…Но Буря Придёт

А Айнир… пока ещё ветер в его голове, в эти юные годы. Однажды и он повзрослеет, и сыново детство сотрёт без следа жёрнов жёсткого времени. Был ли сам Бурый умней в это время прежде встречи с прекрасною Асгрейн, как сплелись как-то тропы их в общую нить?

Всё будет однажды. Всеотец всем даёт по нужде в нужный час…

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ПЕРВАЯ …ВЕТЕР ИЗ БЕЗДНЫ Нить 4

– Погодите-ка… Не иначе разболталась подкова у моего рыжего, – недовольно пробормотал Храттэ, притормаживая захромавшего и сбившегося с поступи жеребца. Вслед за ним коней осадили и Доннар с сыном, и скакавший позади всех старый скригга.

– Давайте станем вон там, возле источника. А то боюсь, совсем Легконогий захромает до Э́икхáдда, – Мейнар указал рукой на видневшиеся недалеко от дороги серовато-зелёные камни, подле которых в укреплённой с боков потемневшими бревёнцами круглой земляной чаше журчала вода. Не замерзающий и в самые суровые зимы священный источник поил как проезжающих людей – для них на сучьях врытого в землю резного столба висели многочисленные берестяные кружки и точёные ковши – так и утолял жажду их скакунов и скота – чуть ниже вытекавший из чаши ручеёк пробегал через широкое корыто из выдолбленной половины цельного ствола дуба, потемневшее и едва торчавшее из сырого песка.

Мейнар спешился, с досадой рассматривая потрескавшийся омертвевший рог переднего левого копыта у жеребца, где выпал дурно вбитый кузнецом гвоздь, ослабив поизносившуюся подкову. Доннар стал помогать свояку, придерживая его фыркающего Áудвелльфóти за узду, а юный Айнир зачерпнул ковш ледяной воды из чаши и не торопясь принялся пить подземную слезу из священного Шщарова глаза.

Лишь старый скригга остался сидеть верхом, властно придерживая играющего под ним скакуна украшенными медными бляшками поводьями. Он устало осматривал из-под седых бровей местность, через которую его спутники проезжали по пути в Э́икхáдд-бю́гдэ – расположенное неподалёку большое селище Къеттиров.

Выбитая колёсами гружёных возов и тяжёлых перекатов, раскисшая от частых осенних дождей дорога была пуста в эту ненастную пору. Сразу за источником она делала крутой поворот к югу, и прямо перед глазами четверых путников виднелось обширное болото, возникшее в низине у излучины недалёкой отсюда Широкой. Унылый его вид тянулся вдаль на несколько полётов стрелы, исчезая где-то в сумерках – уходя там в крутой подъём берега, поросшего густым кустарником и высоким ольшаником, переходящим в укрывавшую гряды холмов густую еловую чащу.

По простору болота, куда ни кинь оком взор, росло целое море побуревшего камыша, чьи метёлки верхушек с шелестом колыхал рвущий порывами ветер, изредка бросавший в лицо старому скригге ледяные капли дождя. Выше человеческого роста вздымались колыхавшиеся единой волной высохшие дудки стеблей. Кое-где над камышом возвышались гнилые стволы мёртвых ясеней – некогда тут была сухая местность, но однажды сменившая русло Брейдаэ́льве подобралась сюда и затопила низину, обрекая деревья на гибель.

Рвавший листву редколесья, трепавший высохшие травы приречных лугов ледяной ветер внезапно затих, и сквозь низко ползущие над землёй тяжелобрюхие тучи вдруг проглянуло багровое зарево уже заходящего за небокрай солнца. Мейнар даже расстегнул на горле изукрашенную застёжку плаща, мешавшего ему ковыряться ножом в копыте захромавшего Áудвелльфóти. Дядя Айнира угрюмо ворча себе под нос пытался срéзать омертвевший там треснувший рог и закрепить подкову на прежнее место. Державший гвозди Доннар и тот отёр лоб, откинув на плечи плотный шерстяной наголовник, а юный Айнир умиротворённо рассматривал дикий безлюдный простор раздорожья, любуясь красотой увядания природы перед скорым приходом зимы – то и дело переводя взор вдоль низины на видневшиеся вдали еловые всхолмья к югу отсюда, где лежал ещё далёкий от них Э́икхáдд. Не иначе прав был отец, и у парня и впрямь имелся свой веский повод скорее добраться туда.

Один лишь старый Эрха не поддался обманчивому теплу. Скригга орна Дейна слишком хорошо знал цену кажущемуся спокойствию, вслед за которым нежданно приходит стремительное ненастье – безжалостное, суровое, и порой гибельное – как это часто бывает в природе… и так же и в жизни людской.

Непростые мысли овладевали его душой всю эту долгую дорогу из их родовой обители Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн в ходаге́йрд и обратно. Владетельный Къёхвар умён – ёрл знал, к кому следовало обратиться за подобным советом в грядущей войне с правителем Эйрэ. И затея его необычайно хитра – суля стремительный разгром разобщённых а́рвейрнских уделов, неспособных сопротивляться столь опасному и опытному ратоводцу, кем был Эрха Древний. Силы дейвóнов с союзниками огромны, и превосходят пусть и многочисленных, но менее искусных в воинском деле противников, привыкших издавна биться порознь – каждый кийн собственными силами – тем больше в нынешний час ослабления рода Бейлхэ. Каменный Узел столь близок к твердыне владетелей Эйрэ, защищаемой с юга одним лишь заслоном из кадарнле в Килх-слейбхе – Горном Зубе – чьи давно изветшалые стены падут под напором их воротов с приступом воинства, дав дорогу к горе без препон и задержек. Многие фейнаги запада прежде уже присягнули владетелю Красной Палаты – а из тех, кто склоняется перед венцом Врагобойцева дома, и досель не уняли раздоров и распрей внутри их страны, погрязая в усобицах с ссорами, как те пятый уж год как немирные кийны из данников Гулгадд и Габ. Всё верно рассчитал их владетель.

Всё… кроме одной лишь ошибки – самóй той войны, кою он возжелал распалить из тех тлеющих углей застарелой вражды двух сильнейших владетельных домов Запада…

Давно ушли к предкам в небесные Чертоги Клинков те, кто воочию помнил ту кровавую распрю с а́рвейрнами. Недаром у обоих народов она была равно прозвана Великой. Прежний ёрл Хъярульв сам был её очевидцем – и несмотря на многолетние Помежные Раздоры весь долгий срок правления держал хрупкий мир с могучим восточным соседом. Нынче же среди Скъервиров мало осталось таких дальновидных мужей, кто был бы столь осторожен и осмотрителен… и чьему мудрому голосу внял бы упрямый владетель Хатхáлле. Зазря Къёхвар мнит себя столь дальнозорким и опытным, уповая на превосходство дейвóнского воинства и верность присягнувших ему фе́йнагов глубоко вклинившихся в тело земель Эйрэ и в иных захваченных подчас Сторстрид уделах.

Слишком хорошо скригга Дейнова рода помнил тот предыдущий раздор с детьми Бури Несущего. Слишком хорошо знал он этот гордый народ. Эрха сам сражался с ними долгие и кровопролитные десять лет той далёкой войны, прежде чем сам же и принёс всем тот мир, когда вместе с юным владетелем Хъярульвом прибыл с зелёными венками замирения на вознятых ввысь копьях в стан воительного áрвеннида Хуга Тёмного.

Но каким же непрочным был этот столь хрупкий как тонкая твердь слюдяной оконицы давно уж надломленный, алым соком сочащийся в трещинах мир… Сколь много крови пролилось в Помежьях, не давая остыть тому некогда жарко пылавшему гару спалившей дейвóнов и áрвейрнов распри – а сколь много теперь было тех, которые не желая забывать прежние обиды сами опять раздували это притихшее в бездне горячее пламя раздора… И вот нынче оно вновь нежданно взметнулось опять, грозя разрастись новым жрущим всё сполохом – ибо дров для пожарища было нарублено вдоволь.

И теперь и он сам – бессловесным молчанием встретив попрание многих обычаев, бессловесно взирая на кровь, что уже проливалась потоком как дождь – и он сам, уповая на то, что скорейшей и быстрой победой сумеет избегнуть разгара войны во всю силу, бросил жар в эти тлевшие страшные угли…

Пусть и не Несущие Кровь Дейна теперь были у кормила Дейвóналáрды, а могучие и богатые Скъервиры – но старый Эрха ощущал, что именно их дом, их древний орн несёт всю ответственность за судьбу их земли. Они – потомки самогó Дейна – и есть её сердце, её кость, её дух. И нынче как никогда прежде старого скриггу волновала эта неведомая ему судьба их страны… и судьба их семейства.

Как старейший из свердсманов Дейнова рода Эрха издавна был прорицателем воли богов, принося им своею рукой жертвования и толкуя их знаки. Но в последние годы старого скриггу беспокоило то, что Бреннáнди – Горящий – перестал оделять его властью познать их веленья. Слишком неясны и расплывчаты были знамения, что выпадали почтенному скригге во время гаданий на рунах и крови жертвенных животных в их древнем святилище средь стерквéгга на Круче. И он, боясь признаться самому себе первому, что больше не может истолковать его волю, всё реже принимался испрашивать Всеотца о грядущем и тех деяниях, что умиляют его грозное сердце, передав почтенную обязанность прорицателя своему младшему внуку Снорре Вепреглавому, родному дядьке Доннара Бурого. Но на этот раз перед самым отъездом в Вингу, куда его призвал спешно явиться в Хатхáлле владетельный Къёхвар, Эрха всё же отважился предстать перед резными ликами жизнедавцев в их семейном святилище в вопрошании неведомого – того, что ждёт в грядущем их смертных детей.

Когда принесённый его рукой в жертву трёхлетний бык был возложен на стол и рассечён священным ножом по грудине от горла до сáмой паши́ны, Эрха принялся вычитывать знаки судéб, начертанные кровью животного в наполненной алым соком деревянной резной чаше, другой рукой выискивая толкования зримых им ски́лити в ещё тёплых, дымящихся паром утробах меж разверстых оголенных рёбер. И то, что он узрел, потрясло и встревожило старого скриггу.

Нет, не был жертвенный бык слишком тощ или стар, чтобы быть неугодным алчущему взору богов – толст слой его жира и крепки мышцы, не видно в нём мокрой слизи и черни от гнилостей. Все внутренности животного были словно перекручены навыворот, будто поменялись местами в его распотрошенном чреве. Печень росла в иную сторону нежели обычно – и издавна прорицавшему волю богов в их знамениях Эрхе нужно ли было говорить, что это означает? И так через меру в тот год все узрели довольно зловещих знамений, беду предвещавших… Тем больше он помнил об обринутом с верха Хатхáлле гнезде черноклювого вестника Вотина, свитом вороном в год восседания Скъервиров за Столом Ёрлов. Не к добру будет Къёхвару роковой этот год – ёрлу без годных наследников, воительному и упрямому Стейне, посчитавшему себя достаточно сильным, чтобы начать новую распрю с а́рвейрнами. Сидеть бы ему лучше дома в Высоком Чертоге и хорошенько ласкать свою женщину, дабы та понесла наконец – чем выправлять воинство в дальнюю выправу на восток в ожидании скорой победы над фе́йнагами Эйрэ и домом потомков Умершего Стоя… иначе не птенцы Скъервиров будут расти в этом древнем гнезде, что некогда свили сам Дейн и его сыновья.

Но когда Эрха вынул из горячего нутра быка его ещё бьющееся сердце, старого скриггу на миг охватил жуткий страх – и он было решил, что вновь неверно истолковал все знамения Вотина, доискиваясь воли Горящего в пугающих знаках гадания.

Трепещущее сердце животного было полно застоявшейся там тёмной крови, страшным сгустком излившейся на руки скригге. Его укрывали глубокие раны, нанесённые и не взрéзавшим тушу быка остриём – а скорее похожие словно на рвущие мякоть укусы голодного хищного зверя.

И то, что сулил этот знак им самим – всем Несущим Кровь Дейна – было страшно и непрозримо, так и не открывшись старому Эрхе своим потаённым знамением… А если и угадалось во мгле неизвестности скрытого нынче грядущего, то осталось лишь страшной догадкой – какова будет вся та цена, что возьмут жизнедавцы с их дома той грозной непознанной волей…

Необычайная тишина – казалось, поглотившая все прочие окружавшие звуки – взволновала его, показалась незримым предвестьем чего-то недоброго. Так перед наступающей бурей внезапно стихает весь ветер, когда застывают затихшие ветки деревьев, умолкают все птахи и жабы, а на сердце незримой рукою предвиденья камнем тревоги ложится то чувство беды. Точно такое же волнение вдруг охватило старого скриггу, когда он торопливо оглянулся по сторонам, словно пытаясь определить причину охватившей его неясной тревоги – точно тянувшей взгляд старика куда-то вдаль за собой, в преднóчную мглу опустевших просторов безлюдных полей раздорожья.

Перед взором у Эрхи безмолвно расстлалось рыжевшее море сухих камышей, чьи жухлые долгие стебли ковром колыхались во весь человеческий рост. И откуда-то издали, с восточного края болота внезапно порывом рванул ледяной колкий ветер, заставив скриггу прижмурить заслезившиеся глаза.

Стремительно налетевший вихрь подхватил с плеч всё ещё возившегося с подковой Мейнара плащ, чёрным клубком потянув по земле. Юный Айнир метнулся изловить улетевшее одеяние дяди, а Доннар придержал за поводья рванувшихся взволнованных скакунов, пока сам Храттэ неловко вскочил с корточек на замлевшие ноги, и поминая Шщара вслед за племянником бросился вдогонку за унесённой накидкой.

Один лишь скригга твёрдо сидел в седле своего удерживаемого на месте коня, упорно взирая навстречу этому необычному, из ниоткуда задувшему ветру – уже второй раз узретому им… как когда-то давно – в ином месте, в иные часины, коих бы лучше не помнить, не знать… На его глазах море сухих камышей всколыхнулось, и под тяжёлым порывом летевшего вихря оно полосой стало вдруг пригибаться к земле, ложась на студёную воду болота точно поваленная косою трава. Громкий шелест терзаемых бурей метёлок шумел громче свиста валившего их буревия.

Единственный оставшийся неспешенным, с высоты из седла жеребца Эрха Древний увидел, как среди приломленного к кочковатой глади болота бурого камыша вдруг возникли незримые прежде, скрытые от всех взоров очертания поваленного древа – некогда могучего ясеня, рухнувшего в неглубокую воду много лет назад. Развалившийся на куски гнилой ствол вскидывал к небу обломки могучих когда-то ветвей, напоминавших теперь истлевшие рёбра человеческого костяка – словно в смрадной болотной воде упокоилось мёртвое тело, доселе укрытое ворсом высокой травы, но в этот миг вдруг внезапно узретое им, когда сильная божия длань опустила стену камыша к са́мой жиже оголенных топей. И там, среди мёртвых обломанных сучьев, точно в грудине истлевшего тела Эрха увидел стоявшего зверя.

Глаза старого скригги на миг сошлись с пристальным взглядом свирепого хищника, затаившегося среди камыша и уже готового к стремительному броску. Его огромное поджарое тело прижалось к земле прямо в ил низких кочек, готовое в любой миг словно стрела сорваться с места и ударить, а острые клыки в свирепом оскале блеснули сочащейся с них свежей кровью недавно как взятой добычи.

Старейший из Дейнблодбéреар вздрогнул от внезапно объявшего душу бездонного ужаса, когда ощутил тот пронзавший его взгляд убийцы – смотревшего на Эрху с нескрываемой яростью и такой лютой ненавистью, что старик зажмурил глаза, наощупь хватаясь ладонью за рукоять спавшего в ножнах меча.

Когда он опять раскрыл веки, среди мёртвых ветвей давно сгнившего дерева вновь было пусто – лишь трепетали под вихрем болотные травы по кочкам – но ни тени от зверя средь них не осталось. В следующее мгновение лютый порыв того ветра из бездны внезапно затих, и бурое море сухих камышей как сплошная стена снова вскинулось ввысь, разгибаясь и приподымая высокие стебли к укрытому низкими тучами небу над диким безлюдным простором вокруг четырёх одиноких путников. Но скригга Дейнблодбéреар, не в силах будучи оторвать взволнованный взор от болота, продолжал пристально вглядываться в живую стену камышовых чащоб.

«Всеотец…» – встревоженно обратился к Горящему потрясённый увиденным Эрха, вопрошая о том самогó грозного Стэда́угхъя́ртира, чей знак теперь зрил, – «неужели то правда, что ты мне явил? Неужели…»

– Шщарова нéпогодь! – озлословил рассерженный Мейнар, накидывая на себя вывалянный в грязи и вымокший в луже плащ, отряхнув ладонью с его меховой поверхности налипшие травяной сор и листву, – едва не унесло свадебный подарок моей Соль! Ищи его потом в этом клятом болоте…

Рассерженно плюнув наземь он сунул ногу в стремя седла, садясь верхом на Áудвелльфóти и беря в окоченевшие ладони поводья.

– Пора ехать – а то мы уж совсем запозднились, – окликнул всех Доннар, следом за Храттэ усевшись верхом, – темнеет совсем – нужно спешить!

– Да уж точно, свояк – мрак стоит словно в Ормхал! – сердито добавил в согласии Мейнар, – надеюсь, дорогу отыщем, будь сам Гудсти нам в помощь.

Следом за дядей верхом сел и Айнир, направив коня к повороту дороги. Один лишь седой Эрха неподвижно застыл у кромки болота, вглядываясь в бурую стену шелестевшего камыша, точно пытаясь рассмотреть там что-то сокрытое в самой его глубине.

– Что ты там увидал, скригга? – спросил его Айнир, выводя старика из охватившего того странного оцепенения.

– Зверя… – помолчав, приглушённо ответил тому старый Эрха, так же пристально вглядываясь расширившимися от волнения зрачками во вновь ставшее спокойным бурое море камыша над болотом.

– А-а, так всё же есть тут волчара! – обрадованный Айнир потянулся за копьём, понукая коня и заставляя того шагнуть вперёд к самой кромке болота, – не уйдёт от меня уже серый, зубом Трюри клянусь! Но-о!

– Нет, Айнир, стой! – очнувшийся скригга немедля остановил юношу, покорно застывшего на месте по первому же слову старейшего в их семействе, – не надо, мой мальчик… не надо. Там зверь…

– Да кого ты там увидал, скригга? – Айнир озадаченно закинул древко копья на плечо, – за меня не страшись – волков я давно уже бью в одиночку – отец подтвердит!

Он словно за одобрением обратился взглядом к родителю, и тот кратко кивнул.

– Льва… – всё так же тихо ответил Эрха, не сводя взора с медленно колыхавшейся бурой стены камыша.

Айнир потрясённо присвистнул, а Доннар с Мейнаром озадаченно переглянулись.

– Льва? – Бурый с сомнением в голосе почесал за ухом, – а не привиделось тебе это, скригга? Я ещё был ребёнком, когда вокруг Винги ловчие Хъярульва истребили последние львиные вылежки. Теперь их только на севере встретишь за Каменными Воротами – или в горах по востоку Помежий. Но чтобы оттуда такой опасный зверь незамеченным смог добраться – поверить не могу…

– Ага, и кони спокойные – ничего не чуют! – подтвердил Мейнар, отвернув от болота встревоженный взор, – иначе уже рвались бы прочь как шальные. Я-то помню, что такое охота на львов во владениях Ёрваров, как почтенный Áсквъёльд нас зазвал на этого хищника в южных отрогах у Буревийного. Может то просто был крупный волчище какой бурой масти – или медведь не залёгший на сон?

Эрха несогласно покачал головой.

– Я видел там вросшее в топь мёртвое древо… и огромного льва подле него, – тихо проговорил он, продолжая смотреть в глубину заросшего камышом болота, – я видел его…

Доннар и Мейнар опять переглянулись между собой, явственно не веря его словам – считая, что этот редкий тут зверь не иначе как примерещился в сумерках их утомившемуся за долгий путь старому скригге.

– Эх, знатная была бы добыча… – неуверенно, но с азартной завистью в голосе произнёс юный Айнир, зорко оглядывая шелестевшие на ветру заросли камыша и волнительно стискивая в правой руке ясеневый черен копья.

– Не сейчас, сынок, – покачал головой Доннар, – не пришла твоя пора охотиться на этого зверя. Быть может молодого ещё льва ты и одолеешь один на один, не вошедшего в полную силу – но не настоящего взрослого хищника. Не сейчас…

Ветер вновь заревел, обрушив на путников дождь с сырым снегом. Мейнар, ёжась от стужи, закутался в плащ поплотнее, а спе́шившийся Доннар вновь накинул на себя наголовник плаща и вынул из седельной сумы один из запасённых смоляков. Нагнувшись к земле он принялся разжигать огнивом трут, укрываясь от дующего отовсюду ветра. Храттэ стал помогать свояку, закрывая руками слабый пока огонёк от пытавшегося затушить его рвущего си́верца. Лишь юный Айнир, всё ещё полный волнительного охотничьего азарта и раздиравших его сердце сомнений, застыл у самой кромки болота, оглядывая колыхавшуюся гладь камышового моря – не отваживаясь броситься в одиночку в гущу стеблей на поединок вслепую один на один с опаснейшим хищником – как бы не упоительно мерещилась ему выделанная львиная шкура с когтями на лапах, наброшенная в Э́икхáдде на чьи-то девичьи плечи.

– Поехали, скригга! – юноша наконец пересилил себя и тронул коня вперёд по уходившей на юг дороге к селищу Къеттиров, поравнявшись с отцом и дядей.

Эрха нескоро пришёл в себя, встрепенувшись всем телом и смахивая ладонью мокрый снег с замёрзшего лица, откинув на морщинистый лоб седую прядь свалившихся на глаза волос.

– Поехали… – согласно произнёс старик, отводя встревоженный взор от болота, и направил коня следом за праправнуком, поворачивая к югу.

Доннар убрал в поясной мешочек кресало, а Мейнар высоко взнял над головой разожжённый смоляк, служащий спутникам знаком в ночи, чтобы не потерять из виду ехавшего первым и указывавшего дорогу к их селищу Храттэ. Четверо всадников рысью пустили коней по дороге, закрываясь наголовниками долгих плащей от стегавшего им в глаза мокрого снега с дождём, торопясь успеть до наступления кромешной ночной тьмы в Э́икхáдд к тёплому огню очага и кувшину с горячим мёдом – а кто-то к так умевшим обнимать мягким девичьим рукам, после которых уже не нужно было ни огня, ни сладкого хмеля…

Когда трепещущий огонёк одинокого светоча скрылся во мгле, ночь вновь полновластно раскинула стылые когти над простором вокруг священного источника, обрывая бурую листву с почерневших ветвей, пригибая иссохшие летние травы. И лишь тревожно шелестело метёлками стеблей камышовое море, точно пряча в своих недрах что-то зловещее, лишь на миг явленное взору старого скригги – и больше никем из людей не узретое.

На рассвете из окованных железом тяжёлых буковых створ ворот Э́икхáдд-бю́гдэ вырвались несколько вестовых во главе с крепким мужчиной лет сорока с обритой наголо головой, погоняя коней по уходящей вдаль прямоезжей дороге, откуда с ближайшего развилка каждый выбрал свой путь. Их предводитель рванулся к востоку.

Вскоре спешные вести от скригги Дейнова рода с повелением немедля явиться к нему в твердь на Круче были доставлены тем названным им вчера ратоводцам – лучшим среди лучших в семействе Дейнблодбéреар. И они не мешкая пустились в долгую дорогу до Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн, ожидая указаний старого Эрхи о грядущей выправе на битву с извечным восточным противником.

Фреки Скороногого из Свартифъя́ллернгéйрда не нужно было звать долго. Опытный, и уже прославленный к своим тридцати годам воитель, один из лучших предводителей Ярнвегг – тяжёлых копейных конников из воинства Железной Стены – он не терял час на сборы в дорогу. Получив от прибывшего к нему Хугиля Вепрево Копыто послание скригги, собрав своих пеших и конных людей из принадлежащих ему земель в городище у Чёрной Кручи и ближних уделах, он прислонил к воротам чертога остро отточенный двуручный клинок и поднял на руки ковылявшего навстречу родителю двухлетнего сына, потрепав светлые вихры его волосёнок. Затем перевёл спокойный, хоть и посуровевший взор на застывшую перед ним в молчании жену, положив левую ладонь на её уже выпиравший из-под тёплых одежд живот, и в душе с волнением воссожалел, что не вошедший ещё в память старший ребёнок и не рождённый пока младший не запомнят обличье отца, если ему не суждено будет вернуться в родной дом к своему очагу.

– Береги детей, – сказал он ей кратко, – и меня жди. Я вернусь.

Поцеловав сдержавшую при прощании слёзы супругу Фреки пристегнул к седлу двуручный клинок, умело вскочил верхом на коня и тронул жеребца вперёд, воздетым копьём устремляя готовых к выправе людей к далёкой от их удела Круче Закатного Ветра.

Вигда Доннарсдóттейр из прибрежного орна Альви, уже познавшая некогда раннюю горечь вдовства под укусом безжалостного железа той доли идущих тропою и славы и смерти воителей, долго смотрела вслед удалявшемуся от неё мужу, младшему брату первого её супруга – говорившего те же слова ей когда-то в прощанье – обещавшего это же, что он вернётся…

Прижав обе ладони к своему животу женщина попыталась утихомирить отчего-то затрепетавшее в чреве дитя, не понимая, от предвестия чего недоброго вдруг так тревожно ей стало в обоих сердцах, что бились теперь в её теле.

ГОД ПЕРВЫЙ. ПРЯДЬ ПЕРВАЯ …ВЕТЕР ИЗ БЕЗДНЫ Нить 5

Вечером того сáмого дня в Хатхáлле прибыли два конных заго́на, принадлежащих к семейству владетельных Скъервиров. Первый, больший людьми числом, с кулями поклажи на сёдлах и с запряженными парами ленивых быков крытыми перекатами зашёл в ходаге́йрд с южной дороги, а второй появился чуть позже с восхода, рысью промчавшись сквозь растворённые Хли́дхельст. Стража закрыла за ними тяжёлые створы ворот Верхней укрепи, и оба предводительствовавших ими всадника спе́шились в заполненном конниками внутреннем дворе стерквéгга, поприветствовав один одного.

– Два года с тобою не виделись, родич, – прибывший с первым заго́ном, в чьём говоре слышались наречия южных уделов дейвóнских земель – высокий и крепкий, одетый в тамошнюю верховницу коротко остриженный муж на пятом десятке лет с уже седеющей небольшой бородой – пожал руку второму, более младшему, одетому по-дорожному просто, без брони и каких-либо знаков их дома на пропахшей болотом и дымом грязной простёганной подкольчужнице.