Хроники Нордланда. Цветы зла

– А ты её не стыди. – Насупился муж. – Дура она, но чегой-то теперь!..

– А чегой ты её защищаешь?!

– А чегой не защитить?! Смотреть-то матери надоть было! Дети, дети! – Передразнил он жену. – А дети-то своего детку смастрячили, без присмотру –то!

– И чевой теперь?! – Всплеснула руками жена. – Чевой делать-то?!

– А ничевой. – Отмахнулся муж. – Живём-то рядышком. Посмотрють те дед с бабкой на дитёнка, да и оттають.

– Сычиха нас опять позорить. – Обиженно напомнила жена. – Кричить через забор, что от эльфов наша нагуляла!

– А! – Отмахнулся муж. – Кто её слушаеть-то?! Где энти эльфы, и где мы! Энто нашей на неделю, не меньше, отлучаться надыть было! А она всё во дворе и во дворе!

– Вот, посмотри на неё! – Всплеснула руками хозяйка. В избу выплыла утиной походочкой девушка лет пятнадцати, такая же невысокая, крепенькая, простенькая, но свеженькая, миловидная и румяная, беременная на сносях, прижимая к животу деревянную глубокую тарелку с солёными огурцами.

– Чевой? – Дёрнулась на мать.

– Да ничевой!!! – Разозлилась та. – Ходить, ходить, огурцы лопаеть… и дела нету никакого до родителей!

– Пусть лопаеть! – Вступился за дочь хозяин. – Огурцов не жалко!

– От эльфов нагуляла! – В этот самый момент утверждала их соседка, стоя перед сосредоточенным братом Корнелием, только что приехавшим в их деревню в сопровождении латников Бергквиста и Смайли. – А говорять на нас, а мы-то ни при чём! Сынок наш и не станет об такую-то мараться, дура она у них, и с рожи некрасивая! Только эльф на такую и позариться, ему чего, он, как кобель, сучка, и ладноть!

– Да где она у нас эльфа-то взяла! – Воскликнул староста, слегка обеспокоенный. Но Корнелий гласа здравого смысла уже не слушал. Глаза его вспыхнули фанатичным огнём, и скоро на деревенской околице уже обкладывали хворостом наскоро вбитый столб, а кнехты тащили упирающуюся и плачущую девчонку. Её родители бежали следом, не в силах поверить, что всё это всерьёз, что все это, совершенно нелогичное, так явственно нелепое – не бред, не морок какой-то, а самая, что ни на есть, реальность! Так же озадачены и ошарашены были крестьяне, которые слушали вдохновенный бред Корнелия о скверном чреве и не знали, что делать и как реагировать.

– Да скажи ты им! – В отчаянии обратился отец девушки к парню, высокому, слегка сонному на вид, вихрастому и конопатому, – что это от тебя она! Скажи, Бога ради!

– А ну, пошёл домой!!! – Вихрем налетела на парня его мамаша. – А ну, быстро домой пошёл!

Тот колебался – это было видно. Растерянно смотрел на девушку, которая причитала:

– Мамочка, мамочка, я боюсь! Мамочка, забери меня! – И даже сделал движение в её сторону, но мать погнала его прочь, и тот пошёл, оглядываясь до последнего. Мать девушки, увидев факел в руках кнехта, закричала и бросилась на него, её схватили, потащили прочь, она билась, кусалась, как сумасшедшая, вырвалась, встрёпанная, жуткая, бросилась на брата Корнелия, который обвинял её дочь в таких страшных нелепых вещах, и получила удар щитом – кнехт не хотел её убивать, но удар пришёлся в висок, и женщина рухнула замертво. Супруг и отец пытался броситься им на помощь, но его схватили и скрутили так, что он не в состоянии был даже дёрнуться. Зато смотреть и слушать мог, и пока его дочь горела заживо, сам кричал, кричал безостановочно, страшно, так, что его односельчане крестились и многие плакали, не скрываясь.

Когда всё было кончено, и его отпустили, он пошёл прочь, в сторону своего дома. Кнехты по приказу Корнелия разворошили пепелище, собрали останки и сложили в мешок.

Мужчина вошёл прямо на соседский двор, где отчаянно ругались его соседи: муж, жена, и сын. Замолчали, увидев соседа. Тот шёл прямо на парня, повторяя негромко:

– Что ж ты не сказал, а? Что ж ты не сказал…

Тот пятился, лицо по-детски скривилось от стыда и отчаяния, он хотел что-то сказать, но не успел: подхватив по пути лежавшие у кучи соломы вилы, мужчина со всей силы пригвоздил ими парня к стене амбара. Мать завопила, завизжала, отец и двое братьев парня бросились на убийцу. Тот упал, не сопротивляясь, скорчившись в позе зародыша, и только шептал, пока мог:

– Что ж ты не сказал…

Брат Корнелий остановил коня на холме, горящим взором обозрел мягкие прелестные дали древнего Альвалара. Глаза его горели фанатичным огнём, ноздри раздувались.

– Поле сие, – он простёр вперёд руку с растопыренными пальцами, – это нива Господня, взросли на коей плевелы ядовитые! И плачет наш Господь слезами огненными! Доколе мы будем потворствовать разврату?! Доколе будем позволять дщерям человеческим осквернять чрево своё, совокупляясь со скотиною?! Ведь всё хуже с каждым днём жизнь наша, всё тяжелее жребий наш день ото дня, но не хотим открыть глаза и признать правду! А Господь терпелив, но терпение его не вечно! Переполнится чаша терпения его, и обрушит на нас Он столб огненный, как на Содом и Гоморру! Отринем жалость, братья мои, укрепим и ожесточим сердца наши, ибо только так можем мы искупить грехи наши и спасти землю свою от Божьей кары! Истинно говорю вам: нет ныне невинных! Ибо виновны даже тем, что просто терпим блуд немыслимый, разврат сатанинский, терпим и молчим!!! Покаемся же в грехах, братья, укрепимся в вере, и твёрдой рукой вырвем и спалим плевелы ядовитые! Спасём этот остров! С нами Бог!!!

– С нами Бог!!! – Дружно грянули «братья». Но многим из них, не смотря на пламенные речи Корнелия, пришлось здорово напиться вечером, чтобы хоть как-то заглушить рвущий душу визг горящей заживо беременной девочки.

Впрочем, после каждого раза становилось всё легче и проще.

Черногорск, 2 апреля 2018 года

При оформлении обложки использовано изображение, взятое с https://pixabay.com/ по лицензии СС0