Хроники Нордланда. Цветы зла

– Леди Алиса! – Громко сказал Гэбриэл. Он так и не сочинил подходящую речь, чтобы было красиво, хоть и мучил этим Гарета целый час, но сейчас он был оскорблён, возмущен, и понимал только одно: Алису унизили, и он обязан ей помочь. Было страшно, что своей нелепой речью он только всё испортит и унизит её и себя ещё сильнее, но и молчать было нельзя; и он решился. – Я шёл сюда с главной целью: сказать вам, что вы – самая прекрасная, нежная и достойная девушка в мире, и отдать вам… предложить вам… как это… своё сердце и свою руку. – Он вспомнил совет Гарета и опустился на одно колено. Все затаили дыхание, Алиса смотрела на него широко распахнутыми, полными слёз, глазами, рот приоткрылся. – Я хочу стать вашим женихом и вашим защитником, если вы… не против, конечно.

– Нет! – Всхлипнула Алиса. – То есть, не против, нет, не против, Гэбриэл! Мне так нужно, чтобы вы меня защитили, прямо сейчас!!! – И зарыдала.

– Вот и ответ на твой вопрос, дорогая кузина. – Хладнокровно произнёс Гарет. – Она – обручённая невеста эрла Валенского, будущая невестка принца Элодисского.

Спасла положение Аврора: вскочив, она восхищенно зааплодировала, и к ней присоединились, кто сразу, кто после небольшой паузы, все остальные. Графиня – это одно, но сыновья принца – это совсем другое, и ссориться с ними даже ради графини, даже опасаясь её опалы, никто не рискнул. Аврора обняла и расцеловала Алису, поздравляя её, и к ней присоединились некоторые из дам. Сэр Юджин, сообразив, что самое малое, что ему грозит – это изгнание от двора, решительно опустился на колени перед Алисой и произнёс тихо, но страстно:

– Моя жизнь в ваших руках, леди Алиса. Отдаю себя вам. Сознаю свою вину… И приму любой ваш приговор!

– Живите. – Сказала Алиса. Она гораздо лучше, чем сам Юджин, понимала, что изгнанием, если Гэбриэл узнает, в чём дело, не ограничится, и омрачать свою помолвку кровопролитием не хотела.

– Вы ангел. – Так же страстно произнёс сэр Юджин. – Я ваш раб отныне и навсегда!

Алиса отвернулась, принимая поздравления. Гэбриэл вручил ей кольцо, купленное у эльфа, и дамы восхищённо заахали, разглядывая его.

– Это эльфийская работа, это абсолютно точно! – Воскликнула Аврора. – Такой тонкой работы, такой огранки алмазов больше никто не в состоянии добиться! Это же безумно дорого… Это такая редкость! Ах, Лисочка, какая ты счастливая! Сэр Гэбриэл, вы такой безумец! Но я восхищена вами, искренне восхищена!

– Спасибо. – Алиса начала немного приходить в себя. Дамы так тесно обступили её и Гэбриэла, что она не видела, как Гарет что-то тихо говорит Габриэлле.

– Как ты мог позволить этот абсурд?! – Шипела Габи. – Ты что, поддерживаешь эту нелепую помолвку?!

– И поддерживаю, и одобряю.

– С ума сошёл?! Что скажет дядя?!

– Дядя согласен.

– Что?! Я сегодня же с ним поговорю… Я не допущу этого! Она же никто!

– Не забывай, Габи, что Гэбриэл – мой родной брат, а ты – кузина. Ты, вне всякого сомнения, мне дорога, но брат мне дороже. Осторожнее, Габи.

– Я не позволю…

– Забудь эти слова. Подружись с Алисой, если не хочешь, чтобы твой двор стал её двором после свадьбы. Ты поняла?.. Я знаю, что ты звёзд с неба не хватаешь, но не можешь же ты быть настолько глупа!

– Прекрати! – Всхлипнула Габи. – Я не заслужила этого, понял?! Не заслужила!

– Вот и не заслуживай. – Хмыкнул Гарет. – Ну же, поздравь жениха и невесту.

– Ни за что. – Прошипела Габи. – Понял?! Ни за что!!! Не будет этой свадьбы, никогда!!!

– Как знаешь. – Гарет отвернулся, и у Габи неприятный холодок пробежал по коже, но она была уверена, что права. Бог его знает, на чём она основывала свою правоту, но настроена она была решительно. Свадьба Гэбриэла рушила её собственные планы; только что она надеялась, что Гэбриэла женят на Софии, и тем самым обезопасят её саму от брака с Эльдебринком; и всякая чушь вроде любви между Гэбриэлом и Алисой её вообще не волновала. Какая вообще может быть любовь?! Они не знают друг друга совсем! И потом, а как же она, Габриэлла?! Как её мечта о Европе?! Она недавно вновь получила письмо от королевы, – та писала, что граф Тулузский ищет невесту! Тулуза, Аквитания, юг Франции! Просто сказка, мечта! Габи почти не интересовало, какой из себя этот граф. Она наслушалась рассказов трубадуров и путешественников о том, что супружеская неверность при дворах Европы уже вовсе не считается грехом, напротив: верные супруги вызывают насмешки и непонимание. В своих мечтах Габи представляла себя в окружении блестящих европейских рыцарей, куда более привлекательных, культурных и блестящих, чем местные уроды… И лишиться мечты из-за какой-то нищенки?! Ну, уж нет!!!

Благодаря Авроре, вечер быстро стал непринуждённым, и тягостное впечатление стёрлось и исчезло. Что бы дамы ни говорили, как бы не старались подчеркнуть свою независимость, оставаться равнодушными к красивым близнецам они были не в состоянии, и окружили их всяческим вниманием, значительная доля которого теперь доставалась и Алисе. Из бедной незаметной бесприданницы она превратилась во вполне серьёзную соперницу Габи, которая и вовсе могла в скором времени заместить её. У супруги одного из сыновей принца было куда больше оснований и шансов стать хозяйкой Хефлинуэлла, нежели у племянницы; и уж точно у неё должен был появиться собственный двор, собственные придворные дамы, собственные пажи и камеристки. Алиса пока об этом не знала, зато знали остальные, и кое-кто, кому особенно надоело зависеть от капризов баронессы, уже начали налаживать новые отношения. Алиса пока не в состоянии была принять эти авансы – слишком была обижена, – но всё же оттаяла, ведь Аврора организовала танцы, в которых принял участие и Гэбриэл. Гарет заставил Габи если не быть приветливой, то хотя бы держать себя в руках, играла музыка, и в Девичьей башне наконец-то воцарились непринуждённое веселье, болтовня и шутки, гораздо более оживлённые и острые, чем обычно, и всё было мило и весело.

– Что там, всё-таки, произошло? – Спросил Гэбриэл в промежутке между танцами. Он теперь, как её жених, мог свободно общаться с Алисой, не рискуя вызвать никаких нареканий. Алиса пожала плечами:

– Я не хочу вспоминать. Почему она такая злая?

– Мне кажется, что это из-за меня. – Неуверенно произнёс Гэбриэл. – Она меня не выносит, и есть, за что.

– Но она же не знала про меня. – Прошептала Алиса. – И ещё, знаешь, она со многими такая… Такая злая!

Гэбриэл с сомнением глянул на Габи. Он считал Алису очень умненькой, и не мог сомневаться в её оценке. Но Гарет-то Габи любил… Он ещё не знал, что любить можно и не только совершенство во всех отношениях, какой он считал Алису.

Гарет смотрел на брата и его невесту с лёгкой усмешкой: они так трогательно смотрелись рядом! Высоченный Гэбриэл казался ещё выше и мужественнее, склоняясь к своей маленькой и хрупкой Алисе; а в его взгляде на неё было столько заботы, столько нежности, что это видели даже самые толстокожие. Естественно, все думали и говорили только о них, разглядывали их, обсуждали, гадали, как так вышло, что Алиса почти мгновенно заполучила самого завидного жениха? Дамы не успели решить для себя, что он гораздо перспективнее, чем его брат, который достанется заморской принцессе, что он не избалован и не искушён, а потому станет лёгкой добычей, как его уже прибрали к рукам – да так ловко и быстро, почти мгновенно! И кто?! Маленькая, никому не известная, плохо одетая тихоня… Впрочем, что касалось одежды, то никто не сомневался, судя по первому подарку жениха: плохо одетой она останется не долго. Кто-то уже пустил слух, что изумруд, подаренный ей принцем, её жених не стал продавать, а собирается сделать из него кулон… Что, кстати, соответствовало действительности, если не считать того, что сделал это не жених, а Гарет. Гарет любил роскошные вещи и обожал делать подарки; подарки для женщин он считал вообще панацеей от всех женских проблем и причуд. Ларчик с драгоценностями, которые они выбрали с Гэбриэлом, уже ожидал Алису, и это было только начало… Габи злилась страшно. Она сама обожала драгоценности, и до сих пор все подарки Гарета изливались на неё одну. Дамы набросились на ларчик, как пираньи на коровью тушу, и по мере того, как извлекались и разглядывались предметы оттуда, настроение Габи всё падало и падало. Колечко, которое Гэбриэл подарил Алисе, как обручальное, ей понравилось, даже не смотря на то, что изумруды Габи не любила, и, если бы рассматривала его отдельно, то не взяла бы. Теперь же, просто из злой завистливости её натуры, она возжелала это колечко и просто в бешенство впадала, видя другие драгоценности, которые должны были достаться ей! И проблема была даже не в том, что Габи была против этого брака, а в том, что она так резко высказалась против, – а её недовольство проигнорировали! Словно она никто, и звать её никак! Алиса в её понимании была просто пешка, какая-то… козявка никчёмная, которую, вот ужас, поставили выше неё, графини Ульвен, и кто – её самые близкие люди! Габи казалось, что если она сейчас не добьётся своего, не помешает этой помолвке и не избавится от Алисы, то это будет поражение и унижение страшные. И она, оставив двор, поспешила к принцу.

Гэбриэл и Алиса этого даже не заметили. Они были так счастливы, что не замечали вообще ничего. Для них не было ни времени, ни окружающих, ни проблем… Они танцевали, разговаривали, не сводили глаз друг с друга и то и дело касались друг друга, находясь в той стадии влюблённости, когда даже час разлуки становится страшным испытанием, зато когда влюблённые вместе, они в раю. Свободные, счастливые, больше не вынужденные ничего скрывать и ничего бояться, они не могли никак насладиться вполне этим состоянием. Поболтав о том, о сём с другими дамами и рыцарями и пофлиртовав с некоторыми из девушек, Гарет подошёл к ним. Поцеловал ладошку Алисы:

– Маленький прекрасный Рыжик. Я вот подумал… У нас есть сад и марокканский коттедж с небольшой башней, там жила, как бы это помягче сказать, подруга нашего деда, мавританка из Гранады. Это очаровательное, уединённое место, с большим садом; так спланировано было, что башня сообщается только одной дверцей и узким коридором с Рыцарской башней, с нашими покоями. Там тыщу лет никто не жил, надо навести порядок, сделать ремонт, сад привести в порядок – там всё растёт, как придётся, – но это можно сделать быстро, буквально за неделю, там всё в хорошем состоянии. У тебя будет почти что собственный замок, уединение, покой. Ты этого хочешь?

– Да. – Алиса не колебалась ни секунды. – Это будет очень хорошо. Я буду читать, встречаться с Гэбриэлом, а с остальными – только когда захочу. Спасибо!

– Тогда я прикажу прямо с утра начинать работы. Нам пора, Младший; нам пора, Рыжик. Время позднее; Габи ещё куда-то исчезла. Нам с тобой к облаве готовиться, не забыл?

– К какой облаве? – Насторожилась Алиса.

– На вель, вампириху, я тебе рассказывал. – Отмахнулся Гэбриэл.

– Это ведь опасно?

– Нисколечко! – Засмеялся Гэбриэл. – С нами будет Терновник и Марчелло, скажи, Гарет?

– Ты про девочку-то рассказал? – Перевёл разговор на другое Гарет.

– Да.

– Бедненькая! – Стиснула кулачки Алиса. – Меня Гэбриэл просил взять её служанкой, если она поправится, я согласна, конечно, согласна! Это же просто…

– Кстати, ювелиршу-таки поставили в колоду. – Ухмыльнулся Гарет. – Мне донесли. Правда, одежду не отняли, так в платье богатом и поставили, не посмели в гезло* богачку переодеть. Но свою порцию тухлых яиц она получила… Только сомневаюсь я, что она поняла, за что получила. Так и проклинает мужа да Тэсс. Марчелло говорит, что девочка в ужасном состоянии, рот так и не заживёт совсем, шрамы останутся. А жаль, девочка красивая…

– Все полукровки красивые. – Сказал Гэбриэл горько. – К сожалению.

Визит Габи к дяде оказался абсолютно провальным: вместо обещания, что он разберётся с этой нелепой помолвкой, графиня услышала, что она выйдет замуж за Эльдебринка, что это решено, и говорить не о чём. Принц добавил, что Седрик Эльдебринк, насколько ему известно, красивый и мужественный юноша, и бояться этого брака незачем…А её мечты о браке с графом Тулузским просто смешны. После того, как крестоносцы опустошили Аквитанию, Тулуза больше не имеет того веса и значения, что имела прежде, и брак с её графом никаких выгод Хлорингам не даёт. Короче, Габи больше не могла тешить себя этими мечтами… Но и оставить это просто так, без последствий и мести, она не собиралась. Близкие не только растоптали её мечту, но и заставили чувствовать себя униженной: надо же, она так резко высказалась против этого брака, а к ней отнеслись, как к пустому месту! И она должна это так и оставить?! Все эти дни она всерьёз мечтала об Иво, стремилась увидеть его, поговорить с ним, но это было непросто. Габи было страшно, но при том она не могла не мечтать о том, как встретится с ним случайно, и Иво набросится на неё и принудит… Только не получалось. В Девичьей башне Иво почти не появлялся. И в этот вечер Габи вдруг приняла решение. Это было спонтанное решение, всплеск истерики, следствие обиды; чтобы подкрепить его, Габи выпила натощак крепкого вина, переоделась в платье одной из служанок и надела маску. Проникла через Девичью башню в сад, а оттуда – в галерею, что вела в Рыцарскую башню. Она никогда не была в покоях Гэбриэла, но знала, что они в точности такие же, как и покои герцога, которые с детства очень хорошо знала. С кувшином сидра подошла к двери оруженосца и постучала. Руки её тряслись. Она понимала, что поступает, мягко говоря, не очень хорошо. И панически боялась того, что делает… Но думать и здраво рассуждать она в эти мгновения была не способна. У всех в юности бывали такие моменты: когда тобой руководит не здравый смысл и не рассудок, а какая-то истерика, какое-то безумие… Следствие обиды, явной или мнимой, всплеск гормонов, мало ли, что? Если бы Иво в этот момент не оказалось на месте, и ей пришлось бы уйти, скорее всего, второй попытки она бы не сделала. Но Иво был у себя, и история эта продолжилась именно так, как продолжилась.

Когда он открыл дверь, Габи испугалась так, что захотела убежать, но со стороны лестницы раздался какой-то шум, и она шмыгнула мимо Иво внутрь его покоев.

Иво развернулся к ней. Девушка была в его вкусе: тоненькая, гибкая, с маленькими высокими грудками, черноволосая. К маскам он привык, но в масках к нему приходили не служанки, а знатные дамы… От этой сильно пахло розовым маслом, слишком дорогой для служанки вещью. Значит, дама, а служанкой переоделась, чтобы не признали… Что ж, Иво был не прочь. Всё, что он видел: длинная шея с крохотной двойной родинкой в ямочке между ключицами, сами эти ключицы, хрупкие и изящные, шёлк волос, блестящих в мягком свете светильников, изящные кисти тонких рук, не скрытое простой одеждой хрупкое и гибкое тело, – ему нравилось; нравился и запах. Он улыбнулся: девушка забыла снять серьги, так же, слишком роскошные и дорогие для служанки! Она тяжело дышала, прижавшись к стене. С таким Иво уже встречался. Они сами приходили, а потом начинали разыгрывать спектакль, всегда один и тот же: я невинная овечка, а ты – хищный волк и насильник! Начиналось с сопротивления, а заканчивалось просьбами продолжать и воплями восторга. Иво научился даже находить особое удовольствие в этих играх – они его возбуждали. К тому же, девушка нравилась ему всё больше и больше. Он не видел её лица, но в прорезях маски порой сверкала удивительная голубизна. Всё её хрупкое тело трепетало в смятении, и это почему-то возбуждало так, как никогда ещё. Она быстро дышала, и её маленькие круглые грудки вздымались, резче очерчивались контуры ключиц.

– Я вам сидр принесла… – Пролепетала она. Иво усмехнулся, забирая у неё кувшин:

– Я не пью сидр. Это тебе надо было к моему господину. Он его обожает.

– Я не… я… мне надо идти… – Пролепетала Габи. Ей было страшно, ноги слабели и подкашивались. Она отдала бы всё на свете, чтобы сейчас очутиться у себя в комнате и перевести дух! Иво снова усмехнулся, надвигаясь на неё. От него пахло мхом и смолой, вкусно, слабо и возбуждающе, но и страшно. Сердце Габи бешено колотилось. «Я хочу домой. – Молилась она про себя. – Мамочки, я хочу домой…». Иво привлёк её к себе и поцеловал крепко, научившись в последнее время целоваться у своих многочисленных пассий, преодолевая слабое сопротивление. Первый в её жизни поцелуй так потряс Габи, что она безвольно поникла в его руках. Бёдра её отяжелели и налились жаром, в низу живота началось что-то невообразимое. Иво внезапно прижал её к стене всем своим телом, так, что она ощутила упёршийся в её живот твёрдый предмет, который она так хорошо помнила по рисункам Беатрис… Замычала, пытаясь вырваться, но так слабо и нерешительно, что Иво вовсе не обратил на это внимания, одной рукой придерживая её затылок, а другой найдя и сминая её грудь. Габи вцепилась в запястье этой руки, чтобы освободиться, застонала в отчаянии: Иво уже задрал её подол. Он был не на шутку взбудоражен, и не остановился бы теперь ни за что. От Габи исходил такой потрясающий аромат, уже перебивающий даже запах розового масла, тело её было таким сладким, таким трепетным, таким горячим и страстным, что оторваться от него было совершенно нереально. Содрогаясь в его руках, уже очутившись на волчьей шкуре, Габи жалобно стонала, не смея закричать и привлечь внимание стражи или Гэбриэла, который мог находиться неподалёку. Как бы она объяснила своё присутствие тут, свою маску, наряд служанки?! Иво действовал умело и быстро; продолжая жадно целовать её, он легко и уверенно раздвинул её напрягшиеся бёдра и под её жалобный вскрик лишил невинности племянницу королевы – за что ему, вообще-то, полагалась одна из самых страшных и мучительных казней. Габи зажмурилась и быстро задышала, едва он оторвался от её губ.

– Ты что, целка? – Спросил он озадаченно. Габи молчала, кусая губы. – Ну, теперь это уже не важно. – После долгой паузы произнёс Иво, почувствовав только ещё большее возбуждение. Отпускать Габи смысла больше, и вправду, не было, и он отдался наслаждению, которое было на самом деле огромным. Габи оказалась просто невероятно желанной и сладкой добычей; в ней было нечто, возбуждающее, влекущее, сводящее с ума. Она стонала под ним, вся дрожа и трепеща, и это усиливало наслаждение.

Но наслаждалась и Габи. На своё счастье, – а может, и на беду, – она оказалась способна получать неслыханное наслаждение. Когда она осознала, что член в её теле – реальность, беспощадная и непререкаемая, и ей уже ничего не изменить, Габи отдалась новым ощущениям. И эти ощущения были приятными. Боль почти сразу исчезла, заглушённая возбуждением и новизной. В животе нарастало напряжение, почти невыносимое, которое заставило её задыхаться, вцепившись в его бёдра, так сильно, что ногти ранили кожу, вскрикивать и метаться головой по волчьему меху. Спазм оргазма сотряс её тело, и снова, и ещё – пока Иво не кончил сам, Габи корчилась и рычала от наслаждения. Это длилось более минуты, а для самой Габи – почти вечность. Обмякнув, она несколько секунд вообще ничего не понимала и не чувствовала, кроме наслаждения и чувства опустошённости. Иво целовал её влажные груди, гладя их и вновь целуя. Они оказались именно такими, как он и представил себе: круглыми, маленькими, плотными, высокими, с розовыми твёрдыми сосками. У полукровок, как и эльфиек, соски были терракотовые или коричневые, у этой же дайкины – нежно-розовые и сжавшиеся, как розовые бутончики. Её белая нежная кожа с множеством тёмных крошечных родинок, повлажневшая – было жарко, – пахла сильно, но не противно, наоборот, словно какие-то сильные и терпкие духи, которые хотелось вдыхать и вдыхать, получая наслаждение. И Иво, пользуясь тем, что Габи не могла пошевелиться и оттолкнуть его, ласкал, тискал и целовал это тело.

– Какая ты сладкая! – Выдохнул, когда она застонала и пошевелилась, пытаясь прикрыть от него грудь. – Так ты что, девочкой была?..

– Отпусти. – Чуть слышно прошептала Габи.

– А может, ещё разок? – Не отпустил её Иво. – Теперь-то что? Тебе же не больно?

Габи промолчала, отвернув лицо. Теперь-то что, в самом деле?.. В опустошённом теле больше не было напряжения и истерики, и проснулся рассудок. Теперь-то что?.. Она не девственница… Она сделала это… Совершила преступление, осуждаемое и церковью, и людьми. То, что приведёт в ужас её мать и отца, что заставит Гарета и дядю презирать её… Иво ласково, но настойчиво приподнял её и поставил на четвереньки.

– И точно, кровь… – Прошептал Иво, оглаживая её. – Ты моя сладкая… Не жалей, слышишь?.. – Вновь овладел ею, и Габи застонала. В смятении, вновь возбуждаясь, она упала грудью и лицом на шкуру, вцепившись в неё напрягшимися пальцами. И вновь получила долгий и сильный оргазм, который окончательно изменил её и её жизнь. Иво помог ей встать, повёл в баню. Габи подмылась, дрожащими пальцами едва заставив коснуться себя там, где её тело навсегда и так неожиданно изменилось, и где чувствовались следы мужчины. Выйдя, шарахнулась от Иво, наотрез отказалась, чтобы он провожал её… Бросилась в сад, добежала единым духом до Девичьей башни, прокралась к себе. Упала в постель, зарыдала, впрочем, сама не зная, о чём рыдает. Её беспокоило не то, что она лишилась невинности, а то, что об этом могут узнать. В то же время она ни на секунду не думала о том, что больше не сделает ничего подобного. Напротив. Она лежала без сна и думала, как продолжить эти встречи? Как сделать так, чтобы не попасться, чтобы не опозориться, и в то же время не лишить себя только что открытого удовольствия?.. Ей нужен был сообщник, товарка, которая прикрыла бы её. Габи, хоть умом и не блистала, понимала, насколько это серьёзно, и ломала голову над этим вопросом… Она не раскаивалась. В её понимании, она была абсолютно не виновата. Это кузен и дядя толкнули её на этот шаг, а Иво и вовсе изнасиловал её, так что сама Габи – пострадавшая сторона.

К утру она нашла выход для себя. Она снимет дом в Гранствилле… Точнее, её доверенное лицо снимет дом. А доверится она Беатрис. Габи решила, что припугнёт эту дрянь разоблачением, и та не посмеет выдать её. Будет делать всё, что Габи ей прикажет, как миленькая, и молчать об этом! Вообще-то, у Хлорингов были дома в Гранствилле, большинство из которых сдавалось в аренду ювелирам или аптекарям, но дом на улице Вязов, носивший поэтическое название «Дом голубого света», был пуст, и в него обычно селились гости Хлорингов из тех, кому не хватило места в замке и кто по своему статусу не тянул на почётного. От этого дома было недалеко от церкви святой Анны, и Габи быстро придумала причину, по которой ей необходимо было останавливаться именно там, посещая город: она хочет молиться святой Анне о счастливом замужестве и покровительстве. Совершив нешуточный мозговой штурм, она даже придумала ещё вполне себе реальную причину: её тётка, на которую она похожа, как две капли воды, бездетна, и Габи желает молиться святой Анне, чтобы её миновала участь сия.

Не ведая, какое возмутительное и чреватое последствиями событие произошло в замке, Гарет и Гэбриэл, едва стемнело, в сопровождении Терновника, Марчелло и Адама отправились в Гранствилл, охотиться на вель. За прошедшие пару дней никаких новых нападений и исчезновений не было; то ли вель была сыта, то ли помогли меры, принятые стражей Гранствилла и Хефлинуэлла. В городе знали, что прогулки при луне в одиночестве опасны, а так же прошла уже информация о том, что с тихенькими девочками, которые не отвечают на вопросы на улице глухой ночью, ни в коем случае связываться нельзя.

Лошадей охотники на вампиршу оставили у ворот, чтобы грохотом копыт не вспугнуть свою дичь, и дальше пошли пешком, всё время поднимаясь в гору – Старый Город был построен на скале, возвышающейся над Ригиной и только немного уступающей в высоте Золотой Горке. Ночной Гранствилл разительно отличался от дневного – словно это был совершенно другой город, тихий, безлюдный, даже пустынный. По обочинам улиц шмыгали порой любопытные коты, да брехали кое-где собаки, но людей не было видно, никого, ни души. Окна нижних этажей были закрыты ставнями, светились лишь редко-редко узкие окна вторых и третьих этажей. Шли они тихо, не разговаривая, но даже такой тихий звук их шагов в ночной тишине, среди высоких домов, эхом отдавался от стен. Гэбриэл ясно-ясно вспомнил своё приключение в Городе Мёртвой Королевы, свою растерянность, гнев и отчаяние. Своё одиночество, которому навсегда положил конец Гарет. Он не один и никогда больше не будет один… И именно это главное: не власть, не деньги, не предметы роскоши, и даже не роскошный конь и не меч Виндсвааль. Отец прав: самое драгоценное – это близкие люди, их любовь и доверие. Люди, с которыми можно и поговорить, и помолчать, и поссориться, и помириться. Которым можно рассказать о том, какая ерунда с тобой произошла, и которые выслушают и поговорят с тобой об этой ерунде и обо всём на свете. Которым можно пожаловаться, с которыми можно поспорить и всё-таки остаться близкими людьми. Или полукровками, не важно. И с которым – самым близким из всех, – можно идти молча по ночной улице и знать, что больше никогда с тобой не случится того, что случилось в Элиоте.