Хроники Нордланда. Цветы зла

– Нет!!! – Обмерла Мария. – Не надо… пожалуйста, не надо! Не отдавай меня ему, умоляю, – она схватила его колени, – умоляю…

– Всё! – Рявкнул Арес, отталкивая её. Ему было жалко её и стыдно за себя, и это заставляло его быть жестоким. Он грубо схватил её за предплечье и потащил за собой. Мария вся словно помертвела. Её порыв, её доверие… Может быть, последний такой всплеск в её измученном сердце! Ужас, охвативший её, заставил её оцепенеть. Знакомые запахи Девичника, гораздо более приятные, чем в Домашнем Приюте, удушливое тепло, пропахшее травами и мёдом, журчание воды в бассейне, отнюдь не расслабили девушку, потому, что она очутилась перед своим мучителем, который жадно уставился на неё.

– Ого! – Сказал радостно. – Скотина писежопая, ты забрюхатела! Ну, теперь ты моя, и даже не надейся!

– Нам другая это, нужна. – Грубо сказал Арес. – Давай другую, а то эту не отдам.

– А забирай Паскуду. Она уже опросталась и оправилась, и тельце не попортилось. Брюхатьте её тоже! Пусть рожает, пока не сдохнет. Хорошее мясо получается… – Доктор был так доволен, что заполучил Марию, что был готов на всё. Он просто пожирал её глазами, и она чувствовала его ненавидящий взгляд, даже не поднимая своих глаз. Ей было так плохо и больно, что она была уже готова даже умолять его, чтобы он не мучил её. Готова была смириться и сдаться. Девушке было так страшно за своего маленького, которого она только сегодня ощутила и признала! И дальнейшие слова Доктора показали, что боялась она не зря… Доктор первым делом связал её и поставил в раму; потом избил.

– Даже не знаю, – говорил он злорадно, противно сопя, – как лучше: дождаться, пока ты выродишь своё отродье, и порвать его у тебя на глазах надвое, или сейчас из твоей поганой утробы его вырвать? Сука, сука, сука!!! Думала, избавилась от меня?! Думала, что теперь тебе будет хорошо?! – При этом он бил её своей палкой по чём попало, и так, что Мария вопила от ужаса и боли, не в силах не увернуться, ни прикрыться. Ужас её был связан с животом: она до смерти боялась, что Доктор ударит по нему и причинит вред маленькому. Но тот прекрасно понимал, что делает, и живот не трогал. В его планы отнюдь не входило ни убить саму Марию, ни уничтожить её ребёнка. Избив, он изнасиловал её, и оставил висеть, теряющую сознание от боли и пережитого ужаса, в предвкушении ужаса грядущего. Она уже ничего и ни от кого не ждала, и эта полнейшая безнадёжность была самым страшным, что пережила Мария до сих пор. Такой удар по её душе, в момент, когда она переживала такую радость и нежность… И ужас, ужас, от которого сердце изнемогало и умирало. Больше уже она ничего не ждала и ни во что не верила; мрак поглотил её душу.

– Это опасно… – Промямлил Гакст, избегая смотреть в лицо Барр, – очень опасно… Я не смогу пустить эти слухи сам, Хлоринги могут докопаться до первоисточника, а для меня это крайне нежелательно. Я знаю одного человека, он способный юноша и способен оказывать любые услуги, вам лучше обсудить это с ним…

– Как мне с ним встретиться? – Спросила Барр, не пряча недовольство. Ювелир был трусоватым, туповатым, очень раздражающим своим глупым высокомерием существом. Ведьма только рада была бы поменять его на кого-то более вменяемого.

И молодой человек, с которым она встретилась в Старом Месте по наводке Гакста, её не разочаровал. Звали его Марк Хант, но ведьма сразу же решила, что это не настоящее имя; представился он, как купец, торгующий с Европейскими королевствами, но и это, подумалось Барр, была ложь. В то время, как он рассыпался перед нею, не скупясь на комплименты и не забывая ласкать её взглядом тёмно-карих и довольно красивых глаз, Барр рассматривала и оценивала его. Смазливый – не отнять. Должен очень нравиться молоденьким дурочкам, которые ещё не умеют отличить истинных интереса и внимания от пустой навязчивости, и отвыкшим от мужского внимания курицам за тридцать, офигевающим от его ласковой вкрадчивости. Невысокий, стройный, с хорошей фигурой, но с маленькими ручками и ногами – не мужскими какими-то, – приятным лицом с правильными чертами, красивым чувственным ртом и белозубой улыбкой, которая невольно притягивала взгляд. С модной короткой чёрной бородкой, очень ухоженной, как, впрочем, и весь он, от головы до пят. Было в его ласковой приветливости что-то заезженное, профессиональное, из-за чего Барр решила, что он или профессиональный содержанец у богатых старух, или сутенёр и сводник… А может, и то, и другое.

– Слушай меня, Хант, или как тебя там. – Перебила она его на полуслове, и его лицо, только что приветливое и вкрадчиво-ласковое, как-то неуловимо, не изменившись вроде бы ни единой чёрточкой или морщинкой, стало глумливо-циничным. Своим холодным, несколько как бы утомлённым голосом ведьма продолжила:

– Можешь не слюнявить меня своими сладкими слюнями, это бесполезно и вредно для здоровья. Мне нужны твои услуги, на которые, как мне сказали, ты мастак. Будешь полезен, в накладе не останешься. Попробуешь обмануть или подставить… – Она щёлкнула пальцами, и лицо Марка напряглось, глаза быстро заполнились ужасом, начали выпучиваться, лицо – багроветь, а потом и синеть. Ведьма небрежно махнула кистью, сбрасывая чары, – то вот это покажется тебе детской игрой.

Марк хватал воздух, как рыба, схватившись за горло. Просипел:

– Ведь…ма…

– Верно. – Мурлыкнула Барр. – Она самая. Злая, чёрная ведьма. Безжалостная и очень сильная. Не советую меня разочаровывать или, не дай Бог, злить. Но если будешь мне полезен, не пожалеешь. А теперь слушай, чего я хочу.

Она встала, прошлась. Двигалась она красиво и даже грациозно; не смотря на возраст, довольно почтенный для своего времени – сорок пять лет, – двигалась она, как молодая девушка, да и фигуру сохранила почти девичью. Марк с новым интересом разглядывал её, приходя в себя и потирая шею – был он наглым, довольно отважным и дерзким, и хоть и был впечатлён и напуган, от наглости его это не излечило. Так же, как от непробиваемой уверенности в том, что нет на свете женщины, которую он не смог бы приручить, очаровать и поиметь. Пусть и ведьмы… Тем более – ведьмы!

– В Хефлинуэлле есть мелкое рыжее ничтожество, некая шлюшка по имени Манфред, помолвленная с ещё одним ничтожеством, так называемым графом, или эрлом, Валенским. Город в ближайшие же дни должен узнать, что эта так называемая девица Манфред – на самом деле самозванка, потаскушка, которая была содержанкой нескольких богатых купцов в Ашфилде, которые передавали её друг другу, как тряпку, и которую в конце концов остригли и выставили вон из города за проституцию. Не клеймили из жалости – больно она миловидная и мелкая. Гарет Хлоринг, известный любитель сладенького, подобрал её и теперь выдаёт за своего братца, бандита и содомита, чтобы прикрыть его задницу и иметь девку под рукой во всякое время, не вызывая подозрений. Это должно быть очень качественное обвинение, со свидетелем, а лучше с двумя – тремя. Скажем, в лице одного из её прежних любовников и его слуг. Не думаю, что они вышвырнут девку вон, скорее, постараются спрятать в каком-нибудь монастыре. Я хочу знать, где именно. Мне нужна эта девка, живая и по возможности невредимая. За оговор я заплачу очень щедро, но за девку – втрое. Ты меня понял… Хант?

– Опасную игру вы, сударыня, затеяли. – Ответил Марк. Он уже абсолютно оправился, и вновь лыбился, строил глазки и фамильярно ощупывал Барр глазами.

– Не опаснее прочих твоих игр. – С ноткой угрозы напомнила Барр. – И весьма выигрышную для тебя лично.

– А вот это ваше… колдовство, – Марк старался говорить почтительно, но природная дерзость так и рвалась наружу, – ему можно научиться?

– К колдовству нужно иметь талант. – Барр, тем не менее, смягчилась, даже чуть улыбнулась родственной душе. – НО имеются артефакты и снадобья… которые можно и заработать или заслужить. И которые подарят возможности воистину неограниченные.

– Думаю, красавица, мы подружимся. – Развязно подмигнул ей Марк и чокнулся с воздухом перед ней бокалом с вином. И Барр, о диво! – чуть порозовела, зная, что это пустое и лживое волокитство, и все же… испытывая удовольствие. Ибо объектом флирта и ухаживаний она никогда в жизни не была. И объектом мужского интереса, хоть и лживого – тоже. И сейчас поддавалась, совсем, как презираемые ею «курицы за тридцать», по той же самой причине. Усиливало впечатление то, что Марк знал, кто она, испытал на себе её силу, и тем не менее, по-прежнему обращался с нею, как с женщиной – и это так было ново и, чего там, приятно!..

Едва Гэбриэла оставили наедине с Иво, как он сразу же обратился к своему оруженосцу с вопросом:

– Ты не знаешь, Грэй приезжал на встречу?

– Приезжал. – Тут же ответил Иво. – Я был там, не волнуйся, он в курсе, что с тобой случилось. Ждал сутки, дольше задержаться у него не получилось, уехал обратно, но к помолвке вернётся.

– Сможешь съездить в Блумсберри?

– К нему? Смогу. Что надо?

– Скажи ему, что мне нужны корабль и надёжная команда для одного дела… секретного дела, так чтобы и команда была подходящая. Он должен суметь всё это организовать. Деньги ему передашь, сколько скажет, я тебе дам записку для банкиров в Блумсберри, при себе таскать такие деньжищи не стоит, хоть у нас места и мирные. Подробности я ему расскажу, когда приедет сюда. Возьмёшь двух кнехтов и поедешь.

– да я и один сгоняю…

– Нет! Вампириха появилась, Барр шастает, что ещё?.. Один не смей!

– Хорошо, хорошо… – Услышав стук в дверь, он ушёл, и через минуту вернулся с Алисой, которая, скинув плащ с капюшоном, бросилась на грудь своему жениху:

– Гэбриэл, Гэбриэл! – Со слезами, которые тот сразу же начал вытирать, осушать поцелуями, и утешать свою маленькую невесту всеми ласковыми словами, какие приходили ему на ум. Иво тактично смылся, и остался в приёмной, чтобы поболтать с Розой, ожидавшей свою госпожу. Времена, когда Иво стеснялся, боялся себя и девушек, ничем не похожих на рабынь Садов Мечты, и не знал, как с ними общаться, давно миновали и были забыты так надёжно, как забывается всё плохое только в детстве и в юности. Теперь юноша и чувствовал себя, и вёл себя так, словно всегда был таким: красивым, модно и безупречно одетым, уверенным в себе и знающим себе цену, умеющим себя подать и быть галантным. Всё это очень естественно легло на его характер и самоощущение, Иво чувствовал, что это его, ему нравилось его новое положение и состояние. Нравились флирт, заигрывания, общение. И он с удовольствием провёл время, пока его господин и друг общался со своей невестой, за разговорами и флиртом с Розой, девушкой вполне в его вкусе, худенькой брюнеткой с маленькой грудью.

А Гарет в это время, чувствуя, что перед визитом кардинала просто обязан прочесть, наконец, письмо Софии, и от чего-то страшно боявшийся этого письма, некоторое время слонялся по своим покоям, злясь на себя за нерешительность, и на Софию – за то, что она вообще написала ему это письмо, и на кардинала – за то, что отдал ему его, за то, что своими комментариями к этому письму выбил почву у него из-под ног и заставил чувствовать себя преступником. И вдруг вспомнил о ещё одной женщине, в отношении которой вел себя, мягко говоря, некрасиво, – о своей любовнице Мине Мерфи, и возрадовался: необходимость срочно помириться с Миной давала ему некую отсрочку. Мина-то важнее! Письмо уже столько ждало, подождёт ещё! И Гарет с нечестивым облегчением отправился получать прощение. И получил его – не смотря на все обиды, на все обещания Мины самой себе ни за что не прощать его и, если он вдруг явится – во что она уже почти не верила, – встретить его гордо, холодно, и указать ему на дверь, высказав ему при этом, кто он, кто она, и каково его место в этой жизни… Ничего из этого не вышло. Он пришёл, засмеялся над её гордым видом, закрыл ей рот поцелуем и получил от неё всё, что хотел.

Поколебавшись, совсем немного, Доктор всё же решился. Драйвер велел ему выбрать девчонку для герцога Далвеганского – одной из его малолетних пассий было уже почти девять, и у неё слегка обозначилась грудь, чего герцог не выносил. Её следовало заменить, и Доктор отправился в Сандвикен за заменой. И одновременно дал знать Аяксу, что хочет встретиться с ним там же, в Сандвикене, «по его делу». Да, он знал, что продавать мясо из Садов Мечты было страшным преступлением, абсолютным табу – то, что туда попало, становилось собственностью Садов и уже никогда не должно было выйти оттуда. И если Хозяин узнает, что он, Доктор, это табу нарушил… Но, с другой стороны – а как он узнает?.. В том, что касалось мяса, хозяин полностью полагался на него. Скажет, что ещё одна Чуха сдохла – да и хрен с ней. По поводу девушек, особенно тех, что уже давно находились в Девичнике, хозяин особенно не заморачивался. Другое дело мальчики – насчёт каждого он дотошно выспрашивал все подробности, как умер, почему, лечили ли его и почему лечение не помогло. А Чухи были просто расходным материалом. Хозяина интересовало только общее количество, товарный вид и годность для гостей или в Галерею. Так что, вроде бы, риск был не велик… Но придётся как-то сговориться с кем-то из стражи, и это Доктора пугало. С другой стороны, денег хотелось. Доктор страшно тосковал по Гору. Он мечтал его увидеть, хоть издали, хоть как-то. Деньги могли ему помочь в этом. Как-то попасть в Гранствилл, подкупить кого-то, а может, и встретиться… Его представления о реальности были настолько искажены, что Доктор искренне верил, будто Гор рад будет встрече! Так что он готов был рискнуть. Будь что будет, но он продаст Марию Аяксу! И съездит в Гранствилл на эти деньги. А девочку для герцога он заберёт из Сандвикена. Сказав затем Хозяину, что ездил за нею куда-нибудь к озеру Долгому, и оправдав тем долгую отлучку. Любовь его была так зла, что он готов был даже, не смотря на всю свою трусость, совершить нечто очень опасное для себя. Как он жалел задним числом, что сам не помог Гору сбежать! Теперь ему казалось, что сделай он это, и Гор вечно был бы ему благодарен и стал бы более доступен и ласков с ним… НО больше он, Доктор, ошибок не сделает! Гор наверняка желает Хозяину смерти, или, по крайней мере, мести. А он поможет… Он же такой ценный лекарь! Гениальный лекарь, его снадобья – это целая история! В мечтах Доктор становился личным врачом и любовником Гора, и вдвоём они… и-эх! Ожидая Аякса, он и дрожал от страха, вздрагивая от каждого шума, и в то же самое время испытывал приятное возбуждение, созерцая картины, рисовавшиеся его воображению и наслаждаясь ими. Да, думалось ему. Ради такого стоит рискнуть!. Гор-то теперь богач, каких на Острове и нет совсем. У такого господина он сам поднимется, да ещё как!!! Не будет сидеть в вонючей и страшной норе, а жить будет в королевском замке, носить роскошные одежды, есть с серебра и золота… Главное – думал он, – получить эти несчастные сто дукатов и добраться до Гранствилла! А уж там вспыхнет в небе радуга, и жизнь превратится в сказку…

Утром Гарет пришёл к брату с известием, что рыжий мальчишка, которого епископ держал у себя в подвале, умер – Марчелло и даже Моисей не смогли ему помочь, мальчишка кашлял кровью и угас на глазах.

– Пошли, Младший. – Сказал герцог. – Если сейчас не добьёмся от него раскаяния и признания, то не добьёмся уже никогда. Ты как, встать-то сможешь?

– Смогу. – Гэбриэл выбрался из-под одеяла, слегка морщась. – Я и хуже, бывало, чувствовал себя, и ходил, и бегал, и даже дрался.

Слугу звать не стали, Гарет сам помог брату одеться. Сам он одевался изысканно, в строгие и тёмные, но сочные и красивые цвета; Гэбриэл же быстро облюбовал тёмно-серый, чёрный и белый. Его любимой одеждой стали рубашка с широкими рукавами и отложным воротником, без кружев, и стёганый лентнер без рукавов, тёмно-серого цвета. Цепь с гербом и роскошный пояс с ножнами и драгоценной пряжкой указывали на его высокий статус – других украшений он пока не носил. Всё, что было хоть немного наряднее, всё цветное или модное тут же вызывало в Гэбриэле ассоциации с содомитами, посещающими Сады Мечты, и он наотрез отвергал это, к досаде Гарета, который очень любил красивые и модные вещи и мог позволить себе многие смелые и экстравагантные варианты. Но строгая одежда очень Гэбриэлу шла: он был достаточно красив, высок и так хорошо сложен, что любые вещи лишь подчёркивали его достоинства. Гарет помог ему надеть рубашку и лентнер, не потревожив повязки на груди и плече, сам надел на него цепь, отступил на шаг:

– Шикарно смотришься. Стрижка эта нам с тобой очень идёт… Подстричься тоже, что ли?..

– Пойдём уже! – Засмеялся Гэбриэл.

Через полчаса братья были уже в тюрьме, и перед ними был бывший епископ: голый, небритый, со спутанными волосами. Лицо его было красным и опухшим от слёз.

– Умоляю, ваши высочества, – голос его тоже изменился, – хоть один клочок ткани, прикрыться…

– В Садах Мечты, которыми ты так восхищаешься, – холодно возразил Гэбриэл, – многие тоже об этом молят. В первые дни. Особенно девочки. Знаешь, что их за это ждёт? Их бьют. По-страшному, как мужиков, до крови и обморока. Чтобы не просили и не жаловались, чтобы не разговаривали, как скотина. До сих пор ты считал это благом… Так что произошло?

– Но я священник… Я дворянин!

– Я тоже. Не священник, конечно, но дворянин, и куда благороднее тебя. Ничего – я много лет без одежды обходился, и ты в этом ничего особенного не находил.

– Откуда вы знаете… Что я при этом думал и чувствовал?! – Взорвался епископ. – Что вы вообще знаете…

– Так ты расскажи. – Миролюбиво произнёс Гарет. – Про пацана своего, например… покойного. Мой врач говорит, мучился он перед смертью страшно, бедняга. Всё из-за того, что ты в подземелье его держал. Солнца он не видел, вот в чём дело.

– Я не убивал его!!! – Закричал епископ. – Я любил его, любил… Где вам это понять!!!

– Да уж, в самом деле, где? – Скривился Гэбриэл. – Я тех, кого люблю, спасал ценой своей жизни, скорее умер бы, чем повредил чем-то… Но это же я, полукровка, позор этого острова. Где мне понять тебя, гордость его и слава!

– Глумитесь надо мной. – Заплакал епископ. – Мстите мне, пинайте ногами. А знаете вы, знаете, что творится в моей душе?! Я его любил!!! И мучился стыдом за свою любовь… Хотел его – и пальцем не тронул! Потому, что это грех…

– А заставлять меня трахать его и дрочить при этом – не грех? – Скривился Гэбриэл.

– А ты сам без греха?! – Вскинулся епископ. – Кем ты сам там был, что делал?!

Гэбриэл вскочил.

– Я сотни раз убить себя там пытался – мне не давали!!! Я боролся, как мог, пацаном боролся… И ты видел, сука, тело моё, ты знаешь, какой ценой вы во мне игрушку свою заполучили!!! Ты меня пристыдить решил, урод?!! Да я добровольно туда ни за какие деньги бы не пошёл, скотина позорный, а ты пятьсот дукатов платил за меня!!! Тебя кто принуждал это делать, ты, пи»ор гнойный?!!

– Если бы ты просто спал со своим пацаном, – заметил Гарет, – это было бы куда меньшим грехом. Но ты издевался над ним и обрёк его на страшные муки…

– Я!!! – Крикнул епископ, рыдая и ударяя себя в грудь. – Я мучаюсь!!! А вам-то что до моих мук?!!

– Ты сам влез в эту грязь по самые уши. – Заметил Гарет, пока Гэбриэл, смиряя бешенство, отошёл в сторону. – Брат прав, ты сам туда шёл и сам платил.

– Вы правы… – Вдруг сник епископ. – Если бы вы знали, какое раскаяние и какой стыд переполняют меня! Каждую минуту любого дня это было адом для меня… Читая проповедь, я сам себя обличал каждым своим словом, какое презрение, какой стыд преследуют меня каждую минуту каждого дня! Я живу в аду, в аду, а началось всё со слабости… Просто слабости! Милорд Драйвер был так внимателен и так щедр, он всё понимал, ему даже объяснять ничего не нужно было… А потом я уже ничего не мог поделать. Он шантажировал меня, оглаской, позором, и издевался надо мной, под видом особого доверия – ведь только ко мне он отправлял тебя… вас… без маски!

– Зачем? – Не понял Гарет, а Гэбриэл вернулся к ним, но остался стоять, мрачно глядя на епископа.

– Он дьявол! – Прошептал епископ. – Он знал, какие нравственные муки я испытываю, хоть и не признаюсь ему в этом, и издевался. Он хотел… Но что я вам говорю!

– Вот это я как раз понимаю. – Стиснув зубы, процедил Гэбриэл. – Это он любит больше секса.

– О, – обрадовался епископ, – вы понимаете! Он… Но это тоже не важно. Думаете, я не мучился совестью? Не понимал, какое это кощунство – держать там Хлоринга, крещёную душу, королевскую кровь?! Но что я мог сделать?!

– И ты продолжал меня покупать. – Скривился Гэбриэл. – Изящно!

– Я хотел выкупить тебя у него. – Заторопился епископ. – Я собрал пять тысяч дукатов, но он только рассмеялся мне в лицо. Я обратился к принцу, и тот обещал мне ещё три тысячи, не признаваясь, зачем… но Драйвер сказал, что не продаёт из Садов Мечты. Никого, и не за какие деньги. И это правда, милорды, он не продаёт никого, хоть многие пытались. У него пытались купить и мальчиков, и даже девочек, но он не продаёт. Такое чувство, что это что-то мистическое: он не соглашается ни на какие суммы.

– Ты мог сказать отцу. Или мне. – Заметил Гарет. Но и он, и даже Гэбриэл, невольно начали смотреть на него с некоторым сочувствием.

– И что?! – Воскликнул епископ. – Что бы вы сделали?! Вы не нашли бы его, ничего бы не доказали, а попытайся вы вызволить его силой, и Драйвер убил бы его! А я…

– Ты боялся за свою репутацию. – Полупрезрительно, полусочувственно заметил Гарет. – Верно?

– Мне было всё равно. – Твёрдо и тихо произнёс епископ. – Я устал. Грех съел мою душу. Я только хотел вызволить его оттуда…

– И ты давал мне деньги. – Дошло до Гэбриэла, он прошёлся по комнате в луче скудного света. – Прямо ты мне сказать боялся, или того, что Драйвер подслушивает, или того, что мне там уже сухо и комфортно.

– Признаться, я почти уверен был, что вам там хорошо. – Покаянно произнёс епископ. – Мне казалось, что вы довольны своей судьбой.

– А тебе приходило в голову, – устало спросил Гэбриэл, – что я просто понятия не имею, что с твоими деньгами делать?

– Нет. Я и представить не мог, как ужасно ваше невежество. – Признался епископ. – Это смешно: золотом откупаться от смертного греха… Но я надеялся.

– Твои деньги мне помогли. – Признался и Гэбриэл, неохотно, отвернувшись. – Собственно, они нас и спасли… Вместе с советом: найти руку, что откроет дверь. Если бы не это, ни хрена бы не вышло у нас. Мне повезло, дико повезло, но в этом есть и твоя заслуга… Поэтому я могу простить тебя там, где дело касается меня одного. Ни отца, ни брата, ни Иво я простить тебе не могу. Но себя я простил. Если тебе это поможет.

– Простить мы тебя не можем, об этом нет и речи. – Произнёс Гарет, но уже без ненависти. – Но помочь нам и немного уменьшить свою вину ты можешь. Как ты связываешься с Драйвером? Как посещаешь Сады Мечты?

– Это Госпожа… Александра Барр! Бывшая настоятельница монастыря святой Варвары. Она измывалась над послушницами, и в конце концов родители состоятельных девушек потребовали расправы над нею… Барр, или, как она сама себя называет, мать Августа, сбежала в Найнпорт, и теперь она служит Драйверу верой и правдой. Покупает или ворует детей, ведь полукровок рождается всё меньше; к тому же, это в её доме останавливаются все гости. Она, якобы, повитуха, гадалка и лекарка… Помогает мужчинам в их проблемах и женщинам с ними же. Из её дома можно попасть в Редстоун. А в награду он дарит ей девственниц. У неё есть пёс, огромная мерзкая тварь… Подумать мерзко, что она с ними делает!

– Я понимаю. – Возразил Гэбриэл. – Не уточняй. Так Барр останавливается у тебя, когда посещает Гранствилл?

– Нет, в доме ювелира Теодора Гакста; сам он зовёт себя Гектором. Я давать ей приют отказался категорически. Она и её пёс – это же…

– Согласен. – Тоже встал Гарет. – По сравнению с ними ты праведник.

– Что делаем? – Взглянул на брата Гэбриэл. В нём не осталось ни капли злости к епископу, он жалел его. Гарет глянул на него тоже не без сочувствия.

– А ты что предлагаешь?

– Давай, одежду ему вернём… И вообще, пусто в порядок себя приведёт. У меня к тебе ненависти нет… – Он вновь повернулся к епископу. – Брат прав: люби ты своего пацана, если он не против, конечно, и не было бы всей этой грязи, греха, боли всей этой…

– Не было бы позора?! – Епископа затрясло. – О, наивность!!! Да если кто-нибудь узнает, я погиб! Меня распнут… будет такой позор, такой…

– Ты и так погиб. – Сказал Гарет. – Хотя… А знаешь, что?.. Ты свободен теперь. Ты можешь покаяться и начать всё заново. Может, Бог сжалился над тобой и дал тебе шанс? Молись, проси прощения – и обретёшь покой.

– Боюсь, кардинал не будет так снисходителен. – Прошептал тот. – Зачем ему разоблачённый грешник?

– А мы не будем тебя разоблачать. – Решил Гарет. – Я по прежнему зол на тебя за то, что ты ничего не сказал мне и отцу, и твои мотивы мне не очень-то понятны… Я не идиот, и мой отец – тем более. Мы не стали бы с мечом наголо штурмовать Редстоун, мы сумели бы сначала вызволить брата. Как ты сам сказал, золото открывает любые двери, и у нас его куда больше. Но я не хочу тебе мстить. Хотя, как ты понимаешь, такой епископ мне здесь не нужен…