…Но Буря Придёт

Старый Эрха молча кивнул головой.

– Довольно тогда речей на сегодня. Час уже поздний. Ты можешь идти, скригга – я более не смею держать тебя здесь, почтенный – и благодарю, что ты так скоро откликнулся и принял мою просьбу. Могу ли я, ёрл, сделать взамен что-то столь же годное и для тебя, достойный?

– Можешь… – старый Эрха выглядел в этот миг каким-то растерянным, жалким – совсем не похожим на себя прежнего, ещё мгновения назад – словно лишившись уверенности.

– Владетель – столько лет ведь прошло с той поры… – взволнованно и негромко заговорил он, – неужели ты доселе не унял гнев даже на имя моего правнука…

Едва заслышав эти слова Къёхвар потемнел в лице, вспыхнув как пламя.

– И имени его не потерплю, Эрха – даже из твоих уст!!! – резко прервал ёрл старика, – нет – не прощён ни он сам, ни хоть бы и имя его! И пусть он гниёт где-то в Хвёгговой яме бесславным и безвестным, изменник! Мало ему было ослушаться – так ещё и подстрекать недовольных к восстанию начал! Все его родовые земли и иное добро я не посмел забрать по закону – лишь из уважения к тебе одному, тиу́рр. Или быть может слишком я милостив к отступникам? – во взгляде Стейне блеснула неприкрытая угроза, сокрытая за холодной усмешкой в его плотно стиснутых словно тиски губах.

– Он мой родич… и его имя доселе черно от позора, ёрл, – с какой-то тоской произнёс старик, – смилуйся, владетельный… Или ты до самой смерти будешь хранить злобу на тех, кого уже нет в этом мире – тогда как живым приходятся нести это бесчестье?

– Кто из свердсманов кидает на тебя бесчестье Конута, скригга? Покажи мне такого дерзкоязыкого наглеца – я спрошу с него за клевету на тебя!

Старик молчал, но прежняя покорная мольба вдруг пропала в его блеснувших глазах, вновь воззривших на ёрла так пронзительно-резко, что Стейне стало не по себе – и весь его властный гонор тотчас иссох в один миг под этим твёрдым, бессловесным молчанием старого скригги Дейнова дома, точно вода под дыханием летнего суховея из далёкого моря песков в южных землях Ардну́ра.

– Я всё тебе сказал, почтенный Эрха! И доколе я жив – слов своих не меняю! – желая поскорее скрыться от этого жгущего его взора старейшего из Дейнблодбéреар Къёхвар развернулся и стремительно стал уходить из Ротхёльфе, гремя подошвами по многоцветному каменному полу чертога.

«Чтоб угодить тебе в Ормхал, сын Нъяля…» – плотно стиснув под седыми усами зубы горько подумал старик, глядя вслед удалявшемуся гордому владыке дейвóнов, – «пусть ваш орн до последнего отпрыска и всего твоего семени изведётся впустую… да пожрёт его яростный Гнев Всеотца… Лишь горькая крапива и алоглавый волчец взрастут на ваших низверженных твердынях. Хищные волки изгложут ваши гнилые непогребённые кости – и даже твоё имя пусть станет так же черно, чтобы мужи презренно плевали, его лишь услышав…»

Затихли шаги властелина Хатхáлле, оставив скриггу Дейнблодбéреар в одиночестве древних покоев их предков – хозяевами которых они не были вот уже много веков.

«Пусть Горящий вырветмне сердце – лишь дастузреть на свои очи воздаяние твоему дому! Ослушавшийся тебя Конут давно уже мёртв, тобою же и убит… а ты доселе караешь немилостью не его, а носящих его имя живых – мою бедную, ни в чём не повинную пред тобой Майри…»

Выйдя из чертогов некогда принадлежавшей их роду твердыни усталый и осунувшийся Эрха направился к ожидавшим его у ворот спутникам, прибывшим сюда конно со скриггой из Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн.

Двое из них были единокровными родичами Эрхи – его правнук Доннар Трирсон с младшим сыном Айниром. Бурый был ладный, широкоплечий мужчина годов пятидесяти, как и многие дейвóны-свердсманы коротко остриженный и бородатый, одетый в дорожное кожаное одеяние под долгим тёплым плащом из волчьих шкур. Третьим их сопровождал давний товарищ Доннара – брат его упокойной жены Асгрейн, почтенный Мейнар Храттэ – Быстрый – погодок самогó Бурого, так же крепко скроенный в плечах светлобородый муж из старых семейств северян. На одеянии его вышитый белым виднелся знак Къеттиров – свирепый оскалившийся медведь, с корнями вырвавший лапами дуб. Подле него был чуть старше летами за Айнира юноша, как и все северяне светловолосый и рослый – почти как и все, разве волос иной, чуть погуще оттенком. Всю дорогу от Кручи он с сыном почтенного Бруннэ по-дружески вёл разговоры – как у всех у погодков, много общего юноши смогли отыскать и поладить друг с другом. Но кем был из родни этот парень почтенному Храттэ Айнир пока не мог вспомнить – да и иных из ровесников детства уж все десять лет не встречал он с тех пор.

– Что повелел нам наш ёрл, скригга? – спросил Доннар, помогая усталому старику подняться на стремени и взлезть верхом на коня.

– Ёрл снизошёл вдруг до просьбы ко мне… – Эрха взял в руки поводья, – он хочет…

– Так что же, почтенный? – спросил Мейнар, завидев, что скригга Дейнблодбéреар задумался, точно медля с ответом.

– Ёрл не просто хочет нашей помощи в развязавшейся распре. Къёхвар алчет сокрушить за один раз весь дом владетелей Эйрэ – сре́шить под корень всех Бейлхэ, что сейчас стоят над домами áрвейрнов…

– Ничего себе! – юный Айнир даже присвистнул от неожиданности.

Мейнар и Доннар от такого нежданного известия переглянулись – не ослышались ли они.

– Но об этом пока что ни слова… – твёрдо сказал родичам старый скригга.

– Ясно, – понятливо кивнул Бурый, и обратился к сыну:

– Айнир, ты понял?

– Понял, отец…

– А ты, сестрин сын? – обратился к сородичу Мейнар.

Бывший с ним парень согласно кивнул.

– Доннар – как я уже говорил – не посылай Ллотура и Хугиля этой осенью на Помежья. Они будут нужны мне здесь, теперь много больше чем прежде. Я позже поведаю для чего – в чём изменился мой замысел в грядущей выправе на Эйрэ.

– Хорошо, скригга.

Кони тронулись с места, унося пятерых вершников сквозь широко распахнувшиеся перед ними ворота прочь из Высокого Чертога на улицы ходагейрда.

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ПЕРВАЯ …ВЕТЕР ИЗ БЕЗДНЫ Нить 3

Из-за приотворённого ставня стрельчатого оконца Хатхáлле на внутренний двор весь этот час взирал средний брат ёрла. Уннир пристально разглядывал удалявшихся прочь за ворота посетителей родича.

– Так спешно назад поскакали братовы гости, что даже в святилище у дубов с подношением Всеотцу не заглянули по чести, – молвил он, плотно затворив тяжкий ставень и повернувшись к жене. Та уже распустила на ночь долгие белокурые косы, и сидя на краю ложа у ярко горевшей свечницы перед раскатанным из варёного камень-света серебряным зеркалом неторопливо расчёсывала их пряди искусно резьблёным костяным гребнем.

– Давно уж старик не являлся тут в Красной Палате… Я было подумал, Дейнов скригга отправился в Халльсверд – полгода ведь вовсе известий не слышно тут было о старом. А он ты гляди-ка… хоть и совсем ослабел от болезни, но как шепнули мне братовы служки дал всё же согласие возначалить выправу на вражий ардкáтрах.

– Возначалить – не означает пойти самому́ под их стены… – вдруг со смешком молвила его половина, не обернувшись к супругу и продолжая неспешно водить зубцами точёного гребня по прядям волос.

– О чём ты толкуешь, жена? – не понял её слов Уннир, нахмурясь.

Супруга повернула к нему свой внимательный взор, препынив полёт гребня по золоту кудрей.

– Пусть почтенный Дейнов скригга и готовит эту выправу, собрав нужное воинство и обучив его всей той хитрой задумке, которую не вразуметь без него твоему старшему братцу.

– Так старик же и будет готовить задуманное… – пожал Уннир плечами в недоумении.

– Будет. Но ты лучше не мешкая попроси брата самому́ повести́ эти силы весной наАг-Слéйбхе вместо Дейнова скригги. Или ты и дальше желаешь сидеть тут при Красной Палате в тени ёрла Къёхвара, да лишь детей мне ночами зачинать в этом ложе? – она нежно огладила ладонями уже округлившийся под белёной рубахой живот.

– Вечно ты в наши дела лезешь, Трюд! – вспылил было шагавший туда-сюда Уннир, – твоё дело – сыновей-наследников мне рожать, а не совать бабий нос в наши с братьями… А ведь погоди – дело же ты говоришь!

Он подсел на край ложа и крепко обнял улыбнувшуюся супругу, ласкаючи её кудри и полные груди под тонкой рубахой.

– Вот и не тяни – а завтра же добейся того от ёрла, пока не вернулись мы в наш захудалый Биргéйрд на юге!

– В Бирксвéдде, жена… – поправил её Уннир – но та словно и не заметила ошибки.

– И так слишком много славы придётся Дейнову дому в эту распрю с Эйрэ – и не будет старику в том бесчестья, если твой брат о здоровье его попечётся, вместо него не их же родича Доннара, а тебя назначив вершним в ту важную выправу.

– Верно-верно, Трюд! И как это я не подумал? – почесал он за ухом.

– Вот! – она игриво щёлкнула мужа пальцем по носу, – кто первым возьмёт их ардкатрах и после падения Бейлхэ без боя сумеет договориться с гордыми кийнами окраин о замирении с нами – тот много больше иных ратоводцев прославленным будет – и получит немало добычи. А с этой победой ты станешь много выше в глазах брата, чем побираясь с его воли по своим уделам на юге и западе.

– Ну-у – не так уж я и побираюсь, жена… Разве малую казну я набрал нам в Бирксвéдде?

Она посмотрела на него как на глупого мальчишку, укоризненно усмехнувшись.

– Какая казна… Или не хочешь ты, чтобы твои сыновья когда-то воссели за Стол Ёрлов – как не станет его слабосильного последыша, кто вряд ли детей сможет сделать? Брат твой ослаб, раз ни одну из своих девок не смог снова сделать брюхатой – если только с этой потаскухой Альдой не выйдет у него в этот раз, – покривилась она, помянув это имя, – а пока что опекующий Вигара Коготь всячески оттирает тебя от Красной Палаты – если не слеп ты совсем точно крот, муженёк…

– Да ты у меня дважды мудрее чем око Горящего, Трюд! – Уннир захохотал, и горячо поцеловав зардевшуюся от похвалы и ласки супругу повалил её на расстеленное ко сну ложе, затушив дуновением огоньки догоравшей свечницы у изголовья.

Отдохнувшие и отъевшиеся овсом кони резво несли пятерых всадников по безлюдным разъездам Винги в бок Главных ворот, цокая подкованными копытами по заложенным рубленным камнем узким переездам Среднего городища. Встречавшиеся на пути редкие путники почтительно пропускали свердсманов Дейнова рода, боченясь к частоколам оград и потемневшим от дождей стенам нависавших над их головами мурованных и деревянных чертогов.

Эрха кинул пытливый взор на младшего праправнука, ехавшего подле дяди.

– Айнир – ты привёл в укрепь людей?

– Да, скригга, – почтительно отозвался доселе молчавший при старших юноша, сравняв скакуна с жеребцом Эрхи, – пятьсот мечей и копий со всего Севера. Все конно, в броне как один, с каждым запас еды на семь недель – как и требовалось. Ведёт их сам Аснар Лихой из Хáтфъялльгéйрда, лучший из тамошних ратоводцев.

– Славно, мой мальчик. Быстро же ты управился со всеми делами, что даже до Высокой Кручи добрался! Заезжал ты к Бородачу в Хейрнáбю́гдэ?

– Да, скригга – едва ли не сразу прибыл туда по пути. Скегге шлёт тебе своё почтение и исполнит всё указанное отцом.

– Ты видел в Глухом селище Майри?

– Да, – голос Айнира поживел, – сестра передаёт тебе приветствие, скригга. Хотя я вижу, что она совсем там тоскует – и с каждым годом лишь всё сильнее. Разве нельзя ей вернуться в Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн, или к прочим нашим родичам в иные уделы?

– Ты верно всё видишь. Не для дочери Конута Крепкого такая унылая жизнь средь скотины в болотах и чащах. Да и не девой бы ей было родиться, а мужем-воителем – многую славу собрал бы тот уже к этим годам. Но увы – у меня по-прежнему нет для неё добрых вестей…

Старик обернулся назад, и с затаённой во взоре ненавистью посмотрел на видневшийся из-за крыш других чертогов Хатхалле, шепча что-то сквозь зубы.

– Дальше вот что… – продолжил Эрха. Повернувшись лицом к внимавшим ему спутникам он обратился к Бурому.

– Вызовите ко мне нынче же из Брейдалу́риннгéйрда кóгурира метальщиков Сверру Низкого – сына Берна Волчьей Пасти – и Хекана Секача из Вéйнтрисвéдде. И ещё младшего сына Доннара Стрелохвата, удалого Фреки Скороногого из Свартифъя́ллернгéйрда – лучше его среди вершних у я́рнвегг кроме твоего сына Хугиля я ещё не знавал. Пусть все, кого я назвал, будут к новой луне на совете в стерквегге у Кручи.

– Хорошо, скригга, – согласно кивнул Доннар, внимая словам старика, – завтра же отправим гонцов. В Эикхадде как раз стоит Вепрево Копыто с людьми. Он и сделает это.

– Копыто… – скригга на миг замолчал, – Хугиль славный воитель. Но всё же держи его ближе к себе, Доннар. Ведь он до сих пор не забыл…

– Мы много что все не забыли, скригга… – нахмурился Бурый, – но не о том теперь речь. Я за ним пригляжу, не беспокойся.

– Хорошо. Вот ещё поручение вам. Среди всех отобранных людей разыщите таких, кто владеет разными наречиями Эйрэ, и кто прежде бывал в их ардкáтрахе. Кто знает – куда и какие ведут там проезды сквозь городище, где да как расположены стены и вежи в том кáдарнле и вокруг. Таких, кто и в ночи отыщет себе и другим там дорогу к дворцу áрвеннидов.

– Сделаем, скригга, – кивнул ему Бурый.

Кони цокали сталью подков по камням умощёных проездов. Позади оставались замшелые древние стены дейвонской твердыни, серея во мгле наступающих сумерек ночи. Сырой ветер рвал тучи, сгоняя их стадо в набрякшую моросью серую стену. Солнце алым багрянцем теплело сквозь них, опускаясь к закату.

– А ты правда бывал за горами на юге?

Вёрткая девочка лет десяти или больше, запахнув поплотнее плащ-верховницу из тонкого дорогого сукна в оторочке из меха лисы уселась поближе к груди человека, отстранившего посох к зубцу мшелой древней стены.Он с любовью приобнял ту малую, что как резвая птичка сидеть не могла без движения, непоседливо ёрзая на коленях, наблюдая за серым осенним простором вдали за стенами дейвонского ходагейрда.

– Был однажды – совсем ещё юным… когда бабка моя пожелала вернуться туда перед смертью, пока тёмная хворь её кровь до конца ещё не иссушила. И ей будучи спутником в долгом пути до родного когда-то удела отцов побывал там и я, изучив все наречия их ещё лучше. Вступал в те города – все в лазури и золоте каменных веж, и со стéнами белыми точно снега́. Зрил дворцы и гробницы великих владетелей прошлого. Видел Белую Реку в горячих песках, где сквозь чéред озёр в тростнике устремилась она к океану. И четырежды больше того она мне рассказала о том в той дороге за горы.

– А как звали её, расскажи? Папа с дядей твердят, что не слышали прежде. Или врут мне с сестрой, что сказать не желают зачем-то?

– Нет, не врут. Даже дед твой, мой младший брат Хёрд – тот и сам её прежнего имени знать не стремился, так ни разу отца и дядьёв не спросив… Было всем и прозвания той нашим именем Соль им в избытке, как когда-то ещё звать ту стал дед мой Эмунд, кто забрал её некогда с юга. Но я помню средь всех, что звала́сь она некогда А́м-суль – Матерь Твёрдых то значит в Ардну́ре.

– Ты и вправду такой! – засмеялась девчушка.

Человек ощущал позабытую радость, как когда-то держал в первый раз на руках сыновей – тех, других, что родились задолго до нынешних – от другой из любимых им в жизни двух женщин. Эта девочка крови их дома была больше других ему ми́ла, отвечая такой же привязанностью, с жаром глаз непоседливо слушая россказни прошлого, что он поведывал. И теперь, появившись тут с ним без взрослеющей старшей сестры она вновь вопрошала того о минувшем – давно уж забытом в семействе владетелей Скъервиров.

Свиток с толстой печатью поверх его кожаной скрутки был плотен и даже тяжёл – и шёл в Вингу с гонцами сквозь дождь и ненастье. Но человек позабыл о нём напрочь, и отведя взор от путников, что впятером уже сели верхом на своих скакунов на дворе перед входом в Высокий Чертог, крепко обнял ребёнка, глядя с ней вместе за хмурым закатом над гейрдом, где во мгле облаков багровело осеннее солнце.

– А какою была она – помнишь? Ульф говорит, что нет лика её среди свитков семейства в хранилище.

– Как и ты – или сестра твоя Брула… – усмехнулся мужчина, гладя малую дланью по кудрям волос, – только косы намного темнее –точно вóрона чернь с рыжинóй –а не как у всех прочих смоля́ных ардну́рцев. Есть такие средь них, древней крови народов песка из краёв необъятного Бахр-аль-рималь – что зовётся ещё на наречии их Танешшу́фт-н-Ишаффéн. И глаза полыхали как вихрь… пламя в них не стихало и даже в неволе в чужой стороне за все годы.

– А какие?

– Да как у тебя, – указал он перстом в её жёлтые с золотом радужки.

– То есть – как и твои? – указала она своим пальцем в лицо человеку.

Тот издал вдруг негромкий смешок, слегка вздёрнув плечами.

– Лишь как левый… Глаза её были тверды, но добры. А моих глаз страшатся иные…

– Врёшь ты видно – я их вот совсем не боюсь! – она засмеялась звоночком.

– Ты ведь не враг мне и нашему дому… На таких я смотрю по-иному – и тебе того лучше не зрить.

– Вот у ёрла глаза точно лёд. А у Лапы и тех, кто ему здесь на службе, так и вовсе мне боязно зрить – как у бешеных псов… – лицо девочки вздрогнуло, – а твои глаза добрые, Сигвар!

– Рад, что кто-то хоть здесь меня добрым считает… Охрани́тебя боги, моя дорогая.

Он с усмешкой обнял её крепче, слушая россказни малой и глядя на мглистые дали простора. Забылся тот свиток с вестями, что смирно лежал в ожидании срока в разрезе его верховницы. Человек – чьего имени многие с трепетом слышать страшились, и чья длань простиралась над многими землями дома владетелей точно острый безжалостный коготь – тихо слушал девчачую речь; и глаза его, многим внушавшие ужас, с лаской зрили на то, как росли все те внуки и внучки его упокойного брата – с сожалением хмуря седевшие брови над лбом, что ему вряд ли скоро придётся узреть своих собственных.

– Ну беги, моя милая – жду вас с сестрой завтра в полдень в покоях. Обойдётся наш ёрл без меня в разговоре с послами от крвáтов. А теперь дай прочесть наконец этот свиток с Помежий, весь гори он огнём…

– До завтра, почтенный! – она преклонила пред ним на миг голову, растрепав свои кудри как рыжий каштан в завитках. Свет стоявшего низко осеннего солнца залил небокрай, и огромная долгая тень пролегла от девчушки над гейрдом, серой птицей из мглы пролетя над стена́ми и крышами.

– Беги, Гудрун. Праматерь тебя охрани, моя милая…

Стуча кулачком по камням обомшелых зубцов она торопливо помчалась бегом вниз по сходам, где под ними шумел многолюдный заполненный двор под Высоким Чертогом. Пробегая по лестнице мимо окошка в стене она встретилась взглядом с одним из пяти отъезжавших к воротам Хатхалле – ещё юношей, светловолосым, нёсшим знак дома Дейна на верховнице – и шутливо дурачась показала ему, опешившему, язык.

Когда топот шагов резвой девочки стих, растворившись в том шуме двора, человек развернул толстый свиток, ломая ногтями застывший восковый кружочек печати, и нахмурившись стал разбирать письмена строчек рун – слыша поступь других уже ног по стене его дома владетелей, чей покой и чью власть он хранил много лет.

Кони резво несли пятерых ездоков, направляясь к воротам восточного въезда в твердь ёрлов. Ближе и ближе виднелась тяжёлая очерть их створок во много локтей высоты.

– Добрый Мейнар – надеюсь, твой родич Стиргéйр вновь готов взять копьё как и прежде? – старый скригга обратился к ехавшему подле них свояку правнука.

– Как и прежде, почтенный – брат нашего скригги всегда держит длань крепкой, а оружие острым.

– Славно. Он как и прежде берёт всё семейство с собою в выправы? – беззлобно усмехнулся старейший из Дейнблодбéреар.

– Как и прежде, почтенный. Как когда-то его Груна ещё юной вслед за ним из ревности отправилась на Помежные Распри, дабы не смел её муж вдалеке от неё согревать с другой ложе ночами – так и доселе уже третий десяток лет по привычке вслед за ним собирается, и всех пятерых детей не в дому с ним зачала. Прежде прочие свердсманы только смеялись, что он к юбке привязан, теперь же завидуют Сильному – не у всех таковая жена, что всегда подле мужа поддержкой.

– Что же – у славного ратоводца и тень его так же славнá. Однако я хотел бы спросить тебя об ином. Что ты можешь нам рассказать о том, как обстоят дела на Помежьях и в самих уделах Эйрэ?

– Думаю, почтенный, ты и сам уже знаешь последние вести. Стычки в Помежьях продолжаются, туда давно вышли люди из воинства áрвеннида. Однако главные их силы ещё не собрались, и люди из большинства кийнов пока не прибыли к ардкатраху, тем более из-за гор. Многие помежные фе́йнаги из союзных земель не торопятся вставать под стяги старого Дэйгрэ, надеясь на завершение раздора миром, и сетуют на сильно возросшие из-за распри подати. Есть и те, кто напрямую воззвали к защите ёрла, не покоряясь воле дома Бейлхэ – война-то прокатится первой по их уделам, тем есть чего опасаться.

По прочим же городищам к закату от Аг-Слéйбхе снаряжённых боевых вóротов стоит немного, все прочие их кáита-гаóйта без дела гниют на стенах ардкáтраха, порядком уже изветшалых. Похоже, что к большой осадной войне по всем нашим Помежьям Медвежья Рубаха ещё не готов – равно как и мы. Или я ошибаюсь, почтенный, и эта зима выпадет жаркой?

– А большую войну и ни к чему разжигать прямо нынче, пока враг свои силы ещё не собрал в одно целое, – спокойно ответил Эрха, – рой перенимают тогда, когда пришла им пора покидать родной улей, а не ловя тех по пчёлке на разных лугах… Замысел мой в ином – и эту зиму áрвеннид Дэйгрэ с сынами проживут у тёплой печи спокойно. Что ты скажешь о его наследниках, добрый Мейнар? Я уже много лет как сам не был в Аг-Слéйбхе, и помню их лишь юнцами – а ты, сын Хёскульда, частый гость при дворе Дэйгрэ средь наших послов, и на свои очи видишь там многое. Каковы они нынче?

– Был там частым гостем, почтенный… – поправил Мейнар старого скриггу Дейнблодбéреар, – до начала войны…

И помолчав миг продолжил:

– Áрвеннид Дэйгрэ уже стар, хоть ещё и не дряхл – здоровье у старика крепкое. Умом он по-прежнему твёрд, но с возрастом стал гневлив и скор на руку – и нет чуда, что меж нами теперь развязалась война. Хотя клянусь именем Всеотца, и я бы потребовал кровавой виры за убийство родича – да к тому же посла, пришедшего с миром для переговоров! Тем больше, что нынче дурных советчиков у него под рукой развелось немало…

– Наслышан… – согласно кивнул скригга Дейнблодбереар.

– Все а́рвейрны – даже благородные фе́йнаги древнейших семейств – тихо твердят меж собой, что древо их кийна, правящего в Эйрэ шестнадцать веков от часин Врагобойца совсем нынче выгнило… – Мейнар умолк на мгновение, точно задумавшись вдруг о чём мрачном, – со времён дара Мурхадда с рознью и братоубийством иные твердят, что дом Бейлхэ был проклят людьми и богами за скверну – а Смута Семейств лишь умножила это – что исчезнет их род, не оставив потомков. Множество кровных их умерло в тот год явления мора лет двадцать назад, когда по всему северу – и у нас, и в их землях – во второй раз за век прокатилась та чёрная хворь, как в Аг-Слéйбхе и ближних к ардкáтраху твердях опустели все дома и чертоги, лишь крысы кишели среди гнилых трупов в нарывах и язвах.

– Да, страшный был час всепогибели…– негромко проговорил полушёпотом скригга, с трепетом вспомнив тот дважды за век им увиденный мор.

– А среди здравствующих их мужей много кто из прежних ратоводцев с годами стал болен и слаб, и не отрывает костей от горячей лежанки – как тот охромевший Коннал Стрела или некогда грозный победитель бунтующих северян Гован Огнерукий. Лишь несколько дельных их родичей возначаливают мелкие тверди по дальним окраинам Эйрэ – а прочие, весь их кийн от отцов до сынов в последние годы просиживают лавки во дворце Дэйгрэ и отращивают брюхо на частых пирах.

– Так что ты слыхал о его сыновьях, славный Мейнар? Каковы они будут как воители и мужи? – вновь спросил Быстрого скригга Дейнблодбéреар.

– Сыновья Дэйгрэ уже взрослые годами, но ратные их дела так и остались в юности. Да и то, я бы сказал, не умаляя по че́сти – были невелики, – продолжил дядя юного Айнира, – дом Бейлхэ давно уже не вёл столь значительной войны как нынешняя. Стычки c нашими уделами в час Помежных Распрей больше вели сами верные ему кийны союзных земель, а не воинство áрвеннида.

– Разве что с кочевниками из Травяного Моря на востоке áрвеннид раз-пораз точит мечи, и год от года давит не утихающие волнения по окраинам… – добавил Бурый.

– Всё так. Многим фе́йнагам не по душе единоначалие Дэйгрэ – каждый удел хочет жить по своим давним правам и обычаям, не признавая верше́нства над ними. Особенно недовольствуют тем их северные кийны во главе с домом Кроммах, в открытую выступая против Бейлхэ наравне с семействами их Помежий, подвластных Скъервирам по дару Мурхадда. Власть Дэйгрэ слаба в тех уделах, многие фе́йнаги в открытую склоняются перед нашим ёрлом.

– Что же, и это нам будет на руку. А что ещё о наследниках Дэйгрэ ты можешь сказать?