Линия жизни

– И зря, рыжая! Я вот тебе что говорил, – мариец тронул лошадь поближе к девушке, дабы наверняка быть услышанным. – Мариец радуется битве. Каждое сражение он ждет с нетерпением! Битва – это праздник! А что сегодня сделала ты? – он язвительно улыбнулся. – Лишила их праздника! – воскликнул он, привлекая внимание рядом идущих.

Яна не стала оправдываться. Девушка чувствовала, что это неправда, однако не могла сходу сказать почему, не могла подобрать нужных слов. Она вообще не была скорой на слово, а тут еще и сомневалась, действительно ли требуется что-то говорить.

Потому она снова молчала.

– А?! – обратился мариец к одному из воинов – худому мечнику в изумительно грязной одежде. – Лишили нас сегодня праздника! Верно ж, Кадана?!

– Верно, Сумиля, – довольно кивнул грязнуля.

– Именно так! – продолжал хрипеть мариец. – Ни подраться, ни отдохнуть, ни с девками северными полюбиться! Боюсь, не примут тебя тут, – с наигранным вздохом и едва скрываемой улыбкой он обернулся к Яне, ожидая ее реакции на этот выпад.

Ранее Яна никогда не оказывалась в подобных ситуациях. Отец был дружелюбен и ласков, Вира – серьезен и честен, а дружинники и прислуга – неизменно почтительны. Лишь Минг иногда позволял себе подшучивать над сестрой, да и то больше добро, почти с любовью: старший брат во всем брал пример с отца, а потому был с Яной заботлив и мягок.

Девушку не злили нападки и оговоры марийца: плохое отношение других ее не беспокоило, а Вира крепко выучил не злиться, какой бы повод для этого ни был. Яна всего лишь была растеряна, не представляя, как ей следует поступать. За растерянностью следовало смущение, за ним – молчание.

– Да что ж я! – не встречая сопротивления со стороны девушки, продолжал наседать Сумиля. – Надо ж рассказать тебе, что тут да как! Все новобранцы должны поначалу прислуживать кому-то из старших и опытных.

Мариец поймал едва заметное удивление, мелькнувшее на лице девушки.

– Так заведено, – словно извиняясь за обычаи, он пожал плечами. – Уже сотни лет. Устраивает?

Рыжая корсанка сразу не понравилась Сумиле. Чужестранка, из стана битого ими врага, с неясными намерениями, убившая великолепного воина Марии, при помощи богов или, что, по разумению Сумили, было скорее, колдовством получившая личное приглашение Зиги. Учитывая последнее, ее должны были зачислить в красный отряд9 – то, к чему сам Сумиля шел долгие восемь лет. Зависть, неприязнь, досада за глупость гаири – все смешалось воедино.

Яна все еще не понимала, что происходит, твердо зная лишь то, что воин с косичкой и странным голосом говорит неправду. В людях она разбиралась плохо и вряд ли смогла бы отличить ложь от правды, однако учителем девушки был старый мариец:

«Мариец никому не прислуживает. Даже богам, – говорил Вира о своих соотечественниках. – Чужое командование он принимает лишь на время войны. И по своей воле».

Ничего не ответив, она отвернулась от обманщика, вновь обратив свой взор на идущее рядом с ними войско. Марийцы с любопытством разглядывали девушку, ее крашенную в цвет сажи одежду, белого в пятнышко коня и в особенности ее трофей, закрепленный слева от седла, – огромный двуручный меч Дори.

Один из них – крепкий на вид бородач – не мог оторвать взгляда от кривого клинка и шел быстрее прочих, дабы не сильно отстать от вожделенного оружия.

– Если не устраивает, возвращайся к себе домой! – небрежно бросил Сумиля, державшийся чуть позади. – Иначе никак!

Заметив бородача, он перевел взгляд на огромный меч, мастерски выкованный из превосходной стали. За такой кусок железа в Марии можно было получить небольшой дом или пару красивых невольниц. Если же посчастливится найти того, кому нужен гигантский меч, цена возросла бы вдвое.

До того момента желая прогнать девчонку или по меньшей мере выместить на ней свою злость, Сумиля быстро поменял свои намерения:

– Хотя, знаешь, есть выход… – он поравнялся с Яной, дабы не быть услышанным другими.

Девушка повернулась к нему, невольно давая хитрому марийцу надежду на простодушный обман.

– Можно не прислуживать, если у тебя есть чем откупиться, – сказал он, полный лживой серьезности. – Обычно у новеньких нет ничего интересного… А у тебя есть конь, наверняка есть золото… наконец, меч этот есть. Он все равно не по размеру тебе, – Сумиля дружелюбно усмехнулся. – Так что? Согласна?

Растерянная Яна упрямо продолжала молчать. Ей не было жаль меча, однако отдавать трофей за обман, просто за то, чтоб ее оставили в покое, девушке не хотелось. Посему она решила молчать, пока дело не дойдет до драки, в которой для нее все становилось просто и понятно.

В своей жизни Сумиля сталкивался с разными «жертвами» – и дерзкими, и откровенно глупыми, и, конечно же, молчунами. Не задумываясь, он тут же форсировал нападение:

– Так что? Прислуживать или меч отдаешь? – мариец потянул руку к седлу, на котором был закреплен изогнутый меч.

Вместо ответа клинок, сразивший недавно гиганта Дори, был выхвачен из ножен и без сомнений направлен на тянущуюся к трофею руку. Яна не торопила удар, желая лишь отпугнуть, но не ранить обидчика.

Сумиля моментально отдернул руку:

– Ты что творишь, дапка10 корсанская? – вновь срываясь на громкий звон, возмутился мариец. – Напала на меня?! На воина красного гая11?! На Сумилю?! Во время похода?!

В течение военной кампании дуэли среди марийцев были запрещены, нарушение сего закона каралось смертью. Естественно, что об этих тонкостях марийского уклада жизни Яна не была осведомлена.

– Смерть! – завопил Сумиля, ища поддержки у окруживших их воинов. – Я требую ей смерти!

В толпе начались пересуды, бормотание. Кто-то за спиной Яны поддержал соотечественника, призывно прокричав: «Смерть ей!»

Все пошло совсем не так, как ожидала Яна. Вместо поединка теперь ей грозила расправа, самосуд, выйти из которого победителем совершенно не представлялось возможным.

«Прежде чем умереть, надо вдоволь подраться», – мелькнуло у нее в голове, и она тут же подняла верного коня на дыбы.

Подступившая было толпа чуть ретировалась, что дало девушке время соскочить наземь, хлестко ударить лошадь по крупу и крепко сжать эфес своего меча. Безумная ухмылка, появившаяся на ее лице, отпугнула противников сильнее рванувшей от удара лошади.

– Смерти! – охмелевши от азарта, вновь завопил Сумиля.

Замерев в боевой стойке, Яна присматривалась к окружившим ее марийцам, оценивала их возможности, одновременно прислушиваясь к происходящему за своей спиной. Оттуда следовало ожидать атаки прежде всего.

– Довольно! – властно заявил голос как раз за спиной у девушки.

Схватившиеся было за оружие марийцы разом остановились, обратив недовольные взоры за спину ускользающей жертвы.

– Нет, Кира, не хватит! – раздраженно возразил властному голосу Сумиля. – Она напала на меня! И должна умереть посему! Закон для всех един!

Кира тяжело выдохнул.

– Кончай дурачиться, – спокойно, словно уставши, отвечал марийский командир. – Во-первых, у тебя ни царапины – это раз. Во-вторых, законов наших она не знает. И объяснить их должен был как раз ты, Сумиля. Это три.

С укоризной смотря на своего подчиненного, он степенно выехал на место предполагаемой казни, тем самым пресекая всякие мысли о расправе.

Недовольный сим поворотом событий, Сумиля зло сплюнул под ноги девушки и, ехидно улыбнувшись, отвернулся. Для него ничего не кончилось. Ничего не могло так кончиться для Сумили, уже давно прозванного Коварным.

Свое прозвище он получил неспроста. В честном бою один на один Сумиля был по марийским меркам середнячком. Зато в подлых уловках, засадах, скрытных вылазках, разведке ему не было равных. Без чести, без совести, его острый ум всегда был направлен на достижение цели.

– Вы оба! – окликнул их Кира, правой рукой поднимая золотой ярлык с изображением богини Марии. – До конца похода объявляю вас кровниками. Умрет один – умрет другой.

– А? – от неожиданности Сумиля так и застыл с открытым ртом.

– Решение гаири, – закончил Кира, взглядом указывая ошарашенному воину на символ власти, молчаливо означавший, что Зига доверил тому распоряжаться от своего имени.

– Боги, за что?! – сжав кулаки, Сумиля с надеждой и негодованием уставился в небо.

Такие кровные связки применяли редко, но не было ничего более эффективного для примирения двух врагов. Неважно, где и при каких обстоятельствах умрет один, – второй будет в ответе. Если умер – значит не уберег, а следовательно виновен.

– Эй, пройдохи! – обернувшись кругом, закричал Сумиля. – По прихоти главного эта рыжая дапка теперь моя кровница! Запомните сами и другим передайте! – он вскочил на коня и без жалости пришпорил всю жизнь покорно служившее ему животное.

Крепкий бородач, ранее так внимательно наблюдавший за мечом Дори, привел Яне ее ожидавшего поодаль коня. Девушка благодарно моргнула.

– Меч продашь? – кивнул бородач на бок лошади.

– Возможно, – одномоментно Яна испытывала и облегчение, и разочарование.

– Славно, – мариец улыбнулся. – Сколько?

– Не знаю, – честно ответила она. – Сколько ты дашь?

– Неправильно, – недовольно закачал головой бородач. – У нас цену продавец называет. Раз назвал – менять нельзя. Кто первый спросил, тому и первое право купить. Я – первый! Запомни! – строго заключил он.

– Хорошо, – как бы извиняясь, девушка скромно улыбнулась. – Подходи завтра.

– Вот и славно, – довольный, мариец с заботой потрепал пятнистого коня за гриву и вскоре смешался с потоком возобновивших движение воинов.

Последовав его примеру, Яна погладила морду верного Кинжала, как звала она своего коня, даренного ей отцом на двадцатилетие.

– Езжай за мной, – спокойно скомандовал Кира и так же спокойно, без толики суеты тронул вперед.

Яна послушно последовала за ним.

– Военные законы Марии просты, – не откладывая в долгий ящик, начал Кира. – Выполняй приказы своих командиров, не сражайся со своими и не калечь их. За нарушение этого устава положена смерть. Своруешь у своих – десятикратный штраф. Это все.

– Поняла. А как…

– Что как? – строго прервал ее командир.

– Как быть с хамством?

По отцовской дружине Яна хорошо знала, что крепким мужчинам обойтись без этого решительно невозможно. Где хамство, там обида, а где обида, там драка, кровь и ранения. Не отвечать на гнусные выходки? Это казалось ей непонятным. Особенно после недолгого общения с Сумилей.

– Просто, – казалось, Кира имел ответ на любой вопрос. – Потерпевший выбирает кулачный бой или тренировочное12 оружие… по своему вкусу, организуется поединок. Но если будут нанесены тяжелые раны… – он испытующе посмотрел на девушку с медными волосами.

– Смерть?

– Верно.

Князь Гит решал сию проблему иначе, в каждом случае пытаясь вникнуть, определить кто прав, а кто виноват и насколько. После чего признанный виноватым подвергался наказанию, обычно в пользу князя, – чистил конюшни, стирал одежду, выполнял прочие мало кому приятные, но общественно необходимые работы.

– Какой у тебя опыт сражений? – прервал Кира на секунду повисшее молчание.

– Бои на арене.

– Хм, – ухмыльнулся марийский командир, наконец разгадав, почему этот мастер не участвовал в генеральном сражении. – И сколько?

– Не счесть.

– О-о, – улыбаясь скромному бахвальству девушки, протянул Кира. – Полагаю, у тебя был хороший учитель.

– Лучший, – без доли сомнения заявила Яна.

Обычно спокойный мариец от души рассмеялся. Слишком молодой казалась ему девчонка, чтобы делать такие громкие заявления.

– И как его звали?

– Вира.

По телу Киры пробежали мурашки. Из всех мастеровитых марийцев он знал лишь одного Виру – непобедимого и без преувеличения легендарного воина Марии, одним своим появлением нагонявшего страх на целые полчища врагов.

Взрослые навыки девушки хорошо подтверждали эту единственную гипотезу, и все же кое-что в голове марийского ветерана не складывалось:

– Твоим учителем был сам Молчаливый Вира?

– Не знаю. Болтать он точно не любил.

– Вира Молчун не брал учеников, – поучительно возразил Кира. – Никогда!

В знак того, что ей незачем на это возражать, Яна пожала левым плечом.

Некоторое время они ехали молча. Кира невольно предался воспоминаниям о молодости. Молчаливый Вира был для него кумиром, образцом для подражания. Да что там, он был для него богом. Много раз Кира умолял учить его, а «бог» столько же раз безжалостно ему отказывал… Впрочем, как и всем прочим просителям. И все же с годами люди становятся мягче.

«А Вира все-таки был человеком», – так заключил для себя Кира.

Он с трепетом и в то же время с безотчетной ревностью лицезрел появившееся перед ним наследие легенды, некогда всецело им обожаемой. По разумению Киры, неблагодарная девчонка даже вообразить не могла той благосклонности богов, что заставила упрямого мастера таки взять ее в ученицы… и сделать из нее превосходного бойца.

– Ты лучше не говори никому о своем наставнике, – холодно предупредил он.

Девушка недоуменно взглянула на него.

– Знаешь, каким было второе прозвище Молчаливого Виры? Вира Отступник.

6. Предложение

– Небесный камень мне в лоб13! Что за демоническая точность! – шептал себе под нос Шива, наблюдая, как кончиком катури14 Яна попадает в солнечное сплетение спешно отступающего противника. Ошеломленный воин сгорбился, безуспешно глотая ртом воздух. – Будь это настоящий клинок, ты бы уже сдох!

Шива был очень самолюбив и дотоле не позволял себе хвалить чье-либо боевое мастерство. Он был молод, очень талантлив и еще не достиг тех вершин признания, с которых можно раздавать честные комплименты, не переживая за свое собственное эго.

Но последние дни будто преобразили Шиву. И не только его: ежедневный и всем привычный вечерний быт элитного гая за эти дни тоже изменился.

Как и опасался Сумиля, Яну определили в красный отряд. Гаири с самого начала собирался так поступить, а после доклада Киры лишь убедился в верности своего решения.

Можно сказать, что девушке определенно повезло. Если прочие марийцы в своих обыденных тяготах были предоставлены сами себе, красный гай стоял на особом счету: его членам стирали одежду, за них сооружали спальные шатры и готовили еду. Эти неприятные обязанности для них выполняли те самые бывшие дети, которыми марийцы брали дань со слабых соседей (обычай брать дань детьми имел своей целью не только унизить соседей, но и не дать им стать сильными).

Вечерами бездельничая и поглощая армейскую барзу15, красный гай являл всем прочим воинам вожделенный образ успешной военной карьеры. Бывшей княжьей дочке, не умеющей о себе заботиться, все это было очень кстати.

Как кровницу Сумили и победительницу гиганта Дори, Яну более не задирали. Исключением был лишь сам Сумиля, не жалевший для нее едких словечек и гнусных поддевок:

– Корова корсанская… мечта моя кровная, боль моя неуемная! – под одобрительный хохот любивших его марийцев напевал он у костра.

Подобные словесные оскорбления девушку не беспокоили. Беспокойство же, как оно часто бывает, возникло там, где она его совсем не ждала.

Помимо Яны, в элитном отряде находилась только одна девушка – Альма – миниатюрная лучница, способная с пятидесяти шагов поразить стрелой яблоко. При других условиях для них бы подняли отдельную «женскую» палатку, однако лучница была в отношениях с Харди, тоже воином красного отряда, с которым и делила свою постель.

Посему Яне пришлось ночевать вместе с двумя другими мужчинами, что в военном походе никак не может пройти без последствий. Девушка была молода, недурна собой и в отсутствие конкуренции многим воинам представлялась эталоном желания, даже несмотря на презираемые марийцами цветные волосы. Неудивительно, что один из ее двух соседей по шатру той же ночью не сдержался и домогался ее тела.

Свидетели того происшествия – караульный и ранее упомянутый Шива, будто нарочно вышедший в тот час по нужде, – сначала заслышали ругань и стоны, а затем увидели и самих виновников беспокойства. Крепко схватив наглого воина за обычно мягкий мужской орган, она выдворила того из палатки, приземлив аккурат к ногам любопытного караульного.

– Победишь на катури – получишь тело, – без толики злобы в голосе объявила ему Яна. – Не раньше.

Поправив перекосившуюся от борьбы с мужчиной рубашку, она развернулась, чтобы вновь отойти ко сну.

– Огонь-огонь-огонь-огонь! – безумно закричал все еще валяющийся на земле мариец. – Эта женщина создана для меня! – он всклочил на четвереньки. – Эй, рыженькая! Подождешь?

– А? – удивилась Яна.

– Я мигом! Портки натяну – и за мечом! Не уходи!

Не дожидаясь согласия, он стрелой рванул мимо девушки в их совместное походное жилище.

Вскоре, освещаемые скупыми языками ночного костра, они уже стояли друг против друга: он, словно зверь, высунувший язык в ожидании добычи, и она, в ночном наряде превратившаяся в самую обычную девушку с деревянным дрыном.

В неравном противостоянии отточенные навыки и холодное сердце быстро взяли верх. Больно хлестнув по правой кисти обидчика, Яна наступила ногой на оброненный им катури.

– Ну надо же! – оправдывался неунывающий мариец. – Это, верно, боги подшутили надо мной! Дай мне еще шанс, а? – заискивающе он смотрел в ее черные глаза.

– Хорошо. Но не ночью, – неожиданно согласилась девушка, вдруг поймавшая на себе удивленный взгляд караульного. – Ты тоже можешь попробовать. Любой может, – она посмотрела на Шиву.

Тот надменно отвернулся.

Следующим днем весть о возможности таким манером завоевать расположение «рыжей пройдохи», как часто называл ее Сумиля, облетела весь лагерь. Стоило войску закончить дневной переход, как тут же пожаловали первые претенденты – не только вчерашний безумец, но и еще пятеро изнывающих от желания вояк.

Получив так необходимые ей поединки, пусть и тренировочные, Яна вновь обрела душевное спокойствие.

А еще через день неожиданно пробудился общий азарт: одни жаждали ее тела, другие хотели одолеть в бою, третьи желали оказаться на ее месте, дабы показать другим свою удаль и отвагу. Азарт этот играючи вытеснил, казалось, неодолимое пьянство, пустой мужской треп и бесцельное натирание своего оружия.

Благодаря новенькой вечера красного, а по его примеру и первого гая теперь проходили под сопровождение лихих тренировочных дуэлей. Одни набирались опыта, другие оттачивали навыки, третьи учились, просто наблюдая за действом.

«Как и подобает воинственному народу, – одобрительно говорил себе Шива. – Только вот… неужели она большая марийка, чем все мы?!»

Сам Шива в этих боях не участвовал: ему было интересно наблюдать. Наблюдать, как эта стройная девушка играючи расправляется с элитными марийскими воинами, изучать ее приемы, вникать в странную технику владения мечом. Не считая первого боя, Яна не стремилась сделать все быстро, предоставляя любопытству Шивы огромный объем исследовательского материала.

Сперва он был эгоцентрично предвзят, про себя критикуя или недооценивая мастерство девушки. Но с каждым следующим поединком Шива все сильнее и сильнее проникался к ней симпатией.

Поражали его не столько легкие с виду победы Яны: все же лучшие из лучших марийских воинов, страшась утерять свой авторитет, не вызывали ее. И не столько ее, как Шиве казалось, скромность: одерживая верх, Яна не насмехалась, не потешалась, лицо ее не озарялось снисходительной улыбкой. Поражало его богатство технического арсенала девушки: когда число подмеченных им приемов перевалило за пять десятков и он потерял им счет, Шива был окончательно ею околдован.

Яна мерещилась ему днем, в лучах слепящего солнца, неизменно снилась по ночам, и сам он утерял способность видеть ее изъяны, отмечая и гипертрофируя лишь то, в чем она была хороша. Даже ее медные волосы, местами утерявшие надлежащий цвет, казались ему несказанно очаровательными.

Шива ясно понимал, что это любовь… и был уверен, что именно эта любовь и есть та самая – настоящая, одухотворяющая, что даруется лишь раз в жизни.

Не зная, как подступиться к объекту своего вожделения, он даже подумывал принять участие в предложенной ей игре – вызвать на бой и победить ее на катури. Однако промысливая такой сценарий, Шива все же отказывался от затеи: совсем не так хотел он добиться ее взаимности – только не силой, не принуждением.

Потому Шива просто продолжал наблюдать за боями девушки.

– Снова не будешь добивать? – чуть слышно пробормотал он, в то время как Яна сделала шаг назад от задыхающегося после меткого удара, но все еще сжимающего в своей руке катури соперника.

– Все, все! – нашлись недовольные таким добродушием. – Мотай уже! Сдули тебя!

Тот недовольно обвел взглядом своих товарищей и, наконец отойдя от шока, выпрямил спину и поднял катури.

– Раз так оно вышло, стоит еще кой-чего попробовать, – хитро улыбнулся он, начав маневрировать вокруг своей цели. – Вот так, например!

Воин опустил деревянное лезвие к земле и, незаметно ковырнув почву, метнул в обидчицу комок грязи, а после сразу бросился вперед с прямым выпадом. Комочек полетел так, как и хотел хитрый мариец, – ровно Яне в лицо; по той же траектории следом направился и кончик катури.

Если бы она укрылась ладонью или закрыла глаза, времени для блока или уклонения не осталось. В таких случаях Вира учил девушку делать шаг в сторону, после чего «рубить набегающего». Прилежная ученица, она в точности исполнила заученное движение – шаг вправо со взмахом меча, удар по правой кисти.

Однако и на этот раз упрямый мариец не пожелал сдаться: не в силах более крепко держать катури правой, он мигом сменил хват на двуручный.

Словно обозлившись на его упрямство, девушка немедля нанесла два несильных, но очень быстрых тычка – легкий в шею, а затем в живот. После вскинула меч вверх, чтобы, вложив вес, сильно рубануть в место «слияния» рук и меча противника.

Не обращая внимания на одобрительные уханья, Яна устремила вопросительный взгляд на Киру, чуть ранее подошедшего к самому краю наспех сооруженной арены.

Тот с любопытством осмотрел полуголую, как принято в учебных марийских боях, девушку. Обычай марийцев оголять в тренировочных боях торс пошел от стремления повысить чувствительность от ударов тупого деревянного оружия.

– Оденься и через половину часа будь у шатра гаири. Верхом и при оружии. И да, – чуть принюхавшись, добавил командир, – умойся!

Шива насторожился. Намечалось что-то серьезное, намечалось с ее, но без его участия. Прикусив от досады язык, он встал с насиженного места и вышел в центр пока еще пустующей арены. Подобрав с земли катури, Шива направил его на ближайших к нему зрителей:

– Ну что? Дерзнет кто-нибудь выйти против меня?..

Яна же в означенный срок предстала перед гаири. В его огромном шатре уже собрались командиры, горячо обсуждая предстоящее дело. В дальнем от них углу скромно сидели наложницы, ни словом, ни звуком не напоминая мужчинам о своем существовании.

Без лишних церемоний девушка направилась прямо к Зиге. Завидев ее быструю поступь, один их командиров, люто не доверявший новенькой, преградил ей путь.

– Спокойно, Мази! – усмехнулся гаири, довольный заботой своего командира. – А ты, девочка, – он обратил лицо к Яне и приглашающе поманил рукой, – давай сюда, не стесняйся.

– Зачем звал?

Хоть и спокойный, но все же, по его мнению, не подобающий обращению с гаири тон, взбесил Мази, лицо его скривилось. Зига улыбнулся. Его всегда забавляли подобные потуги сделать из гаири некое подобие бога.

– Ты, милая, едешь со мной на переговоры.

Семь дней назад, пройдя мимо Син-Ти, марийское войско свернуло в земли Западного Корса. Местный князь – Гуарт – также посылал войска на сражение с марийцами и по его завершении недосчитался семи десятых своих солдат. Большая часть регулярного войска погибла, прочие, в основном из наемников и ополчения, разбежались.

По пути к замку Гуарта марийцы разорили и разграбили все близлежащие поселения. Грабеж у марийцев был также строго упорядочен. Разорением занимались не все четыре тысячи войска, а в порядке очередности – один или два гая, в зависимости от размера поселения. Провиант шел на общие нужды армии, прочие ценности командир гая распределял между своими подчиненными, исходя из их недавних заслуг. Лишь полученные в бою трофеи по древнему марийскому обычаю отходили непосредственно их завоевателям.

Замок Гуарта оставался в полудне пути от лагеря марийцев. Переговоры в такой момент могли означать лишь то, что князь хочет заключить соглашение, не допуская неприятеля до столицы.

Сам Гуарт был из того поколения корсанских князей, что войне предпочитали торговлю и ремесло. Он уже давно платил марийцам, платил не только как слабый сильному, но и за защиту от других слабых – иных корсанских князей, ализийцев, вандов и солитиканцев.