непрофессиональных кассет VHS на

профессиональные и дробились на небольшие блоки, не отличающиеся качеством

творческим. Из выпуска в выпуск они перешивались в «новые» лоскутные ковры под

стандартными темами: «Этика человеческих отношений», «Культура отдыха», «Тишина

на курорте»…

Павильонные комментарии автора к архивным съёмкам не впечатляли свежестью

идей и аналитичностью суждений. Круг тем и интересов, дидактичность интонаций

объяснялись, скорее всего, не сложностью сверхзадачи, а архаичностью взглядов автора.

Переосмыслить чьи-то высказывания и подарить затронутым сюжетам второе дыхание

можно лишь при условии, что ты интеллектуально и духовно – на одном уровне с

великими собеседниками. А если не дано? Многие визави перебрались в мир иной, искусством столоверчения и вызывания духов интервьюерша не владела – не имела

возможности опросить почивших о чём-нибудь актуальном…

Нет, раз-другой «вспомнить всё» и поностальгировать, конечно, любопытно – back in the USSR! Но сочинцев многие годы кормили по сути одними и теми же блюдами

скудного синицынского телеменю с пряными приправами морально-нравственного

фарисейства. И если телезрители-земляки Мальвины Сергеевны ещё не страдали

111

поражением головного мозга, вызывающим проблемы с памятью, то рисковали таковым

обзавестись.

И ВСЁ-ТАКИ Лейнер публично всегда защищал Синицыну. Называл в своих

интервью «нашей Эвтерпой». Создал условия для организации под эгидой студии

персональной школы телеведущих. И это помимо её авторского телецикла! А претензии

КГБ из-за присуждения «даме без предубеждений» почётного звания (был у людей в

погонах на неё какой-то компромат из-за связей с иностранцами) Вениамин Гаврилович

решительно отметал, отстаивая честь и достоинство визитной карточки аки лев

рыкающий.

Не то чтобы Мальвина Сергеевна не ценила всё это (сообразительности на

«спасибо» хватило), однако считала, что успехом обязана исключительно собственному

дарованию и творческим свершениям. А чьи бы то ни было оказанные ей услуги, большие

или маленькие, – достойные лишь снисходительной усмешки попытки подольститься, задабривающие подношения от смертных бессмертной богине. При этом малейшее

замечание в свой адрес воспринималось ею как кровная обида. Отказ восхищаться был

чреват бурными истериками, маскируемыми под «оскорбление лучших чувств».

Став режиссёром нового телепроекта Мальвины Сергеевны «И звезда с звездою

говорит», построенного на задушевных воркованиях со знаменитостями, Глеб по своей

инициативе написал о сочинской Опре Уинфри для печатных изданий (не только

местных) несколько очерков, зарисовок, бесед большого объёма. Героиня представала в

них утончённой и ироничной – такой, какой должна быть. Со слов автора материалов, курорт жил в эпоху мудрой и благородной Мальвины Синицыной.

К сожалению, портреты кисти коми художника уже на стадии согласования с

«натурщицей» вызывали нарекания: «Граф, в целом неплохо – моему мужу-журналисту

нравится, но, на мой взгляд, нужно больше расфокуса. Как в песне из репертуара Аллы

Пугачёвой о критериях профессиональной фотосъёмки: увековечивать надо « так, чтоб я

смеялась беззаботно, так, чтоб я была неотразима…»

Приукрашая действительность, сыктывкарский живописец, конечно, брал грех на

душу. Подлинную натуру не спрятать за игрой света и тени даже во имя Искусства. Дамы, обратившие на себя внимание Рембрандта Харменса ван Рейна или Питера Брейгеля

Старшего, выписаны с обескураживающей правдивостью. Первым – со знаком «плюс»

(«Флора» – портрет жены Саскии ван Эйленбюрх, 1634), вторым – с «минусом» («Портрет

крестьянки», 1568), но в полном соответствии с духовным вектором изображаемых. И на

куске старого холста солнечные лучи не меняются местами с печной золой. Кисть мастера

может уподобить объект «женщине с насыщенной эмоциональной палитрой»,

«непотопляемому человечищу» и «натуре, над которой не властно время», однако от

избранного круга человековедов и от самих себя правды не утаить.

Немецкий живописец и один из самых модных портретистов середины XIX века

Франц Ксавьер Винтерхальтер, создавший единственную в своём роде галерею

аристократок и принцесс почти всех стран Европы, естественно, старался подчеркнуть

красоту моделей и приуменьшить их несовершенства. И всё-таки при сравнении полотен с

фотографиями, сохранившими для потомков подлинные черты лиц, становится очевидно, что мастер светского придворного портрета в своём ремесле не очень отходил от

оригиналов. А лесть художника далёким от идеала дамам вполне можно списать на

112

красоту в глазах смотрящего. Никто не совершенен. И вина тех, кто вольно или

невольно очаровал нас, на поверку – беда самообманывающихся.

За время совместной работы и тесного общения с Мальвиной Сергеевной Глебу не

посчастливилось встретить в её ближайшем и дальнем окружении ни одного человека, искренне считающего дикторшу своим другом (дежурные комплименты не в счёт).

Глава десятая

ДРУГ В БЕДЕ НЕ БРОСИТ

САМА Синицына кичилась приятельскими отношениями с влиятельным

медиачиновником, отметившимся на многих высоких постах в Первопрестольной. С ним

она училась в параллельных классах сочинской средней школы. И когда другие бывшие

одноклассники с ухмылкой рассказывали о буллинге, которому в отроческие годы

подвергали выбившегося в люди соученика, Мальвина Сергеевна всегда яростно его

защищала: «Клевета завистников! Такого не могло быть, потому что не могло быть

никогда! В наших классах царила дружба народов – учились представители почти

тридцати национальностей! У него отец – кадровый офицер, воспитавший сына

спортивным и крепким, способным дать сдачу. Да с него лепили… памятник Ленину, установленный в 1957-м напротив бывшего горкома КПСС к сорокалетию Великой

Октябрьской социалистической революции и ко дню рождения основателя нашего

государства!»

Всегда пытавшаяся подольститься к VIP-земляку дикторша, конечно, что-то

напутала: увековеченная в бронзе персона и ростом, и телосложением, и возрастом

отличалась от её благодетеля. Однако тот с юных лет, действительно, был баловнем

судьбы. И утверждение, что именно ленинская длань указала прирождённому царедворцу

магистральное направление карьеры, – не такое уж и преувеличение. Пусть не основатель

государства, зато другой, столь же видный государственный деятель взял смышлённого

южанина под крыло, пригласив поработать своим пресс-секретарём. И неожиданно…

потерял протеже из вида в переломный для себя и страны момент.

Ситуация сложилась так, что облечённый высшей властью работодатель оказался

во временной изоляции на крымской госдаче, и профессиональная помощь ближайшего

сподвижника-пиарщика, вероятно, могла бы пригодиться. Где же тот обретался тогда, когда был жизненно необходим? А тоже на побережье Чёрного моря, но в семистах

километрах: отгородился от босса и мира в гостях у… некого сочинского авторитета.

Синицына обычно опровергала любую информацию на скользкую тему. В крайнем

случае могла вспомнить об апостоле Петре, небеспричинно трижды отрёкшемся от

Христа. Если уж удостоенный впоследствии ключей от Рая первоверховный ученик, о ком

Сын человеческий, согласно Евангелию от Матфея, сказал: « Ты, Пётр, – камень, и на

камне сем Я воздвигну Церковь мою», не пренебрёг врождённой поведенческой формой

защиты от опасности, чего требовать от простых смертных?! Инстинкт самосохранения

присущ каждому – современному святому от СМИ ничто человеческое не чуждо.

Щекотливый эпизод из его жития Глебу с улыбкой впоследствии подтвердит тот самый

местный экс-чиновник, предоставивший в критический момент убежище в Сочи.

113

И даже если вслед за конспирологами предположить, что заточение «организатора

заговора по наведению порядка в СССР» – в неохраняемой резиденции! – было всего

лишь инсценировкой-условностью, коренному сочинцу не приходится гордиться

исполнением своих должностных обязанностей в ущерб судьбе Родины. Доблестной

такую линию поведения назвать трудно. Однако Терников оправдывал вынужденную

осторожность друга детства Синицыной словами Джалаладдина Руми: « Поймёшь ли ты,

который сыт всегда, что иногда с людьми творит нужда? »

Впрочем, даже дикторша безотлыжно стояла на страже интересов

высокопоставленного школьного приятеля, несмотря на его флюгерное мировоззрение! И

максимально пользовалась случаем: чтобы трудоустроить сына в брендовую московскую

медиаструктуру, обеспечить столичных приятельниц-журналисток, по их просьбе, членством в Академии телевидения, а также для решения иных важных для себя вопросов, охватывая бытовые. Тот, кто на месте Мальвины Сергеевны не прибег бы к полезному

рычагу влияния, пусть первым бросит в неё камень!

Когда во время съёмок программы о юбилее именитого сочинца, навестившего

родной город в дни «Кинотавра», Синицына представила юбиляру Терникова в качестве

режиссёра их общего телепроекта, медиагуру вдруг ни с того ни с сего загорелся

желанием познакомить парня с приехавшим на сочинский кинофестиваль режиссёром

Никитой Михалковым, с которым был в хороших отношениях. И, вероятно, осуществил

бы высказанное вслух намерение, если б Мальвина Сергеевна не спасла обе стороны от

рокового шага. Что уж такого комплиментарного наговорила о Глебе его коллега тет-а-тет

– осталось покрытой мраком тайной. Однако с той секунды влиятельный «человек слова»

не только забыл о ранее сказанном, но и конфузливо опускал глаза при каждой встрече с

Терниковым. А Глеб, в свою очередь, обиды не страшась, не требуя венца, вдоволь

натешился происходящим: люди не меняются.

ЧЕРЕЗ медийного «кореша», не способного ни в чём отказать наперснице, Мальвина Синицына договорилась об интервью с телемэтром Владимиром Познером. Это

была её вторая попытка построить фиксируемый телекамерой диалог с президентом

Российской академии телевидения – первая, удачная, состоялась при участии режиссёра

Глеба Терникова. Тогда разговор шёл о карьере прославленного публициста и его

мировоззренческой позиции, биографии: «Почему вы считаете..?» – «Потому что…» – «А

было…?» – «Было…» – «Правда ли, что..?» – «Правда».

Сейчас Мальвина Сергеевна действовала самостоятельно, решив опросить

Владимира Владимировича о телевизионной злобе дня в собственном понимании: о

необходимости восстановить на экранах страны дикторский институт и литературно-редакторскую цензуру, реанимировать и ужесточить советские информационные каноны.

Собеседник слушал интервьюершу с нарастающим недоумением, отвечал на вопросы

скупо и односложно, постепенно перемещаясь во время общения на самый краешек

кресла, в котором сидел. И вот, когда «гирька дошла до пола», он резко встал и процедил:

«Если бы вы заранее сообщили мне свои вопросы, я был бы в курсе ваших предрассудков

и сразу отказался от этой встречи! Обратите внимание хотя бы на то, как вы держите

микрофон…»

Синицына в брючном костюме, сидевшая в кресле напротив Познера и, очевидно, от волнения утратившая осмысленность своих телодвижений, пальцами зафиксировала

На страницу:
15 из 21