Полная версия
…Но Буря Придёт
Так на одном материнском молоке они и выросли оба, ещё прочнее связанные незримой нитью родства – и недаром среди всех многочисленных родичей после отца Айнир первее иных почитал дочь своего упокойного дяди. Всё детство и часть отрочества младший сын Доннара рос в Глухом селище в доме у Хеннира Бородача, который некогда принял семью бежавшего с Кручи на север Стерке с женой и новорожденной дочкой. Он же и воспитывал малую Майри в частое отсутствие Бурого, заменившего девочке родного отца.
Старшие единокровные братья Айнира Ллотур и Хугиль рано повзрослели, и под надзором отца и прочих славных родичей вскоре стали опытными и умелыми бойцами-блодсъёдда, принёсшими новую славу мечам дома Дейнблодбéреар. Младшего же сына Бурый хоть и отдавал в обучение ратоводцам их орна, но всячески жалел и щадил – желая узреть последнего отпрыска больше сведущим в законах грамотным книжником, нежели только суровым воителем – и такие нужны для семейства.
Менее рослый, пусть и более проворный нежели братья, парнишка часто стыдился того, что этим он словно не ровня им – больше времени проводивший в отрочестве за старыми свитками законов и грамот в пыльном книжном схо́роне Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн, чем с клинком и копейно в седле как те – хоть и вправду учёности с книжеством были ему по душе много больше.
К тому же прочие мальчики из ближайшей родни Дейнблодбéреар также были либо уже старше Айнира, либо совсем ещё зелены и не оторвались от юбки матери. И лишь эта девочка-одногодка, которой верно должно было также родиться мальчишкой, и стала ему лучшим другом – подле брата с восторгом внимая историям Хеннира и старого Брейги Глухого про Смуту Соседей, Помежные Распри и сшибки с разбойною наволочью в здешних уделах, про цену клятвы Красной Секиры – первейшего из блодсъёдда на Севере – о ком слава была как то зелье двояка. Нрав у дочери Конута был под стать её рано погибшему отцу, как говаривал Хеннир – прямо живой огонь, хоть вместо углей раздувать можно печь. В родителя она вышла и обличьем – не по-девичьи высокая, на голову выше любой из подружек, крепкая, но тем не менее ладно сложенная, с долгой волной жёлтых как спелая пшеница волос и глазами цвета густой синевы.
С сáмого детства они с Айниром стали дружны – и не было в Глухом селище ни одного мальчишки, который бы осмелился ей сказать прямо в очи, что она девчонка, которой до́лжно лишь косу растить да учиться у печи снедь стряпать, а не играть с будущими мужами-воителями. За такие слова Айнир, стоявший за сестру горой, мог навалять любому её обидчику по бокам, без страха сцепившись с тем в драке. И сама Майри – долговязая и не по девчоночьи сильная – никому не прощала обид, а если надо, то сдерживая слёзы стояла за себя с кулаками. Но не смотря на резкость нрава была она добрая и задорная, и с годами сыны и племянники Хеннира, прочих их родичей и простых поселян в Хейрнáбю́гдэ научились её уважать – единственную из девчонок, кого были готовы принять на равных. С ними же она и играла не взирая на запреты старших, училась скакать верхом, стрелять из лука и даже держать деревянный пока меч. Жизнь в лежавшем на севере среди чащ и болот Хейрнáбю́гдэ была суровой – и ей, одинокой, лишённой самых близких из кровной родни, рано стало понятно, что лишь на себя она сможет положиться в грядущем.
Год от года взрослея и постигая помимо книжного знания и суровую мудрость военного дела, жаждавший не отставать от братьев в грядущей славе воителя юный Айнир всё реже бывал в Глухом селище. И изредка наведываясь туда по распоряжениям отца или старого скригги он исподволь стал замечать, что взрослевшая и вытягивавшаяся ростом не меньше его самогó сестра отчего-то начинает тут тосковать. Что-то угнетало её, заставляло прежде яркий взор глаз туманиться, а лицо повергаться в уныние. И лишь редкие приезды сюда брата, особенно вместе с отцом и самим старым скриггой могли вновь обрадовать девушку. Она с огнём в очах слушала их долгие рассказы у очага о том, что происходит в большом мире за пределами маленького Хейрнáбю́гдэ – о том, где они побывали и что видели в чужих краях, какие там народы, их нравы и обычаи.
Если ещё ребёнком старый Эрха или дядя Доннар брали её вместе с прочими детьми с собой в поездках по уделам Дейвóналáрды, посещая раскиданных по всем краям родичей из семейства Дейнблодбéреар, то теперь она много месяцев подряд не покидала Глухое селище, разве что зимой с обозами земляков отправлялась в Вингу или ближайшие к ним гéйрды на торжища. И Айнир догадывался, что в девичьем сердце сестры живёт влекущий в странствия настоящий мужской дух – туда, где есть опасность и непокой.
Она не стыдилась работы на земле и у печи, и славной хозяйкой была бы для любого дома, стань эта дева чьей-то женой – но юная Майри Конутсдóттейр мечтала не о спокойной жизни в супружестве с прялкой в руках подле колыбели – по крайней мере пока.
Было и ещё кое-что, чего Айнир не знал, или не мог пока догадаться, не способный прозрить это из её закрывшейся от чужих взоров души. Майри хуже смерти стыдилась того, что с сáмого детства она и среди кровных родичей была обречена носить несправедливо очернённое и преданное умолчанию имя отца – неспособная по-дочернему гордо назвать себя кровью от Стерке, назваться хозяйкой причитавшегося ей по чести́ и закону. И везде, где бы не ступала нога дочери Конута, ей приходилось таиться своего происхождения, не называя отцовского имени… хотя по крови она была равна прочим ближним – Айниру, дяде Доннару, самому́ старому Эрхе – такая же одна из них, потомица их великого предка, Несущая Кровь Дейна.
Одна из них – но не такая же…
Усталый Айнир спешился и привязал измазанногов болотной грязи скакуна за поводья к забору у коновязи. Сняв навьюченную через седло дорожную кладь в кулях он закинул её за плечо и не торопясь направился в дом Хеннира, попутно озираясь в поисках сестры, отчего ни она, ни сам хозяин Хейрнáбю́гдэ не вышли встретить его к воротам.
Широкий двор меж чертогами и срубами схо́ронов был пуст. Перед ищущим взором юноши лишь колыхались по ветру на жердяных нáвесях выдубленные шкуры и вялившаяся на зиму рыба, да кружилась под ногами содранная с деревьев бурая листва. Озирнувшись ещё раз он взялся ладонью за тяжёлое кольцо на завесе.
Едва юноша отворил тяжёлую ясеневую дверь, обитую витыми коваными украсами из железа, как у порога его встретила Майри. В сумраке неосвещённого входа сестра крепко обняла брата и не произнесла ни слова, уткнувшись лицом в свисавший с его шеи поверх тёплой верховни́цы на поношенном ремешке знак горящих стрел Всеотца.
– Здравствуй, сестрёнка! Жаль, ненадолго я к вам. Как ты? – участливо спросил он сестру, которая стала выглядеть ещё тоскливее чем обычно – точно вчера похоронила кого-то.
– Как и прежде, Айнир… – махнула она рукой, и в её голосе Айниру вновь послышалась глухая тоска, заставлявшая умолкать некогда звонкий голос дочери Конута, исподволь стирающая её яркий взор синих глаз-васильков.
– А что ты? Гонец рассказал, ты первее братьев отправишься на Помежья? – спросила она, взволнованно глядя на брата.
– Да, сестрёнка – отец и наш скригга наконец-то решили, что я уже достаточно опытен, чтобы не потерять голову в первой же сшибке. Наш хéрвар Фреки Секач пообещал отцу послабления мне не давать и сделать годного к битвам – хоть и шкуру мне со спины спустит – как он сказал.
– Вот видишь – а прежде боялся, что отец не пошлёт тебя с братьями, а оставит людей собирать.
– Эх, сестрёнка – да знала бы ты, сколько я отца о том умолял! Надоело везде тень братьев видеть, как иные свердсманы смеются мне вслед – «Доннара книжник, как девка родился!» Плюнуть уж хочется…
– Боится отец за тебя, сам ведь знаешь.
– Сколько же можно бояться, сестрёнка? Малый я что ли? Братья в мой возраст уже заслужили именоваться блодсъёдда, а я? Что я – урод хилый вышел, или меч не умею держать? – чуть не закипел её брат, негодуя.
– Любит тебя отец, Айнир – вот и боится больше, чем за Ллотура с Хугилем. Я вроде слышала от дочерей Хеннира, оба они в эту зиму останутся дома?
– Так наш Эрха повелел. Скригга сам возглавит весной войско нашего дома, когда мы пойдём брать Аг-Слéйбхе. Тогда-то и будет большая война, а пока мы жалим áрвейрнов по Помежьям и жжём их укрепи. Если я не покажу себя дурнем сейчас, как сказал мне отец, то к весне уже может доверят вершить и десятком у Хугиля в коннице.
– Ух, ну ты и вырос! – повеселевшая Майри шутя щёлкнула брата пальцем по носу, – смотри, не обгони так деревья! Какой из тебя ещё скирир?
– Я же говорю – к весне… – насупился Айнир, едва ли не по-детски обидевшись, – теперь я конечно зелен, и не ровня буду Хугилю и его удальцам из Железной Стены.
– Не страшишься, Айнир? Доселе не было подобной большой войны с Эйрэ. Даже отец таковой не упомнит…
– Может и страшусь, не стану лжесловить… – пожал Айнир плечами, – уж как боги дадут кому жребий. Если буду жив, весной я к тебе загляну, сестрёнка, когда будем собираться к выправе на Эйрэ.
– Как бы мне хотелось быть там вместе с вами… – тихо вздохнула Майри, сжав в кулаке лежавшую у неё на груди долгую косу, выбившуюся из-под платка-наголовника.
– Уж куда тебе там среди свердсманов, сестрёнка! – насмешливо хмыкнул ей брат, – лучше голову дома побереги!
– Береги ухо ты лучше! – Майри едва не заставила Айнира присесть от её отнюдь не притворно замахнувшегося девичьего кулака.
– Ладно, уймись! Отец всё равно не отпустит тебя – хоть ты в запале бываешь страшнее всех одедрáугров в чаще. Пойдём скорей, сестрёнка – старый Хеннир уже заждался меня и вестей от нашего скригги. Позови-ка ты Ульфа, давно уж не виделся с ним!
– Позову конечно, он как раз с охоты вернулся с отцом. Эй, Ульф! Ульф! – она громко закричала в сторону соседнего долгого дома под дерновой крышей, оставив брата у порога и бегом помчавшись туда – только замелькала за плечами её долгая коса.
В далёкой Винге бушевавший ветер-си́верец рвал последние листья с деревьев ближайших лесов, колыхал черепичные крыши темневших от влаги чертогов, веял сыростью долгих промозглых дождей, предвещая скорое дуновение наступающей следом зимы. Суровая непогода предснежья бушевала над посеревшими до сáмого небокрая просторами, дерзнувших встретить лицом её мокрый лик запирая в тесноте тёплых жилищ у огней очагов, опустошив прежде многолюдные проезды обезлюдевшего сейчас городища, вымыв струями ливней всех редких путников со сбегавшихся в ходагéйрд большаков, вздыбливая серые волны холодной воды по слиянию речищ Широкой и Топкой.
Осень властно шла по опустевшей уснувшей земле.
Пятеро скакавших один за другим по безлюдным проездам ходагéйрда вымокших и забрызганных дорожной грязью конников завершили свой путь во внутреннем дворе твердыни Хатхáлле, растворившей им тяжёлые створы ворот. Один из странников – самый старый годами – неторопливо спешился и отдал поводья усталого жеребца в руки подскочившего к нему конюшего-служки, а затем медленно стал вздыматься по рубленным в камне ступеням к дверям в главный чертог. Его почтительно встречала расступавшаяся перед гостем копейная охрана в броне с вышитым на покольчужницах знаком дома Скъервиров, кланяясь шествовавшему старику. Этот седоголовый гость – старый Эрха Форне, глава орна Дейна – был живым преданием среди дейвóнов, и почётом в народе обладал не меньшим, чем сам их владетельный ёрл.
Окованные по гладким буковым доскам витыми украсами из железа двери тихо распахнулись перед старейшим из Дейнблодбéреар, и двое стражников молча пошли следом, сопровождая этого великого старика к их правителю.
Четверо спутников скригги остались ждать внизу у ступеней, спустившись с коней наземь и привязав скакунов к коновязи под скатчатой крышей нижнего поверха Хатхáлле во внешнем дворе. Негромко переговариваясь меж собой они кутались в долгие плащи из волчьих шкур, словно не желая греться в чужих им покоях для путников и гостей у столь близкого огня очагов и печей, оставшись на холоде под открытым небом.
Время было уже позднее, и короткий осенний день катился на спад, предвещая скорое наступление ночи. В тёмных узких оконцах чертогов стерквéгга один за другим загорались трепещущие огни светилень и смоляков. Фыркали кони в конюшнях, журчала наливаемая им по поилкам вода. Кутаясь в тёплые плащи неспешно шагали по древним мурам и лестницам ху́гтандов молчаливые очерти заступившей ночной стражи.
Къёхвар сам вышел из верхних покоев в полутёмную от немногих горевших в тот час в свечницах восковых огоньков безлюдную Красную Палату встречать прибывшего к нему по первому зову ёрла старейшего из Дейнблодбереар. Тот уже стоял у закованного в витые украсы свинцовых и медных рамок многоцветного слюдяного оконца в ожидании встречи с правителем, пристально оглядывая внутренний двор Хатхáлле. Старец отчего-то выглядел беспокойным, усталым и осунувшимся после долгого пути верхом из их северных уделов в ходагéйрд, и Къёхвару на миг стало по-сыновнему жаль его – наверное, самого долголетнего из известных ему сущих – живую легенду, первейшего из воителей Дейвóналáрды. Но едва вспомнив, что Эрха Древний родом из орна Дейна, некогда вознявшего эту страну к нынешней славе с величием, как вся теплота в сердце у владетеля угасла будто намокшая головня. Стол Ёрлов был один – и забыть про то, что этот ветхий мудрый старик был из числа самих потомков Горящего, Къёхвар не мог. Высокий Чертог в Винге, хозяином которого он нынче являлся, был слишком прекрасен, чтобы представить в его покоях кого-то иного.
Тем больше кого-то из числа тех, кто ранее уже сидел на этом великом престоле дольше всех прочих орнов от сáмого сотворения Дейвóналáрды – тех, кто был много славнее его и его владетельного орна десятикрат взятого – лучших из всего дейвóнского рода, прямую кровь самогó праотца Дейна, лишь случайною волей судьбы некогда лишившихся в годы смуты прежней власти над их народом.
– Достойнейший Эрха – да даруют боги со всей щедростью здравия и славы тебе и твоему орну! – ёрл уважительно склонил голову перед стариком, – я рад, что ты не взирая на годы смог так скоро прибыть ко мне. Не на совет, нет… Я сам хочу испросить у тебя твоего мудрого совета, почтенный.
– Ты достаточно умён, ёрл, чтобы вести войну с áрвеннидом и его союзниками не спрашивая ничьих советов по воинской части, – негромко ответил ему Эрха, почтительно кивнув в ответ и несогласно махнув рукой в знак нежелания присесть на учтиво указанную ему Стейне обитую цветным сукном скамью у оконицы – точно давая знать, что и попрежде сам он даже в старости твёрдо стоит на ногах. Хотя и зримо было исподволь ёрлу, что старику с немалым уже трудом давалось это горделивое упорство, нежелание показаться слабее чем кто-либо из дома правящих Скъервиров.
– Но я вижу, тебя что-то беспокоит на сердце, владетельный – то, о чём ты хотел бы поговорить лишь со мной с глазу на глаз?
Неожиданный вопрос заставил ёрла вздрогнуть. Къёхвар поразился такой проницательности старого Эрхи, вспомнив ходившие издавна слухи о том, что скригга орна Дейна умеет читать людские мысли по одним лишь глазам собеседника – и спешно отвёл свой взор в сторону.
– Не беспокоит, но… Ты знаешь, почтенный Эрха, что порой я бываю горяч – и в этом моя беда.
«Если бы в этом лишь только, владетель…»
– Многие скригги и свердсманы тайком осуждают меня за то, что случилось с этим треклятым посольством. Да, я поступил опрометчиво, вспыхнул как береста на огне… Но кто из достойных мужей стерпел бы пьяную брехню этого коростливого рыжего выползка прямо в собственном доме? Борной Старым пугать меня вздумал! Ха!
«И вместо спокойного, вечно за мир ратовавшего фейнага Донег теперь в Эррах-те сел упрямый и твёрдый двоюродный брат его Дайдрэ, чьих троих сыновей ты когда-то в Помежные Распри советом Столпа повелел умертвить в плену в Винге…»
– Áрвеннид теперь жаждет расплескать море крови за родичей. Что же – пусть желает, старый дурак – и её он получит. Да и давно назрела эта грядущая распря, и я лишь давний гнойник неосторожно затронул. Я не боюсь войны, Эрха – наоборот – восемь лет как не водил уже войско, и давно соскучился по настоящим сражениям. И пора уж свернуть этим а́рвейрнам их рыжую башку, чего дед мой не доделал в ту давнюю пору…
Ёрл на миг осёкся, так неразумно говоря о своём упокойном предке, вместе с которым сам Эрха Древний некогда завершил ту кровавую распрю с áрвеннидами Эйрэ, явившись с миром к воссевшему на Высокое Кресло воительному Хугу Дорхэ, тем прекратив длившуюся уже второй десяток лет войну. Кашлянув, словно ему вдруг пересохло горло, владетель продолжил:
– Все Скъервиры одобряют моё решение, и среди прочих орнов также нет несогласных – ты сам был свидетель тому на Великом Совете. Так что силы за нами немалые. По закону мы защищаемся от посягнувшего оружием на наши уделы и земли союзников недруга – и по закону же требуем своего, что нам было обещано волею áрвеннида Мурхадда, но и доселе не отдано в наше владение. Множество уделов их союзных земель давно верны нашему дому – и не старого Дэйгрэ, а меня признаю́т повелителем.
Рука ёрла поправила криво горевшую свечку в светильнике, от неё разжигая притухшие.
– Присягавшие моему деду фе́йнаги в Сте́йндо́ттурфъя́ллерне также привержены мне, и выступят подле нас, едва лишь дейвóнское войско придёт в Каменный Узел на подмогу тем нашим загонам – ибо многим родство то родством, а жажда урвать у сородичей за межой кусок земель будет сильнее.
Эрха Форне молчал, внимательно слушая речь их владетеля и поглаживая ладонью седые как снег усы и долгую бороду.
– И как владетель, стоя́щий за слово закона по че́сти, я готов по закону же дать свою помощь с поддержкой живущему в долгом изгнании брату их арвеннида Фийне, кто по праву рождения первым был должен владетелем стать – и кого ожидают узрить там иные из знатных семейств среди арвейрнов.
«Старый пьяница, чьи сыновья родились слабоумным, а единственно зрелая дочерь возьмёт себе мужа из Скъервиров – и тем самым Высокое Кресло придёт в руки ёрлов… Умно, владетель – и вряд ли тобою придумано было – но лишь грубою силой железа признают его все дома над собой новым арвеннидом»
– Есть и в самих уделах Эйрэ верные нам люди, кому доброе соседство и торг с дейвóнами милее неразумного веления Дэйгрэ поднять мечи против нас, когда всякие мелкородные фе́йнаги и их люди хвалятся отвоевать все утраченные к западу земли прадедов… – добавил владетель Хатхáлле, хитро прищурив льдистые очи в насмешке, – но… скажем так – если бы можно было обойтись малой кровью…
Стейне на миг замолчал, глядя на казалось как-то безразлично внимавшего его важным словам скриггу Дейнова дома.
– Если бы не слепо тратя все силы рубать врага наугад по рукам и ногам – пока тот первым не поляжет в изнеможении, измотав нас самих – а внезапно ударить под самое сердце, сразив в начале сражения единственным верным ударом…
– Чтобы в Эйрэ появился новый – не столь злопамятный и более уступчивый áрвеннид? – нежданным вопросом закончил за ёрла сам Эрха – и Къёхвар поразился, поняв, что скригга Дейнблодбéреар с лёгкостью узрел все его тайные помыслы, ещё даже и не высказанные вслух.
– Или вообще не появился… – спустя мгновение жёстко добавил Стейне, срезав железными щипцами чёрный нагар с обуглившейся нити угасавшей свечи, – пока жив Медвежья Рубаха и его сыновья, мира с владетелем Эйрэ мы не дождёмся – и распря с их домом нам выпадет долгой. Но в наших краях нет и доселе подобного ратоводца, который умел бы искусно брать целые города, нанося столь стремительные и внезапные удары – такого как ты, почтенный Эрха. Никто ещё среди воителей Севера не повторил твоей славы…
Скригга Дейнблодбéреар пристально взирал в лицо ёрлу – и Къёхвару опять стало не по себе от этого пронзительного взора проницательных глаз старика, который несмотря на более чем вековой возраст стоял вровень с владетелем плечо в плечо, почти не сгорбленный и без поддерживавшей его усохшее тело старческой клюки.
– Ты желаешь, владетель, чтобы нынче я сам, как когда-то во времена Сторстрид, применил всё своё воинское умение – дабы сходу одним ударом взять эту неодолимую прежде никем, и даже мною не взятую прежде твердыню первее иных городищ земель Эйрэ?
– Вот именно! Никто ещё из воителей Севера не научился доселе подобному искусству войны. Твой почтенный родич Доннар и славный Стиргéйр Сильный из Къеттиров самые отменные ратоводцы среди дейвонских семейств, не могу укорить их ничем – но… Одно твоё имя внушает а́рвейрнам трепет вот уже целый век. Конналов дом в страхе помнит ту мощь твоих воинств, что сломила загоны их кийна точно секира полено – как два года они отсидели в осаде средь раков и жаб своей лужи в Глеанлох.
«Кою твердь не взял силой и хитростью даже я сам – чьи муры возвёл пращур их дома, кровь которого взяла исток в бездне Эйле, и чьи силы хранят эти стены века́…»
– Даже Борна Старый перед тобой как дитя – ибо во время Великой Распри он сам был ребёнком, и не научился всему тому, что постиг своим опытом в ту суровую пору ты сам, достойнейший.
«Но с избытком постиг в час Помежных Раздоров…»
– Скажем так, – неторопливо продолжал ёрл, – силы у меня есть, и немалые – не только из Скъервиров, но и из прочих семейств, кто поднялся на эту войну, алкая воительной славы и новых уделов для малоземельных родичей с младшими сыновьями. Иные и то прежде прочих готовы бежать впереди своих свердсманов лить рыжим кровь, как тот старший наследник их скригги у Ёрваров.
– Да – доселе Арнгейр ищет младшего сына следы, как ребёнком его увезли из уделов родных похитители в Эйрэ когда-то…
– Так – а был бы уже взрослый свердсман, годами за двадцать… Вот уж папаша его будет скриггой суровым, не даст он покоя для рыжих! Наплачутся данники Конналов некогда…
– Непримиримым… – негромко промолвил сурово вздохнувший старик.
– Серебра в казне тоже достаточно, чтобы хоть десять лет кряду выправлять наше воинство жечь владения áрвеннида и союзников Эйрэ. Но было бы много разумнее не втягиваться в столь долгий для нас раздор с рыжими, как сталось на твоём веку в годы Сторстрид, тиу́рр – разорительный чрез всякой меры даже для богатейших из домов свердсманов.
– Верно, ёрл… – согласно кивнул головой скригга Дейнблодбéреар, – долгая война губительна для народа. Множество горя и бедствий изведали и по её завершении наши люди – от твоего дома владетелей до последнего из простолюдинов: голод и мор, разоры и неуродицу, тысячи вдов и сирот. Матери продавали детей, дабы выжить всем с голоду. Бродяги и разбойная наволочь переполнили наши уделы. Дважды срок Сторстрид понадобился нам после неё, чтобы отсеять и отрядить всё утраченное в час кровавой усобицы. Но ничто не вернуло нам множество павших – ни твоему дому, ни моему…
– Всё верно, тиу́рр. О том я и желаю сказать, для чего и призвал тебя нынче. Ты, почтенный Эрха – единственный из ратоводцев среди дейвóнов, кто мог бы распорядиться нашей силой так стремительно и умело, чтобы на Высокое Кресло в Аг-Слéйбхе не села больше ничья жо…
Къёхвар спохватился – поняв, что от внезапно нахлынувшего гнева опять скажет нечто неподобающее благородным устам ёрла – и поспешно осёкся.
– …гмм. Не сел больше никто из их треклятого кийна Врагобо́йцева семени. И чтобы остальные городища Эйрэ устрашились бы горькой судьбы их ардкáтраха, и побоялись подняться против дейвóнов… Если не останется в живых никого из рода Бейлхэ, то и воевать против нас уже мало кто отважится, не имея вождя над собой. А без связующей все их дома прочной власти каждая окраина начнёт сама по себе править и требовать назад прежние вольности да обычаи – и быстро придёт с нами к миру. Порознь они нам не страшны. Проще прутья поодиночке ломать, чем в один пук повязанные, как гласит старая присказка – верно?
– Я понял тебя, владетель… – кивнул головой Эрха, пристально взирая в глаза их правителя, которому вновь стало не по себе от этого пронзительного стариковского взора.
– Не думаю, что Эрха Славный забыл за минувший век своё превеликое искусство воителя, – немного льстиво сказал ёрл, назвав скриггу Дейнова рода тем старым прозвищем, что было дано ему прежде, чем за неимоверно долгий срок жизни того стали звать Древним.
– Не забыл, владетель, – как-то безучастно ответил старик.
«И увы – не за век, ёрл…»
– Тогда я прошу тебя, достойнейший, возглавить это столь непростое дело, – ёрл положил ладонь на плечо старейшего из Дейнблодбéреар, на миг почтительно преклонив перед ним голову.
– Всё, что я могу дать тебе для этого дела, считай что уже в твоих руках – лучшие кони, снаряженные вóроты с припасами и снастями, обученные люди с оружием. Одной только тяжёлой конницы, несокрушимой Железной Стены с их подручными соберётся со всех семейств не меньше семи полных когуров. Я надеюсь на ваш славный орн свердсманов, на первейших среди защитников Дейвóналáрды – и на твою мудрость в способности быстро взять верх над противником. И за эту неоценимую помощь моя награда вашему роду будет наищедрейшая, клянусь именем Всеотца! Не пожалеет мой дом ни обильных земель, ни серебра со скотом, ни высоких чинов для твоих славных родичей. Ведь множество сыновей подросло в орне Дейна, кому скоро понадобятся в грядущем собственные наделы и достойные их невесты – так?