Линия жизни

– С мечом неплохо. Даже хорошо… Рука левая бесполезная. Куража с избытком. Тактика… Будет толк, – заключил старик и ушел на кухню.

…

Еще семь лет, до самой своей смерти, старый мариец каждодневно наставлял Яну. Сначала он намеревался пробыть в Син-Ти месяц, затем – полгода, а потом остался совсем. Усердие и успехи молодой марийки увлекли старика, наполнили загрубевшую душу старого мастера давно забытыми эмоциями и стремлениями.

– Главный враг – беспокойство, – важно бухтел неседеющий мариец своей ученице. – Страх… Кураж… Ярость… Нетерпение… Все одно. Плохо! С опытом приходит. Не все доживают…

– Вира, и что мне делать? – недоумевала Яна. – Мне не страшно, не зло, а с радостью битвы… разве могу я что-то с ней сделать?

– Есть… Один способ есть.

Успехи в обуздании девичьего азарта пришли не сразу. Два полных года понадобились ветерану, чтобы научить Яну любить поединок «нежно», «без суеты».

Прочие, не касающиеся эмоций уроки и наставления Виры были выучены много скорее. Все его советы девушка впитывала, словно губка. Даже кулачный щит, с которым ранее она никогда не имела дела, неожиданно быстро и органично вписался в ее неформатную технику боя.

Мариец чувствовал, что потенциал девушки безграничен – ее талант, бесстрашие и маниакальное усердие с лихвой компенсировали недостаток мышечной силы. Но он также чувствовал, что дни его на исходе: сильные боли в животе никак не оставляли его. Потому он торопился, проводя с княжеской дочкой дни напролет.

Усердие Виры естественным образом вызвало в князе ревность. Он не мог прогнать марийца – уж слишком очевидным было его влияние на успехи дочери. И также не мог позволить ему единолично занять весь ее день. Посему князь часто наблюдал за их занятиями со стороны, слушал, о чем они говорят, иногда вставлял свое словечко, чаще выходящее не очень уместным.

Мариец косился, Яна улыбалась, князь успокаивался. Она любила его по-прежнему.

…

Примерно за половину года до сражения с марийцами Вира не смог встать с постели, призвав Яну к себе. Встревоженная, девушка незамедлительно явилась.

Сильнейшие боли мучили старого мастера, самолюбие которого не позволяло ему стонать или жаловаться.

– Кончаюсь, – как всегда кратко, описал он ситуацию.

Девушка села перед ним на колени. Хотелось плакать, но зная, что проявление эмоций лишь расстроит ее учителя, она держалась. Она внимательно посмотрела в его глаза и, как учил ее Вира, по-марийски очень медленно моргнула ему в знак признательности за все, что он для нее сделал.

Старый мастер криво улыбнулся.

– Рано. Не все еще… Теперь слушай…

Вспоминая науку Виры, она заставила себя успокоиться и вся превратилась в слух.

– Привычки, обычаи… Характер. Все можно использовать против врага… – Вира облизал губы, подавляя очередной приступ боли. – Корсанцы. Неплохи на мечах, ужасны со всем прочим… Вспыльчивы и плохо организованны… Почитают отцов. Всегда держат слово… Почти… Что значит?

– Например, если в бою назвать его отца бычиной2, враг может впасть в ярость и утерять контроль… – с готовностью отозвалась Яна. – Или что пятеро корсанцев не сложнее, чем два или три.

Старик одобрительно кивнул.

– Ванды… Преклоняются перед Вандой, богиней справедливости…

Мариец продержался еще день, после чего наконец позволил смерти забрать свою жизнь. Последнее, что он сказал своей ученице в бреду горячки, было:

– Все смертны. Боги тоже… Срази их…

3. Боец

В тот год Яне исполнилось тринадцать. Несмотря на ее выдающиеся успехи в обучении, одна мысль сильно беспокоила князя. Мысль та заключалась в известной истине, что настоящий бой разительно отличается от учебного. В свои сорок семь Гит прекрасно помнил, как дрожали его колени перед первым сражением, помнил ту пустоту и тот страх, что заполняли тогда его разум. И после он много раз видел юношей, умелых и способных, умирающих в первом же реальном бою.

Зная, что только боевой опыт позволяет спокойно смотреть смерти в лицо, князь желал своей дорогой дочери получить сей бесценный опыт наименее болезненно.

На то подвернулся случай. Князь объезжал свои дальние земли, осматривал собранный урожай, как в хлебном амбаре обнаружили вора – босоногого мальчишку, лет тринадцати-четырнадцати. Парень оказался чужаком, за воровство ему полагалось отсечение пальцев.

Когда местный староста уже собирался исполнить жуткий приговор, князь неожиданно вмешался, забрав парня себе. Гит не соврал, объяснив, что намерен использовать того для боевой тренировки молодых воинов. Что, по сути, было равноценно смерти. Женщины, услышав решение князя, даже пожалели мальчишку, хотя в действительности отрубленные пальцы означали ровно то же: без рук нет работы, без работы нет хлеба, а без хлеба – всего остального.

Поручив Урису – верному старику, который служил еще при отце Гита, – с восходом привести парня в условленное место, сам князь отправился в Син-Ти. Стремясь оградить дочь от ненужных переживаний, он лишь предупредил ее, что завтра на рассвете будет особое занятие. Себя же избавить от волнений князь не сумел, всю ночь проведя в сомнениях, терзаниях и кошмарах.

Рано утром, когда еще не успела высохнуть роса, а солнце появиться над горизонтом, князь с дочерью, оседлав своих лошадей, спешно подъезжали к месту будущего сражения.

– Будем драться на конях?! Или, может, с волками? – гадала возбужденная дочь.

Ее волосы были сплетены в десятки маленьких черных косичек. Яна впервые придумала себе такую прическу, однако взволнованный князь даже не заметил перемены.

Дабы побороть волнение, а заодно избежать допроса дочери, Гит пришпорил своего коня. Яна, к тому моменту уже неплохая наездница, галопом помчалась за ним.

Вскоре они уже стояли под огромным раскидистым дубом. Запыхавшиеся лошади натужно фыркали, на горизонте показались первые лучики, слепя спешившихся наездников. Издали к ним приближались Урис и его спутник.

– Сегодня ты будешь драться с ним, – предательски дрожащим голосом сказал отец.

Дочь недоуменно обернулась к нему, и князь тут же сделал вид, словно ему холодно.

– С Урисом, что ли? – удивилась Яна.

Отец на мгновение повеселел.

– Нет, с тем парнем.

– Хм… – привыкшая соревноваться со взрослыми мужчинами, Яна не понимала, что такого особенного в бою с мальчишкой.

– Это бой насмерть, – серьезно предупредил князь. – Ошибка может стоить тебе жизни.

– Жизни? – переспросила девочка, не отрывая глаз от своего будущего противника. – Тогда придется не ошибаться.

Казалось, она не принимает угрозу всерьез, не понимает всех связанных с ней рисков. Это одновременно и радовало, и пугало князя, который тревожился много сильнее, чем в день своей собственной первой битвы.

Когда путники приблизились, князь молча бросил к ногам мальчика легкий щит и короткий меч. Парень, обо всем подробно проинструктированный Урисом, также молча подобрал оружие.

Победа в сражении не гарантировала ему свободы, она давала лишь шанс на еще один день – зато сытный и спокойный. Хотя со стороны это выглядит грустным, для вора, в каждой ходке привыкшего рисковать всем, все это не казалось столь безнадежным.

Противники вышли в поле. Мальчик чуть смутился, увидев, что ему надо драться с девчонкой. Даже такому сорванцу, как он, бить девочек было совестно.

– Прошти, – шепелявя произнес он, – придется тебя зачипакать3.

Без малейших промедлений он напал на свою противницу, что есть дури маша мечом из стороны в сторону. Терять мальчику было нечего. Лицо его обезобразилось злым звериным оскалом.

Яна, глубоко пораженная неистовством и яростью, с которыми парень бросился на нее, просто отступала, на заученных рефлексах уклоняясь или блокируя летящие в ее направлении удары.

Сердце князя было готово вырваться наружу. С безумной силой он сжимал поводья своей лошади; его виски ритмично пульсировали, в глазах устрашающе темнело.

Очень скоро мальчик, впервые взявший настоящий меч в руку, выдохся. Он остановился, махнул еще пару раз и, почувствовав непреодолимую тяжесть в непривыкших к нагрузкам руках, опустил оружие.

К тому моменту временное замешательство Яны уже испарилось. Погрузившись в схватку, она, словно в тренировочном бою, быстро пришла в привычное для себя состояние.

– Ты совсем неумеха! – заключила девочка, подходя к переводящему дух противнику. – Но ты ведь хотел моей смерти…

Мальчик ударил наотмашь, попал в выставленный мечом блок и тут же получил восходящий рубящий по шее. Кровь хлестнула Яне в лицо, невольно заставив зажмуриться. Когда она открыла и протерла глаза, мальчик уже лежал на земле, его истекающее кровью тело еще подергивалось от конвульсий.

Князь подбежал к дочери и, встав на колени, обнял ее.

– Па-ап, он умер?

– Да, доча, умер, – князь судорожно поглаживал дочь по голове, волнение понемногу отпускало его. – Тебе его жаль?

– Не-а. А что с нами происходит, когда мы умираем? То есть после того, когда мы умираем?

– Души умерших забирает Бог Смерти, – князь освободил дочь от объятий, взял за руку и потянул по направлению к огромному дубу.

– Для чего они богу Дари? – Яна хорошо знала, как зовут Бога Смерти.

– Если в жизни он был достойным человеком и храбрым воином, Дари поднимает его душу на небеса. Оттуда умерший может смотреть за великими битвами, за тем, что происходит с его родными, – поведал князь устоявшееся в народе поверье. – А если был злодеем, подлецом или трусом, то всяко забавляется с его душой: палит ее огнем, кипятит в масле, щекочет до умопомрачения.

– М-м, – уходя, девочка обернулась к еще теплому трупу, – этому в небеса не попасть.

После стольких переживаний, сопутствующих первому бою, мысль о новой дуэли князь запрятал в самых укромных уголках своего разума. Любое напоминание о том дне вызывало у него неприятные эмоции, что заставляло тут же переключиться на иные дела или иной предмет размышлений.

Даже когда Яна спросила о следующем бое, он, всегда с дочерью учтивый и обходительный, повысил голос и наговорил ей ненужных грубостей. После ему, естественно, стало совестно, и, желая загладить перед дочерью вину, князь обещал устроить ей новый поединок, но… не раньше чем через полгода.

К означенному сроку дочь стала напоминать отцу о данном обещании. Для Яны тот поединок оставил позитивные воспоминания – первое ошеломление быстро забылось, а вкус победы и совершенно небудничное ощущение смерти, принесенной своей рукой, крепко отпечатались в ее памяти.

Гит был бы рад забыть о том обещании, но слово князя было дано, и нарушить его он никак не мог. Когда оставалось всего десять дней до оговоренного срока, князь позвал Уриса и вместе с еще одним верным и крепким дружинником отправил их с заданием в приграничные земли Корса – найти и незаметно украсть юношу, «не слишком опытного, но и не хлипкого».

Те двое все сделали, как поручено: тайком добрались до приграничного кабака на северной границе Корса, приметили подходящего ванда, а когда тот, крепко выпив, пошел прогуляться, повязали его, погрузили на лошадь и спешно доставили князю.

Князь встретил всю компанию в охотничьем доме, недалеко от того самого злополучного дуба. Не показываясь юноше из темноты, князь огласил ему свои условия.

– Вот это точно!4 – впервые заговорил кудрявый юноша, весь путь стойко хранивший молчание. – Во имя каких богов я должен соглашаться?

– Ты не в том положении, чтобы отказываться, – сухо отрезал князь.

– Свободного и честного человека самым бессовестным способом похитили и вынуждают невольником идти на арену? Вот это точно! – юноша в возмущении раскинул в стороны руки. – Чудесно, князь, я сыграю по вашим правилам! Ведь князь Гит всегда держит свое слово, не так ли?! – юноша хитро улыбнулся.

Только тогда князь внимательно пригляделся к пленному: чистые пальцы рук, несвойственные пахарям и ремесленникам, простенькая одежда, но дорогие кожаные сапоги, а на правой руке – перстень со знаком коронованной змеи – одного из княжеских домов Ванда.

От досады Гит сжал губы и закрыл глаза. Его двое посыльных умудрились украсть и, как догадывался князь, вдоволь поизголяться над княжьим сыном соседнего королевства.

«Уж верно, их вел злобный Рога5, – недоумевал про себя князь. – Что ж, вся эта затея не нравилась мне с самого начала!»

Любой возможный исход не сулил князю ничего хорошего. Победит Яна – знатного юношу будут искать, и, если будут делать это усердно, следы их приведут в имения Гита. Если победит юноша, по его возращении домой грянет война. Хотя что могла значить для князя война в сравнении с потерей своей обожаемой дочери.

Тем не менее князь уже был себе не хозяин: он дал слово юноше, а еще ранее дал его Яне.

– До завтра будешь моим гостем, – решив: «Будь, что будет», ответил князь. – В замок пригласить не могу. Но еду, теплую постель и доброе оружие обещаю. Бой на рассвете. С чем будешь сражаться?

– Благодарствую, князь! Тяжелый меч6 сойдет, как ваш, допустим. Вот это точно! – юноша снова недобро улыбнулся.

Соперник обещал быть непростым, и это еще сильнее портило Гиту настроение. Поручив обращаться с молодым человеком достойно, князь отбыл в Син-Ти, чтобы провести еще одну кошмарную ночь.

Утро. Снова фыркающие лошади. Тот же дуб, то же волнение и та же, лишь чуть повзрослевшая, дочь. Парадоксально, но князь нарочно выбрал то же самое место и время, понадеявшись, что раз все получилось тогда, то наверняка получится и сейчас.

– Прекрасный меч, князь! – похвалил юноша, сделав несколько выверенных взмахов. – Вот это точно! Искусная работа! Так где мой противник?

Князь указал ему на стоящую рядом с ним Яну.

– Князь, это шутка?! Я ожидал бычины злобного, – казалось, ему весело.

– Это моя дочь… – с тяжелым сердцем молвил Гит. – В поле, – тихо скомандовал он, нежно направляя свою отраду вперед, а в мыслях зарекаясь устраивать подобные поединки и давать подобные обещания.

– Чуки-пу!7 – засмеялся юноша. – Посмотрим, чему тебя научили!

Молодой ванд и в самом деле вышел умелым бойцом. Однако из-за своей самоуверенности и потому, что перед ним была девушка, он вел бой вальяжно. Яна, со своей стороны, также не торопила события, ведь она ждала этого сражения так долго.

Сначала они обменивались редкими ударами, много маневрировали, однако с каждой следующей атакой темп боя возрастал. Юноша проверял способности девушки, она делала то же самое.

– Ох, а это было сильно! – воскликнул ванд, едва увернувшись от неожиданно закрученного удара. – Вот это точно! Ого! Безумная красота! – с трудом отвел он едва уловимый для глаз укол снизу.

Ловкость, храбрость и совершенно нетипичная техника владения мечом заставили юношу проникнуться к своей сопернице симпатией. Все еще позволяя себе временами отвлекаться от боя, он разглядел ее необыкновенные медные волосы, гладкую, без изъянов кожу, непривычную для вандов маленькую переносицу.

Вместе с тем приглянувшаяся ему особа продолжала наращивать темп. Сначала прошел скользящий укол в плечо, затем юноша замешкал и не успел уберечь от пореза кисть.

– Па-ап, – заговорила Яна, вполне обычный голос которой также показался юноше удивительным. – Мне точно надо его убивать?! С ним весело!

– Право, князь, что за дикие вы забавы придумали?! – поддержал противник, проведя неожиданный удар, наконец заставивший Яну отступить.

Тут же юноша развил наступление: еще один сильный и неудобный для контратаки выпад, толчок, размашистый удар со смещением. Не без труда избежав атаки, Яна отбросила веселость, бой выровнялся.

Отскочив после очередной серии атак, юноша вдруг поднял вверх левую руку и громко обратился к наблюдавшему за ними князю:

– Князь Гит, я всецело покорен вашей дочерью, – чуть запыхавшись, начал он, – и не могу себе позволить погубить столь прекрасное создание. Если вы ставите мне условие, моя жизнь или ее, я готов умереть!

С этими словами он отбросил меч в сторону, встал на одно колено и склонил свою кудрявую русую голову.

Яна растерялась, князь тоже. Мысленно он сомневался, не схитрил ли ванд, таким изощренным способом надеясь получить пощаду. Однако на момент остановки бой был равным, хотя князь не исключал, что последний натиск юноши был совершен из последних сил.

Как бы то ни было, сложившаяся ситуация давала возможность князю выйти из щекотливого положения, сохранив при этом лицо.

Дав друг другу слово до конца дней молчать о случившемся, мужчины расстались. Уже с теплотой в сердце посмотрев на огромный дуб, князь с Яной отправились домой, а юноша еще долго провожал их взглядом. Он точно знал (чувствовал), что эта встреча не может быть последней.

После той дуэли князь стал глух к просьбам дочери о новом поединке. Не помогали ни уговоры, ни мольбы, ни, конечно же, угрозы.

– Она уже не боится, страха нет, – объяснял себе князь, – а лишний раз рисковать – просто глупо.

Когда обучением занялся Вира, он сразу объявил о дефиците боевого опыта. На вопрос князя, как много, по его мнению, этого опыта нужно, старый мариец отвечал, что «много не бывает».

К тому моменту мастерство Яны достигло уровня, при котором князь мог бы не переживать за исход дуэлей. Однако отец есть отец: он согласился лишь после того, как мариец заявил, что тогда он уходит.

Согласившись, князь, однако, поставил условие: своих людей он не даст (это было бы слишком расточительно для казны), а приглашать всех желающих он запрещает (придут лишь матерые дуэлянты).

Решение было найдено элегантное и полезное общественно. Вира заключил соглашение с местным разбойничьим главарем: тот организует поединок, обе стороны делают ставку, кто выиграет – забирает весь куш. Мариец в свою очередь обещал платить за организацию боя восемь десятых своего выигрыша.

Сделка казалась выгодной, и Виншт – лидер негодяев – согласился. Каждые десять дней он устраивал самое настоящее зрелище: собирались зеваки, делали на бойцов ставки, много пили. Все это давало Виншту доход: со зрителей – по полмедяка, со ставок – одну десятую, выпивка – втридорога.

Эти походы к разбойникам очень нравились Яне. Сначала надо было незаметно выскользнуть из Син-Ти, принять маскировку, поблуждать в лесу, затем сразить двух-трех противников и с теми же приключениями двигаться обратно. В город они возвращались уже к утру, когда начинали орать петухи, а выгнанные из кабаков пьяницы были единственными прохожими, коих можно было встретить на улицах.

Поскольку женщин в Корсе к войне не допускали, Яне приходилось играть роль юноши. Грудь для этого перетягивали тканью, волосы пришлось остричь до стандартного у корсанских мужчин «до плеч», а на голову надеть модный в то время среди воров кожаный, скрывающий нос и губы шлем.

Все это не так стесняло Яну, как замена ее кулачного щита на защитную перчатку и кинжал. Даже самый умелый воин привыкает к своему оружию, и всякая такая замена сильно сказывается на точности движений. Однако деваться было некуда: ее щит был столь особенным, что бандиты скоро бы догадались, с кем имеют дело.

Сначала от желающих не было отбоя: рядовые разбойники из шайки Виншта, заезжие бандиты, невольники. Затем, когда победная серия Яны достигла двадцати пяти, желающих резко убавилось. Никто не хотел драться сам, все были готовы только ставить на «Малыша», как прозвали бандиты юношу, которого она изображала.

Тогда Вира поднял свою ставку впятеро, сохранив прежним требование к взносу противника. Это позволило привлечь еще дюжину алчных бойцов, которым мысль о столь крупной сумме вскружила голову. Еще пятеро вышли на арену осознанно: заслышав о непобедимом парнишке, они нарочно ехали к Виншту, чтобы бросить тому вызов. С точки зрения опыта бои с ними были для Яны особо ценными.

Потом Вира снова повысил ставку, но ворье не шевелилось: все были готовы с удовольствием наблюдать за боем, но никто не хотел выходить против «Убойного Малыша».

– Ладно, – Вира и не думал сдаваться, – Малыш сразится с двумя сразу.

– С двумя?

С таким маневром желающие снова нашлись. В паре противники стали выглядеть более достойно, а сами сражения выходили более затяжными. Виншт потирал руки, дела снова шли хорошо.

Бой против двоих абы как подготовленных негодяев не сильно утруждал Яну. Однако мариец дал ей четкую установку: драться дольше, врага калечить, но не кончать.

Так и пошло: сначала двое, потом трое, пятеро. Слухи о жутко способном юноше, не проигравшем ни одного боя, быстро заполонили весь Корс, достигнув Ванда и даже Ализии. Князю советовали сыскать молодого воина, простить ему былые разбойничьи прегрешения и взять в состав дружины.

В конечном счете Виншту приходилось трудиться вдвое больше, чтобы найти им противников; все больше времени он проводил как делец и все меньше занимался своим основным ремеслом. Так, естественно, не могло продолжаться долго.

Очередной ночью, тайно пробираясь к бандитскому лагерю, бывалый мариец почуял неладное. Вместо привычного гудежа, слышались лишь отдельные диалоги, вместо зарева костров тускло сияли одинокие факелы на стенах форта; караул у центральных ворот пристально вглядывался в темноту.

– Нехорошо, – недовольно процедил Вира, давая знак своей спутнице следовать за ним.

Подкрались к караульным. Не обремененные воинской дисциплиной, они открыто обсуждали предстоящую засаду.

Вира еще сомневался, как им поступить, когда второй караул обнаружил их. Сделав вид, что они только-только подошли, учитель и его «Малыш» поприветствовали сторожащих и таки вошли внутрь.

– Присмотри стрелков, – немного отстав от караульных, прошептал Вира. – Атакуй неожиданно!

Виншт встретил их, словно ничего не случилось:

– О, ну вот и Малыш пожаловал! Думал, уж и не придете вовсе! – он вышел им навстречу, тогда как его соглядатаи начали медленно подниматься со своих мест и окружать долгожданных гостей.

– Здравствуй, – тихо буркнул Вира, хмуря густые черные брови.

Стоило им сблизиться, как мариец молниеносным движением кинжала полоснул Виншта по горлу. Его сподручные еще не успели понять, что происходит, как он хлестнул еще дважды, и вновь обе его цели упали замертво.

«Малыш» тоже вступил в сражение, спешно напав на приближающихся к ним неприятелей. Даже для Яны, неплохо, как ей казалось, знавшей своего учителя, его внезапность и смертоносность стали полной неожиданностью.

Оттянув на себя группу врагов, «Малыш» сместился вправо, поближе к стене, дабы они с Вирой не мешали друг другу. Кружась в толпе не слишком умелых бандитов, когда выдавалась секунда передышки, она бросала взгляд на стену, где находился одинокий лучник. Мельтешение в темноте своих и чужих не давало ему прицелиться – все в точности как учил ее Вира.

– На стену! – крикнул тот, как только рукопашных бойцов осталось пятеро.

Уложив еще одного, девушка перепрыгнула через нагроможденные вокруг нее трупы и рванула к стене. Бои со стрелками всегда давались ей просто: достаточно было увернуться от первого снаряда. Все, что для этого требовалось – отменная реакция и пространство для маневра. Которого как раз и не хватало…

Когда она выглянула наверх, стрелок уже ожидал ее. Он не стал спускать тетиву сразу, надеясь прицелиться наверняка. Ускоряя бег, Яна поразилась насколько узким был проход на стене – в нем вряд ли могли разойтись двое взрослых мужчин.

«Уклониться не выйдет!» – мелькнуло у нее в голове, и она тут же бросила свой кинжал в противника.

Яна совсем не умела метать левой рукой, а потому ее бросок прошел мимо. Тем не менее этого оказалось достаточно, чтобы незадачливый стрелок чуть сбил прицел и, испугавшись, выстрелил. Стрела слегка ковырнула ей по правому бедру и глухо стукнула о стену. Прыжок, выпад, смерть.

– Сделано!

– Теперь кабак, – прохрипел мариец.

Вира уже разделался с остальными и, подняв большой деревянный щит, тихонько передвигался по двору, закрывая Яну от прицела прячущегося в кустах стрелка.

– Старик, ты нечто! – улыбаясь шепнула она.

Через несколько секунд Вира услышал предсмертный вскрик засевшего в доме разбойника.

– Готово, – отрапортовала Яна, осторожно выглядывая из окна небольшой бандитской таверны.

– Догоняй, – спокойно ответил мариец, опуская щит. – Он побежал.

Через пять минут они уже сидели рядом. Яна, наконец снявшая свою маску, пыталась восстановить дыхание, сбившееся после долгой погони. Вира, тоже тяжело дыша, молча рассматривал свои драгоценные ножи.

– Не ожидала… что ты все еще так хорош! – не скрывая своего восхищения мастером, молвила девушка. – Словно Бог Смерти! – она улыбнулась.

– Какое… – чуть сморщился учитель, отвыкший от комплиментов. – Чуть не кончился… Со своих же ударов.

Старик повернулся к своей ученице, только теперь заметив небольшую кровоточащую рану на ее бедре.