Что скрывает правда

– Конечно. И люди, оказавшиеся в такой ситуации, могут впасть в отчаяние – совершить такое, о чем никогда бы не подумали при других обстоятельствах.

– Констебль, мы гарантируем нашим клиентам полную конфиденциальность.

– Знаю. И понимаю почему.

– Я очень хочу помочь, поверьте, но вы поставили меня в сложное положение. Не специально, конечно… Поэтому мне нужно обсудить это со своими коллегами, и только тогда мы сможем решить, как быть дальше.

Асанти умеет распознавать, когда звучит сигнал отправления. Он встает, и она обходит стол, чтобы пожать ему руку. Ее зеленые глаза ярко блестят, а лицо остается озабоченным.

– Так вы свяжетесь со мной?

Монро кивает:

– Как только смогу. Я отлично понимаю, что дело срочное, не сомневайтесь.

За пределами кабинета в помещение входит группа мамочек с малышками; судя по запаху, у «Серебряных нитей» на обед рыба.

На пути к выходу Асанти бросает пятерку в ящик для пожертвований.

* * *

Телефонный разговор с Колином Бодди, патологоанатомом

10 июля 2018 года, 12:50

Вызывающий абонент: детектив-констебль Г. Куинн

КБ: А, Куинн… Похоже, пока Гислингхэма нет, в тебя летят все стрелы.

ГК: За грехи мои тяжкие. Что у вас?

КБ: Смерть на железнодорожных путях прошлым вечером. У тебя это никак не отзывается?

ГК: Да, я видел сводку. Самоубийство, верно?

КБ: Неверно. Да, у нее сломана шея, но скончалась она не от этого – по той простой причине, что уже была мертва…

ГК: Ясно…

КБ: …как минимум два часа. Я бы определил время смерти между девятью и одиннадцатью. Боюсь, высокие ночные температуры не дают возможности определить это точнее.

ГК: Подождите, я записываю…

КБ: Однако тот, кто сделал это, явно хотел, чтобы мы считали это самоубийством. И у него, наверное, все получилось бы… если бы бригада не заметила ее, для вскрытия ничего не осталось бы. Я вынужден отдать ему должное: если хочешь уничтожить улики, более надежного способа, чем пятнадцатитонный локомотив, не найти.

ГК: Так что стало причиной смерти?

КБ: Удушение. Вокруг носа кровоподтеки, но волокон в дыхательных путях нет, так что, думаю, он сделал это голыми руками. Я взял несколько проб на тот случай, если придется делать анализ ДНК, но руки потирать рано – готов спорить, он был в перчатках.

ГК: Вы говорите «он»…

КБ: Почти наверняка.

ГК: Только потому, что так обычно бывает?

КБ: Нет, потому что есть доказательства сексуального нападения. Спермы нет, но есть обширные кровоподтеки в области бедер и гениталий, и у меня сильное подозрение, что лобковые волосы принадлежат не ей.

ГК: Черт.

БК: И для протокола: ни на запястьях, ни где-то еще никаких следов того, что ее связывали, нет.

(Глухой шум на заднем фоне.)

Все верно. Думаю, это все. Закончу с формальностями и перешлю тебе. Транспортная полиция спихнет это на тебя. Теперь это дело полиции долины Темзы.

* * *

Едва Эверетт возвращается в отдел, Куинн тут же подходит к ней. Ей достаточно одного взгляда, чтобы понять: что-то случилось.

– Что? Что на этот раз?

– Колин Бодди только что прислал мне вот это.

Он протягивает ей свой телефон. Ей очень не хочется, чтобы это было правдой, но на фото нет никакой ошибки – волосы, лицо…

– Это она, да?

Эверетт сглатывает.

– Да. – У нее перехватывает дыхание. – Это она.

* * *

Когда Куинн просовывает голову в приоткрытую дверь кабинета Фаули, детектив-инспектор стоит у окна и смотрит на улицу. Куинн уже и не помнит, когда тот в последний раз так стоял.

Он откашливается:

– Извиняюсь, что беспокою, но мне только что звонил Колин Бодди. Вчера вечером на железнодорожных путях под мостом Уолтон-Уэлл найден труп. Первая версия была о самоубийстве, но потом выяснилось, что ее задушили.

Ответа нет.

– Босс?

Детектив-инспектор вздрагивает и поворачивается.

– Прости… что ты сказал?

– Вчера вечером обнаружен труп на железнодорожных путях. Было похоже на самоубийство, но полицейский судмедэксперт утверждает, что это убийство.

– Они уверены?

Куинн кивает:

– И есть доказательства, что удушению предшествовало сексуальное насилие.

– Личность установили?

– В том-то и дело. Мы уже начали искать ее. Помните, сегодня утром было заявление о пропавшей женщине? Бодди прислал фото. Нужно, чтобы кто-то официально ее опознал, но это точно она.

– Ясно, – отрывисто произносит Фаули. – Как ее зовут?

* * *

Рабочий день констебля Уэбстера подходит к концу. То, что начиналось как рутинное наблюдение за домом, превратилось в полноценную охрану самого настоящего места преступления. Здесь уже работают криминалисты, перед домом стоит пара патрульных машин, и только-только подъехал автобус «Скай ньюс». При такой ситуации и он попадет в телик. Констебль достает из кармана телефон и тайком пишет сообщение матери. Пусть будет готова, от этого вреда нет.

…Клайв Конвей постепенно обследует гостиную. Он уже уложил в пакет сумочку и снял отпечатки с дверных ручек и прочих поверхностей. Десять минут спустя, когда в дверном проеме появляется Нина Мукерджи, он берет образцы ковра.

– Удача улыбнулась? – спрашивает Нина.

– Ничего очевидного. Я собрал несколько волосков с дивана, но они также могут принадлежать жертве. Кто-то сильно потрудился, чтобы все выглядело так, будто здесь нечего искать.

– В убойном отделе сказали, что в тот вечер она впустила в квартиру мужчину.

Конвей поднимает голову:

– Это не означает, что преступление совершилось здесь. Он вполне мог увезти ее куда-то еще. Особенно если она знала его.

– Верно, но здесь он все же побывал, так? Пусть и всего несколько минут. Наверняка где-то есть ДНК, как бы осторожен он ни был.

– О, он был очень осторожен, это точно, – мрачно говорит Конвей.

Нина оглядывается:

– Я закончила с ванной, так что если тебе нужна помощь…

– Я тут тоже почти закончил, но ты могла бы заняться мешком от пылесоса? Не могу поверить, что он, с таким усердием подчищая за собой, не воспользовался бы пылесосом.

* * *

[Архивная запись речи Майкла Освальда, полиция долины Темзы, 7 сентября 1998 года]

[ДЖОСЛИН]

Это старший суперинтендант Майкл Освальд; он выступает на пресс-конференции в понедельник, 7 сентября 1998 года. В предшествующую выступлению пятницу, ночью, Придорожный Насильник напал на третью молодую женщину.

За изнасилованием Эрин Поуп, случившимся в январе того года, почти ровно через два месяца последовало новое, не менее жестокое нападение в Ботли, к западу от Оксфорда.

Тот же самый хищник нанес новый удар.

Я Джослин Найсмит, и я являюсь сооснователем «Всей правды», некоммерческой организации, которая борется за предотвращение ошибок в судопроизводстве. Это «Восстановление справедливости, серия 3: Придорожный Насильник освобожден?».

Глава третья: Хищник

[МУЗЫКАЛЬНАЯ ТЕМА – КАВЕР-ВЕРСИЯ ААРОНА НЕВИЛЛА «Я ОБРЕТУ СВОБОДУ»]

[ДЖОСЛИН]

Вторая жертва насильника, 19-летняя студентка биологического факультета Джоди Хьюитт, была избита так сильно, что провела десять дней в больнице. В то время Джоди училась на втором курсе колледжа Уайкхем, и спустя несколько недель после изнасилования по городу поползли слухи о том, что объявился серийный сексуальный маньяк. Началась паника, поступили призывы увеличить количество полицейских на улицах по ночам.

А после этого – ничего. Дни стали длиннее, студенты разъехались на летние каникулы, и, хотя полиция не сильно продвинулась в расследовании двух первых нападений, новые, во всяком случае, не случались.

И так было до вечера пятницы 4 сентября. Выпив с друзьями, 24-летняя юрист-стажер возвращалась домой. Она шла по тихой оксфордской улочке, была уже всего в нескольких сотнях ярдов от своей квартиры, когда на нее напали. Ее не изнасиловали, но лишь потому, что какой-то мужчина увидел, что происходит, и пришел ей на помощь.

[РОЗИ МЭБИН]

Его звали Джеральд Батлер, он отставной солдат и работал вышибалой в одном из ночных клубов города.

[ДЖОСЛИН]

Это Рози Мэбин. Она делала репортаж о Придорожном Насильнике для «Оксфорд мейл» и присутствовала на суде над Гэвином Пэрри в Олд-Бейли.

[РОЗИ]

Батлер сказал присяжным, что увидел лежащую лицом вниз на тротуаре молодую женщину. У нее на голове был пластиковый пакет. Верхом на ней сидел мужчина и пытался кабельными стяжками связать ей руки. Нападавший был тощим, ростом примерно пять футов восемь дюймов, на нем было темное худи с капюшоном.

[ДЖОСЛИН]

Нет надобности говорить, что в те времена не было соцсетей, поэтому на то, чтобы новость о новом нападении распространилась, ушло несколько дней, а не минут. Однако полиция долины Темзы уже знала, что их худшие страхи стали явью:bête noire[43] вернулся. И они созвали ту пресс-конференцию, так как понимали: надо что-то делать, чтобы развеять страхи.

Естественно, была и другая причина.

Нужно было предупредить женщин.

[РОЗИ]

По сути, это я придумала прозвище Придорожному Насильнику. В паре СМИ его называли Оксфордским Насильником, но после той пресс-конференции я написала большую статью для первой полосы, в которой и назвала его Придорожным Насильником. С тех пор так и повелось.

[ДЖОСЛИН]

И вы видите почему. Это прозвище отражает весь ужас перед хищником, который открыто набрасывался на своих жертв прямо на улицах, по которым девушки ходили каждый день, и всего в нескольких ярдах от пешеходов. Эти жертвы были обычными девушками, занимались обычными делами. Именно эта обычность пугает больше всего. Ведь если это случилось с ними, то может случиться и с кем угодно. Неудивительно, что люди испугались, неудивительно, что молодые женщины Оксфорда перестали появляться на улицах без сопровождения, тем более после наступления темноты.

Что до расследования, полиция практически никуда не продвинулась. Конечно, в те времена наука о ДНК не была такой передовой, как сейчас, – до так называемого метода «тач-ДНК»[44] было еще очень далеко. Однако это все равно не имело значения, потому что – как впоследствии подтвердил суд – Придорожный Насильник нигде не оставил свою ДНК. Ни волоска, ни чешуйки кожи, ни семени – судебная экспертиза не проводилась (факт, который препятствовал попыткам снова открыть дело, в том числе и нашим).

Другой проблемой для полиции стало то, что, в отличие от Паулы из Манчестера, никто из оксфордских жертв не видел лица нападавшего. Полиция предполагала – не без основания, – что насильник использовал пластиковые пакеты именно по этой причине: напрочь исключить возможность опознания. Не было тогда и видеонаблюдения. В конце девяностых только на некоторых зданиях имелись камеры, так что неудивительно, что видеозаписей с мест преступления не было. Конечно, это могло быть просто невезением или совпадением, однако некоторые офицеры, занимавшиеся делом, стали задаваться вопросом, а нет ли в этом чего-то большего.

[МИСТЕР ИКС]

С течением времени вы бы обязательно заметили, что возникает закономерность.

[ДЖОСЛИН]

Это слова одного из детективов, работавших над делом. Мы изменили его голос, чтобы он остался неузнанным.

[МИСТЕР ИКС]

Каждый раз повторялся не только СД[45]. Пластиковый пакет, кабельные стяжки, волосы, сбор трофеев, например украшений или нижнего белья… Со временем мы пришли к убеждению, что этот человек также очень тщательно выбирает место нападения. Все они происходили на тех участках улиц, где не было камер контроля скорости или видеонаблюдения, где к тротуару примыкали плотные заросли кустов, где окна близлежащих домов выходили на противоположную сторону. Все это навело нас на мысль, что хищник заранее проводит тщательную рекогносцировку.

[ДЖОСЛИН]

Офицеры полиции долины Темзы опрашивали людей, которые жили или работали в том районе, но ничего существенного так и не узнали. У них не было ни улик, ни зацепок. Однако со временем появилась новая версия.

[МИСТЕР ИКС]

Один из детективов-сержантов, работавших над делом, первым предположил, что насильник не только заранее изучал места своих будущих преступлений, но и преследовал своих жертв.

[ДЖОСЛИН]

Звали того сержанта Адам Фаули. Его значимый вклад в расследование состоял не только в этом. По сути, своей работой по делу он заслужил благодарность от старшего констебля, что ускорило его повышение до детектива-инспектора. Потому что именно Адам Фаули помог собрать улики, которые способствовали осуждению Гэвина Пэрри.

Так что можно с полным основанием утверждать, что это дело изменило жизнь Адама Фаули. Причем не только в профессиональном плане.

В сентябре 2000-го, меньше чем через год после того, как Гэвин Пэрри был признан виновным и приговорен к пожизненному заключение в Олд-Бейли, Адам Фаули женился на женщине по имени Александра Шелдон.

Она была юристом и всю жизнь прожила в Оксфорде. Еще она была третьей жертвой Придорожного Насильника.

[НА ЗАДНЕМ ФОНЕ «ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ СПАСЕНИЕ» – «РОЛЛИНГ СТОУНЗ»]

Я Джослин Найсмит, и это «Восстановление справедливости». Слушайте этот и другие подкасты «Всей правды» на «Спотифай» или на любых других сервисах.

[ПЛАВНОЕ ЗАТИХАНИЕ]

* * *

Алекс Фаули нажимает «стоп» и отталкивает от себя планшет. У нее дрожат руки.

Она знала, что так будет, – запасалась выдержкой, готовясь услышать то, что они скажут, но одно дело знать, а другое – услышать.

Алекс накрывает руками живот, чтобы унять дрожь; кожа, защищающая ее ребенка, теплая, а у нее ледяные пальцы.

Ей надо поговорить с Адамом.

Она молилась о том, чтобы разговора можно было избежать, ибо не хотела, чтобы он знал, что она слушает такое. Однако сейчас… сейчас у нее нет выбора.

* * *

Вернувшись в Сент-Олдейт, Сомер чувствует себя так, будто ее отодвинули в сторону. Однако винить ей некого. С того момента, как пришла новость от Бодди, вся команда как бы переполнилась адреналином; она же не находит в себе сил выбраться из подавленного состояния, стряхнуть апатию. Она напоминает себе какую-нибудь героиню рекламы, которая неподвижно сидит посреди офиса, а вокруг нее снуют сотрудники. С такими отщепенцами из ролика всегда что-то не так – простуда, головная боль, ОРВИ, – но ничего серьезного. И их болезни всегда легко вылечиваются. Сомер вздыхает. Дело не в том, что ей безразлично, что случилось с женщиной на железнодорожных путях; просто у нее не хватает сил, чтобы заняться этим делом. За утро она ничего не достигла, а сейчас у нее быстро заканчиваются мелкие поручения, за выполнение которых никто никогда не скажет спасибо. Которые не требовали сосредоточенности и отвлекали от всяких размышлений.

Сомер встает и идет к Бакстеру. Тот сидит, уставившись в компьютер, и голубоватый свет экрана падает на его лицо. Рядом с ковриком для мышки валяются три обертки от шоколадок. Эти обертки – отличный индикатор стресса, на него можно положиться.

– Помощь нужна?

Он бросает на нее быстрый взгляд и хмурится.

– Проклятье, такое с тобой впервые… Ты в порядке?

«Не боишься, что объяснять придется долго?»

– Эй, не смотри в зубы дареному коню, вот и все.

Бакстер изгибает бровь:

– Ну, если ты уверена, можешь посмотреть тот аккаунт в «Твиттере», который так взбесил супера. Тот, в котором разоблачают Марину Фишер. Я уже заглянул в него, но все ответы не читал.

– Ладно. Перешли мне подробности.

Он поворачивается к своему монитору и стучит по клавиатуре.

– Валяй!

Сомер открывает то, что он прислал.

– Вот этот? Это точно имя пользователя?

Бакстер опять поднимает взгляд и хмурится.

– Да. А что? Для меня оно ничего не значит.

– Да, – тихо, словно обращаясь к самой себе, говорит она. – Но оно все равно кое-что значит.

* * *

На звонок отвечает Эв:

– Асанти! Тебя, третья линия.

Он сразу узнает голос:

– Мисс Монро, чем могу помочь?

Короткая пауза.

– То, что вы говорили раньше, когда были здесь…

Асанти тянется за ручкой:

– Да?

– Вы спрашивали, мог ли быть мотив у кого-нибудь из наших клиентов… не затаил ли кто-нибудь обиду. Я поговорила с коллегами, и, хотя это противоречит нашим профессиональным правилам, мы решили, что обстоятельства требуют исключения.

Она замолкает, переводит дух. Асанти ничего не говорит. Он знает цену молчанию.

– Есть такие. Пара, которую она рассматривала как потенциальных усыновителей. К сожалению, оказалось, что они не подходят.

– Понятно.

– Им за сорок. Вероятно, это был их последний шанс. Мужчина… он очень разозлился. Кричал, угрожал…

Асанти хмурится:

– Физической расправой?

– О нет, – быстро отвечает она. – Ничего такого. Он сказал, что у него есть «связи», которые погубят ее карьеру, – в общем, все в таком роде. Было очень неприятно. Мы даже собирались звонить в полицию.

Асанти достает свой блокнот:

– Вы можете сказать, почему им отказали?

– Им не отказали – их сочли неподходящими. И нет, остальную информацию я раскрывать не намерена.

– Но нам будет очень сложно…

– Это было всего две или три недели назад, – перебивает она. – Неужели вы собираетесь разговаривать со всеми клиентами, которые приходили к ней в последнее время?

А она проницательна, эта женщина.

– Справедливо. Давайте оставим этот вопрос. Вы можете дать мне адрес?

Он начинает записывать, но неожиданно для себя спотыкается об индекс и обуздывает свою предвзятость. Потому что это не Коули, или Блэкберд-Лейс, или Литтлмо – это престижный район.

– Спасибо. Сделаю все возможное, чтобы не выдать вас.

Она вздыхает:

– Меня все равно грызет совесть. Но я не простила бы себе, если б выяснилось, что это он, а я скрыла…

– Я дам вам знать, как идут дела.

– Лучше не надо, – говорит она. И после паузы добавляет: – Но все равно заглядывайте, если окажетесь на Иффли-роуд.

Когда Асанти кладет трубку, он улыбается.

* * *

– Итак, – говорит Бакстер, откидываясь на спинку и глядя на Куинна, – я просмотрел все записи с камер вокруг моста Уолтон-Уэлл, но там ни черта нет.

Куинн хмурится:

– Просто не верится… ну должно же быть хоть что-то…

Бакстер морщится:

– Нет. Ближайшие камеры на Уолтон-стрит. Он запросто мог попасть на мост, а потом уйти с него, минуя эти камеры.

Куинн продолжает хмуриться:

– Ты полностью уверен, что на самом мосту нет камер?

Бакстер тяжело вздыхает:

– Видишь ли, я знаю свое дело.

– Что насчет Шривенхэм-Клоуз?

Бакстер качает головой:

– Ближайшая запись – со съезда на кольцевую. Я бросил считать темные седаны, когда перевалил за шестьдесят. Не зная фирму и модель, мы утонем до того, как начнем. И это если допустить, что он ехал в этом направлении. А поехать он мог куда угодно.

– Да-да, – бормочет Куинн. – Нет смысла даже браться за это.

* * *

– Мистер Клиланд?

– Да, что вам надо?

Мужчина на крыльце одет в белые, сшитые на заказ шорты и ярко-розовую полосатую рубашку навыпуск. Позади него виднеется здание, вычурное, тщательно ухоженное и по размеру больше, чем необходимо. Если б проводился конкурс «Самый любящий владелец», этот тип точно вышел бы победителем.

Асанти протягивает удостоверение.

– Детектив-констебль Энтони Асанти, – говорит он с произношением лучшего ученика частной школы. Он считает, что здесь, в престижном районе ОХ2, это помогает.

Мужчина хмурится.

– И что? – Он бросает взгляд на подъездную дорожку и с облегчением видит, что «Рейнджровер» стоит на месте. – В чем дело?

– Могу я войти? Вопрос непростой.

Мужчина колеблется, оглядывая Асанти с ног до головы, но потом решает, что безопаснее впустить его. Вероятно, играет свою роль галстук от «Барбери».

Гостиная напоминает Асанти дом родителей в Холланд-Парке. Дорогая мебель, старинные гравюры в рамках, книги для журнального столика[46]. Но в доме родителей присутствует легкость, естественность, здесь же этого не чувствуется. Асанти оглядывается, пытаясь понять почему. Возможно, из-за того, что здесь слишком много графинов (кажется, три? или пять? кому нужно пять?), или из-за того, что на гравюрах люди кого-то убивают; а может, из-за того, что вокруг слишком прибрано, слишком правильно расставлено. Ему трудно представить ребенка в этой комнате. В саду под зонтиком сидит женщина – без сомнения, Клиланд называет это место террасой.

– Это ваша жена?

Клиланд опять хмурится:

– Да, а что?

– Она могла бы присоединиться к нам? Мне не пришлось бы повторять все дважды.

Клиланд хмурится еще сильнее, но ничего не говорит и подходит к французскому окну.

– Марианна… зайди, пожалуйста.

На женщине белый халат, накинутый поверх бирюзового бикини. У нее такой же процветающий вид, и она тоже хорошо сохранилась. Только она тощая как жердь, и Асанти за ее макияжем и ужасно дорогой стрижкой с мелированием чувствует горечь.

Клиланд стоит в центре комнаты, заполняя собой пространство. Его руки в карманах.

– Так в чем дело? – говорит он.

– Как я понимаю, вы являетесь клиентом службы по усыновлению при местном совете?

Глаза женщины расширяются, она бросает быстрый взгляд на мужа.

– Это конфиденциальная информация, – говорит он. – И вас это не касается, черт побери.

– Могу вас заверить, мистер Клиланд, что мне неизвестна ни суть вашего заявления, ни ваши обстоятельства. Мне просто известно, что вы недавно наведывались к ним.

Марианна Клиланд подается вперед; она сама нерешительность.

– Если речь о…

– Позволь, я сам разберусь, – говорит Клиланд. Он чуть-чуть вздергивает подбородок. – Да, мы были там пару недель назад. Вся эта процедура – дерьмовое шоу. А ведь можно было подумать, что они нуждаются в таких людях, как мы, ведь так?

Асанти удается сохранить нейтральное выражение лица.

– В каких именно людях, сэр?

Клиланд обводит комнату рукой:

– Ну, взгляните. Какой ребенок в здравом уме не захотел бы получить то, что мы можем ему предложить?

Асанти в качестве ответа достает свой блокнот:

– Как я понимаю, вас принимала мисс Смит, верно?

Клиланд не скрывает раздражения:

– Зачем спрашивать, когда вы и так знаете ответ?

– Мне просто нужно все уточнить, сэр. Так это была мисс Смит?

– Она была нашим куратором, – говорит женщина. – Она очень милая…

– Полная некомпетентность, как и остальные! – рявкает Клиланд. – Послушайте, что случилось? Поступила какая-то жалоба?

Асанти качает головой:

– Нет, сэр. Мисс Смит не подавала жалобу…

– Тогда…

– Мисс Смит была убита.

Женщина тихо вскрикивает, и в то же мгновение ее взгляд мечется к мужу.

Клиланд таращится на Асанти, лицо у него пунцовое.

– Если вы, черт побери, предполагаете…

– Я ничего не предполагаю. Я задаю вопросы. Именно это и происходит при расследовании убийства.

Слово падает как зажигательный снаряд.

– Послушайте. Я не знаю, что случилось с этой женщиной, но мы не имеем к этому никакого отношения. Такие люди, как мы… мы не убиваем всех направо и налево. Даже когда… – Клиланд замолкает, отводит взгляд, сжимает губы.

– Даже когда? – ровным голосом произносит Асанти.

Клиланд вздыхает.

– Ладно, очевидно, вы знаете, что мы обменялись парой ласковых. Ведь вы поэтому здесь, верно? В общем, да, мы поругались. Я без проблем признаю это. Она сказала, что нас отклонили. Что мы не, – он пальцами изображает кавычки, – подходим. Вероятно, мы не удовлетворяли всем требованиям «либералов с кровоточащим сердцем»[47]. Слишком богатые, слишком аристократичные, слишком, черт побери, белые. – Он берет себя в руки, краснеет, потом проводит пальцами по волосам. – Я расстроился, понимаете? Разозлился. Так было бы с любым на моем месте.

Очень может быть, думает Асанти, но не все отреагировали бы так же.

– Вы виделись или контактировали с мисс Смит после той встречи?

Клиланд краснеет сильнее:

– Ну, может, я написал ей по электронке… под влиянием момента. Вы же понимаете, каково это…

– То есть да?